Глава тридцать вторая
Везти меня обратно в милиции, конечно, никто не собирался, поэтому топать домой мне пришлось на своих двоих. Мой путь лежал через улицу, на которой проживала бабка Евдокия. Проходя мимо её опустевшего дома, который пока ещё не успели заколотить досками, что делается всегда, если умирает его последний жилец, я обратил внимание, что возле него кто-то копошится. Я спрятался за дерево и замер.
Незнакомец чувствовал себя неуютно. Он явно таился. Его глаза воровато озирались по сторонам. Одет он был по-мужски: свитер, трико, высокие ботинки. Но очертания фигуры выдавали в нём женщину. Её осанка, посаженность плеч, спутанные космы волос заставили меня обомлеть. Зинка!
«Вот ты мне, голубушка, и попалась! — подумал я. — Теперь не убежишь. Теперь я от тебя всё узнаю. Не отвертишься».
Я притаился и стал наблюдать.
Зинка подёргала дверь, подошла к окну, приоткрыла ставни и стала вглядываться внутрь. Убедившись, что в доме никого нет, она обернулась и принялась шарить глазами по земле, пока не заметила то, что ей было нужно. Приблизившись к забору, она подняла какой-то грязный, ржавый предмет. Это был металлический скребок. Бросив взгляд на улицу, она вернулась к двери, всунула скребок в проёмную щель, и стала раскачивать его из стороны в сторону, видимо, пытаясь таким образом взломать замок.
Я выскользнул из-за дерева, подкрался к калитке, резко её распахнул, и в три прыжка очутился возле крыльца. Зинка вздрогнула, вскрикнула и выронила свой инструмент. И тут я увидел, что это никакая не Зинка, а просто очень похожая на неё особа. Издали их различие было не заметно, но вблизи оно не могло не бросаться в глаза: менее широкий рот, более заострённый подбородок, иной изгиб бровей.
Меня осенила догадка: сестра-близнец! Евдокия о ней как-то упоминала. Как же я мог об этом забыть! Так вот, кто пялился на меня из-за развалин Зинкиной хибары несколько дней назад!
— Попалась! — грозно констатировал я.
— Чего попалась? — испуганно съёжилась она. — Я к Евдокии Ивановне пришла.
— Как будто ты не знаешь, что она умерла.
— Как умерла? Да вы что? Господи, какое горе!
Фальшь в её причитаниях была настолько очевидна, что я поморщился.
— Ты дурочку из себя не строй. Что тебе здесь надо? Отвечай.
— Я же сказала, я к Евдокии Ивановне пришла.
— Я видел, как ты взламывала дверь, — кивнул на скребок я. — Будем вызывать милицию?
— Зачем милицию, господин хороший? За что?
— Тогда говори правду. Ты кто?
— Меня Ритой зовут.
— Ты Зинкина сестра?
— Да.
Я задумчиво поджал губы. Из этой ситуации можно извлечь определённую пользу. Не исключено, что эта особа о чём-то осведомлена.
— Вот что, Рита, — решительно произнёс я. — Сейчас я задам тебе несколько вопросов. От того, насколько искренне ты мне на них ответишь, будет зависеть, сдам я тебя, куда следует, или отпущу на все четыре стороны.
Моя пленница послушно закивала головой.
— Насколько я знаю, ты проживаешь не здесь, — начал я.
— Не здесь, — подтвердила Рита. — Я в Малышевке живу. Это двести пятьдесят километров отсюда.
— Зачем же ты сюда приехала?
Зинкина сестра зашморгала носом.
— Вы мне всё равно не поверите, господин хороший.
— А может поверю.
— Не поверите. Кому ни расскажу — все пальцем у виска крутят. Пить, говорят, меньше надо. Белая горячка, мол, налицо.
— И всё-таки?
Рита продолжала мяться.
— Мы договорились, что ты будешь откровенна, — напомнил я.
Моя собеседница ещё немного помолчала, после чего, как бы решившись, тихо произнесла:
— Она после своей смерти ко мне постоянно во сне является.
— Кто, Евдокия Ивановна? — спросил я.
— Нет, сестра.
Я насторожился.
— Она тебе что-то говорит?
Рита кивнула.
— Что?
— Говорит, что, мол, не своей смертью померла. Что убили её. Что, мол, она видела, как какого-то мальца в болоте схоронили. За это её и извели.
Я едва не подскочил.
— Рита, вспомни как можно подробнее все её слова! Это очень важно! Ты даже не представляешь, как это важно!
Взгляд Зинкиной сестры прояснился.
— Так вы мне верите?
В её голосе сквозило неподдельное удивление.
— Верю, верю, — энергично закивал я. — Не одна ты видишь такие сны.
— Она, что, и к вам является?
— Нет, ко мне она не является. Мне снится другое. Но оно тоже связано с этой историей. Рита, вспомни всё хорошенько, прошу тебя.
