– Я не знаю, что произошло в ту ночь на фестивале. Я не мог отделаться от чувства, что все как-то не так, – тихо сказал Бен, уставившись себе под ноги. – Я расскажу, что случилось накануне. Мы собрались на последнюю репетицию в доме с красной дверью. То есть тогда, конечно, мы не подозревали о том, что она станет последней. Джен и Крис не общались уже пару недель. Она трахалась с парнем, который недавно переехал в соседний дом. Крис сходил с ума, но мы все дали друг другу слово, что до фестиваля засунем свои проблемы и переживания себе в задницу. Гласто был самой важной вещью на тот момент. И все бы хорошо, но Крис зачем-то вышел во двор и увидел через забор, как она загорала топлес на соседской лужайке. Он вскипел, поднялся жуткий крик. Потом вышел куда-то и вернулся с двумя бабами. Они пошли наверх. Через несколько минут Джен появилась в нашей гостиной и спросила, где он. Я промолчал, но в этот момент со второго этажа послышались женский смех и музыка. Она заплакала. А потом подошла ко мне и поцеловала в губы. Но я не мог, я знал, что она любит его, а не меня. И я ушел, оставив ее в слезах посреди гостиной. На ней была вот эта футболка, что на тебе сейчас.

Я невольно взглянула вниз, на ухмыляющийся череп.

– Когда мы встретились утром, чтобы ехать на фест, Марк и Крис едва разговаривали. Они оба были с разбитыми лицами. Я не знаю, что произошло той ночью, мне никто так и не рассказал. А потом я увидел ее на Гласто, – он перевел дыхание. – Мы выступали в середине дня, но народ уже подвалил. Наша музыка была популярна в Myspace. За сценой я заметил самого Ноэла. Марк сказал, что среди публики есть люди из рекорд-лейблов и пара журналистов. Это был момент высочайшего подъема и триумфа для меня. Ни платиновый альбом, ни выступления в шоу Джулса Холланда и Джонатана Росса, ни мое лицо на афишах – ничто не сравнится с тем днем, – Бен сделал паузу, его глаза заблестели. – Она танцевала в первом ряду во время нашего выступления, такая красивая, в голубом платье и в венке из цветов. Она улыбалась, и, пока ее улыбка была с нами, мы играли по-настоящему хорошо. Потом, я знаю, она перекинулась парой слов с Марком, он провел ее к нам за сцену, но ко мне она не подошла. После выступления Марк сказал, что нас пригласили на вечеринку Ноэл и Лиам, а я к тому моменту уже здорово напился и пошел бродить по территории фестиваля, я слушал разные группы в шатрах, а потом завалился спать. Когда я проснулся в воскресенье утром, Марк объявил, что Хью – наш новый солист и что мы записываем альбом, а потом едем в тур на разогреве у Ноэла с Лиамом. Крис ушел. Ее тоже нигде не было. Мы никогда не обсуждали тот вечер. Просто стали жить дальше, как будто так всегда и было.

Бен тяжело дышал: ему непросто далось погружение в мир призраков.

– А почему ты ушел из группы?

– Мне не хватило духу. Я недостаточно крут для всего этого рок-н-ролльного дерьма. Я не красавчик, как Хьюго, не музыкальный гений, как Марк, и не псих, как Крис. Мне невыносимо каждый день видеть девочек с безумными глазами. Кому-то это нравится, но не мне. Невыносимо трахаться с ними и знать, что они со мной только для того, чтобы подобраться поближе к Хью. Что для них я всегда тот третий парень, барабанщик без имени. Понимаешь, когда проходит первая волна экстаза, ты понимаешь, что это все – рутина и кабала. Это не рок, а индустрия, долбаный капитализм в его худшем проявлении. Наверное, я просто не создан для большой сцены. Играть концерты в пабах для пятисот человек, когда в благодарность тебе покупают пиво, как позавчера на выступлении Криса, – одно дело. А я увидел другую сторону: многомиллионный бизнес, жестокий и циничный мир. Успех в нем – случайность, лотерея. Оказавшись там, сразу чувствуешь, что ты не уникален, что это конвейер. Вот так. Я начал загоняться, пить, жалеть себя. И в конце концов ушел.

Так он был в «Королеве», пронеслось в тот момент у меня в голове, но вслух я спросила совсем другое:

– И тебе совсем не хотелось богатства и славы?

– Нет. Мне хватило моих пятнадцати минут.

– Понятно, – кивнула я, пытаясь вобрать полученную информацию. – Слушай, а что ты скажешь насчет Хьюго?

– Хьюго? Хью – артист, – задумчиво произнес Бен. – Но он не Крис. Он неискренний.

