Глава 2 Отшельник

Жизнь — это рутина, вечная погоня за куском хлеба, если не любишь свою работу. Солнце перевалило через невидимую вершину, и полуденный зной начал потихоньку спадать. Я тоже закончил большое дело, которым был занят последние восемь дней. Остался последний штрих — и можно вытереть пот.

Отложив в сторону жестяную маслёнку, отступаю на шаг и тяну на себя массивный рычаг. Глухой стук входящей в зацепление зубчатой передачи и негромкий рокот вращающихся шестерён, заставляют поморщиться: износ они имеют приличный, но годик а то и два, без большого ремонта протянут.

Уходя, критическим взглядом, охватываю весь агрегат. Когда-то эти железки были частями космических спутников, челноков, орбитальных станций и больших космолетов. Потом они стали никчемным железным хламом. Теперь вот, волей моей и руками — нужной в хозяйстве вещью — водокачкой двадцать первого века.

Место здесь относительно равное. Быстрый поток небольшого горного ручейка крутят водяное колесо, в котором легко угадывается поперечный срез лопастей и турбины реактивного двигателя. Через систему зубчатых шестерён, оно приводит в движение одно из древнейших изобретений человечества — винт Архимеда. Тот, в свою очередь, поднимает воду в небольшую цистерну, из которой она самотеком поступает в длинный разнокалиберный трубопровод, разноцветной змеёй ползущий через долину к большому металлическому сооружению.

Наверное, никому на Земле даже в голову не придет назвать домом мой старый ангар, выросший среди куч железного мусора. Тем не менее, это так. В нем живу я — Винс.

Этим прозвищем меня наградили в кадетской школе, поскольку произносить сразу три слова — «Виктор Иннокентьевич Нестроев» — неэффективно и утомительно, а мальчишек по имени Виктор, на курсе училось больше десятка. Вот и вышли из положения, так и проникло во все метрики мое новое имя Винс. Со мной рука об руку, оно прошагало по жизни двадцатилетний путь. Верно служило и на Земле, и под землей — в укрытых от черного глаза, бункерах спецсвязи, и на пограничных космических катерах, снующих по закоулкам российского сектора колонизации. С ним вместе мы посетили не один десяток планет, и прочно осели на Прерии, где, как я очень надеюсь, пробудем остаток дней.

Усталость привычной тяжестью ложится на плечи, и я неторопливо бреду вдоль изгибов водопровода, по душистому альпийскому лугу, усеянному разноцветными пятнышками цветов. Ветерок обдувает моё лицо, дарит прохладу и свежесть. Шелест высокой травы, жужжание насекомых, очень похожих на диких земных пчел и далёкий девчоночий смех, звонкий, как колокольчик.

Жена и дочка играют на детской площадке, которую я соорудил первым делом, сразу же после прилёта сюда. Увидев меня, обе смущенно стихают. Тяжело им, наверное, жить рядом с отшельником, которого раздражает всё, что связанно с человеческим обществом.

До белого сетчатого ограждения остаётся метров пятнадцать-двадцать. Наученный горьким опытом, останавливаюсь, чтобы проверить: на месте ли микрорадиомаячок? — все нормально, в кармане. Можно идти дальше, без риска опять «схлопотать по полной» от собственных систем безопасности. Сочетание мощного инфро и ультразвука определённого тона — неприятная вещь, знаете ли. Однажды мой датчик индивидуальной защиты случайно выскользнул из кармана, и я получил полноценную «дозу». Ощущение передать невозможно: всепроникающий ужас, резкая боль в ушах, полная глухота и сбивающийся ритм сердца — вот лишь неполный перечень того, что испытано мною тогда.

Всё закончилось относительно хорошо: выкатившись из охраняемой зоны, я пришел в себя через пару часов и первым делом нашёл-таки свой радиомаячок. Но долго ещё мне снились кошмары про тот незабываемый случай. Так что система защиты мною проверена на себе.

Вот и жилище — видавший виды ремонтный ангар — вечный приют и надежда рукотворных скитальцев Космоса. Многим из них он подарил дополнительный моторесурс, иным же, не повезло: их титановые тела утащили со стапелей в самый последний путь. «Все на свете когда-то выходит из строя, но не все обретает вторую жизнь», — когда-то сказал ненормальный робот-пилот пограничного катера 312, которого мы, от великой скуки, учили писать стихи. Так что дому моему повезло. Но прежде чем назвать его так, пришлось основательно попотеть, избавляя внутреннее пространство от пережитков прошлого. Потом я затеял радикальную перестройку, и поделил его перегородками на три основные части: мастерскую, сарай и жилой блок.

Последний получился в два этажа, и настолько просторный, что эхо гуляло под потолками. Ну, еще бы! Чуть ли ни пять метров от пола! На старушке Земле, не каждый из ныне живущих, может похвастаться такой широтой души. Но я не волшебник. Кое-какие удобства и блага покинутой цивилизации, мне не воспроизвести. Ими пришлось пожертвовать ради мечты, ради этого уединенного уголка, затерянного среди скал второсортной планеты.

Думаю, немногие смогут сейчас добровольно отказаться от созданного человечеством коммунального рая, в котором они становятся рабами вещей. Аскетизм — привилегия сумасшедших и избранных. За годы военной службы я привык обходиться лишь самым необходимым. Услышанная когда-то старинная японская поговорка «самурай должен иметь лишь то, что он может унести с собой», на долгое время стала моим жизненным кредо. Я прятался в нем, как робот-разведчик за своею броней. Но с рождением дочери, эта защита стала давать трещины.

Года четыре назад, я легко бы обошелся без многого, что есть у меня сейчас, не крутился бы, как лопасти ветряка снабжающего нехитрое домашнее хозяйство электроэнергией…

Что-то, кстати, сегодня они слишком нехотя поворачиваются? Да… ветерок слабоват. Зато Солнца — хоть отбавляй. Значит, надо переключаться: есть у меня для таких деньков большая солнечная батарея, собранная из фрагментов, найденных на останках старинных спутников. Кстати, блок ориентации, исправно поворачивающий её вслед за Гаучо, был создан ещё в прошлом веке. Умели же предки делать! Да, он большой и не очень экономичный. зато поддаётся починке, в отличие от современных микро и наноэлектронных шедевров современной науки и техники. Их можно только выбрасывать, и менять целиком на новые — вон, у меня за глухой стеной целая куча таких неликвидов.