Глаза Риты наполнились доверием.
— Она говорила что-то про болото, про верёвку и про деньги.
— Про деньги?
— Да.
— А в какой связи?
Моя собеседница виновато пожала плечами.
— Я не разобралась. Помню, что она сетовала, что зря на них позарилась. А прошлой ночью она вдруг стала говорить про какое-то ружьё. Сказала, чтобы я сюда пришла и нашла фотоальбом. Там, мол, всё увидишь.
Передо мной словно сверкнула молния. Ружьё? Бабка Евдокия тоже говорила про ружьё.
— Почему же ты решила проникнуть в дом так по-воровски?
— А кто бы меня туда впустил?
— Можно было обратиться к соседям. Например, к Варваре. Всё ей объяснить.
— Да она меня на дух не переносит, — пожаловалась Рита. — Так же, как и Зинку. Она бы сочла, что я хочу что-то своровать.
— Тогда приходила бы ночью, — укорил её я. — Кто же днем замки взламывает?
— Ночью страшно, — едва слышно прошептала моя собеседница.
— А чего от меня на днях драпанула?
— Откуда я знала, кто вы, и чего от вас ожидать?
— Экая ты пугливая! И зачем же ты в тот вечер сюда пришла?
— Решила просто взглянуть. Я же в тот день как раз и приехала. Остановилась у сестры мужа, — она на соседней улице живёт, — и сразу к отчей обители. А тут вы. Я о смерти Евдокии Ивановны только на следующее утро узнала.
— Значит так, — заключил я. — Сейчас зайдём к Варваре, попробуем выяснить, у кого хранится ключ. Говорить с ней буду я. Ты стой в сторонке и помалкивай. Понятно?
— Понятно.
Я кивнул на калитку и знаком предложил Зинкиной сестре следовать за собой. Мы перешли через дорогу и оказались возле дома Колесниковых.
Хозяйка вышла не сразу. Доносившийся через приоткрытую форточку диалог свидетельствовал, что она увлечена просмотром какой-то телепередачи. Она долго игнорировала мой стук, но когда он стал особенно настойчив, всё же сдалась.
Её реакция на меня была вполне дружелюбной. Но, заметив стоявшую поодаль Риту, Варвара тут же приняла недовольный вид.
— А почему вас это интересует? — нахмурилась она, услышав вопрос о ключе. — Ключ у меня, но зачем он вам нужен?
Я всё объяснил. Объяснил честно и правдиво, как было. Но моя искренность поначалу не помогла. Подруга бабки Евдокии категорично замотала головой.
— Я верю в вещие сны, — призналась она. — Но впускать вас в дом не имею права. Вот приедет покойницын сын — решайте с ним.
— Мы не собираемся оттуда что-нибудь брать, — стал поспешно убеждать её я. — Мы просто хотим посмотреть фотоальбом. В нём должна быть одна очень важная фотография. Нам очень нужно её увидеть. А вдруг это поможет найти убийцу.
— Пусть этим милиция занимается, — отмахнулась Варвара.
— Вы уверены, что она будет этим заниматься? — возразил я. — Вместо того, чтобы докапываться до истинных причин смерти Евдокии Ивановны, ей гораздо удобнее списать всё на какой-нибудь несчастный случай, и дело с концом. Мы будем смотреть фотографии в вашем присутствии. Мы будем делать это на ваших глазах. Да и вам взглянуть на них тоже не лишне. А вдруг на каком-нибудь снимке вы опознаете «чёрного охотника»? Убийца не должен оставаться на свободе. Где гарантия, что завтра он не явится к вам?
Последний аргумент возымел действие. Варвара задумчиво свела брови.
— Пойду с мужем посоветуюсь, — пробурчала она и закрыла дверь.
Я отступил от крыльца, ободряюще кивнул Рите, которая стояла ни жива, ни мертва, и стал ждать.
Через некоторое время хозяйка появилась снова. Она вышла не одна. За ней следовал тучный, строгий мужчина, в котором без труда угадывалась военная выправка. Очевидно, это был её супруг Пётр.
— Ну, что ж, пойдёмте, — пробасил он. — Авось Зинка с того света и впрямь сообщает нечто важное.
Кто бы что ни говорил, но в местах, где недавно побывала Смерть, всё же существует какая-то особая атмосфера, какая-то особая аура. Я убедился в этом на себе. Переступая через порог дома бабки Евдокии, я ощутил, как мои поджилки начинает пробирать нервная дрожь. На хорошо знакомой мне здешней обстановке словно значилась зловещая печать, которая заставляла воспринимать её как картину из иного мира, переместившуюся сюда волею потусторонних сил.
