14

Рабочая смена прошла спокойно. Гастролеров, которые изредка доставляют беспокойство, не было. Крупной игры тоже. Я пару раз садился за стол — побаловался в «Black Jack», несколько раз поставил на «цвет» в рулетку — эти игры для меня шли за счет заведения, своего рода маскировка, как на войне. Но большую часть смены я просидел на высоком табурете рядом со стойкой бара. Пить нам во время работы запрещалось — игрок постоянно находится «за рулем», но создавать видимость, будто бы я постоянный клиент и не более того, тоже надо. Я ни одного «каталу» не смогу вычислить, если он меня вычислит раньше. Барменша Люда выдрессирована достаточно хорошо и под видом коктейля подает чистый сок. Это тоже за счет заведения. Из-за стойки удобно наблюдать за всем залом. Если где-то будет заметно оживление, то я сразу неторопливо двинусь туда. Оценивать ситуацию и принимать в случае необходимости соответствующие меры. Кроме того, с высокого табурета хорошо видно всех крупье, которые в случае необходимости должны подать мне знак.

Смену я спокойно проскучал. Впрочем, как и большинство других смен. Настоящая работа мне выпадает вообще редко. Это в первое время, сразу после открытия казино, повалили сюда ребятки с блудливыми пальцами. Отвадил я их быстро. Было дело, мне пытались пригрозить, но тут уже вступала в работу внешняя охрана. Несговорчивым быстро объясняли их место. Рамазановские парни отдельно беседовали с теми, кто считал себя излишне «крутым». Непонятливых вскоре не осталось.

Баринов приехал незадолго до закрытия, когда клиентов в зале почти не осталось. Сразу кивнул, дурак, мне. Не побоялся выдать себя. Вообще-то так не полагается. Кто-кто, а директор должен знать, что «расшифровывать» скрытого охранника никак нельзя, даже если в зале есть всего один посетитель.

И что подобное поведение Вячеслава Анатольевича могло сообщить мне? Это могло сообщить только один достаточно конкретный факт — Баринов уже списал меня в расход. И не церемонится. Не совсем приятно, но от этого факта отвернуться никак нельзя. Однако в то же самое время он и предупредил меня нечаянно — облава началась, флажки выставлены. Только не понимает — несообразительный! — что флажки выставляют на волков. А волк хоть и опасный, но очень трусливый зверь. Зря, что ли, частенько бегает с поджатым хвостом? Но я не волк, я даже на служебную злобную собаку не похож. Волк в панике замечется перед флажками, но напасть сам не сумеет. Служебная собака сама благородно бросится под пули убийц. Я же — просто достаточно крупная дворняжка, которая и на рожон не полезет, и в глотку вцепится тогда, когда момент позволит. Дворняжка живуча, сообразительна и опасна уже тем, что умеет приспособиться к любой ситуации. У меня слишком мало сил, чтобы атаковать по-крупному. Скажем, попытаться разобраться с Рамазаном… Но с теми, что рангом пониже, я справлюсь. Что сегодня уже продемонстрировал наглядно.

Чтобы закончить свою эпопею в казино — а заканчивать ее было пора, я сел за стол к Артуру — самому противному крупье в нашем заведении. Он считал себя великим карточным специалистом и неотразимым донжуаном. Самодоволен и глуп, как все люди такого склада.

Артур ухмыльнулся в жидкую рыжеватую бороденку и осторожно потрогал бесцветные волосы.

— Делать, что ли, нечего? — недовольным шепотом спросил он, когда я предложил ему сдать карты. Говорить громче и отказываться от игры, пока в зале находятся клиенты, он не мог.

— Сдавай… Покер…

И за десять минут неназойливо «обул» великого картежника на шесть тысяч. Просто сразу показал, что следует делать, чтобы первоначально шла карта и тому, и другому, но при «смене» одному приходила хорошая комбинация, а противнику ничего. Он так и не понял урока. Никогда такой крупье не научится нормально играть, потому что с головой не дружит. Слишком собой занят.

По правилам я должен был просто сдать в кассу фишки, которые «приобрел» за вечер у крупье. Касса у нас в другом помещении. Отдельный маленький зальчик, где обычно, кроме двух кассирш и охранника, никого нет. Я пошел туда.

— Светик, — обратился к кассирше, — клиент просит поменять ему фишки на «бабки».

Света, ни минуты не сомневаясь, поменяла. Я подмигнул охраннику и вернулся в зал, осмотрелся и решил, что уже пора.