Радует только то, что пока еще есть из чего выбирать. Не случайно в моем жилище такой громадный сарай. В нем в избытке хранится то, до чего пока не дошли руки. Дело в том, что отслуживший свой срок, пограничный пункт ремонта и дозаправки, военные использовали, как орбитальную свалку когда-то летавшего барахла. Так его и выставили на продажу, и доставили вместе со всем содержимым, на что я, честно признаться, в тайне души крепко надеялся. Ведь без всего этого выжить на Прерии было бы трудновато. А так… мама с папой одарили меня руками, растущими из нужного места, преподаватели кадетского корпуса вбили в мозги знания. Теперь, используя этот ресурс, можно существовать, почти не завися от жизненных обстоятельств, прихотей окружающих и местных властей.

Эх, человеки, выкидыши прогресса! Вы открыли створный эффект, научились летать к далеким планетам, а ничего, по большому счету, в жизни поменять не смогли. Всё те же конфликты — кровавые схватки за власть, деньги и сырьевые ресурсы. Двадцать первый век на исходе. Пора бы уже вырасти из коротких штанишек, ведь жизнь-то одна! Так нет, бегают, суетятся, захлебываются в мелких страстишках, убивают себе подобных. Совсем как местные муравьи: каждый тащит добычу в свою земляную норку, и ничего кроме протоптанных троп, под собою из-за добычи не видят. А ведь кругом лес, и столько в нем удивительного!

Когда-то я для себя решил, что с человечеством мне не по пути, выбрал уголок позаброшеннее, и стал строить свою отдельную от общества жизнь. Денег, заработанных на службе, хватило на покупку понравившегося участка — небольшой, по местным меркам, долины, окружённой со всех сторон горами. Лишь в одном-единственном месте, через небольшое ущелье, можно было пешком спуститься туда, где находится остальной мир. Там я поставил видеокамеры, которые в случае чужого проникновения, транслируют изображение прямо на мой визор.

Кроме них и ультразвуковой ограды, есть в моей системе защиты и старая корабельная плазменная пушка. Вояки оставили ее в куче металлолома, посчитав, что она восстановлению не подлежит. Починить её удалось, но использовать по назначению вряд ли получится — слишком много она потребляет энергии. Максимум, два или три выстрела — и аккумуляторы сдохнут. Хотя как психологическое оружие, выглядит пушка довольно внушительно, можно и не стрелять.

…Вот и большая бочка — конечная цель техосмотра. Здесь, собственно, и заканчивается водопровод. Пока я предавался воспоминаниям, вода обогнала меня и теперь тонкою струйкой журчит внутри емкости. Судя по звуку, до полного наполнения ещё далеко. Ничего, подождем. Здесь в тени такая трава — так и манит присесть!

Кстати, с недавнего времени, стал за собой замечать, что в плане общения мне легче со своими железками, чем с дочрью и женой. Механизмы послушны, неприхотливы, им можно открыть душу, а те, кого ты безумно любишь, не всегда тебя понимают. Я сейчас, как металл на изломе, постепенно теряю твердость.

Вот, было бы всё, как мечталось: жил бы вдали от людей, не вступая с ними в личный контакт (для этого есть визоры и Глобальная Сеть), но втягивать в это жену и дочь? Было ли у меня такое моральное право? Пока я терзался в сомнениях, потихоньку закончил собирать коптер. И черт побери, как будто судьба двигала мной! Нужные детали и комплектующие лежали на складе с самого края, так и просились в руки!

Если глянуть со стороны, самоделка доверия не внушала, но работала очень неплохо, даже на мой привередливый взгляд. Пусть, она с трудом выдавала сто пятьдесят километров в час, но зато была экономична, надежна, неприхотлива. Практически любую поломку можно было исправить в воздухе, «на ходу», поскольку запас необходимых деталей был всегда на борту.

С тех пор понеслось, поехало! Вояжи через горы требовали некоторого количества горючего, которое сам я произвести не мог, а для его покупки требовались наличные. Впрочем, вопрос «где взять?» вскоре решился сам по себе. Жена обросла подружками, и в женском кругу проболталась:

— Ах, мой Винс починил газонокосилку.

— Что-нибудь сложное?

— Для него — нет. Он у меня специалист по ремонту.

Бабы хуже сорок, самую никчемную новость тут же разнесут на хвосте. В общем, мой уединенный покой улетучился, как светлый утренний сон. Клиентов было не то чтобы много, но свободного времени они мне практически не оставили. Причём, у многих из них, я даже денег не брал за работу, втайне надеясь, что чувство неоплатного долга, в самом посконном смысле этого слова, не позволит их совести обратиться ко мне в будущем. Но ожидания чаще всего не оправдывались.

«За что боролись, на то и напоролись», — говорил мой покойный отец. Ведь просто так, взять — и отказать человеку я не могу, ну, не поворачивается язык. За это, наверное, стоит отдельно поблагодарить моих уважаемых предков. Даже жена это заметила:

— Нет ли в твоей родословной японцев, Винс? Говорят, что они такие как ты: никогда не говорят слова «нет», чтоб не обидеть своего собеседника: «Скажите, для меня есть сообщения? — Да, есть. — Какие? — А никаких»!

