25
Прибытие рутха вызвало легкое волнение, но и только. Аш не ошибся в своем предположении: лагерь пострадал от бури слишком сильно, чтобы задаваться вопросами насчет одного-единственного необычного обстоятельства, когда сотни других, потрясающих воображение, настойчиво требовали внимания.
Даже внезапное драматическое возвращение Мулраджа с младшей невестой накануне вечером осталось практически незамеченным, поскольку к тому времени весь лагерь, охваченный лихорадочным волнением, спешно принимал меры к защите от пыльной бури. Палаточные колышки вбивались глубже в землю, растяжки туго натягивались, и все предметы, которые могло унести ветром, надежно закреплялись на месте или куда-нибудь прятались. Саисы, погонщики волов и пастухи искали укрытия для своих животных, а махауты торопливо перегоняли через реку слонов и приковывали цепями к толстым стволам в пальмовой роще, дабы они не сорвались с привязей, обезумев от страха, и не принялись носиться по лагерю, круша все на своем пути.
Мало у кого нашлось время бросить хотя бы мимолетный взгляд на Мулраджа и Шушилу, которые галопом промчались между приведенными в боевую готовность палатками за считанные минуты до того, как буря налетела на лагерь. А пока стихия бушевала, все скорчившись сидели в своих убежищах, с надетыми на рот и нос повязками от пыли, либо прилагали ожесточенные усилия к тому, чтобы их палатки, повозки и самодельные укрытия не унесло ветром или не перевернуло.
Когда же буря закончилась, произведенные ею разрушения оказались столь значительными, что все были заняты единственно мыслями об устранении бесчисленных повреждений и поломок, и прибытие рутха с раджкумари Анджули и ее дядей (которых буря застигла на равнине) вызвало в лагере облегчение, но не возбудило особого интереса. Как Аш и предполагал, все были поглощены другими заботами, и его собственное маловпечатляющее возвращение – он ехал медленной рысью, ведя в поводу хромую кобылицу, – не привлекло ничьего внимания, если не считать его личных слуг.
Палатка Аша устояла под натиском бури, но в отличие от Анджули он не сомкнул глаз в тот день. Лагерь пострадал даже сильнее, чем он ожидал, и было очевидно, что ему, Мулраджу и всем дееспособным мужчинам и женщинам придется изрядно потрудиться, чтобы привести все в порядок.
Если учесть колоссальную численность свиты, сопровождающей невест, было даже удивительно, что во время бури погибли всего три человека, а из примерно сотни пострадавших большинство отделались синяками и царапинами. С животными дело обстояло гораздо хуже: почти все они обезумели от паники в удушливых пыльных тучах, и очень многие погибли, переломали ноги или убежали в неизвестном направлении.
Осматривая громадные груды разнообразного мусора, сломанных палаточных каркасов, рваной парусины, спутанных растяжек и бесчисленные наносы песка и пыли, образовавшиеся вокруг каждого предмета и объекта, оказавшегося на пути ураганного ветра, Аш мог только радоваться близости реки, которая, хотя и явилась источником колоссального количества песка, засыпавшего лагерь, служила также неисчерпаемым источником воды. Отсутствие воды в таких обстоятельствах да по такой жаре стало бы последней каплей. Аш возблагодарил небо за эту малую милость и отправился на поиски Мулраджа, чтобы обсудить с ним ход восстановительных работ.
Многие палатки сорвало и унесло ветром или повалило на людей, в них прятавшихся, но у дворцовых стражников хватило ума снять большую дурбарную палатку и использовать парусину для укрепления палаток Шушилы и придворных дам. Как следствие, они и Джхоти испытывали меньше неудобств, чем все остальные, и не подвергались серьезной опасности. Но, не зная этого, они натерпелись жуткого страха, и в результате Анджули, ожидавшая града вопросов, с облегчением обнаружила, что всем гораздо интереснее рассказывать о собственных переживаниях и ей не придется лгать. И не придется вообще говорить что-либо. От нее требовалось только слушать.
– Тебе повезло, что ты спокойно просидела всю бурю в рутхе, – сказала Шу-шу, выражая мнение всех присутствующих, за исключением Джхоти, который сочувствовал Анджули, пропустившей увлекательное приключение.
