– Вызвали транспорт. Сейчас отправляем задержанных. В отдельном автобусе вьетнамцев, в двух микроавтобусах цыган. Вместе с группой захвата. На пол голубчиков положим между сиденьями, чтобы на тесноту не жаловались. Нечего на них бензин тратить...

Итоги операции подполковник Елкин доложил полковнику Баранову по телефону. С подробностями. И не забыл красочно, как он умел говорить, обрисовать авторский выстрел Басаргина. Позвонил шефу уже домой, потому что Сергей Иванович не любитель засиживаться в кабинете допоздна – внуки не позволяли. Полковник выслушал молча, минуту думал, потом сказал:

– Если ты надеешься, что я и завтра дам вам всем до обеда отсыпаться, то напрасно. Не могу я весь отдел перевести на ночную смену.

– Понял, товарищ полковник, – Елкин подтянул живот. – Завтра с утра будем, как штык! Я даже клятвенно обещаю не завтракать, чтобы автобус без проблем довез меня до метро. В буфете позавтракаю... – добавил, оправдывая свой утренний героический поступок.

– Скажи, что я сейчас в управление поеду. Хочу посидеть на допросах... – сказал Александр, убирая свой «сотовик» в чехол на поясе.

– Басаргин вот говорит, что он даже ужинать не будет по той же причине. И жену забыть обещает, потому что решил сегодня ночевать в управлении. У него под столом там, наверное, раскладушка есть... А вообще он завтра... – начал говорить подполковник, старательно выделяя интонации сплетника, но нарвался на взгляд капитана и замолчал. – Будем утром, Сергей Иванович, не беспокойтесь...

И убрал свою трубку.

Басаргин сидел уже в «Волге», когда Елкин отдал последние распоряжения относительно задержанных. Машины одна за другой тронулись. «Волга» выезжала последней – подполковнику требовалось немалое время, чтобы успешно сесть в нее и не повредить сиденье.

– Домой звонил? – усевшись и убедившись, что у «Волги» все-таки хватило силы двигателя, чтобы сдвинуть груз с места, спросил подполковник.

– И домой тоже... Предупредил, чтобы не волновалась.

– Да, она после утреннего, надо думать, руки себе обламывает. А у нее руки – рабочий инструмент. Беречь надо! Это тебе моя нотация. На будущее, поскольку ты твердо решил нас покинуть на произвол, не скажу, чтобы совсем уж судьбы-злодейки, но уж киллеров всех мастей – это точно. Решил-таки?

– Решил.

– А еще кому звонил?

– Майору Лысцову.

– И что он?

– Охраняет ваши, товарищ подполковник, покой и сон.

– Нижайший мой поклон ему за это, – и подполковник глубоко задумался, решая, должно быть, куда ему деть при поклоне живот. Проблема, осилив которую можно посягать на Нобелевскую премию.

Басаргин задумчивость Елкина не нарушил. Он сам задумался слегка угрюмо. За один день два выстрела. Два авторских выстрела... Его даже слегка подташнивало, когда он вспоминал пузырьки крови вокруг входного пулевого отверстия. Невольно воображение подсказывало наличие и других таких же пузырьков внутри головы, вдоль всего пути пули. Они возникали, лопались, и вместо лопнувших возникали новые, а человек, в чьей голове все это происходило, уже был мертв.

Капитана вовсе не мучили угрызения совести за эти два выстрела. Они, несомненно, вынужденные, и избежать их было нельзя. Первый – защищал свою жизнь. Только быстрота действий и умение читать ситуацию спасли его. Второй – защищал жизнь несчастных измученных вьетнамцев. Этот трусливый психопат обязательно дал бы очередь сначала в Басаргина, потом и в толпу. А от наставленных стволов группы захвата цыгана закрывал сам Басаргин. Не было у него другого выхода. Просто не было. Служба такая, что следует уметь стрелять первым. Окажись проворнее подполковник Елкин, сумей он раньше капитана выбраться из машины, и вполне могло бы статься, что именно он взял бы на себя функции переговорщика. Как старший группы. Басаргин не спросил его согласия. Сам проявил инициативу и прекрасно выпутался из положения. А Елкин выпутаться бы не сумел. С психопатами общаться трудно. Истеричность не понимает доводов логики, считая собственные домыслы единственно правильной истиной. И мог бы Елкин сам погибнуть, могли бы погибнуть и такие маленькие рядом с ним вьетнамцы.