Смех смехом, но такое положение дел вскоре стало меня тяготить. Практически всё свободное время приходилось копаться в старых и не всегда стерильных железках. Мой интерес к такого рода занятиям уже далеко не тот, что в годы кадетской юности. Поломки у одинаковых механизмов очень редко отличаются разнообразием. Когда день за днем, час за часом ты повторяешь один и тот же алгоритм действий, творчество становится ремеслом, а мозги начинают устраивать «голодные бунты», не получая достаточного количества интеллектуальной пищи. Помимо всего прочего, я отшельник. Это не личная прихоть, не перекос воспитания (в детстве я был таким же, как все), а скорее всего, синдром, приобретенный за годы военной службы. Когда я вижу перед собой более трех незнакомых людей, в глазах начинает рябить, и с болью в висках, появляется состояние общего дискомфорта, близкое к панике. В такие минуты хочется убежать, укрыться в своей «берлоге», запереться на все замки и лежать, обхватив голову, постепенно обретая спокойствие, зная, что этот суетный мир не дотянется до тебя даже Глобальной сетью.

И что с этим делать, я пока до конца не решил. Нахлынет порой спонтанное чувство протеста, всколыхнется со дна души желание вырваться из этого круга. Иногда даже хочется бросить всё и улететь куда-нибудь далеко, но я не один — рядом со мной те, ради которых я, собственно говоря, и живу. Подвергать семью неоправданным трудностям, связанным с новыми и новыми переездами — это уже за пределами здравого смысла. Пусть родные не разделяет моего взгляда на жизнь — это их право, и оно ничем не отличается от моего права на одиночество.

Журчание воды в бочке, тем временем, прекратилось. Значит, осталось совсем немного до полного уровня. Поплавок, поднимаясь вместе с водой, всё сильней нажимает на рычаг автоматического отключения водоподъёмного механизма. Струйка воды из трубы истончается и пропадает. Всё работает как часы — можно и другими делами заняться. Сколько там у нас времени? — ого, почти четыре часа, не заметил, как день пролетел! Пора собирать инструменты, убирать их в сарай, на штатное место, а там, глядишь, и за козами надо будет идти…

Вот за это я и люблю неспешный уклад деревенской жизни. Всегда знаешь, что успеешь сделать все, что намечено. А что не успеешь — можно перенести и на завтра. И из-за этой уверенности в завтрашнем дне, нервы крепчают прям на глазах! Последняя мысль заставляет расслабленно улыбнуться.

По дороге в «инструменталку», прежде всего, проверяю приборы у двери аккумуляторного отсека (по старой армейской привычке, я все помещения в доме называю отсеками). Итак, что у нас там? — заряд восемьдесят процентов. М-да, маловато! Может завтра ветер будет сильней, а то так ведь, можно и без света остаться…

Внутри мой ангар переделан, и поэтому его большие размеры неощутимы. Коридор казенного образца прорезает насквозь все здание. С правой его стороны — двери отсеков различного назначения с подсветкой из светодиодных ламп. Светильники под потолком сливаются в одну ослепительно-белую линию. Единственное украшение здесь — «наскальные» рисунки моей ненаглядной дочурки, напоминающие пока клубки ниток и разноцветные бесформенные пятна. Мы с женой специально не стали ничем отделывать коридор. «Пусть будет, — сказала она, — картинная галерея юной художницы».

Я открыл нужную дверь, разложил инструменты по стеллажам, придирчиво осмотрел помещение, все ли в порядке. В тамбуре аварийного выхода вытер масляное пятно. Вот и все на сегодняшний день. Как говорят в армии, «личное время».

На улице солнечный свет. Заворачиваю за угол, в сторону детской площадки. А вот и они, два единственно дорогих моему сердцу представителя человечества, жизнь без которых мне уже трудно представить: дочь и жена.

— Папа, папа, смотри: я сама это построила!

В песочнице красуется украшенный разноцветными камушками «сказочный замок».

— Умница! — наслаждаясь каждым мгновением, присаживаюсь на корточки и отряхиваю песок с ее покрасневших коленок, — Ты пойдешь с папой и мамой забирать козочек с поля?

— Да, конечно! — диссонансом звучит не совсем обычный для четырёхлетнего ребёнка ответ.

Мы уже привыкли к подобному лексикону Маши, ее недетской способности к длинным логическим умозаключениям. Скорее всего, это связано с отрезанностью нашей семьи от внешнего мира. Ведь, не считая меня и жены, единственным близким другом, с которым эта русоволосая и не по годам высокая девочка проводит много времени, является визор. Управлять она им пока не умеет, но с удовольствием смотрит самые различные передачи из Глобальной Сети, которые я ей настраиваю, исходя из собственных представлений о воспитании.

Это ли не счастье? Мы шагаем втроём, держась за руки. А куда — не суть важно: пусть это будет луг с сочной зеленой травой, где пасутся козы. В смысле, должны пастись, поскольку мне уже приходилось искать их по сигналам радиомаячков. И как этим рогатым чертям удается перегрызать верёвки из сверхпрочного углеволокна, я до сих пор не могу представить. Последний раз умотали аж на пару километров от дома. Благо в хозяйстве у меня имеется небольшой списанный вездеход, на котором когда-то перемещались крупные блоки деталей в процессе ремонта космических катеров. Сейчас я его использую вместо трактора для полевых работ. Ох, и наигрался я тогда в американских ковбоев…

— Пап, а куда мы идём?

— За козочками.

— А что они сейчас делают?

— Гуляют, наверное…

— А как козочки гуляют?

— Ходят по полю и кушают травку.

— Я тоже хочу кушать травку. Она очень вкусная?

Беда с этим возрастом «почемучки»! Вопросы сыплются как дождь из грозовой тучи. Перевожу «артобстрел» на жену:

— Мама, скажи Маше, трава очень вкусная?

Уж как-то в семье повелось, что в присутствии дочки я называю Светлану исключительно «мамой».

— Конечно, вкусная, — смеется она, — но не вся. Та, которую любят козочки, для человека невкусная.

— А почему?

…Со Светланой я познакомился на Земле, сразу же после окончания кадетского корпуса. Счастливый «несчастный случай» произошел благодаря визорам. Помнится, в этот день они только что появились в широкой продаже. Ну, само собой разумеется, в гипермаркете ажиотаж.