Настала пора прощаться с заведением…

Дверь в служебные помещения всегда открыта для того, кто наберет правильный четырехзначный код. Я прошел туда, чиркнул зажигалкой, давая прикурить охраннику внутренних коридоров — он стоял с сигаретой в руке и смотрел по сторонам, не решаясь заглянуть в кабинет к директору и попросить у Вячеслава Анатольевича «огоньку». Сам я никогда не курил, но сигареты с зажигалкой на рабочем месте имел обязательно. Порой бывало необходимо положить блестящую никелированную зажигалку себе под руку. Никель — зеркало. И в этом зеркале не грех рассмотреть масть карты, которую сдаешь. Или хотя бы цвет масти. Один из многих вспомогательных способов в работе. Одними и теми же способами можно действовать только в пригородных электричках, играя на копейки с людьми, с которыми больше никогда не увидишься. В казино это не проходит. И каждый антишулер, как и шулер, даже в большей степени, чем шулер, вынужден постоянно искать что-то новое.

— К шефу? — спросил охранник.

— Заявление писать. В отпуск собрался.

— А почему зимой?

— На лыжах хочу покататься. Ты любишь это дело?

— Не-а… Это не для меня… Мне лучше жаркий пляж, загорелую бабу и холодное пиво… От шашлычка тоже не откажусь…

— Ну и зря.

— Что — зря? Шашлык?

— Лыжи зря не любишь…

Честно говоря, из меня тоже никакой лыжник. Если палки в руках крепко держу, то смогу устоять на лыжне достаточно долгое время. Но не будешь же всем объяснять, почему без лыжного спорта мне просто не выжить.

Я направился к кабинету директора, осторожно постучал и вошел. Маленькая комнатка с письменным столом и сейфом. Никаких излишеств. Но не от аскетизма Баринова. Просто Рамазан не дает денег на роскошь в служебных помещениях. Это в игровом зале все должно выглядеть солидно. А наемному директору роскошь ни к чему.

Вячеслав Анатольевич глотал какие-то таблетки и запивал их минеральной водой. Взгляд показывал, что он испугался моего появления, словно я застал его за длительным сеансом онанизма.

— Болеете? — спросил я.

— Тебе чего? — он еще сохранял приличествующий директору тон.

Ничего, Вячеслав Анатольевич. В свое время я вам все объясню.

— Заявление на отпуск написать. Сами же говорили, что пора мне отдохнуть… — я улыбнулся самой милой своей улыбкой, как положено улыбаться противнику за игровым столом. Долго и тщательно отрабатывал эту улыбку перед зеркалом. Вот теперь и для директора она сгодилась.

Улыбка его успокоила.

— А… Пиши, — он достал из стола лист бумаги и пододвинул мне. Ручку я сам взял из стаканчика на столе.

И написал.

— Отпускные сразу выплатите?

— Нет. Это к бухгалтеру. Днем.

— Завтра же выходной.

— Послезавтра.

— У меня на завтрашнее утро уже билет на поезд.

— Господи, что тебе эти копейки… — недовольно проворчал Баринов. — Вернешься — получишь… Ты же сейчас в средствах не нуждаешься.

— Нуждаюсь. Баксы уже уехали. Я собираюсь вслед за ними. Денег только-только на билет хватило. Вячеслав Анатольевич, — снова улыбнулся я, — может, возьмете из кассы, а после получите у бухгалтера и внесете…

Мне, естественно, эти копейки и в самом деле были не слишком нужны. Но, во-первых, я хотел настоять на своем из элементарного чувства справедливости, а, во-вторых, моя просьба была не чем иным, как тестом на «вшивость». Вообще-то Баринов человек не слишком жадный. Тогда почему упорно не хочет выплатить мне отпускные? Потому, что уверен — мне они не понадобятся?

Моя улыбка действовала на него, как упаковка димедрола. Баринов становился ленивым и вальяжным. И еще ощущал себя хозяином ситуации. Для разведки он мне именно такой и был необходим.

— Нет. Из кассы я брать не могу. Рамазан мне голову оторвет.

— Это же копейки…

— Нет. И так почти никакой выручки. Сам видел, как мало народу в зале. Игроки перевелись…

— В это время года всегда так. Не сезон. Но мне же надо уехать.

Он промолчал.

— Вы же сами советовали мне это. К тому же попал я в такую ситуацию из-за вас. Вы меня к Рамазану привели.

— Получишь послезавтра. Я скажу бухгалтеру, чтобы с утра тебе расчет сделала. И никаких проблем не будет.

Вот же упрямый боров. Упрямыми положено быть ослам, а боровам положено хрюкать. И вообще, говорят, свиньи животные очень умные, собаке не уступают. А этот — не иначе, из поросячих дебилов.

— У меня же билет на поезд. Тогда дайте из своих. А потом вернете… Вы же без денег, наверное, из дома не выходите…

Вот теперь он и в самом деле хрюкнул. От возмущения. Он еще не понимает, похоже, что он боров, откормленный под нож. Он все еще считал себя диким и свирепым кабаном.

— А ты наглеешь… К тебе по-хорошему, а ты, пацан, на шею сесть готов…

Баринов встал.