Нет, капитан поступил правильно. Он даже представил сейчас естественный ход, который предпринял бы подполковник. Он бы предложил себя в заложники вместо вьетнамцев. Психопат не принял бы эту замену. Такую замену принимает обычно человек, который идет на захват заложников умышленно, осознанно и желает выдвинуть какие-то требования. Цыган же действовал, только исходя из собственного страха. Страх всегда сам не логичен и толкает на алогичные действия, потому что лишает рассудка.

– Шурик, если ты поедешь в управление, то мне там нечего делать. Я сегодня и так остался без ужина... Может, завезете сначала меня?

– Бога ради, товарищ подполковник, – согласился Басаргин, хотя и не любил все процедуры с оформлением документации после проведения операции. Но сегодня так и так придется документы заполнять. Если в деле присутствует труп, необходимо писать объяснительную записку, обосновывая правильность применения оружия.

Водитель, слушающий разговор, даже не спросил, куда ехать – сразу свернул на боковую улицу. Машина сделала еще несколько поворотов и остановилась. Дальше дорога была перекопана. Тротуар тоже. Ремонтировали теплотрассу. До ворот двора осталось пройти тридцать метров.

– Провожать вас, товарищ подполковник, я думаю, не надо, – сказал капитан. – У вас и так весь двор наводнен охраной. Лысцов посты лично расставлял.

– Если посты расставлял лично Лысцов, то я проскользну незамеченным, – усмехнулся Елкин, оценивая действия следователя со своей точки зрения. – А может, того... Коньячку? У меня бутылочка в холодильнике стоит.

– Товарищ подполковник... – укорил Александр. – Зачем вы портите напиток. Коньяк нельзя ставить в холодильник. Он из-за низкой температуры теряет свои вкусовые и ароматические качества. Его даже специально, бывает, подогревают...

– Ничего, мы и такой осилим.

– Нет, спасибо. В другой раз. Я сегодня способен испортить настроение даже вам. С утра не в духе...

Елкин понял, кивнул и стал выбираться из машины. Он вообще-то человек всегда сообразительный и добрый. Умеет понять и оценить чужое состояние. Хотя старается свои душевные качества всегда прятать под бесконечным балагурством.

Басаргин наблюдал, как подполковник приближался к воротам. Свернул. Все. Дальше его страхуют парни из группы майора Лысцова. Валера сам сказал, что весь двор наводнил охраной. Слепой заметит. Разве что выручит ночная темень...

– Поехали, – легонько толкнул капитан водителя в спину.

– Сейчас, быстро долетим... – водитель обрадовался существенному облегчению машины. – Я эти улочки знаю, путь срежем и как раз своих догоним.

Машина долго выбиралась из каких-то закоулков, то там, то здесь натыкаясь на непредвиденные преграды. Ремонтники основательно взялись за теплотрассу и перекопали дорогу и тротуары, похоже, во всех направлениях. Басаргин подумал, что «Волге» в самом деле следует иметь крылья, чтобы выбраться из узких московских закоулков, превращенных в лабиринт острова Крит. И где-то впереди следует ожидать встречи с Минотавром. В конце концов они выехали к тому месту, где высадили подполковника. Там развернулись и поехали наконец-то в нужном направлении. Капитан заметил человека, идущего по стороне, противоположной дому Елкина. Чем-то обратила на себя внимание фигура. Красивая фигура. Очень тонкая талия, узкие бедра и широкие плечи. И походка – походка классического мужчины, воина. К сожалению, как раньше замечал Басаргин, у женщин чаще всего фигура не соответствует лицу. Еще по молодости помнил: посмотришь сзади, готов за такой девушкой бегом на край света бежать. Идеальная фигура. А обгонишь, чтобы на лицо взглянуть, и роняешь вздох сожаления. У женщин фигура редко соответствует лицу. А у мужчин? Они как раз обгоняли пешехода, и Басаргин посмотрел ему в лицо. Красивый мужчина. Такой ни одну женщину равнодушной не оставит. Присмотревшись пристальней, даже в вечернем полумраке капитан понял, что красивый пешеход – кавказец. Кавказцы бывают иногда очень красивыми. Особенно чеченцы...

«Волга» наконец выбралась на нормальную дорогу, хотя при повороте, совершенном на скорости, чуть не задела чью-то «Ауди». Но как ни спешил водитель, догнать группу они не сумели. Капитан не стал выходить у подъезда, а проехал на машине прямо во двор. И там уже все завершилось. Задержанных отвели. Цыган в камеры, а вьетнамцев, наверное, как вчера, в специально выделенный для них большой учебный класс-кабинет. В тесноте досидят до утра. Дальше с ними разберутся.