– Ты не представляешь, как было здорово, Каири! – воскликнул Джхоти. – Палатка ходила ходуном на ветру, и под нее наметало все больше и больше пыли. Я заставил Шу-шу залезть под мою чарпаи и накрыл ее шалями, потому что она выла, рыдала и орала, что сейчас палатка рухнет на нас и мы все задохнемся. Тут такой шум стоял!
– Я не выла, – сердито возразила Шу-шу.
– Очень даже выла – как шакал. Как шесть шакалов!
– А вот и нет!
– А вот и да!..
Разговор перешел в перепалку, и ни тогда, ни впоследствии никто не потрудился спросить Анджули, где ее застигла буря и как она умудрилась добраться до Кака-джи и рутха.
С вечерними конными прогулками и посиделками в дурбарной палатке было покончено. И Аш, и Мулрадж были слишком заняты, чтобы тратить время на светские мероприятия, а поскольку Джхоти целыми днями ходил за ними по пятам, тараторя без умолку и не сомневаясь, что оказывает ценную помощь, к вечеру Аш валился с ног от усталости и с радостью пользовался возможностью лечь спать пораньше. Лишь Кака-джи по-прежнему заглядывал к племянницам поболтать перед сном, но долго не задерживался, находя общение с ними скучным в отсутствие других собеседников.
Словно извиняясь за налетевшую не по сезону бурю, погода установилась на диво хорошая. Днем температура воздуха не поднималась выше тридцати двух градусов, а ночи снова стали прохладными. Но никому не хотелось попасть в очередную пыльную бурю, и люди трудились, как каторжные рабы, чтобы устранить все повреждения и поломки и поскорее продолжить путь. Их усердие объяснялось не только страхом второй бури: все уже безумно устали от кочевой жизни и горели желанием остановиться на длительный отдых и насладиться роскошью Бхитхора и празднествами, сопутствующими бракосочетанию.
Почти всех убежавших животных нашли и пригнали обратно в лагерь, свежий корм для них раздобыли, и провизии по-прежнему хватало, хотя и не с избытком: Аш объездил все окрестности, закупая скудные партии продовольственных припасов у деревенских жителей, тоже сильно пострадавших от бури. Работа по ремонту палаточных каркасов и повозок шла полным ходом, и по лагерю разносился непрестанный стук молотков и визг пил, но было ясно, что, несмотря на все рвение людей, пройдет еще неделя, самое малое, прежде чем можно будет отдать приказ к выступлению.
На самом деле времени потребовалось чуть больше – восемь дней, и все это время Аш ни разу даже мельком не видел ни Анджули, ни Шушилу, по горло занятый делами. Однако Кака-джи и Джхоти сообщали ему разные незначительные новости о них, и он твердо решил повидаться с принцессами, как только лагерь снимется с места, – хотя бы для того, чтобы помириться с Джули. Это он может сделать в присутствии любого количества людей: есть слова и знаки, которые она поймет, а для него совершенно невыносимо думать, что он расстанется с ней, не сказав напоследок, что сожалеет о своем обидном поведении и будет любить ее до конца своих дней. Он никак не может отпустить Джули, не попросив прощения и не стерев у нее из памяти горькое воспоминание о своей грубости. Если бы не это, он постарался бы избежать встречи с ней: увидеть ее снова значило загнать нож еще глубже себе в сердце. И в сердце Джули.
Аш полагал, что возможность нанести визит в дурбарную палатку вскоре представится, но приглашения все не поступало, а когда он упомянул об этом в разговоре с Кака-джи, старик небрежно пожал плечами и сказал, что сахибу не стоит беспокоиться на сей счет.
– Вы бы ужасно скучали. Мои племянницы готовятся к прибытию в Бхитхор и не в состоянии говорить ни о чем другом, кроме того, какие сари и какие драгоценности они наденут.
Это было непохоже на Джули, и Аш не удержался, чтобы не высказать свое мнение. Кака-джи согласился с ним и с довольным смешком сказал, что вообще-то проблема нарядов волнует главным образом Шу-шу, а Каири, как он подозревает, просто усиленно поддерживает разговоры на эту тему, дабы отвлечь сестру от тяжелых мыслей.
– И правильно делает, – одобрительно заметил Кака-джи. – Все, что может занять внимание Шу-шу и удержать ее от слез и сетований, идет во благо всем нам.