Баринов сел.

От резкого и одновременно мощного удара основанием ладони в лоб. Не хотелось брать на себя лишнего, жить после этого удара он сможет, а вот небольшое и весьма симпатичное сотрясение мозга я ему обещаю. Но своей вины в этом я не видел. Хотел же по-хорошему, а он перешел на оскорбления. Не люблю, когда ущемляют мое чувство собственного достоинства.

У Вячеслава Анатольевича глаза стали удивительно круглыми. Даже странно. Я же не в глаз ему дал, а в лоб. Возможно, он еще и не понял, что получил в лоб. И почему так резко сел, когда захотел встать. Пришлось помочь ему сообразить.

Я неторопливо, как сигареты из кармана, достал из-за спины пистолет с глушителем и так же без суеты направил его директору в испуганную физиономию. А потом щелкнул предохранителем. Дуло пистолета смотрело в человеческий глаз. В упор. Вот теперь он все моментально понял.

— Сколько ты хочешь? — спросил Баринов. — У меня с собой много нет. И кассу еще не снимали…

Голос дрожит, и прыгают раскисшие жирные губы. Удивительно красный острый язык, как жало, часто выскальзывает изо рта и облизывает губы. Баринов пытался держать себя по-мужски — по глазам видел, что пытался, но это у него плохо получалось.

Я молчал и смотрел напряженно, словно давал ему возможность подумать, оценить ситуацию.

— Я… — опять забегал вперед-назад-вперед-назад язык. — Я сейчас скажу, чтобы кассу снимали…

Он подумал, что я собрался ограбить казино. Дурак. Зачем мне эта уголовщина? Я же не хотел тягаться с Рамазаном.

— Отпускные отсчитайте… — я был по-прежнему вежлив.

— Сколько?

— Сколько полагается… Из расчета среднего заработка. Не первый год вы у нас на руководящей должности… Да и в вашем комсомоле платили отпускные. Должны помнить.

Раньше Вячеслав Анатольевич был секретарем райкома комсомола. Должно быть, тогда секретарям, как и сейчас директорам казино, при уходе в очередной отпуск полагались какие-то дополнительные средства. А что другим этого не полагалось, он, видимо, не знал. Иначе с чего бы вдруг он достал бумажник и вместо положенных мне денег выложил в два с половиной раза больше?

— Хватит?

Я убрал деньги в карман и поднял пистолет.

— Не стреляй… — просипел он.

— А вот насчет этого я подумаю.

— Не надо… Я же тебе ничего плохого не сделал…

— Неправда. Очень даже сделали. Сначала втравили в эту историю, а сами захотели остаться в стороне. Потом еще хуже. Вы же меня сдали парням Рамазана.

Очень вежливо и без эмоций сказал. Такая речь до него доходит быстрее. Пусть в штаны наложит. Он уже близок к этому. А, будучи по уши в дерьме, погоню организовать он не сумеет и не пожелает. Элементарно постесняется показаться кому-то на глаза. В туалет у него вход отдельный, прямо из кабинета. Сначала туда ринется.

— Не стреляй, я скажу тебе…

Это уже мне больше нравилось. Стрелять я, естественно, не собирался. Потом не отмоешься от всей дряни, которая из него — убитого — выползет.

— Рассказывайте…

— Они тебя у служебного выхода ждут… В машине…

— Спасибо, Вячеслав Анатольевич. Я ваш должник… — подбодрил я его. — Но теперь вам лучше сидеть тихо и не рыпаться. Потому что вы после меня сдали еще и парней Рамазана, а они вам этого точно не простят. Пока вы ничего против меня не предпринимаете, я ничего не предпринимаю против вас. Договорились?

У него в глазах засветилась надежда. Мое предложение он расценил как представление к государственной награде.

— Да… Возьми дежурную машину с охранником…

— Спасибо. Я возьму. Значит, я завтра утром уезжаю. Может быть, через месяц вернусь. А, может быть, и не вернусь. Но вы ничего об этом не знаете. Понятно?

— Да.

Я встал и шагнул к двери.

В служебном гардеробе я одеваться не стал. Просто взял свою дубленку в охапку и кивнул водителю дежурной машины Нодару:

— Поехали.

— С тобой?

— Со мной. Директор распорядился.

— А клиенты?

— Подождут. Сегодня, пожалуй, никого и не будет.

Дежурная машина с охранником-водителем предназначалась для доставки клиентов домой — на случай, если кто-то крупно выиграет. Такая платная услуга. Я сегодня тоже выиграл. Свою жизнь. Пусть доставляют.

Мы вышли из центрального входа. Машина стояла на привычном месте.

— Давай побыстрее… — попросил я.

Должно быть, голос меня выдал.

— Какие-то проблемы? — Нодар поднял густые брови.

— Проблемы. Серьезные…

— Помощь нужна?