Александр позвонил в кабинет к дежурным дознавателям, поинтересовался, где будет допрос – в подвале или наверху.

– Почему я должен ходить к вашим задержанным, – услышал капитан ответ. – Пусть их приводят ко мне.

– Я тоже хочу поприсутствовать, если не возражаете, сейчас поднимусь, – предупредил Александр.

Он вышел на лестницу, но по пути решил заскочить в буфет выпить чашечку кофе. Если подполковник Елкин после бессонной вчерашней ночи отсыпался до обеда, то Басаргин встал утром рано, днем спать не ложился и сегодня намерен посвятить ночь присутствию на допросах. И голову следует иметь свежую, чтобы знать, что спросить. Основной вопрос, конечно, останется без ответа, если спрашивать напрямую. Поэтому необходимо придумать какое-то хитрое построение фразы, чтобы выпытать хоть что-нибудь о Романе.

В буфете сидел и пил кофе майор Лысцов.

– Привет, специалист... – ухмыльнулся майор. Должно быть, он уже встретил кого-то из участников сегодняшней операции и ему доложили о новом авторском выстреле Басаргина.

– Привет, – ответил Александр устало. На эту тему, такую любимую всеми, он разговаривать не хотел.

– Кстати, взяли мы второго киллера. Умница твой фоторепортер. Классный портретик сделал. В аэропорту парня перехватили. Как раз по фотороботу.

– Молодцы, быстро сработали.

Вообще-то сам Александр фотороботам не доверял. Не однажды убеждался, как далеки они от оригинала.

– В Баку лететь собрался. И сразу, не отходя, как говорится, от кассы, раскололи. Написал «явку с повинной». Он же никого убить не успел, так ему проще отмазаться. Можешь сообщить Елкину, чтобы спал подполковник спокойно. Я позвонил, охрану в его дворе уже снял. Ну, бывай... Сейчас машину за своим подопечным отправлю... На допрос не зайдешь?

– У меня своих допросов куча. Сегодня закончить хочу, чтобы представление иметь, и что-то Елкину напоследок подсказать...

– Почему напоследок?

– А... Ты, оказывается, тоже не всегда в курсе всех событий... Я завтра пишу рапорт об отставке. С Барановым обговорено. Он отпускает.

– С чего бы вдруг? – не понял Валера. – Ты же лучший опер управления, дубина!

– Жена... Нервы... Настояла...

– Семь раз подумай, а один раз напиши... – наставительно сказал майор и вышел.

Александр неторопливо допил первую чашку кофе, выпил вторую,чтобы прогнать усталость окончательно, и из коридора решил в самом деле сообщить новость подполковнику.

Трубку взяла жена.

– Добрый вечер, Анна Егоровна. Это Александр Басаргин. Можно товарища подполковника обрадовать вестью?

– А он, Сашенька, еще не вернулся...

...До дома от машины дойти – две минуты, а прошло уже, по крайней мере, больше часа... Трудно представить себе, что Елкин имеет в соседнем подъезде любовницу.

Басаргин сразу вспомнил красивого кавказца рядом с домом Елкина. Мужская походка и мужская фигура... Фигура воина... Воина или убийцы?

– Если я попозже позвоню... Это не страшно?

– Он долго не ложится... Холодильник опустошает...

– Анна Егоровна, пусть он мне на «сотовик» позвонит.

– Хорошо. Я передам.

Но Александр понимал, что подполковник позвонить ему уже не сумеет.

Боялся этого, но понимал отчетливо... Так мечтал Елкин на пенсию выйти...

Как же это?..

И самому «звонить попозже», пожалуй, смысла уже не стало...

Вместе с формированием мысли шаг Басаргина стал ускоряться, он спустился по лестнице в другой коридор и там уже опрометью бросился к дежурному.

– Машину... Группу... Подполковник Елкин...

– Объясни по-человечески... – проворчал вялый от времени суток дежурный, но уже трубку в руку взял, чтобы вызвать машины и тревожную группу.

Александр с трудом начал объяснять. Рядом оказался майор Лысцов. Этот понял сразу. Вдвоем втолковали дежурному. Дежурный тоже обеспокоился. Чтобы не волновать лишний раз жену подполковника, позвонил уже не Басаргин, а дежурный, интересовался, не закончилась ли операция. Странный вопрос для жены офицера ФСБ, но ничего лучше дежурный «с разбегу» не сообразил.