Джхоти подтвердил мнение дяди (но в более резких выражениях, поскольку не одобрял «весь этот шум, поднятый вокруг тряпок»), а Мулрадж дал понять, что сейчас, когда они почти достигли Бхитхора, им с сахибом лучше держаться подальше от дурбарной палатки, ибо рана слывет ярым сторонником этикета.
Ничего не добившись окольным путем, Аш послал слугу спросить, когда он может нанести раджкумари визит, и получил цветистый, но уклончивый ответ, сводящийся к тому, что в данный момент Шушила-Баи неважно себя чувствует и потому вынуждена отложить великую честь принять сахиба на неопределенное время. Отказ был подслащен многочисленными комплиментами, но оставался отказом. Неужели Джули, как и Мулрадж, считает, что им с сестрой разумнее соблюдать строгое затворничество теперь, когда они находятся в непосредственной близости от владений своего будущего мужа? Или она действительно решила никогда больше не видеться с Ашем? В любом случае это означало, что у него не осталось возможности примириться с Джули и что воспоминание о том, как плохо они расстались, будет мучить его до конца жизни: наказание, и справедливое.
Но он судил об Анджули неверно. Она не имела привычки лелеять свои обиды и не винила Аша за внезапный приступ отвращения. Причина этого чувства была для нее так же ясна, словно он высказал свои мысли вслух. Она слишком хорошо его знала и понимала, что в самом скором времени он перестанет злиться, раскается в своем поведении и начнет мучиться вопросом, а не обиделась ли она него. У нее еще оставалась возможность доказать Ашу, что она на него не в обиде. Очень простая.
Однажды вечером, после долгого утомительного дня, проведенного в седле, Аш получил корзину апельсинов из рук одного дворцового слуги, пояснившего, что это подарок от раджкумари Анджули. Раджкумари сожалеет, что недомогание младшей сестры мешает им принять сахиба, но надеется, что сам сахиб пребывает в добром здравии и с удовольствием съест фрукты. Аш посмотрел на апельсины, сердце у него бешено заколотилось, голова пошла кругом, и несколько мгновений он отчаянно боролся с непреодолимым желанием вырвать корзину из рук мужчины и тут же обшарить ее в поисках письма, которое наверняка там находилось. Овладев собой, он наградил посыльного, унес корзину в палатку и высыпал апельсины на кровать, однако ничего не нашел.
Но что-то же там должно быть, иначе зачем Джули стала бы присылать традиционный подарок в виде фруктов? Подобные жесты внимания не в ее духе, а устное послание, сопроводившее подарок, безусловно, не содержало никакого скрытого смысла. Аш принялся внимательно осматривать апельсины один за другим и на кожуре пятого обнаружил крохотный надрез, словно сделанный острием ножа. Он разорвал кожуру, и отчаяние мгновенно схлынуло. Тошнотворная тревога последних дней, мучительное чувство вины и ненависти к себе, боль утраты разом отступили, когда он увидел послание Джули и вновь исполнился надежды, ощутив прилив сил и напрочь забыв о недавней усталости и нервном напряжении.
Она не написала ему. В этом не было необходимости, ибо она прислала нечто, сказавшее Ашу больше, чем могло сказать самое длинное письмо, – половинку перламутровой рыбки, которую он однажды уже получил от нее той далекой ночью, когда покидал Гулкот.
Аш долго стоял неподвижно, пристально глядя на кусочек перламутра, но не видя его. Он вновь переживал события той ночи. Вспоминал тишину, свой страх и настойчиво шепчущие голоса; снова видел лунный свет, мерцающий на снежных пиках Дур-Хаймы и заливающий Королевский балкон холодным сиянием, которое сверкнуло на жемчужной серьге Хира Лала, а потом заблестело на перламутровой рыбке – самом дорогом сокровище Джули.
Она отдала ему свой талисман, поскольку хотела, чтобы браслетному брату сопутствовала удача, и поскольку любила его. А он разломал рыбку пополам и сказал, что они должны хранить половинки и что однажды, когда он вернется, они сложат обе половинки и склеят в единое целое. И теперь Джули вернула ему его половинку, зная, что он поймет смысл послания: они с ним по-прежнему две половинки целого и, покуда они живы, всегда остается надежда, что однажды, в далеком будущем, когда их поступки перестанут иметь значение для окружающих, им удастся воссоединиться. Надежда призрачная, но обрести сейчас хоть какую-то надежду – все равно что наткнуться на спасительный родник после многодневных скитаний по раскаленной пустыне. И даже если ей не суждено сбыться, сам по себе кусочек перламутра служит ясным доказательством того, что Джули по-прежнему любит его и все ему простила.