– Ты говоришь, что он недотягивает до Криса, но у него же столько фанатов!

– Его обожают маленькие девочки, а не ценители музыки, вот и вся разница, – усмехнулся Бен. – Посмотри, кто ходит на их концерты: две трети составляют девчонки, которые просто любуются Хью. А оставшаяся треть – парни, которые любуются этими девчонками. Да, они собирают стадионы и зарабатывают миллионы. Но о том ли мы мечтали, до рассвета бренча на гитарах и обкуриваясь в доме с красной дверью?

Я промолчала.

– Помню, впервые Хью просто подошел к нам после очередного концерта в Лондоне. Тогда наша песня только попала в ротацию рокерской станции «Икс-эф-эм», был февраль или март. Марк позвал парня выпить. Мы наполовину приговорили вторую бутылку рома, когда Хьюго спросил, нельзя ли ему подыграть нам в одной из песен. Так все и вышло. Марк снял с Криса бремя гитары. Поначалу тот злился, но Марк был прав. К тому времени их отношения уже дали изрядную трещину. Крис был постоянно под кайфом, не мог концентрироваться ни на чем, особенно когда рядом была Джен. Она считала, что он звезда и ему не нужны репетиции. Потом оказалось, у Хьюго приятный голос, достаточный для бэк-вокала. Когда Крис пропускал репетиции, он мог заменять его. Ну и ты же понимаешь, он само очарование, полная противоположность МакКоннелла: такой вежливый, обходительный, пунктуальный. Хью даже особо не бухал. А Крис… я удивлен, как он вообще до сих пор на ногах держится, – столько он жрет всякой дряни последние десять лет.

– Бен, расскажи мне про свой фургон. Тот, что ты продал Крису.

– А что рассказывать? Он давно хотел купить машину, а я – продать.

– Он не говорил, откуда у него деньги? – осторожно поинтересовалась я. – Такая значительная сумма…

– Да он мне до сих пор должен! Я отдал ему фургон в рассрочку. Крис заплатил мне всего тысячу фунтов, а потом все как-то сошло на тормозах.

Я не могла скрыть облегченный вздох. Значит, у Криса не было налички. Он не брал ее у тебя. Он невиновен!

– А откуда у тебя столько вещей Джен? – осторожно спросила я. То, что Крис непричастен, не означает, что мое расследование закрыто, ты не подумай, Жень.

– Как я и сказал, Ханна решила избавиться от них и попросила меня помочь. А я не смог с ними расстаться и привез их сюда. Расставил все в гостевой спальне. Я думал, может, она вернется, и тут появлюсь я и скажу, что сберег все это для нее.

– Так и началась твоя страсть к накопительству? – Я кивнула в сторону дома.

– Нет, я всегда любил собирать красивые вещи, – он пожал плечами, стараясь не смотреть мне в глаза.

– Сколько лет ты не был на кухне?

Он призадумался и закурил.

– Три года.

Я покачала головой. Мне было жаль его, но я не знала, что тут можно поделать.

– Мне стыдно, что ты видела мой дом, – он потупился. – Я уже пять лет никого не пускаю к себе – даже ремонтные службы.

– Это опасно. А ты еще и куришь.

– Я знаю, – кивнул Бен и повернулся ко мне лицом. – Кстати, я сразу узнал тебя – по фотографиям, мне Джен показывала тебя.

Я улыбнулась ему. А потом спросила:

– Ты сказал, что Ханна переехала к Марку, они долго встречались?

– Несколько лет – это началось вскоре после ухода Криса. Они с Марком были обручены. У них даже есть ребенок, дочка. Я видел ее один раз, еще совсем крошкой.

Я вспомнила фотографию девочки с имбирными волосами в Фейсбуке Ханны. Малышка и правда была очень похожа на Марка.

– Как странно, я не знала.

Мне вспомнились слова Хью о том, что Крис увел жену Риммера.

– Они не любят говорить об этом. Марк с детства был влюблен в Ханну. Он не афишировал своих чувств, но мы все знали. Она встречалась с ним, но сама не спускала глаз с Криса. Понимаешь, о чем я? Ханна была с нами с самого начала, кормила нас во время репетиций, помогала организовывать выступления, присматривала за нашими финансами. Когда мы прославились, она переехала жить к Марку в Лондон. Мы думали, они поженятся после рождения дочки. Но у Криса случился очередной срыв, и Ханна, как всегда, ринулась его спасать. А Марк остался с дочкой. Вот такая история.

– Да уж, – невесело отозвалась я.