Уже спускались по лестнице к выходу, когда в чехле на поясе Александра зазвонил «сотовик». Еще доставая его, Александр почувствовал надежду. Может, пришел Елкин? Может, он звонит и все беспокойство капитана напрасное? Посмотрел на определитель номера.

Александра...

Как же он такой вариант не просчитал! Аналитик хренов!

Вдруг заколотилось сердце. Показалось, что все вокруг слышат этот барабанный бой и останавливаются, смотрят на него удивленно.

– Слушаю.

– Саша, родимый, это я... – голос тихий и печальный.

– Никому не открывай дверь! – чуть не закричал капитан в трубку, боясь, что уже поздно.

– Поздно... Я уже открыла.

– Что?

– Я открывала дверь этому человеку.

– Где он?

– Он убежал.

– Что произошло? Рассказывай.

– Что ты кричишь...

– Елкина, возможно, убили... Кто к нам приходил?

Она молчала несколько секунд, осмысливая сказанное. И стала рассказывать, удивляя мужа. Никак он не ожидал, что после происшедшего она сможет говорить так хладнокровно.

– Вечером я смотрела, как ты чистил пистолет... Когда ты уехал, я... Как тебе объяснить... Под влиянием вечера... Решила почистить свой...

Александр как-то купил Александре газовый пистолет ижевского производства. Внешне его не отличить от «ПМ». На одном оборудовании делается. С одних штампованных форм собирается.

– Дальше.

– Только успела собрать, звонок в дверь. Я вышла прямо с пистолетом. Думала, ты уже вернулся. Похвастать хотела... Я сразу не открыла – нет, спросила: «Кто?» Сказали: «Депеша для капитана Басаргина». Я подумала, это от Костромина, дверь только едва-едва приоткрыла, а он ногой ударил. Чуть меня не зашиб. А как увидел пистолет, сразу в сторону прыгнул, рукой махнул – лампочку на площадке разбил и побежал по лестнице.

– А ты?

– Я дверь закрыла. И стала звонить тебе.

– Никому не открывай. Слышишь, никому...

– Ты слушай... Я сразу не дозвонилась. У тебя было занято. Потом нам еще и позвонили... Тебе... Мужской голос. Представился – Андрей Тобако. Сказал, что ты очень ему нужен. Срочно нужен. Я попросила перезвонить через десять минут.

Пару секунд Басаргин соображал.

– Пусть приходит. Это от Станислава Сергеевича. Расскажи ему все. Начиная с... с утра...

– Пригласить его? Ночью?

– Да. Если может ждать меня. Я не знаю... Нет... Я скоро буду...

Последние слова он произносил, уже садясь в машину.

– Я жду.

– Еще скажи... Ты с пистолетом вышла... Патрон хоть в патроннике был? Предохранитель опущен?

– Нет. Я даже обойму не вставила...

Александр вздохнул с шумом...

– Тебе повезло... Нам повезло... Обоим... Лох попался. Испугался... Все. Жди. Андрея запусти.

Он убрал трубку. Машины уже понеслись по ночной улице, мигалка оповещала встречный транспорт и прохожих, подвывала сирена, мешая кому-то спать.

Не поздно ли так торопиться?..

– Что-то дома? – спросил Лысцов. Он, как участник предыдущего расследования, обещающего объединиться производством со следующим, если следующее в самом деле будет, тоже поехал с группой.

– Ко мне приходили. Одновременно. Караулили, думаю, во дворе Елкина и приходили ко мне. Опять работают парой. Просто повезло. У Саньки в руках газовый пистолет был. Только что почистила. Испугала нечаянно...

– А что там за Андрей?

– Знакомый один должен подойти.

– Ночью?

– Он только что приехал. С Кавказа.

– Из Чечни? – В голосе Лысцова откровенно проявилось подозрение.

– Из Грузии.

– Ты его хорошо знаешь?

– Ни разу не видел. Только слышал. Просили помочь ему с трудоустройством.

– У тебя есть такая возможность?

– Есть.

– Смотри... В такой момент каждого человека проверять надо.

– Андрея не надо. На него надежды больше, чем на некоторые группы охраны, которые снимают не вовремя...

Это был уже удар, и даже слегка ниже пояса. Незапланированный, потому что Басаргин отлично понимал случайность происшедшего. Он и сам бы не стал держать группу охраны во дворе подполковника, получив сообщение о задержании подозреваемого и даже о его «явке с повинной». Более того, по описанию подозреваемый никакого сходства с тем человеком, которого видел Андрей возле дома Елкина, не имел. И группа охраны не обратила бы на него внимания. И все, что произошло, если оно произошло, было бы и тогда неминуемым.

