В штабе полковник Раух встретил подполковника-особиста и майора Солоухина долгим мрачным взглядом, который подразумевал, что после паузы обязательно прозвучат слова, не сообщающие ничего хорошего.

– Из ХАДа, говорят, приехали? – не дождавшись этих слов, настороженно спросил подполковник Яцко. Его настороженность показалась майору Солоухину естественной именно в свете недавнего разговора, а вовсе не потому, что особисту положено по долгу службы быть настороженным. Солоухин и сам чувствовал, что должно вот-вот произойти нечто, продолжающее историю с уничтожением имама Мураки.

– Уже уехали… Не дождались… – полковник задумчиво постукивал граненой плоскостью красного планшетного карандаша по столешнице, перед каждым ударом карандаш переворачивая, чтобы ударить другой стороной – получался вдумчивый ритм, чуть отстраненный от текущего момента.

– Что так поторопились, товарищ полковник? – поинтересовался и Солоухин в противовес подполковнику Яцко абсолютно невинным голосом, словно не понимал, какое продолжение должно сейчас последовать, – показал, что владеть своими чувствами он умеет. – Нас, что ли, испугались?

– Чего им ждать… Они и без тебя напуганы…

Примерно этого Солоухин с подполковником и ожидали.

Майор, ожидая пояснений, вопросительно поднял на самый лоб до белесости выгоревшие брови. Честно говоря, он чуть не каждый час ждал какого-то сообщения от ХАДа или еще от кого-то, но дело с уничтожением имама Мураки не могло закончиться просто так, без продолжения. Он это и нутром, и опытом чувствовал. И ждал не сверхъестественного, не глаза немигающего в облаках, а конкретных боевых действий – активных, жестоких, как любая война, и целенаправленных.

Но полковник продолжал вертеть в пальцах карандаш и не спешил с объяснениями.

– И кто их напугал? – не выдержал все-таки подполковник Яцко, не имеющий такой тренированной воли, какой обладал майор Солоухин.

– Видеокассета… – сообщил полковник.

– Очередное обращение? – поморщился майор.

Он уже видел много обращений полевых командиров душманов. У тех мода такая – записываться перед камерой и посылать противнику свою подготовленную речь с угрозами. Надежда на слабые нервы адресата, и не более.

– Обращение, наверное, тоже… Но главное там другое…

– Капитан Латиф?.. – догадался майор Солоухин, потому что ждал именно такой развязки.

– Капитан Латиф… – Карандаш в руке полковника ударился о стол так, что его можно было теперь смело выбросить. Ни один графитовый стержень, даже самый мягкий, не выдержит такого удара. – Капитан Латиф в конце, а вначале один полковник из ХАДа… Может, помнишь, майор, тебя допрашивал… Такой, нос всегда пистолетом держит, и лысина, не в пример моей, естественная… Его выкрали. И засняли, как ему сначала нос отрезают, а потом самого кромсают на куски… А потом уже капитан Латиф… Впрочем, я не видел еще и сам… Рассказали только… Сейчас видеомагнитофон принесут. Посмотрим…

Он вытащил из ящика стола и положил перед собой видеокассету.

– Что с Латифом? Съемка казни? – мрачно поинтересовался подполковник Яцко, исподлобья глядя на видеокассету, как на откровенного врага.

– Этим завершается. Сначала тот полковник… Потом капитан Латиф рассказывает о том, как «шурави» готовили операцию. Все упоминаются поименно – кто готовил, кто в ней участвовал, от генерала до последнего солдата… Даже те, кого капитан знать не мог, а солдат он знать наверняка не мог… Для тебя, подполковник, работа! Выяснить, откуда у них полный список личного состава и все данные на офицеров штаба. Капитан Латиф читает список по бумажке. Кто-то эту бумажку душманам переслал… Более того, у них уже есть список погибших в вертолете… Это могло уйти только из нашей канцелярии или откуда-то повыше…

– Хорошо работают… – сказал Солоухин.

Подполковник Яцко коротко глянул на майора, как только что смотрел на видеокассету. Он принял эти слова как упрек в свой адрес. Упрек, если бы он прозвучал в действительности, был бы вполне справедливым. Именно подполковник Яцко, как сотрудник особого отдела КГБ, и должен нести ответственность за такую информированность «духов». И нести ему ее, судя по всему, придется…

В дополнение к ответственности за уничтожение имама Мураки, которую и на него тоже возлагают афганцы…

– И в заключение нам собираются показать сборище двенадцати имамов, которые предают нас всех проклятию и сообщают, что проклятие это начало действовать еще до того, как погиб имам Мураки… Говорят, впечатляет. Впрочем, я сам еще не видел… Посмотрим…

– Посмотрим… – мрачно отозвался майор Солоухин.