Для нас, радиоэлектронщиков, эта штучка давно была не в новинку. Шагаю я, значит, по улице, как говорится «на автопилоте», поглощённый поиском не помню уже, какой информации. А счастливая Светка только что выбралась из толпы и, неловко раскрыв коробочку, выронила ее содержимое. Не успела она порадоваться, что игрушка ее не разбилась и уже собиралась ее поднять, а тут я, не сбавляя наработанного годами строевого шага, чётко на него наступаю. Что было! Хруст пластика, женские слёзы, мои мольбы о прощении и обещание завтра купить точно такой же визор.

Как-то так получилось, что с тех пор и живём вместе.

Ловить коз по окрестностям, нам не пришлось, обе оказались на месте. Мы отвязали веревки и повели их к дому. Без пинков, понятно, не обошлось. И вообще, иногда мне кажется, что я несправедлив к человечеству. Худо-бедно, а за парочку сотен лет вышло оно за пределы земной атмосферы, а эти животные — как были упрямыми сволочами тысячу лет назад, так ими же и остались. Трава для них зеленей и вкуснее именно там, куда не пускает верёвка, а жрать хочется только тогда, когда нужно идти домой. Как будто целого дня не хватило!

Настроение было изрядно подпорчено. Вернувшись домой, я сделал еще несколько мелочей из числа «перенесенных на завтра» — стало полегче. Еще раз проверил бочку: все нормально, не переливается. Вот теперь можно и отдохнуть, благо уже начинает темнеть.

После ужина я, как обычно, лежал на диванчике в своем спальном отсеке и слушал любимую музыку. Попутно при помощи визора, просматривал почту и новостные страницы Глобальной Сети. Со стороны это может выглядеть странным, учитывая моё негативное отношение к человечеству. Но надо же знать, что и где происходит, а то как заявятся в гости мои «сокамерники» по службе или, того хуже, друзья по кадетскому корпусу Ксенз или Шен, а я, блин, ни сном ни духом.

В общем, ничего не предвещало беды, как вдруг я услышал голосишко Марии Викторовны. (Мы со Светланой частенько называем так дочку; ну, как по-другому назвать столь рассудительного и вежливого человечка?)

— Папа! — сказала она, — я хочу с другими детками поиграть, и с роботом подружиться, и на рыбок в аквариуме посмотреть.

— Ладно, — капитулировал я, — только давай завтра, а то солнышко спать ложится, будет темно на улице, и рыбок ты не увидишь.

Дочурка с радостным криком помчалась по гулкому коридору:

— Мама, мамочка! А мы завтра пойдём рыбок смотреть, и с роботами играть!

Вот так! Улыбка еще не успела схлынуть с лица, а я уже помрачнел. Исполнение этого пожелания и связанные с ним перспективы, радости не сулили — одна нервотрепка. Это полет на коптере в городишко за перевалом, встречи с людьми, которым от меня всегда что-то надо. И каждого следует обязательно вежливо поприветствовать, хотя так и подмывает послать в дальние дали. В общем — суетливость и скученность относительно большого числа людей на относительно маленькой территории. Всё это сменило моё вечернее умиротворённое настроение на чувство, которое испытывает герметичный бачок с водой, поставленный на огонь. А ведь ничего не попишешь — дочке необходимо общение, игры с другими детьми. Это я осознаю, как отец, что бесит больше всего. А уж про «рыбок смотреть и с роботами играть» — вообще отдельная тема.

Как-то раз, год или два назад, зарядившись успокоительным, я принял участие в походе по магазинам. (Без свойственного жене фанатизма, в чисто ознакомительных целях). Мы случайно попали на открытие рыбной лавки. Очевидно для привлечения покупателей, в павильоне был обустроен большой, в стиле земного кораллового рифа, аквариум. Многочисленность его обитателей заворожила Машу. Почти час она разглядывала рыбок, прижавшись носом к стеклу. И никакими уговорами, никакими посулами, нельзя было заставить её сдвинуться с места. Пришлось пойти на военную хитрость. Зная ее любовь к различным хитроумным механизмам (от меня, видно, передалось), я сбегал в стоящий поблизости центр торговли и нанял там робота-носильщика серии «РНА». Это симпатичное (чуть не сказал, «существо») представляет собой большой полый шар на колесиках с рукою-манипулятором. Конструкторы его снарядили симпатичной улыбающейся мордашкой, простейшей «мультяшной» мимикой и способностью двигать глазами.

Серии «РН», «РНМ» и «РНА» были задуманы конструкторами не только как средства переноски и доставки покупок в пределах небольших городков, но и как хорошее развлечение для детей. Им ведь часто приходится, помимо своей воли, совершать скучные походы по магазинам — с родителями не поспоришь. Вот менеджеры и смекнули: если в торговом зале ребёнок не будет хныкать и проситься домой, товарооборот будет расти.

Робот-носильщик легко управляется дистанционно, с помощью пульта. «Выбор товара» — «купить» — «погрузить» — и машина кратчайшим путем подкатывает к нужной витрине, подхватывает манипулятором выбранный вами пакет и бережно опускает в свое бездонное брюхо. От такого процесса не оторвать и некоторых взрослых.

Маше носильщик поначалу не очень понравился, ведь чтобы на него посмотреть, ей пришлось отойти от аквариума. Зато потом ей в руки попал пульт. Поэкспериментировав с кнопками, дочурка пришла в восторг от ответных реакций смышленого робота. Всё оставшееся время она с ним не расставалась. Рыбки отошли на второй план.

С тех пор, наш обычный маршрут «выхода в свет» выглядел так: детская площадка — рыбная лавка — центр торговли. Ну и попутно, мы со Светланой успевали еще кое-что: она — перекинуться сотней словечек с подружками и знакомыми, я — встречаться с клиентами.

Кстати, назавтра как раз, назначена встреча с одним из них — представителем «старой элиты» Джозефом Хардом.