Лысцов удар принял и ощутил его жестокость, он тоже вину чувствовал, комплексовал из-за этого, хотя знал, что, по большому счету, не виноват. И, защищаясь, а не от злобы, все же ответил своим ударом.

– Напугать киллера газовым пистолетом... Я не совсем представляю ситуацию... И я не совсем представляю Саньку с пистолетом в руках вместо кисточки... – и сказал это совсем без усмешки, с откровенным вопросом не в словах, а в глазах.

Теперь терпение и умение переносить удары пришлось продемонстрировать Басаргину. Что говорить о Лысцове, если Александр сам с трудом представлял Саньку в образе вооруженной боевой подруги. Но объяснить ситуацию невозможно, потому что нельзя рассказывать о визите Костромина, не выложив при этом всю подноготную самого визита, нельзя передать состояние жены, ее игру воображения, романтичные надежды, неверные представления и некие просто наивные стороны характера, проявившиеся после разговора.

Но понимал Басаргин одновременно и те мысли, которые могут закрасться в голову майора. Вчерашний утренний авторский выстрел... А что, если убитый свидетель или шантажист? Киллер испугался женщины с газовым пистолетом... Вообще смешно! Ночной визит неведомого Андрея, приехавшего с Кавказа... Предполагаемая отставка самого Басаргина...

Это цепочка событий, которые не укладываются в нормальное логичное восприятие следака. А если события связаны с несколькими убийствами, то они вообще становятся подозрительными. И взгляд Валеры показал это откровенно. Впрочем, это нагнетание обстановки, взаимное недоверие и раздражение вызваны, несомненно, объективными причинами. Необходимо взять себя в руки, чтобы совсем не выбиться из колеи.

– Вот здесь мы его и высадили... – сказал Александр, когда первая машина остановилась перед траншеей на дороге. – И ждали, когда он войдет во двор.

– Вошел? – жестко, даже с каким-то непонятным осуждением спросил Лысцов.

Александру хотелось ответить, что дальше его должны были ждать охранники, которых майор снял, но он удержался, хотя и вспомнил фразу Елкина о том, что посты Лысцова его фигуру не заметят.

Они вышли из машины. И хотя на улицах группа торопилась, сейчас почему-то торопиться не хотелось. Не хотелось приближать момент того, что казалось неизбежным. Страшно было. И все же они пошли. Обогнули канаву, как это сделал подполковник, свернули во двор. Двор не слишком большой, старый. Зарослей густых кустов, в которых можно спрятаться, нет. Во дворе темнее, чем на улице. Свет только в редких окнах. Время ночное.

Но Елкина они увидели сразу. Он лежал на боку, свесив огромный оплывший живот на асфальт. Из-под живота выплыла небольшая лужа черной крови. До подъезда не дошел пять шагов.

Александр склонился над подполковником, желая закрыть ему глаза, и вдруг почувствовал под рукой живое тело. За час кожа трупа на ощупь еще не теряет своей упругости. И непонятно, как он почувствовал это. Скорее интуиция или еще какое-то чувство подсказали, что подполковник жив. Александр приложил пальцы к горлу. Слабо пульсировала сонная артерия.

– «Скорую»! Быстрее... Он жив! Быстрее... Здесь станция «Скорой» через три дома...

Капитан встал на колени, хотел перевернуть раненого на спину, но увидел на губах кровавую пену. И остановился. Подумалось, что пена может заполнить рот лежащему на спине. Если выжил после выстрелов, то не хватало только такой помощи, от которой легко захлебнуться.

– Фонарь!

Ему подсветили. Две раны в живот и одна в грудь.

– Это не пулевые... – сказал Лысцов, который тоже брюки не пожалел и встал на колени, причем одной ногой чуть не попал в лужу крови.

– И не нож... – согласился Александр. – Скорее всего, пика или какой-нибудь стилет... Хотя я не пойму... Пикой или ножом ударят, вытащат, ударят, вытащат... Крови должно быть больше. Когда оружие вытаскивают, кровь во все стороны брызжет. Фонтаном. И на одежду, и на руки. А когда не вытаскивают – не брызжет. Что-то здесь непонятное... – он протянул руку, но к ране он не прикоснулся, опасаясь доставить подполковнику боль. – Поищите вокруг. Оружие должно быть. Не таскать же киллеру его с собой.

Стали искать. Оружия не нашли, но поиски продолжили. В окнах стал зажигаться свет. Окна по жаре открыты. Голоса слышат. Люди выглядывают, но спрашивать не решаются. Окна квартиры самого Елкина выходят на другую сторону, на улицу. Анна Егоровна еще ничего не знает.