Аш нежно дотронулся до перламутра, точно до живого существа, и пелена слез застила ему глаза. И только сморгнув слезы, он понял, что Джули прислала не его половинку талисмана, а свою собственную, которую она много лет носила у сердца, в теплой ложбинке между грудей, – перламутровая пластинка до сих пор хранила запах ее кожи, слабый аромат сухих лепестков розы. Это было дополнительное послание от нее, нежное и интимное, как любовный поцелуй, и Аш прижал кусочек ракушки к щеке, испытывая неописуемое блаженство.
Деликатное покашливание возвестило о появлении Гул База и кхидматгара с ужином, и Аш сунул половинку талисмана в карман, торопливо уложил апельсины обратно в корзину и вышел из палатки, чтобы поесть с аппетитом, какого уже давно не чувствовал.
Когда ветер или погода не препятствовали, он предпочитал есть на открытом воздухе, а не в палатке, и сегодня вечером стол накрыли под кикаром, чьи желтые, похожие на мимозу соцветия насыщали теплый воздух сладковатым благоуханием и сыпали пыльцу на скатерть, блюда и темноволосую голову Аша. Небо еще розовело в последних лучах заката, но ко времени, когда ужин был съеден и кофе выпит, на нем высыпали частые звезды, и Аш сидел под ними, куря сигарету, думая о Джули и давая обещание ей и себе. Обещание, что он никогда не женится ни на ком другом и, даже если им никогда больше не суждено свидеться, всегда будет считать ее своей женой и, выражаясь словами брачной клятвы, «хранить ей верность, покуда смерть не разлучит их».
В палатке горела лампа, и Аш слышал, как Гул Баз ходит там, доставая и выкладывая на кровать ночную рубашку. Осененный внезапной мыслью, Аш окликнул слугу и велел сходить к Махду за лакированной жестяной шкатулкой, которая со времени похищения винтовки хранилась у старика. Махду сам принес истребованную вещь и ненадолго задержался, чтобы покурить и поболтать, а когда он удалился, Аш отнес шкатулку в палатку, поставил на столик и вынул из кармана талисман.
Шелковую нить, пропущенную сквозь отверстие в нем, Джули вытащила, а значит, придется найти другую, ибо даже на самой тонкой цепочке хрупкий кусочек ракушки в конечном счете треснет. В палатке ничего подходящего не было, и Аш решил, что попросит у Гул База какой-нибудь шнурок завтра утром, а пока запрет принадлежавшую Джули половинку перламутровой рыбки там, где столько лет в целости и сохранности пролежала его собственная, не попадаясь на глаза и никак о себе не напоминая.
Аш снял дешевый медный ключик с часовой цепочки, отпер шкатулку и удивился, когда крышка откинулась сама, словно приведенная в движение пружиной. На самом деле в шкатулке просто не хватало места для куска окровавленной ткани, запиханного туда много дней назад. Ашу пришлось тогда приложить некоторое усилие, чтобы закрыть крышку, а потом он напрочь забыл о лоскуте материи, который спрятал от любопытных глаз и собирался уничтожить.
В тот момент шкатулка оказалась единственным находящимся под рукой хранилищем, к которому не имел доступа Гул Баз, в распоряжении которого были все остальные ключи, и потому Аш затолкал туда зловещую повязку, снятую с головы, и запер замок, намереваясь при первой же возможности сжечь улику, закопать или просто выбросить на равнине. Но потом он отдал шкатулку Махду вместе с деньгами, винтовкой и запасными патронами и напрочь забыл о ней.
Аш вынул лоскут ткани и посмотрел на него с гримасой отвращения, вновь задаваясь вопросом, кому он принадлежал и что с ним делать. Сжечь его сейчас невозможно: кто-нибудь из слуг наверняка прибежит, вообразив, что в палатке начался пожар. Нельзя и просто кинуть на пол, чтобы выбросить позже, ибо при виде него Гул Баз непременно вспомнит об эпизоде, который лучше забыть. Пожалуй, разумнее всего совершить небольшую прогулку и избавиться от улики где-нибудь в темноте, подальше от лагерных костров.