Это далеко не последний человек на планете. Скорей даже — один из первых. Когда старый столичный город вместе с питавшей его атомной станцией пал под ударом стихии, а местное население, в панике побросав нажитое, бежало прочь от цунами и радиации, отец мистера Харда проявил чудеса предприимчивости. Ему удалось сколотить очень солидное состояние. Старик, говорят, сейчас не у дел и всем заправляет Джозеф. Надо сказать, деловая хватка, доставшаяся по наследству, его ещё ни разу не подвела и в новое время. Когда я впервые увидел младшего Харда, он владел практически половиной Новоплесецка. Сам он это никогда не афишировал, поделил свой бизнес на части и оформил на подставных лиц. Поэтому особого внимания со стороны новых властей этот лис не испытывал. Более того, ходят упорные слухи, что нынешний представитель Президента имеет с ним кое-какие дела, причем, не совсем законные.

Впрочем, мне эти слухи «до лампочки». Хард всегда был хорошим клиентом: за ценой не стоял, точно и вовремя платил за работу, подвозил требуемые мной, комплектующие. Но проблема заключается в том, что в случае чего, отказать я ему не могу. Руки у младшего Харда длиннее, чем у папаши — бывшего мирового судьи. В этом я убедился, когда попробовал отказаться от «сотрудничества на постоянной основе». Джозеф не стал настаивать, а только пожал плечами и отпустил меня с миром.

Вернувшись домой, на двери собственного ангара, я обнаружил записку, содержащую издевательски-вежливую просьбу «еще раз все хорошо обдумать и принять мое предложение». Система защиты и безопасности была выведена из строя электромагнитной пушкой.

Если бы не семья, я послал бы его к чёрту и умотал ещё дальше в космос — туда, где ничего кроме пограничных постов. А тут… впервые в жизни пришлось «прогнуться»…

Справедливости ради стоит отметить, что наши отношения Джозефом после того случая не испортились. Напротив, через некоторое время, у меня появилась собственная мастерская недалеко от центра торговли, и даже бесплатная охрана. Всё это, благодаря Харду. Ведь основная часть машин и механизмов, которые я ремонтировал, принадлежала ему…

Прохлада раннего утра развесила крупную, искрящуюся в первых лучах солнца, росу. Выйдя на улицу, я умылся, зачерпнув ладонями воду из бочки. Ух, холодная! Новый день начинался, как все остальные, на автопилоте: проснуться — умыться — вывести коз на пастбище — позавтракать. Выполнив последний пункт этой программы (ха! «программы»), переодеваюсь и иду к коптеру. Он стоит на лужайке, поблескивая мокрыми от росы, боками. Бортовой компьютер проводит углубленную диагностику. Всё в порядке, только топлива маловато, но для сегодняшней поездки вполне достаточно. Настраиваю свои визоры на соединение со Светланой:

— Ну, ты долго ещё?

— Погоди. Ещё пять минут…

Ох уж эти женские «пять минут»! Они, как и «пара слов» почти всегда равняются часу. От нечего делать, переключаюсь на Глобальную Сеть: нет ли там чего интересного? — так… новостей куча, но все протухшие. Значит, ночью челнока не было. В чатах тоже никого из знакомых, потому как рано ещё.

Пять минут пролетели, а дамы не появились. Что, собственно, и ожидалось. Но только попробуй я высказать свое «фэ» — такое начнётся! Так что, себе дороже просто сидеть и ждать.

Вскоре (что весьма удивительно), жена появляется на лужайке, ведя за руку Марию Викторовну. Обе одеты, как на выставку моды в оранжерее. На Светке «ромашковое» платье — белое с желтыми пятнами. Машин наряд не менее впечатляющ: сарафан «василькового» цвета — голубой в мелкую черную точку, и белая панамка с вышитым синим цветком. На фоне рассветного неба обе кажутся светлым пятном.

«Букет полевых цветов» грациозно рассаживается в пассажирском салоне. Дочка без умолку что-то там тараторит о своих ненаглядных рыбках и о любимом роботе с царапиной на левой щеке. Посещение городка для нее долгожданный праздник.

Включаю двигатели. Они откликаются едва ощутимою дрожью корпуса. Рукоятку шаг газа «на взлет» — и закрученный в вихри воздух срывает остатки росы с травы и цветов, заставляя их волнами пригибаться к земле. Коптер медленно поднимается и, подвластный моей воле, направляется ко входу в ущелье.

Через час мы уже зависаем над Новоплесецком. Под нами несколько сот типовых домишек. Их собирают, как детские кубики, из функциональных блоков, бывших когда-то грузовыми контейнерами самых различных марок: «с», «к», «п», или «су». После выгрузки товаров с Земли, опустевшую тару развозят по стройплощадкам, где она превращается в спальни, кухни, прихожие и стандартные санузлы.

Сухость и рациональность во всем — это брэнд, стиль жизни, основная черта характера колонистов новой волны. Потому их и не любят на Прерии. Наверное, в пику этой «новой волне», на общем невыразительном фоне городского пейзажа, выделяются статью и широтой несколько нестандартных строений, отгроханных местными воротилами.

Возле самого большого них — центра торговли — находится моя ремонтная мастерская. Ну, «мастерская» — это слишком уж сильно сказано: клетушка три на три метра, в которой можно переодеться, попить чайку, а если уж попытаться дать ума чему-нибудь электронному, то «на коленках». К сему прилагается участок в четыреста пятьдесят квадратов, огороженный сеткой в человеческий рост, да небольшой навес десять на десять, куда можно загнать коптер, что я по-хозяйски и делаю.

До встречи с мистером Хардом еще остается целая уйма времени. Так что, у моих милых дам будет сегодня очень насыщенный день и каждая останется при своих интересах. Провожаю свой «цветник» до ворот и, переодевшись в спецовку, иду на рабочее место.

Здесь я бываю два или три раза в неделю, в зависимости от количества невыполненных заказов. Копаюсь в чужом металлоломе по уши в пыли и грязи. Делаю то, к чему душа не лежит.

Нет, надо что-то в этой жизни ломать, — не раз говорил я себе, — может подыскать для жилья какую-нибудь другую планету?