– Сообщите Анне Егоровне, – попросил Александр.

– Какая квартира?

Он сказал.

Кто-то пошел в подъезд.

Приехала «Скорая». Благо станция у них рядом. Елкина укладывали на носилки вчетвером. Вышла Анна Егоровна. Рядом встала, молча поглядывая на всех. Ни истерики, ни криков. Ее увели в сторону, стали объяснять. Не зря сам подполковник звал жену «железной женщиной». Характер...

И так же вчетвером носилки понесли.

– Килограммов сто пятьдесят будет... – сказала женщина-врач, жалея оперов-носильщиков.

– Как его состояние?

– В коме. Больше пока ничего сказать не могу.

Анна Егоровна хотела сесть в машину «Скорой». Врач была против.

– Звоните в больницу. Вы ничем ему помочь не сможете.

– В какую?

– В «Склиф» повезем.

Кто-то из соседей вышел. Несколько человек. Стояли в сторонке. Анну Егоровну расспрашивали. Она сама не понимала, что произошло. С первого этажа ей вынесли маленький стаканчик. Послышалось слово «корвалол». Значит, с сердцем плохо. Александр стеснялся подойти к ней, словно был виноват в том, что отказался зайти с подполковником выпить рюмку коньяка из холодильника и это привело к таким последствиям.

Группа продолжила осмотр двора, начала опрос жителей. Лысцов с Басаргиным потолкались между операми, понимая, что в чужой бригаде они лишние. Вышли за ворота, остановились на улице.

– Ты же видел этого киллера... – сказал майор. – Запомнил? Надо сделать фоторобот. И водитель пусть за компьютером посидит.

– Там, за углом, «Ауди» стояла. Как на ночь припаркованная. Киллер в ее сторону двигался...

Они торопливо дошли до угла. Машины не было.

– Уже хоть что-то... Номер не помнишь?

– Я не могу запоминать номера всех машин, которые увижу за день.

Сказал и сам почувствовал, что его слова звучат на срыве, чуть-чуть истерично.

Вернулись во двор. Следственная бригада работала, как работает обычно. В бригаде свой следователь. Лысцову делать пока было нечего, и начальству уже решать, кто будет вести дело, объединенное производством.

Басаргин стоял задумавшись. Лысцов в стороне разговаривал по «сотовику», потом подошел к нему:

– Что-то соображаешь?

– Ищу связующее звено.

– Какое звено?

– Обыкновенное связующее звено. Вся эта история состряпана из рваных лоскутков. И нет связующего звена. Оно есть, но его не видно.

Майор пожал плечами:

– Разве цыганские фабрики не связующее звено?

– Это только мотив. А должно быть звено.

– По-моему, и так все ясно. Ищи своего Романа. Хотя... Ты же уходишь... Не передумал?

– Отставка! – Басаргин сказал категорично. – Тебе придется искать...

– Будем искать, – вздохнул Лысцов. – Ладно.

– Нам здесь делать как будто нечего, – предложил Басаргин. – Поехали по домам. Машину попросим, пока группа занята. Подбросит...

– Поехали. Протоколы завтра посмотрим... Ты же с утра будешь?

– Обязательно. Утром я буду писать рапорт.

– Только сначала в управление заскочим. Мне бумаги со стола надо в сейф убрать. Это одна минута...

Они заехали в управление. Минута затянулась на полчаса. Валера вышел расстроенный.

– Этот парень, которого в аэропорту задержали... Повесился в камере до того, как за ним приехала машина.

– В какой камере? Откуда в аэропорту камеры?

– Ну, не камера, а комната. Его в какой-то комнате закрыли и оставили без присмотра...

– Повесился или повесили? – поинтересовался Басаргин.

– Я при этом не присутствовал, – огрызнулся Лысцов. – Не могу доложить вам, товарищ капитан, в подробностях...

Султан сразу дозвонился на «сотовик» своему осведомителю. Тот, должно быть, был один, разговаривать мог свободно и начал с высказывания претензий:

– Заварил ты кашу... Нормальных парней, что ли, найти не можешь? Шушеру какую-то на серьезное дело посылаешь... Ладно хоть, подполковник – лох. Его куском колбасы, как голодную дворняжку, в любую подворотню заманить можно. И то не справились... Против лоха и послали лоха. Тот и лопухнулся. А теперь в аэропорту попался. И сразу «явку с повинной» написал.

– Пусть. С ним я позже разберусь. На нем след обрубается.