Аш скомкал лоскут и хотел запихнуть в карман, когда вдруг понял нечто такое, что машинально отметил много дней назад. К ткани крепился некий маленький твердый предмет – вероятно, пуговица или свинцовое грузило, какие порой используют индийские портные, чтобы добиться прямой линии продольного шва.
Прежде Аш лишь бегло осмотрел, но не обследовал оторванный кусок кафтана. Решив скрыть от всех опасную улику, он слишком спешил ее спрятать, пока один из слуг или Мулрадж не поняли, что это такое, и не начали задавать вопросы, отвечать на которые он не желал. Сейчас он впервые расстелил перед собой лоскут и пригляделся внимательнее.
Лоскут побурел и заскоруз от запекшейся крови, так как порез на лбу Аша сильно кровоточил. Но между кровавыми пятнами ясно виднелась серая с отливом ткань, изготовленная вручную из шелковых и бумажных нитей, явно не из дешевых. Кусок материи, тонкий и без подкладки (тогда стояла жара), оторвался по швам: вся передняя левая половина кафтана, без воротника и рукава. По краю тянулся ряд пуговичных петель, а с изнанки находился маленький нагрудный карман, размещенный довольно странно: низко и под мышкой. Карман закрывался двойным клапаном, чтобы из него ничего не выпало, и вдобавок, как выяснилось в ходе дальнейшего исследования, был зашит, по-видимому для лучшей сохранности маленького твердого предмета, в нем содержащегося.
Вероятно, драгоценный камень, подумал Аш, и весьма ценный, раз владелец потрудился оснастить кафтан специальным карманчиком для него.
Стежки на кармане покрывала засохшая кровь, и, подцепив ногтем нитку, Аш довольно ухмыльнулся, представив ужас, испытанный несостоявшимся убийцей при обнаружении пропажи. В общем и целом господин в сером ачкане дорого заплатил за свою ночную прогулку, из которой, хотелось верить, извлек полезный урок. Теперь наконец-то получил объяснение странный визит грабителя в палатку Аша и тщательный обыск, в ней произведенный. Аш был сильно озадачен тогда, поскольку было очевидно, что вор искал предмет гораздо меньших размеров, нежели дробовик, коробка с патронами или даже мешочек с рупиями. И непременно нашел бы, если бы за несколько часов до этого Аш не отдал Махду лакированную жестяную шкатулку в числе прочих вещей.
«Нужно было вернуться на рассвете к месту засады и спрятаться в траве, – подумал Аш, оставляя попытки разорвать стежки и ища взглядом маникюрные ножницы. – Тот негодяй наверняка примчался обратно, едва обнаружив пропажу, и исползал там каждый дюйм земли. И поделом мерзавцу: славный пример идеальной справедливости, коли таковая существует». Но тогда ему не пришло в голову вернуться, ведь он не знал, что противник потерял что-то ценное, а даже если бы и знал, то все равно опоздал бы, потому что проснулся лишь во второй половине дня. Ладно, задним умом все крепки.
Аш нашел ножницы и, не трудясь распарывать стежки, разрезал карман посередине. Находившийся к нем крохотный предмет вывалился на стол, прокатился до края и упал на пол, в круг света от фонаря, висящего на крюке под потолком палатки. Драгоценный камень грушевидной формы, переливчатого дымчатого цвета голубиного пера…
Серьга Хира Лала.
У Аша перехватило дыхание, и он застыл, глядя на свою находку. Прошло целых три минуты, прежде чем он с трудом нагнулся и поднял серьгу.
Казалось невероятным, что всего час назад он впервые вспомнил об этой вещице после стольких лет и словно воочию увидел ее мысленным взором. Знаменитую черную жемчужину, приводившую в страшную ярость Биджу Рама, который подозревал (и справедливо), что она носится владельцем как пародия на его собственную серьгу и что рядом со столь редким камнем бриллиант у него в ухе кажется дешевой фальшивкой.
Жемчужина сверкала в свете фонаря, точно живая, и, глядя на нее, Аш понял со всей ясностью, кто убил Хира Лала. И по чьему приказу.