Подполковник Яцко выглядел весьма бледным, словно приболел…

В дверь постучали, и вошел дежурный офицер с видеомагнитофоном в руках и долговязый штабной переводчик, зажавший под мышкой маленький телевизор…

– Будем смотреть, – сказал Раух. – Слабонервных прошу подготовить валидол заранее…

Под утро, за час до рассвета, произошло ЧП – в палаточном городке загорелась одна из палаток. Замкнуло электропроводку, как с ходу предположил дежурный офицер, и возник пожар. Огонь быстро перебросился на соседнюю палатку и даже задел цепкими яркими языками третью, когда пламя удалось сбить. Пострадавших не было. Никто даже не обжегся. Солдаты из этих палаток оказались на задании и должны были прилететь только днем, как и вообще половина личного состава.

Находящиеся в это время в городке офицеры батальона и офицеры штаба собрались на месте происшествия. Из штаба привели заспанного прапорщика-электрика, который несколько дней назад проверял электропроводку именно в этих палатках. Тогда ему пожаловались, что от проводки пахнет паленой изоляцией. Прапорщик уверял, что все контакты проверил и заново соединил на совесть, и по его вине ничего произойти не могло. Он твердил это настолько упрямо, что никто и усомниться не пожелал, чтобы не выслушивать эти уверения еще раз.

Подполковник Яцко, понимая, что случай этот может войти в сферу интересов его отдела, от электрика ни на шаг не отходил. Контролировал каждое движение и сам был похож на электрика, когда совал нос к каждому проводу, желая его понюхать, хотя все вокруг гарью пахло одинаково резко и противно. Главное, что Яцко хотел выяснить – был пожар по халатности электрика, или это был умышленный поджог.

Армейская палатка – такое несуразное сооружение, что загорается быстро, но и быстро сгорает, несмотря на хваленую противопожарную пропитку. И при этом часто остается в целостности металлический каркас, который порой позволяет опытному взгляду определить, откуда пожар начался и как проходил. Определить пытались чуть не всеми наличными офицерскими силами батальона спецназа ГРУ, потому что опыта пожарного следствия никто не имел. Собрались толпой, мешая друг другу, и зажимали носы – уж очень противно пахло от подгорелых ватных матрасов и полушерстяных одеял. Они в отличие от самих палаток медленно горят. Скорее, просто тлеют. Потушить успели, но запах остался не самый приятный.

– Здесь вот и загорелось… – прапорщик-электрик показал на коробку разводки с оплавленной краской на металлической крышке.

– Уверен? – спросил подполковник Яцко.

Прапорщик пожал плечами.

– А где ж еще?..

– А почему загорелось?

– Искры пошли…

– Это понятно, что не брызги… Искры-то почему пошли?

– Замкнуло…

– Мы даже и это понимаем… – усмехнулся майор Солоухин. – Но искры без причины не пойдут. Значит, контакт был плохой?

Прапорщик опять пожал плечами.

– Я помню… Плохой был контакт, изоляция подгорала… Я все соединил и завинтил… Не должно бы…

Старший лейтенант Вадимиров в разговоры не вступал. Он только пододвинул к себе табуретку с обгорелым боком, взобрался на нее, предварительно попробовав ногой на устойчивость, вытащил вместо отвертки нож и принялся развинчивать коробку.

– Подсветите… Видно плохо…

Сразу несколько сильных фонарей подняли свои лучи и, как палки, уткнули их в коробку.

– Здесь только два винта… А должно быть четыре… – сообщил старший лейтенант.

– Я на все винты завинчивал, – категорично и невозмутимо сказал прапорщик-электрик. – С этим у меня всегда порядок…

Винт упал на деревянный не сгоревший пол. За винтом и сама крышка коробки. Вадимиров присвистнул.

– Что там, Александр Владимирович? – со стороны, не подходя близко, спросил майор Солоухин. – Не заминировано?

Майор еще пытался шутить, хотя шутка эта вызвала сердитый взгляд подполковника Яцко.

Вадимиров спрыгнул с табуретки и протянул перед собой раскрытую ладонь. Лучи фонарей, как по команде, перешли с коробки на эту ладонь.

– Что это? – подполковник Яцко не мог понять.

– Подгоревшая пакля. Не вся сгорела. В углу коробки была зажата и потому не вся сгорела. Кто-то, кто знал, что в палатке никого нет, вставил в коробку пучок пакли и неплотно затянул винты, чтобы пакля хорошо продувалась и могла загореться. Контакты болтаются свободно. Только прижаты друг к другу. Должны искрить…

Подполковник посмотрел на прапорщика, как бык на матадора.

– Надо проверять всех афганцев, кто работает в городке, – сказал Солоухин. – Таких больше тридцати человек…

Яцко долго думал, но сообразил наконец, что сказал майор.