– А капитан-то... Я же предупреждал, что это лучший стрелок управления и один из лучших оперов. Он сразу твоего киллера вычислил, еще до того, как тот пистолет достал. Одно хорошо, что стреляет капитан всегда в лоб... И нет следа! Он по-другому стрелять не умеет. Авторский выстрел это у нас называется... И все это уже связано с твоим Романом. Кстати, где он?

– Он там, где ему следует быть. Мне не докладывает. Мы с ним люди одного уровня, и я следить за ним не собираюсь.

– А зря... Лучше бы ты убрал цыгана, и никак твоя работа не выплывет.

– Пусть лучше эта выплывет. Иначе знаешь что начнется?..

– Тебе решать. Мое дело предупредить. Что ты позвонил? Новостями интересуешься?

– У меня новые люди есть. Серьезные. Где сейчас твои подполковник с капитаном?

– У них опять какая-то операция. Не знаю точно... На выезде.

– Оба?

– Я слышал, что оба.

– Значит, дома их нет?

– Если они операцию не дома проводят, значит, нет.

– Все. Мы работаем!

– Работайте... Засада во дворе у подполковника спать ушла. Там чисто.

Осведомитель разговаривает нагловато, как равный. Но он человек нужный, и Султан не желает обострять с ним отношения. Уже не в первый раз обращаться приходится. Ворчит, но всегда выручает. За что ему и приходится платить. Правда, не слишком много. С таких денег не разбогатеешь.

Али прислушивался к разговору, пытаясь понять смысл только по репликам Султана.

– И что? – спросил, когда Султан положил трубку.

– Можно сразу приступать. Оба на операции. Вчера они с операции вернулись в три часа ночи. Сегодня, наверное, спать хотят. Должны раньше...

Он развернул пакет, который до этого выложил на стол.

– Вот фотографии. В разных видах. Капитан – обычный... Подполковника ни с кем не спутаешь. В дверь с трудом проходит, и только лицом вперед. Боком пузо не пустит. Здесь адреса – полные: какой этаж, какая дверь... Здесь приблизительный график работы. Но его они постоянно нарушают. Единственное, обычно стараются на работу не опаздывать, кроме сегодняшнего случая. Их после операции до обеда освободили. Два дня подряд освобождать будут едва ли, хотя тоже возможно. Подполковник живет с женой. Пожилая женщина. Спокойная. Дети живут отдельно, где – осведомитель не знает. Но не в Москве. У капитана дома жена-художница. Дети отдыхают у родителей жены в какой-то деревне. Это все. Только – предупреждение! Капитан – лучший стрелок управления и очень опытный опер. С ним надо быть особо осторожным.

– Капитана я возьму на себя, – сказал Муса. – Я уже знаю как...

И во взгляде его промелькнула уверенная усмешка, и даже глаза слегка сузились, словно он испытывал удовольствие от предстоящего.

– Мне все равно, что капитан, что толстяк, – с улыбкой пожал плечами Галиахмет, – если они стоят одинаково.

Со стороны могло показаться, что более мощный физически Муса выбрал себе клиента более сложного потому, что он сам боец более опытный. Но Али отлично знает, что Галиахмет не только в стрельбе, но и в рукопашной схватке не уступит товарищу. Разве что не такой хладнокровный.

– Тогда я поехал? – спросил Султан.

– Счастливо. Деньги можешь привезти завтра. Дело будет сделано. Тогда и рассчитаемся.

Султан ушел вместе со своим телохранителем. Телохранитель взвалил на плечо мешок.

– Чего ждете? – спросил Али. – Вам тоже пора. А у меня сегодня еще важная встреча. Дело будет сделано – сообщите. И можете до завтра отдыхать. Утром заезжайте за мной.

– Домой?

Али на несколько секунд задумался.

– Нет, сначала позвоните. Я скажу, где я буду.

О предстоящей встрече он не хотел говорить даже своим двум ближайшим помощникам.

Галиахмет с Мусой вышли. Али наблюдал, как они сели во дворе один в «Ауди», другой в «БМВ», не закрывая дверцы, поговорили еще о чем-то с минуту, дожидаясь, когда дежурный охранник распахнет перед ними ворота. Потом дверцы хлопнули, машины неторопливо выехали.

Али открыл большой сейф, скрытый в стене, и убрал туда сумку с деньгами. Потом включил телевизор и сел перед ним в кресло. За правым ухом мерно булькал искусственный фонтанчик. Но звук был настолько монотонным, что не мешал смотреть телевизор и слушать речь диктора. Впрочем, Али и не смотрел, и не слушал. Вернее, он смотрел на экран, но ничего не видел. Мысли никак не хотели концентрироваться. Откуда-то подступила усталость, вялость и апатия.