Биджу Рам, конечно же, сопровождал Лалджи в ходе рокового путешествия в Калькутту, и Биджу Рам ненавидел Хира Лала и завидовал его черной жемчужине. Идея убийства принадлежала Джану-рани, которая все тщательно спланировала еще до начала похода, и Биджу Раму оставалось только дождаться, когда они окажутся в местах обитания тигров (предпочтительно в краю, где водится людоед), и осуществить задуманное. Но Джану-рани следовало знать, что он не устоит перед искушением присвоить бесценную безделушку, даже если серьга изобличает в нем убийцу и он никогда не осмелится ее носить. Красота, редкость и дороговизна жемчужины явно перевесили все соображения безопасности. Биджу Рам решил, что ради нее можно пойти на любой риск, и с тех пор держал ее при себе.
Наверняка даже сейчас многие люди узнали бы жемчужину с первого взгляда, ибо едва ли хоть один из видевших ее встречал когда-нибудь похожую. Сомнительно, чтобы во всей Индии нашлась вторая такая же, и только жадность – или ненависть? – могла заставить Биджу Рама сохранить столь неоспоримое доказательство своей вины. Неудивительно, что он перевернул палатку Аша вверх дном, пытаясь найти серьгу. Сия вещица опасна, как крайт, маленькая коричневая змея, чей укус влечет за собой быструю смерть.
Аш задумчиво взвесил жемчужину в руке, удивляясь, почему он сразу не опознал человека, с которым сцепился в темноте. Если вспомнить, много признаков указывали на личность противника, разных незначительных, но совершенно недвусмысленных признаков – таких, как рост и телосложение. И еще запах. Биджу Рам всегда душился, а от мужчины, напавшего из засады, пахло фиалковым корнем. Но в тот момент Аш, ослепленный бешенством, не сознавал ничего, кроме безудержного желания убивать, и лишь сейчас он вспомнил также, что Биджу Рам больше не носил одежду ярких цветов, к каким имел пристрастие в прошлом. Сознательно (или бессознательно?) подражая мертвому сопернику, он всегда ходил в сером. И только в сером.
Окровавленный лоскут на столе пах неприятно – уж точно не фиалковым корнем, – и Аш выбросил его из палатки, не заботясь о том, кому он завтра попадется на глаза и какие вопросы вызовет, ибо теперь представлялось очевидным: данная улика никак не связана с Джули. Джули вообще не имела никакого отношения к случившемуся, и если бы он не чувствовал за собой вины из-за нее, то уже давно понял бы причину покушения и не стал бы тратить время, скрывая вещественные доказательства от друзей и пряча голову в песок из страха, что любое расследование приведет к ней.
Мотив лежал на поверхности. Аш просто смотрел на дело не с той стороны, и лишь при виде серьги Хира Лала в его мозгу все встало на свои места. Как если бы перед ним вдруг поставили зеркало и, посмотрев в него, он наконец разобрал загадочный шифр, который прежде не поддавался прочтению, потому что все слова были написаны зеркально…
Биджу Рам нисколько не интересовался Анджули-Баи и не узнал в Пелам-сахибе маленького мальчика, некогда служившего предметом его жестоких насмешек. Он хотел убить Аша по той же самой причине, по какой Джану-рани в свое время хотела убить Ашока: Аш помешал и продолжал мешать осуществлению плана убийства наследника. Вот и все дела, а Аш не понял очевидного, так как исходил из неверного предположения.
Зная, что Биджу Рам много лет состоял на службе у покойной рани и был введен в личную свиту Джхоти ею самой, Аш продолжал считать его ставленником нотч, а Джхоти был сыном нотч. Как, впрочем, и Нанду. Но если верить слухам, Нанду убил свою мать, а позже сильно поссорился с Биджу Рамом (в этом не приходилось сомневаться: ряд свидетелей подтвердил факт ссоры). Вражда между ними разгорелась такая, что, когда Нанду запретил младшему брату сопровождать сестер в Бхитхор, Биджу Рам счел нужным подстрекнуть Джхоти к нарушению запрета и побегу, а потом, образно выражаясь, сжег свои корабли, присоединившись к беглецу.
Принимая в соображение все эти обстоятельства (и не забывая, что Биджу Рам заслуживает доверия не больше, чем скорпион), Аш решил, что его старый враг замешан в заговоре с целью убить или свергнуть Нанду и возвести на престол Джхоти, который по причине своего юного возраста в течение нескольких лет будет марионеточным правителем, а следовательно, заговорщики, используя свое влияние на него, получат возможность осуществить свои планы и набить карманы. Такое предположение казалось разумным, оно объясняло все известные факты – кроме одного, которого Аш, хорошо знающий Биджу Рама, не должен был упускать из виду: Биджу Рам всегда знал свою выгоду, и ему ничего не стоило моментально поменять хозяина, едва лишь стало ясно, что реальной властью в княжестве будет обладать Нанду, а не нотч.