— У тебя ствол с собой?

— Всегда с собой. Я же охрана.

— «Макаров»?

— «ПМ».

Он говорил совсем без акцента, хотя родился и вырос в Грузии. Вообще с Нодаром у нас были приятельские отношения. И именно поэтому мне не была нужна его помощь. Зачем парня подставлять? Рамазан не тот человек, с которым стоило портить отношения.

— Обойма запасная есть?

— Есть.

— Можешь выделить?

— Без проблем. Еще что-то надо? Я вообще-то мастер спорта по стрельбе. Правда, по стендовой, но и пистолетом владею нормально. При случае могу быть хорошей поддержкой…

— Спасибо, Нодар. Только тебе лучше в это дело не впутываться. Последствия могут быть нехорошие.

— Какие последствия!.. — сказался его грузинский темперамент. — Если мы друг другу помогать не будем, тогда последствия будут…

— Я завтра уже уезжаю.

— А до завтра?

— До завтра ничего не произойдет. Завтра уже наступило. До рассвета осталось несколько часов. Все будет хорошо, не волнуйся.

Он промолчал.

— Давай в объезд. Через старый мост, — оглянувшись, попросил я. Чьи-то фары светили нам в затылок. В пять утра движения на улицах почти нет. И любой «хвост» легко определить. Пистолет я пока не доставал.

Нодар свернул направо. Идущая за нами машина ушла влево, к новому мосту, и я не сумел рассмотреть, кто за нами ехал. Даже не понял, что за марка у машины. Если бы увидеть, что это «Москвич», это значило бы, что директора я пугал зря. Вячеслав Анатольевич сам, может, с перепугу и не побежит предупреждать засаду. Он позвонит.

— Здесь налево сверни, — показал я Нодару и еще раз обернулся.

Сзади никого не было. Зря я, похоже, начал волноваться. Должен же Баринов понимать, что меня постараются захватить живым, чтобы выпытать местонахождение денег. Иначе смысла нет разворачивать охоту на какого-то карточного игрока. А живой я вполне могу его сдать.

Мы выехали на улицу Братьев Кашириных и быстро оказались у поворота к моему дому.

— Спасибо, Нодар, дальше я пешком дойду.

Он посмотрел на меня, набычившись. Я видел, что он очень хочет помочь. Но я всегда был одиночкой и предпочитал оставаться им в дальнейшем. С одной стороны, это и плохо. Но с другой — если уж отвечать, то только за себя.

— Там проблем не может быть? — кивнул он в сторону темных дворов.

— Проблемы могут быть везде, но пешком дойти безопаснее. Так меня труднее заметить.

Он достал из кобуры запасную обойму и высыпал патроны мне в ладонь.

— Денег не надо?

— Спасибо. Сам могу предложить.

— Если что, звони, я подъеду. Я дома предупрежу, чтобы разбудили, если ты будешь звонить. Назови себя, и порядок…

На этом мы распрощались, и дальше я двинулся пешком, но не по дороге, где обычно все ходят и где каждого видно издали, а вплотную к стене дома. Там, в тени, меня вообще трудно заметить. Плохо только, что снег хрустит под ногами и этот звук выдает меня. Но он разносился не слишком далеко, и я мог услышать что-то подозрительное раньше, чем услышат меня. И еще, наверное, тем, кто живет на первых этажах, не слишком понравилось, что под их окнами в такую рань кто-то бродит. Народ нынче опасливый стал. Многие, думаю, проснулись и стали тревожно прислушиваться.

Баринов — обгадившаяся жар-птица! — все-таки не вытерпел. Переполненная дерьмом душа требовала мести. Он позвонил парням Рамазана. Я увидел машину не в своем, а в соседнем дворе. Может быть, я и не обратил бы на нее внимания, но меня привлек огонек сигареты за стеклом. В машине кто-то курил на заднем сиденье. Если на заднем, значит, там как минимум двое. И уже после этого я узнал в утреннем полумраке саму машину. Меня же за кустами различить было трудно. И я этим воспользовался.

Обошел дом — это лишних пять минут, и привычной дорогой через подвал добрался до квартиры. Долго прислушивался, стоя у двери. Звуков в утреннем подъезде почти не было, и потому я должен был уловить любой скрип половиц в своей квартире. Скрипа не было.

Я осторожно открыл замок и вошел, держа пистолет на изготовку. Тишина. Осторожно проверил все. В квартире никого. И только после этого закрыл дверь на задвижку. Не похоже, чтобы сюда заходили в мое отсутствие. Даже странно. Здесь — лучшее место для засады. Если брать меня живым — то ничего лучше не придумать. А караулить на улице есть смысл только в том случае, если они хотят меня подстрелить…

Но ведь мой симпатичный труп не принесет никому пользы.

Деньги они сами никогда не найдут!