Он понял, откуда такое состояние.

Али давно ждал этого визита и боялся его. И вот дождался. Руслан Салдуев пожаловал сюда лично.

Визит полевого командира отряда боевиков – плевок в лицо ментам. Где-то там, в горах Чечни, в самом центре горной Ичкерии, за ним постоянно охотятся. А он тем временем находится здесь. В сорока минутах нормальной, без дорожных пробок, езды от Кремля. Руслану нравится рисковать, и он плюет на всех ментов вместе взятых.

Когда три года назад к Али пришли от Руслана, он уже насторожился. Но ему пообещали деньги. Сказали, что можно сделать в здании, которое он получил за долги, и что именно в этом здании сделать следовало.

– У меня другой профиль работы, – сказал тогда Али. – Я занимаюсь ликероводочными предприятиями. И если влезу в чужой бизнес, это поймут неправильно.

– Это не твоя забота. Кто не захочет понять умом, тому объяснят иначе.

У него тогда еще не было такой силы и таких денег, как сейчас. И он вынужден был считаться со многими условностями отношений всех московских чеченцев.

– Когда наедут, будет уже не до объяснений.

– Им объяснят раньше. А ты радуйся. На тебя сделана ставка. Ты станешь большим человеком.

– Чтобы пробить разрешение и лицензию, связи большие нужны. У меня таких нет.

Ему дали номер телефона. Попросили звонить только в случае необходимости.

– Это большой человек в правительстве Москвы...

Али хотел занести телефон в электронную записную книжку. Его остановили:

– Это надо запомнить.

Он трижды повторил номер.

– Я запомню.

Теперь дали другой.

– По этому следует звонить только тогда, когда первый помочь не сможет.

– А это кто?

– Это... Это просто пенсионер... Он только решает, кому что делать. В том числе и в правительстве России.

– Пенсионер? – переспросил Али.

– Да. Просто пенсионер... Его слушаются.

– Тоже запомнить?

Перед ответом последовал прямой и жесткий взгляд.

– И забыть до того, как он понадобится.

– Что я должен буду делать?

– Ты выпишешь строителей из Чечни.

– Здесь, что ли, строителей не хватает?

– Своим надо помогать. Они сидят без работы. Кроме того... Своим доверять тоже сложно, но можно. Иногда. Когда сумеешь убедительно доказать необходимость молчания.

– А потом?

– А потом ты будешь ждать... И зарабатывать деньги. Тебе завтра дадут миллион долларов на раскрутку.

Тогда у Али еще не было своего миллиона. Это сейчас, после раскрутки, их два с половиной десятка. Тогда миллион казался очень большой суммой, потому что частичные владения акциями ликероводочных предприятий приносили не так много денег, как казалось вначале. Али понимал: это происходит только потому, что его владения частичные. И где-то наверху проводится пересчет прибыли. В пользу основных владельцев. Та прибыль, что получается наличкой, проходит мимо него. А это шестьдесят процентов всего оборота. И он начал прибирать акции к рукам. В то же время из Чечни приехали Муса и Галиахмет. С просьбой родственников об устройстве. Он взял их себе в помощники и не пожалел. Дважды автоматные очереди приносили огромную прибыль. После таких мер акции скупать стало легче. И продавать стали охотнее, не дожидаясь уговоров.

Али набирал силу... Стремительно набирал...

И не забывал никогда, что ему необходимо ждать визита...

Али услышал звук за спиной...

Там же никого быть не должно!

Он обернулся и встал, заметив в полумраке комнаты закрывающуюся дверь прохода в холодильную камеру. И только после этого рассмотрел человека, уже вошедшего в эту дверь. Человек стоял чуть поодаль, в тени, но он уже шагнул вперед.

– Ты, Али, сильно изменился за эти годы... Толстеть начал...

– Здравствуй, Руслан. Ты почти не изменился. Только я не привык видеть тебя без бороды.

– С бородой я слишком похож на тот портрет, что есть у каждого мента по дороге от Чечни до Москвы.

Конечно, Руслан преувеличивает свое значение. Он – не Шамиль Басаев, которого может узнать каждый школьник, и даже на Арби Бараев, которого по официальным отчетам убили в перестрелке, а по слухам видят то в одном, то в другом месте.

Но если Руслану нравится таким себя чувствовать, пусть чувствует...