Рассказ Бена многое объяснял. Ханна говорила, что всем пожертвовала ради Криса. Да уж, теперь понятно, что речь шла не о потере девственности. Получается, она была для Марка тем, кем была для Бена ты? А в центре всего клубка страстей стоял Крис. Чисто английская история, вполне в духе Шекспира или, по меньшей мере, «Жителей Ист-Энда». А может быть, твое исчезновение – дело рук Ханны?

– Слушай, а какой у тебя ник на Майспейс? – прервал мои размышления Бен.

– А он все еще существует? – удивилась я.

– В смысле?

Тут у меня в кармане завибрировал телефон, пришло сообщение от Мегс: «У Криса талон за парковку на тринадцатое июля 2007 года. Он не мог воспользоваться телефоном Джен в Кенте, он был в Ноутоне. Я же говорила тебе!!!»

Викерс заметил мою широкую улыбку:

– Что такое?

– Бен, спасибо тебе за все и прости за вторжение, – я встала. – Уже очень поздно, и я жутко опаздываю ну просто везде.

Он поднялся вслед за мной. Мы робко обнялись.

– Спасибо, что зашла, – пошутил он.

– Обещай мне, что обратишься за помощью. Ну или хотя бы подумаешь об этом.

Он кивнул.

По дороге на станцию я не могла перестать думать о том, как поступил бы Пол, если бы заранее знал, к чему приведет встреча Джона и Йоко. Надо еще раз увидеться с Марком. Что-то тут не сходится. Если рассказ Бена правдив хотя бы наполовину, уж слишком отрешенно держался Марк, когда я спрашивала о тебе. Ведь ты – виновница разрыва его дружбы с Крисом. С другой стороны, есть Ханна, пожертвовавшая семьей и ребенком ради призрачного шанса заполучить твоего МакКоннелла. Н-да…

Я стояла на пустом, залитом холодным электрическим светом перроне крошечной сельской станции. Циферблат над моей головой показывал девятнадцать семнадцать, и на небе уже проступили звезды, исчезающие где-то к югу в далеком зареве вечерних огней Лондона. От пережитого и услышанного за день у меня гудела голова. Я встала прямо под камерой наблюдения и все равно не могла отделаться от ощущения, что кто-то смотрит на меня сзади и вот-вот столкнет под проходящий поезд. Наверное, паранойя после нападения тех лузеров-скинхедов.

До поезда оставалось четыре минуты, и я не сводила глаз с табло. Тут у меня в кармане завибрировал телефон. От неожиданности я чуть не свалилась с платформы, но потом, пользуясь моментом, резко обернулась. Дверь в зал ожидания покачивалась, как будто кто-то только что вышел.

– Йоу, Найки, это Ник, – раздался знакомый, почти уже родной голос. – Ты сегодня у нас ночуешь?

– Привет! Да, конечно у вас, – даже забавно, что я уже дала близнецам повод усомниться.

– Крутяк! А можешь быть моей маленькой звездочкой и захватить китайской еды по дороге домой?

– Без проблем. До скорого, – попрощалась я и положила трубку.

Мне стало немного легче, в основном от мыслей о китайской еде. Прохладный, пахнущий скошенной травой и мазутом ветер подсушивал испарину вдоль позвоночника.

Телефон опять зазвонил.

– Да, Ник, это Найки, твоя маленькая звездочка! – засмеялась я в трубку.

– Ника? Это Бен. Бен… барабанщик, – по тому, как он произнес мое имя, чувствовалось, что во рту у него пересохло от волнения.

– Ой… Бен? Извини, я думала, это… неважно! Я жду поезда в Ноутон. Что-то случилось?

– Нет, просто я вспомнил кое-что. Очень важное, – раздался тихий всхлип. – Ты должна знать… – Он замолчал.

– Бен? Ну говори же! – Я пыталась держаться помягче и не давить на него, но невольно начала злиться.

– Ника… – Связь стремительно портилась, и несколько секунд я слышала только электрический плеск.

– Бен, Бен? Очень плохо слышно.

– Вернись ко мне, пожалуйста, – наконец расслышала я шепот из глубины.

Вдалеке показались огни приближающегося поезда.

– Прямо сейчас? – Я взглянула на табло. Электрички ходили каждые полчаса до полуночи.

– Я знаю, уже поздно. Но мне хочется покончить со всем этим сегодня… – Викерс добавил что-то еще, но я опять ничего не смогла разобрать.

– Бен, я иду к тебе. Двадцать минут, оставь дверь открытой и поставь чайник… если можно. Я принесу что-нибудь поесть.

Я повесила трубку и развернулась. Дверь в зал ожидания покачивалась, как будто кто-то только что вышел.