Если посмотреть на дело в таком свете, картина менялась, точно узор в калейдоскопе при повороте трубки. Фрагменты оставались прежними, но складывались в другую комбинацию, и теперь Аш понял, зачем потребовалась шумная публичная ссора и почему Джхоти запретили покинуть Каридкот, а потом позволили сбежать. И почему никого не послали вдогонку за ним, чтобы вернуть обратно.
«Я обязан был понять все гораздо раньше», – горько подумал Аш, и он был прав. Мотив представлялся совершенно очевидным и стал бы ясен ему с самого начала, если бы он потрудился посмотреть на факты критически, а не оценивал положение дел по внешнему виду. Мысль, что остальные тоже купились на обман, не приносила утешения: уж у него-то, во всяком случае, должно было хватить ума все понять. И если человек настолько глупеет от любви, тогда следует признать справедливым официальное мнение, столь резко выраженное командиром полка и майором Харлоу, когда Аш возжелал жениться на Белинде: младшему офицеру, позволившему себе потерять голову из-за юбки, не место в армии, ему лучше уйти в отставку и выращивать репу.
Аш сел на кровать и посмотрел на факты с другой стороны, что следовало сделать уже давно.
Нанду видел в своем брате соперника и возможный очаг недовольства, а потому решил избавиться от него. Но смерть Джану-рани уже вызвала слишком много неприятных слухов, и, если Джхоти тоже скончается внезапно, британский резидент, после смерти Джану обнаруживший склонность задавать неудобные вопросы, наверняка начнет задавать их и на этот раз, а тогда кто знает, какая беда может случиться? Будет гораздо лучше, если Джхоти покинет Каридкот и погибнет где-нибудь за пределами княжества в результате несчастного случая. А чтобы подчеркнуть невиновность Нанду и привнести в дело дополнительный художественный штрих, способный обезоружить даже самых подозрительных людей, надо создать видимость, будто мальчик покинул княжество вопреки воле брата и в таких обстоятельствах, когда Нанду не имел возможности узнать о «побеге» вовремя, чтобы успеть предотвратить его или послать погоню. Отсюда поездка на охоту.
Это был отличный план, основанный на хорошем знании характера Джхоти и на предположении, что никому не придет в голову, будто человек, который помог мальчику бежать из княжества вдогонку за сестрами и сопровождал его в этом рискованном предприятии, на самом деле вовсе не доброжелатель и преданный сторонник. Таким образом Биджу Раму, мнимому союзнику Джхоти (а следовательно, противнику махараджи), обеспечивалось алиби, снимающее с него все подозрения в случае гибели наследника.
Несомненно, план тщательно продуман по всех деталях, и Биджу Рам имеет сообщников – по меньшей мере двух, возможно, трех, но не больше. Вовлекать в дело слишком много людей – значит повысить риск разоблачения. Мохан, Пран Кришна… и, возможно, Сен Гупта, решил Аш, мысленно перебрав придворных из свиты Джхоти. Двое первых – точно; третий – предположительно. Личные слуги всех троих, скорее всего подкупленные, тоже входят в число подозреваемых.
Пран Кришна пользовался особым расположением Биджу Рама и постоянно всячески демонстрировал юному принцу свои восхищение и преданность. Он был также превосходным наездником и входил в отряд, выезжавший на соколиную охоту в тот день, когда у Джхоти лопнула подпруга. Он лучше любого другого знал, как устроить такое дело, а если бы попытка увенчалась успехом, он имел бы возможность уничтожить улики прежде, чем кто-нибудь додумался бы обследовать седло, поскольку гибель Джхоти вызвала бы невероятное смятение и все внимание было бы сосредоточено на мальчике, а не на лошади.