— А дом? А сарай? — отвечал трезвый голос со дна души. — В конце концов, ты уверен, что там, на другой планете, нет своего мистера Харда?

Вот угораздило же меня тогда вляпаться с этими тракторами!

…Чуть больше года назад, я приехал к очередному клиенту по вопросу ремонта его рухляди и в ходе беседы приметил солидный кусок железа, валявшийся у него на заднем дворе. И всё время, пока я там находился, эта вещь, не давала мне сосредоточиться. Еще бы: опытным взглядом я сразу же вычленил основные узлы и детали небольшого колесного вездехода. Зная жлобскую сущность хозяина, я запросил за работу, немного завышенную сумму. Тот сделал вид, что не услышал.

Покончив с ремонтом и подождав, пока клиент проверит работоспособность своего коптера, еще раз завел разговор об оплате. Как часто бывает, в ответ раздается «плач Ярославны»:

— Нельзя ли расплатиться позже? У меня сейчас очень туго с наличными.

— Ладно, — говорю, — я согласен на бартер. Отдавай вон ту железяку, только пусть она тут до эвакуации полежит.

И хозяин, не раздумывая, согласился.

Это была неделя настоящего творчества, отдохновение для души. Я перелопатил всю домашнюю кучу металлолома в поисках подходящих деталей, и вдохнул-таки жизнь в это случайное приобретение. На выходе получился вполне работоспособный вездеход. Он, конечно же, был далек от оригинала и выглядел страшновато, поскольку делать его пришлось из того, что должно летать, а не ползать, но со своим предназначением справлялся вполне. Путём небольшой доработки, я приспособил его для сельхозработ и в ходе ходовых испытаний, вездеход зарекомендовал себя с самой положительной стороны. И, надо сказать, эта машина понравилась не мне одному. Неожиданно посыпались просьбы:

— Винс, одолжите на недельку свой трактор.

Ай да Светлана! С такой супругой, никакой рекламы не надо!

С деньгами в то время у меня было почти никак. Подумав, я стал сдавать вездеход в аренду. С людей брал по совести. Сразу же выросла очередь из желающих. К моему удивлению, агрегат очень быстро себя окупил и стал приносить небольшую, но стабильную прибыль. Мой коптер забыл, что такое дефицит топлива — два раза в месяц я щедрой рукой заливал ему полные баки.

Дальше — больше. Я выписал с Земли несколько проблемных деталей. Их тоже пустил в дело: довел до ума небольшой транспортный вездеход, пылившийся в моем гараже. Доходы удвоились.

Потом у меня появилась мысль открыть пункт приёма металлолома от местного населения. Я взял в аренду кусок земли на окраине городка и стал возводить там что-то вроде ангара.

Закончилось все прозаично. Однажды явились ко мне несколько молодцов в форме охранников центра торговли, и весьма убедительно попросили проследовать с ними. Куда не сказали, но станер, направленный в мою сторону, выбора не оставил.

Мои конвоиры не были похожи на профессиональных военных и отличались от местных фермеров разве что габаритами. По дороге они смеялись, болтали между собой. Несколько раз прозвучало имя мистера Харда, но кто он такой, я в то время не знал и воспринимал это слово в переводе с английского.

В офисе меня обыскали, сдали с рук на руки непосредственно телохранителям. Двое из них проводили меня на третий этаж центра торговли, в добротно отделанный кабинет с кожаной мебелью. Там я увидел человека лет сорока пяти, в строгом черном костюме, стоящего у окна. Повернувшись, он приказал охранникам выйти, а мне указал на кресло.

— Присаживайтесь. Надеюсь, мои ребята были с вами достаточно вежливы?

Не зная, что говорить, я только пожал плечами:

— Да как вам сказать…

Лёгкая улыбка промелькнула на его загорелом лице:

— Знаете кто я?

— Очевидно, тот самый Хард.

— Точно. И судя по множеству признаков, вам мое имя мало о чем говорит. Зато я о вас, очень наслышан, Виктор Иннокентьевич Нестроев.

— Просто Винс.

— Нет не просто! — неожиданно вспыхнул Хард, — Если у вас на Земле в моде собачьи клички, продолжайте сходить с ума. Но не надо лезть со своим уставом в чужой монастырь, где живут люди, почитающие своих матерей и отцов. В разговоре между собой, мы позволяем себя называть только по имени-отчеству, то есть, так, как нас назвали родители. И в этой связи, у меня к вам появились вопросы, требующие немедленного разрешения. Они напрямую касаются ваших, Виктор Иннокентьевич, отношений с населением этого города. Не скрою, вы мне глубоко симпатичны. Ваши навыки и умения редкость в здешних краях, но для местных аборигенов вы — пришлый чужак, который вторгается в отлаженную годами жизнь, в чём-то её ломая…

— Простите, господин…

— Джозеф Кристофер Хард.

— Я не понимаю, о чем…

— Так вот, — Джозеф Кристофер не дал мне закончить, — все люди, живущие здесь, помогают друг другу. Я тоже не исключение. Ко мне обратился очень уважаемый человек. Он просит помочь сохранить свой бизнес, значимую часть которого вы имели неосторожность присвоить себе. Речь идёт об аренде тракторов и прочей сельскохозяйственной техники. В Новоплесецке есть фирма, занимающаяся этим вопросом со дня основания города. Но тут на рынок выходите вы, даже не поинтересовавшись существующим положением дел, и бьете дешевизной. Доходы у добросовестного конкурента начинают стремительно падать, фирма терпит убытки, семьи рабочих остаются без средств к существованию, а это нехорошо.

Я попытался что-то сказать в свое оправдание, но Хард опять перебил:

— Есть несколько вариантов решения этой проблемы. Человек, которого вы невольно обидели, настаивает на том, чтобы вы навсегда исчезли из города, оставив ему всю технику в качестве компенсации. Но если вы заплатите лично мне энную сумму, — он подошёл к столу и подвинул в мою сторону листочек бумаги, — я постараюсь урегулировать этот вопрос.