– Пойдем со мной, – скомандовал прапорщику.

– Пусть сначала проводку исправляет, – распорядился полковник Раух, в отсутствие командира части выполняющий его обязанности и потому слегка категоричный. – Дежурный! К утру должны стоять новые палатки… Людям после операции где-то отдыхать надо!

Палатки к утру стояли. Не совсем новые, новых на скромном складе военного городка не нашлось, но целые, по крайней мере. И теперь не сразу можно было догадаться, что в городке ночью был пожар, если в сами палатки не заглядывать, потому что там, внутри, запах паленой ваты так и остался. Спать в такой палатке без противогаза невыносимо – через минуту, если сам не закашляешься, проснешься от чужого кашля. Поэтому боковые стенки палаток приподняли для проветривания. А к вечеру обещали подвезти с других складов новые матрасы.

После завтрака старшего лейтенанта Семарглова вызвали в штаб. Майор Солоухин встретил своего подчиненного в прохладном штабном коридоре с легкой усмешкой.

– Курил, Василий Иванович, много?

– Никак нет, товарищ майор. Стараюсь вообще не думать об этом, и даже не очень и хочется… – Семарглов, как обычно, улыбался, в очередной раз демонстрируя известную всем легкость своего характера.

– Тоже правильно. Чем меньше думаешь, тем голова целее. И помни, что я тебе установку дал… Не будешь ты курить… Но я буду проверять, как моя установка работает. Пойдем к Рауху. После обеда вылетаешь со своим взводом. С собой берешь новичка – подполковника Яцко. Но операцией, учти, командуешь только ты. К подполковнику можешь прислушиваться или не прислушиваться по своему усмотрению, но действовать будешь самостоятельно. Понял?

– Так точно, товарищ майор. А что, подполковнику здесь дел мало? После пожара-то… Это ж откровенная диверсия…

– Военная прокуратура уже сюда летит… Наш Яцко не по тому профилю. Его функциональные обязанности – профилактика… И хочет, кажется, смотаться, чтобы следаки его здесь не застали. Кто любит сам допрашивать, не любит, чтобы его допрашивали…

– Понял… – старший лейтенант хитро улыбнулся, оценивая ситуацию. – Что за задание? Опять караван?

Казалось, теперь, после успешного выполнения пары первых задач последних дней, для старшего лейтенанта выследить и уничтожить караван настолько же простое дело, как после завтрака в зубах поковырять. Можно и просто от скуки заняться… И это не уверенность в своих силах, а та же легкость восприятия ситуации, черта характера, которая в глаза бросалась сразу, еще до участия Семарглова в непосредственных боевых действиях. Сначала майор Солоухин из-за этого отдельно к Семарглову прислушивался и присматривался. Но уже убедился, что легкость отношения ко всему окружающему совсем не идентична бездумному отношению к боевому заданию и не отменяет у старшего лейтенанта персональную ответственность. К заданию он относится с полной серьезностью.

– На сей раз интереснее… И ответственнее… Раух объяснит… – и постучал в дверь оперативного отдела.

Полковник объяснил, но не сразу. Он сидел в своем кабинете, обняв бритую голову двумя руками так, что длинные узловатые пальцы петушиным венчиком переплетались на затылке, и смотрел в карту, словно читал в ней увлекательный роман.

– Район серьезный, – вводя в суть дела, сразу предупредил Семарглова майор, оперевшись двумя руками о край стола и тоже склоняясь над картой. – К горам мы все привыкли и там работать умеем. Даже ты уже умеешь… А здесь на три десятка километров одни болота и камыши, со всех сторон окруженные пустыней. Заплутать так же легко, как в центре Москвы. И еще учти осложняющую ситуацию – под самым боком Иран. Заплутаешь, туда попадешь и устроишь нам маленький международный скандал, который дипломатам потом месяц разгребать. Такие случаи, кстати, уже были… Камыши прямо через границу уходят. И не поймешь, может случиться, в какой стране находишься…

– Да, осторожнее надо быть… Осторожнее… – полковник Раух оторвался от увлекательного «чтения» карты и протянул старшему лейтенанту руку. – Граница в болотах никак не отмечена. Она в воздухе висит… И ни КСП, ни колючей проволоки в три ряда… С одной стороны афганский кишлак, который тебя и интересует, с другой иранское селение. Между ними сотня шагов по горячему песку и четыре похожие одна на другую тропинки. Не спутай. Дома и сады тоже похожи, словно одними руками выстроены. Вся визуальная разница в том, что на иранской стороне есть двухэтажное административное здание. Там иранский флаг висит. «Духи» пока без флагов обходятся… Разве что одним светло-зеленым… И еще маленькая деталь – в Иране магазин есть. Афганцы туда за покупками бегают. У вас не получится, потому что ночью магазин закрыт, а до открытия дожидаться не рекомендую… Место высадки – вот здесь…

Длинный палец полковника показал точку на карте.