Аш вспомнил разговор, случайно подслушанный в тот день, и понял теперь, что Биджу Рам вовсе не отговаривал Джхоти от поездки без сопровождения, а, наоборот, подстрекал к ней, прекрасно зная характер ребенка. И если бы Джхоти не вернулся, именно Биджу Рам забил бы тревогу и поднял страшный шум. Он и Пран Кришна вместе со всеми прочими помчались бы галопом на поиски мальчика, а когда Джхоти нашли бы мертвым, Биджу Рам изобразил бы безумное горе и набросился с обвинениями на саиса, а Пран Кришна тем временем незаметно избавился бы от улики, сделав вид, будто осматривает седло.
Однако редкие планы не имеют изъянов, и этот не был исключением: хотя Джхоти едва ли избежал бы падения, он мог всего лишь получить травму, а не погибнуть. Но заговорщики, безусловно, предусмотрели и такую вероятность. Если бы сами по себе травмы оказались несмертельными, мальчику помогли бы умереть с помощью большой дозы опиума или другого наркотика, который вызвал бы потерю сознания и смерть – такой исход при данных обстоятельствах показался бы естественным, а следовательно, не возбудил бы подозрений. Так или иначе, шансы на успех были велики, а потом Аш все испортил, когда увидел уезжающего в одиночестве мальчика и не только решил последовать за ним, но и сообщил о своем намерении Мулраджу, который тоже поехал. Неудивительно, что Биджу Рам разозлился и замыслил избавиться от человека, лезущего не в свои дела.
Надо полагать, Нанду и Биджу Рам с самого начала знали, что каридкотцев будет сопровождать в Бхитхор британский офицер, и, вероятно, находили данное обстоятельство в высшей степени благоприятным, поскольку присутствие сахиба служило залогом того, что любой несчастный случай, произошедший с прямым наследником, британские власти примут именно за таковой, и не более. А по причине скудного опыта общения с сахибами они предполагали, что сопровождающим окажется молодой и простодушный младший офицер, плохо знающий местные языки и обычаи, и обмануть его не составит труда.
Но Пелам-сахиб совершенно не оправдал их приятных ожиданий и расстроил тщательно разработанный план, а потом еще и завел дружбу с намеченной жертвой и начал слишком усердно опекать мальчишку. Таким образом, он вполне мог стать серьезным препятствием, и Биджу Рам быстро решил, что разумнее от него избавиться, хотя сделать это без особого риска можно лишь за пределами Британской Индии, в той части страны, где нет достаточно крупных городов, чтобы опасаться присутствия там британских чиновников или любых других лиц, которые стали бы проводить слишком тщательное – или слишком скорое – расследование несчастного случая, повлекшего за собой смерть сахиба. Ибо, разумеется, это будет несчастный случай.
Вероятно, Биджу Рам обдумывал несколько возможных вариантов покушения и всякий раз, когда они оказывались в подходящей местности, пристально следил за назойливым ангрези, надеясь получить благоприятную возможность осуществить один из них. Когда такая возможность представилась, он мгновенно сориентировался и действовал с пугающей быстротой. Если бы Аша нашли застреленным из собственной винтовки, все решили бы, что он споткнулся или обращался с оружием небрежно и случайно выстрелил в себя. Слуги Биджу Рама были незнакомы с винтовкой этого образца, так что Биччху-Скорпиону пришлось самому выступить в роли убийцы.
Аш встал с кровати, подошел к открытому проему палатки и с минуту стоял, пристально вглядываясь в ночную тьму. Густые тени испещряли землю, и трудно было сказать, скрывается ли в одной из них наблюдатель, хотя сам Аш наверняка представлял собой отличную мишень, освещенный сзади желтым светом лампы. Правда, последнее соображение не особо его беспокоило: он нисколько не сомневался, что меньше всего на свете Биджу Рам и его сообщники хотят привлечь внимание британских властей, а убийство британского офицера привлекло бы самое пристальное внимание. Нет, это должен быть несчастный случай – или ничего. План очередного покушения уже наверняка составлен, и Ашу придется действовать очень быстро, коли он хочет добраться до Бхитхора живым. Но на сей раз необходимо полностью убедиться, что он прав, а не просто снова гадает на кофейной гуще. Одной внутренней уверенности в своей правоте недостаточно. Он уже чувствовал такую уверенность прежде – и ошибался.
Взгляд Аша упал на скомканную тряпку, которую он выбросил из палатки, не видя нужды в дальнейшем сокрытии улики. Мгновение спустя он вышел и подобрал окровавленный лоскут, внезапно сообразив, как им воспользоваться.