Из глубин моей памяти всплыли воспоминания о беседах с погибшей хозяйкой. Вот кушетка, в которой она обычно сидела. Вот диван, на котором располагался я. А вон та самая чашка, из которой я пил крапивный чай. Она по-прежнему стояла на краю стола, как будто её никто не убирал.
Пропустив нас в комнату, Пётр остался у двери. Варвара подошла к шкафу.
— Если мне не изменяет память, фотографии она хранила здесь, — понизив голос, пробормотала она.
Наша провожатая открыла дверцу, вгляделась в содержимое верхней ячейки и вытащила из неё старый, потрёпанный, бархатный фотоальбом со стёршимися углами.
— Сейчас такие уже не выпускают, — вздохнула она, смахивая с него пыль. — Везде китайский ширпотреб. А это — как памятник эпохи.
Положив альбом на стол, Варвара извлекла из кармана очки, и знаком предложила нам с Ритой занять места подле неё. Мы придвинули стулья. Пётр щёлкнул выключателем. Вспыхнул свет.
Обложка открылась, и нашему взору предстало пожелтевшее от времени чёрно-белое изображение улыбающейся пышноволосой девушки. Варвара хитро посмотрела на меня.
— Узнали? Это Евдокия. Здесь ей двадцать лет. Я даже помню, где и когда появилось это фото. Как-то в воскресенье мы пошли всей компанией на речку. Андрей взял с собой фотоаппарат и сделал каждому по портрету. Он был мастер снимать.
— Что за Андрей? — спросил я.
— Муж Евдокии Ивановны, — пояснила наша провожатая. — Они поженились через год после этого пикника. Играли свадьбу восьмого марта. Отмечали два праздника сразу. Пётр, ты помнишь, как ты тогда напился?
Отставной военный смущённо кашлянул. В его глазах заиграли озорные чёртики.
— А это наша школьная фотография, — перевернула страничку Варвара. — Восьмой класс. Вот Евдокия, вот Андрей, вот Пётр, а вот ваша покорная служанка. Похожа?
— Похожа, — охотно согласился я, хотя на самом деле в той симпатичной, худенькой девочке, что стояла на краю второго ряда, моя нынешняя собеседница угадывалась с превеликим трудом.
Варвара шутливо погрозила мне пальцем:
— Ой, льстите! Льстите, молодой человек!
— Ни малейшей доли, — любезно возразил я.
Наша провожатая зарделась от удовольствия. Я покосился на Риту. Она сидела с каменным лицом.
Варвара продолжала листать альбом: институт, первомайская демонстрация, сенокос. За каждым снимком стояла отдельная история, а вместе с ними перед моими глазами проносилась человеческая судьба. В какой-то момент мы даже забыли, зачем сюда пришли. Но когда наша провожатая перевернула очередную страницу, Рита вдруг вскочила и возбуждённо выкинула руку вперёд.
— Вот! Вот!
Варвара от неожиданности дёрнулась в сторону. Я потянул альбом на себя. На взволновавшем Зинкину сестру снимке было двое мужчин. Облаченные в охотничьи плащи, они сидели у костра на какой-то поляне и, явно позируя, смотрели в объектив. Одного из них я знал. Это был уже представленный нам Андрей. Второй сначала показался мне незнакомым. Но, вглядевшись в черты его лица, я понял, кем он являлся.
— Отец вашей подруги, — подтвердила мою догадку Варвара. — Михаил.
Внимательно рассмотрев фотографию, я догадался, почему в Ритиных сновидениях фигурировала именно она. Потусторонний мир снова давал нам подсказку. Рядом с Михаилом лежало ружьё, которое точь-в-точь походило на то, что изъяли у Яшки Косого. И хотя разрешение фотографии было не достаточным, чтобы судить, написано ли что-нибудь на прикладе, я нисколько не сомневался, что там присутствовали символы «ВЧ-1967».
Так вот, что хотела рассказать мне бабка Евдокия! Вот почему она не могла сделать это по телефону! Ружьё, из которого убили Нигера и Гоманчиху, принадлежало другу её мужа, отцу Натальи и Никодима.
— Знатные были браконьеры, — с горькой иронией произнёс подошедший к столу Пётр, после чего в изумлении воззрился на супругу. — Чего ты так вылупилась?
— Плащ, — еле слышно прошептала та, и ткнула пальцем на Михаила.
— Что плащ?
— Этот плащ был на «чёрном охотнике», которого я видела из окна.
Отставной военный вскинул брови.
— Этот, или просто такой же? Ты хоть представляешь, сколько этому плащу сейчас лет? Он наверное уже и не сохранился.
— Этот, этот, — подтвердила Варвара.
Рассыпавшаяся в моём воображении после убийства бабки Евдокии мозаика снова собралась в различимую по сюжету картину. И детали этой картины упорно свидетельствовали, что орудие потрясших Навалинск преступлений попало в руки убийцы по наследству, из прошлого…