– Маленькая прогалина среди болот. Возвышенность не больше двух десятков метров. Обзора нет, но и тебя не видно. Теперь суть задания… Солоухин!

Майор сменил позу. Вместо ладоней поставил на стол оба кулака, руки согнул, словно отжиматься собрался, и ниже склонился над картой.

– Идешь по азимуту… – майор начал ставить задачу. – Умеешь, надеюсь?

– Конечно, товарищ майор… – улыбнулся Семарглов.

– Вот и прекрасно. Идешь, значит, строго по азимуту. В рабочей карте азимут отмечен красным карандашом. Направление – к афганскому кишлаку, который используется в качестве базы сразу двумя полевыми командирами душманов… – Теперь уже палец майора постучал по точке на карте. – Раньше они между собой повоевывали, как добрые земляки, не умеющие поделить авторитет, теперь сдружились. Вчера оба отряда выступили в рейд, предположительно на пару недель. По крайней мере, согласно донесению осведомителя, запасов они с собой взяли на пару недель. И нет пока видимых причин, чтобы им вернуться. Наше командование по нашей просьбе сняло небольшой войсковой гарнизон недалеко от их пути, чтобы «духи» не влипли в историю и не были вынуждены не вовремя вернуться. Сейчас в кишлаке не больше двух десятков «духов», часть из которых раненые, остальные представляют собой что-то вроде сил тылового обеспечения и не в состоянии оказать серьезного сопротивления. Кроме одного человека. Он, кстати, тоже легко ранен и только поэтому не пошел в рейд. Это основной их штабной работник, может быть, даже начальник штаба, выпускник нашей академии Генштаба. Все операции против наших и правительственных войск разрабатывает именно он. Живет он в комнатушке в самом штабе. Этого человека или захватить, или, при невозможности захвата, уничтожить…

– Понял, товарищ майор…

– Ничего ты не понял, потому что я не закончил… Это второстепенная задача. Так сказать, попутная, чтобы упростить себе жизнь в дальнейшем… Основная – в комнате, где живет этот человек, стоит сейф. Простой металлический ящик, и не надо быть «медвежатником», чтобы его вскрыть. Ключи должны быть у человека, которого я тебе уже представил. Не будет ключей, хватит взрыва гранаты. Нам нужен только один документ оттуда. Только один… Договор на поставку «Стингеров» фирмой из Саудовской Аравии, но, как ни странно, с банковскими реквизитами какого-то американского банка. Искать в куче бумаг будет сложно. Мне кажется, проще забрать все бумаги из сейфа…

– Тем более мы не знаем точно, что там есть еще, – добавил полковник Раух. – Могут попасться интересные бумаги… Лучше забрать все… Заранее приготовьте мешок побольше…

– Понял, товарищ полковник.

– Теперь смотри сюда… – полковник вытащил из ящика стола газету, на полях которой неумело или небрежно, наспех был нанесен простым жестким карандашом чертеж. – Это приблизительный план того самого кишлака. Мы запросили карту космической съемки, чтобы иметь план более точный, но карту могут прислать только завтра. Ждать мы не можем. Мало ли как изменятся обстоятельства. Смотри… Вот это здание в самом центре – штаб. Буквой «Г»… Самый большой дом. Не ошибешься. Правое крыло… Ты подходишь вот отсюда… – показал палец. – Две улицы. Для движения выбираешь ту, которая понравится… Запомнил чертеж?

– Так точно.

– Вот и все, – завершил постановку задачи майор Солоухин. – В кишлак проникать скрытно. Ни к чему нарываться на возможный заградительный огонь и нести потери. Тихо пришли и тихо же ушли… Лучше вообще без выстрелов… Может быть, если будет возможность и необходимость, и сейф целиком унести. Мы не знаем, сколько он весит… Не думаю, что слишком тяжелый… И все… Назад на вертолетную площадку. К середине дня должны быть там. Вертолет будет уже ждать. В усиление к твоему взводу дается подполковник Яцко, временно переведенный на должность рядового, и старший лейтенант Вадимиров со снайпером и арбалетчиком. Арбалетчик – на случай встречи с собаками.

– Еще вот что… Лишнего при Яцко не болтай… – невнятно и едва слышно предупредил, как пробормотал, полковник. – Все-таки особист… Сам знаешь, что это такое…

– А зачем он вообще нам нужен, товарищ полковник? Проверка?..

– Нет, – недобро усмехнулся Солоухин. – Просто подполковнику необходимо развеяться, чтобы не видеть в каждом пролетающем мимо облаке «око Мураки»…