Сумма была из разряда астрономических, во всяком случае, для меня. И Хард это понял.

— Как я уже говорил, — произнес он отеческим тоном, — люди на Прерии помогают друг другу. Поэтому, имеется еще один вариант, продиктованный исключительно моим хорошим расположением к вам. Это трудно, но я постараюсь уговорить своего старого друга не очень сердиться на вас, если, конечно, вы мне пообещаете использовать имеющуюся технику только для личных нужд.

Понимаю, у вас семья, которую тоже нужно кормить. И чтобы никто не остался в накладе, я помогу вам обзавестись приличной ремонтной базой и местом парковки, а вы, в свою очередь, будете выполнять мои заказы по ремонту различного оборудования, естественно, в пределах возможного. Это все, что в моих силах.

— А если я откажусь?

Судя по ответной реакции, Хард был готов и к такому повороту событий.

— Ваше право, — сказал он со вздохом. — Но в таком случае, оба трактора отберут по суду, и это решение никто не сможет оспорить. Потому, что вас не найдут. Нигде. Ни на одной из известных планет.

— Мне можно подумать?

— К сожалению, я очень ограничен во времени. Отвечайте здесь и сейчас.

Вот прицепился! — лихорадочно думал я, — Ладно, первый вариант не самый плохой. Железяк я себе ещё насобираю. Магазины есть и в других городках. Правда Свете и Машке придётся обзавестись новыми друзьями. Но это всё-таки лучше, чем жить в постоянных долгах или «ходить под кем-то».

— Ладно, владейте, — с этими словами я поднялся с кресла, достал из кармана запасные ключи от своих самоделок и небрежно положил их на стол.

В лице господина Харда читалось недоумение. Он явно не рассчитывал на подобный исход. Ещё бы! Для местных аборигенов вездеход — признак достатка. Ведь это довольно дорогая игрушка. А я запросто отдаю целых два!

Где-то внутри меня их жалость собственника боролась с торжеством победителя.

— Да черт с ними, с тракторами, — сказал я как можно небрежней, — спокойная жизнь дороже.

— Уверены? — Джозеф Кристофер Хард сумел быстро собраться и голос не выдал его растерянности.

— Да! — отчеканил я с чувством морального превосходства.

Он убрал ключи в ящик стола, нажал кнопку вызова. Охранник стоял за дверью.

— Проводите! — сказал ему Хард. — До встречи, Виктор Нестроев.

Последние слова были произнесены с какой-то иезуитской усмешкой. Я был встревожен и, как оказалось, не зря. Вернувшись в тот день, домой, обнаружил на дверях ангара записку, с просьбой «еще раз все хорошенько обдумать и принять правильное решение». Система слежения и безопасности была выведена из строя в самом проблемном месте — единственным точечным выстрелом из электромагнитной пушки.

А потом начался настоящий кошмар. Той же ночью у меня на участке приземлился коптер с шерифом и понятыми. Они разбросали груду металлолома и под ней обнаружили искусно укрытый тайник, а в нем — штурмовую винтовку, несколько станеров и крупную сумму денег, якобы похищенную из кассы торгового центра.

Утро я встретил в полицейском участке. Оно началось с визита Джозефа Харда.

— У маленького человека много болевых точек, — сказал он без предисловий. — Вы не хуже меня знаете, что по существующим в России законам, ребенок, достигший пятилетнего возраста, может быть изъят из семьи. Я не хочу вас ломать, Виктор Нестроев, и еще раз предлагаю сотрудничество. Забирайте назад свои трактора и считайте этот маленький инцидент последним предупреждением.

Вот так появилась у меня эта пресловутая мастерская…

Сегодня все ладится. Это к добру. Вчера б так с водопроводом. Есть у меня примета: если в душе вдохновение — значит, день закончится хорошо.

Краем глаза замечаю парнишку, стоящего за оградой и с интересом наблюдающего за моими манипуляциями. Он часто приходит поглазеть, чем я тут занимаюсь. Поначалу я его прогонял, так как чувствовал себя очень неловко и не мог сосредоточиться на работе, но со временем как-то привык, и уже не обращал внимания на этого одинокого зрителя в моём электромеханическом театре. Интересно, для чего он сюда приходит? На вид ему лет пятнадцать-шестнадцать, самое время за девчонками бегать, а он часами тут отирается…

Берусь за последний объект. Это робот-носильщик не очень удачной серии РНМ. У машин этого типа обычно хромает система радионавигации. Не глядя, меняю блок, завинчиваю корпус, включаю питание, беру в руки пульт и нажимаю на кнопку «слежение». В этом режиме, робот обязан следовать в полуметре за человеком. Вернее, не за самим человеком, а за сигналом, поступающим с пульта.

Отхожу на шаг назад. Робот почему-то не слушается. Он не идет за мной, а начинает крутиться на месте с все возрастающей скоростью. Делаю шаг вперёд — и робот замирает как вкопанный. То же самое и в режиме ручного управления: по команде «вперёд» робот начинает вертеться точно так же, как в предыдущий раз.

Всё ясно: что-то с одним из двигателей. А ведь когда-то мне принесли этого носильщика на ремонт, и он бегал весьма хорошо.

Читаем «историю болезни». Из-за неисправности системы радионавигации, робот не смог вернуться в центр торговли после доставки товара в дом покупателя. Пока не сели аккумуляторы, он несколько часов кружил по городку, распугивая птиц и собак, врезаясь в препятствия, попадавшиеся на пути. Гм, вот и диагноз!

Вновь разбираю корпус, нахожу выпавший разъём. Устранив неполадку, снова включаю режим слежения. Сделав в сопровождении носильщика несколько кругов по участку, нажимаю на кнопку «возврат». Сидя в тени на стульчике, наблюдаю, как машина повторяет пройденный путь в обратном направлении.

Достигнув точки включения, робот застывает на месте. Хорошо, молодец! Сколько там времени? — о-о-о! Пора переодеваться.

Охранники Харда как всегда пунктуальны. Ждут меня у ворот, красноречиво посматривая на часы. Ничего удивительного, если я опоздаю, в первую очередь, взгреют их. Сегодня прислали каких-то новых: оба почти старики — суровые, немногословные, с холодком в потухших глазах.

— Нестроев?

— Угу.

От моей мастерской до служебного входа торгового центра, пять минут быстрой ходьбы, и на каждом шагу со мною здороваются совершенно незнакомые люди. Дамы склоняют увенчанные прическами головы, мужчины роняют короткое «быть добру».

Я шел и не переставал удивляться, пока за спиной не услышал:

— И тебе не хворать, Алвис.

Так кто же они такие, мои неприметные конвоиры? — вроде бы без оружия, а веет от них уверенностью и силой.

У торгового центра, как всегда, многолюдно. Люди приходят сюда не только, как покупатели. Это место общения, здесь можно назначить встречу, обсудить последние новости. Ведь то, что происходит на второстепенных планетах, не всегда попадает в Глобальную Сеть.

Моих почему-то не видно. Торчат, наверное, у аквариума, гипнотизируют рыбок. Оно и к лучшему: пусть моя дочка никогда не узнает, что ее всемогущего папу — повелителя железок и микросхем — можно вести, как Жучку на поводке.

Я открыл знакомую дверь, взялся за поручень и хотел уже подниматься на третий этаж.

— Не сюда, — осадил меня кто-то из конвоиров, — нам прямо.

Железная дверь в конце коридора вела во внутренний двор торгового центра. Там было пасмурно. Сквозь дымчатый пластик навеса угадывался диск солнца Гаучо. Я пролетал над этим районом на разных высотах. Всегда считал этот навес продолжением общей крыши и не мог даже предположить наличие здесь такой красоты. Ухоженный зеленый газон представлял собой плантацию земных одуванчиков. По центру этой лужайки стоял небольшой особняк из белого кирпича. На открытой веранде сидел человек с желтым, одутловатым лицом и пил чай.

— Шевели копытами, — сказал кто-то за моею спиной, заметив, что я замешкался, — хозяин не любит ждать.

И я ступил на узкую прямую дорожку, выложенную желтыми плитами.

— Рад вас поздравить, Нестроев, — сказал незнакомец, когда я подошел ближе, — на этой планете вы становитесь очень востребованным человеком. Даже мне, неспособному отличить коптер от вертолета, понадобилась ваша помощь. Присаживайтесь. Не желаете чаю? Будем знакомы, Кристофер Хард.

Я завис, как бортовой компьютер при прохождении через портал. Сначала хотелось сказать, что коптер от вертолета мало чем отличается. Если брать за основу принцип движения, то это одно и то же. Только у вертолета один (или два соосных) несущих винта, а у коптера их несколько, и все — небольшого диаметра. Потом я решил объяснить, что добрые люди за помощью конвоиров не посылают, а еще отказаться от чаю. Нужные фразы уже вертелись на языке, но знакомое имя, прозвучавшее из уст незнакомого человека, смело эти порывы как нечто второстепенное.

— Так вот он какой, этот монстр, — лихорадочно думал я, автоматически плюхнувшись на указанный Хардом стул, — с сыночком нужно держать ухо востро, а этот достойный папаша — тот, наверное вообще… того и гляди, по миру пустит!

— Ну, ну, не обижайтесь на старика, — «достойный папаша» пристально посмотрел на меня серыми, все понимающими глазами, — я же не виноват, что мои указания воспринимаются подчиненными слишком буквально. Мне действительно нужна помощь высококлассного специалиста в решении одной очень сложной проблемы. Речь идет о перемещении одного крупногабаритного нестандартного груза из зоны радиоактивного заражения туда, где живут люди.

— Вы говорите о мертвом городе? — спросил я с подозрением.

— Не такой уж Высоцк и мертвый, — возразил Хард. — В годы забвения, его улицы были для местных жителей единственным источником существования. Там добывалось все, без чего на этой планете не выжить: оружие, боеприпасы, стройматериалы. Девяносто процентов техники, которую вы ремонтируете в своей мастерской, тоже, кстати, оттуда. Мне иногда кажется, — старик пожевал губами и окинул меня долгим взглядом выцветших глаз, — что если бы здесь, на Прерии не удалось отыскать залежи редкоземельных металлов, Высоцк так бы и остался центром цивилизации местных аборигенов…

Я молчал, лихорадочно соображая: как бы тактичней послать в дальние дали это ожившее приведение. Ну, никак не прельщала скорая перспектива стать такой же развалиной, как мой потенциальный работодатель. Но Хард будто бы снова прочел все мои мысли.

— Человеку свойственно преувеличивать степень потенциальной опасности, — сказал он со скрытой усмешкой, — особенно если что-то, до конца не изученное, угрожает лично ему. Не волнуйтесь, Виктор Нестроев, никто вас в зону насильно не загоняет. Речь, всего лишь, идет о перемещении одного нестандартного груза оттуда — сюда. И я хотел бы вас попросить разработать несколько вариантов решения этой задачи, исходя из имеющейся в наличии техники и ее состояния.

Судя по описанию, работа была творческой, сложной. Это мне нравилась, все остальное — нет: никогда я себя не чувствовал так неуютно. А тут еще, за спиной выросли чьи-то руки. Незнакомец поставил на стол чашку с дымящимся чаем и тарелку с мясными колбасками.

— Благодарю вас, Кэш, — произнес мистер Хард, направляя слова в сторону этих рук, — а теперь, если есть возможность, соедините меня с Шиловым.

Я поперхнулся, не успев приложиться к чашке, а этот мерзкий старик снова спутал все карты:

— Это не кличка, — пояснил он с потаенной усмешкой, — мистер Кэш действительно англичанин.

И вот тут-то я по-настоящему психанул:

— Черт бы побрал мистера Кэша, вас и вашу работу в придачу! Вот не сдвинусь с этого места, не скажу ни единого слова, пока не услышу: о каком именно Шилове вы говорили…