ГЛАВА 12

Верховая езда на гаджах имеет ряд особенностей: например, они высоко подкидывают зад, из-за чего седока постоянно трясет. То еще родео! Я попробовал сесть ближе к холке и тут же пожалел об этом — когда под тобой активно работают лопатки скачущего гаджа, о комфорте можно забыть. Правда, стоило этих гадов пришпорить, как они переходили на длинные плавные скачки, и тут уж — держись покрепче и молись. А учитывая, что уздечка гаджам не полагается, держаться приходилось за короткую гриву.

После бегства из деревни я сверил направление, определил время по солнцу, выставил часы на десять утра, и мы двинулись к плато Кутний Кряж, маячившему далеко впереди на границе видимости. Впрочем, иллюзий насчет поспеть на плато к вечеру я не строил. Какими бы скоростными ни были гаджи, но до автомобиля им далеко…

Первым погоню услышал Ромка. Похоже, чувствовать опасность у парня выходит лучше, чем у меня; старею, что ли? Одно радовало — ровная степь давно сменилась пологими холмами, заросшими высокой густой травой и кустарником.

— Что делать будем? — обратился ко мне Ромка. — Драться с селянами не хочется.

— Мне тоже. Это не наши враги, но им этого не докажешь.

Из-за оставшегося позади холма донеслись удалое гиканье, шум и яростный многоголосый ор. Вот и охотнички пожаловали, здрасьте вам!

— Ну-ка, сынок, давай чуть в сторону отъедем.

Перехватив удивленный взгляд сына, подтвердил коротким кивком. Мы пришпорили и без того несущихся галопом скакунов, круто уходя влево, а метров через двадцать я с силой потянул на себя гриву Игги, останавливая.

— Приехали. Сейчас прятаться будем.

Я спешился, передал Игги сыну и потянул из ножен засветившееся радужным светом Лезвие Чести.

Все-таки папаша у меня — большой оригинал! За спиной толпа разъяренных местных, жаждущих натянуть наши шкуры на барабаны войны, а он, лишь чуть съехав в сторону, меч достал. Джедай, блин.

— Гаджей стреножь, быстро! — не оборачиваясь ко мне, приказал отец. — И морды им завяжи!

— Чем завязать?

— Чем хочешь!

Я бросился выполнять команду. Пока старательно увязывал лапы зверям, Арчи с помощью Гелисворта очертил нас кругом шагов шесть-семь в диаметре. Потом вытащил из-за пояса наваху и принялся что-то чертить в траве, внутри круга. Тут гаджи показали характер, и мне стало не до отца. Сарни умудрился перегрызть стреноживающую веревку и теперь радостно скакал вокруг меня, точь-в-точь огромный расшалившийся щенок. Глядя на него, Игги тоже потянулся к путам. Я легонько хлопнул его по носу, зверь пристыженно фыркнул и лег на брюхо, а я принялся ловить нарезающего круги второго скакуна.

— Что ты там возишься? — рыкнул отец. — Хватай эту скотину, и в круг!

— Сейчас… — пропыхтел я, обхватывая гаджа за полосатую шею. — Уже поймал!

— Тогда в круг и чтоб ни звука!

Отец сел в центре, до половины скрывшись в высокой траве, воткнул перед собой меч. Я подтащил Сарни к лежащему собрату и тоже плюхнулся на землю, укладывая зверюгу рядом. По лезвию Гелисворта пробежали синие искорки. Сначала мелкие, едва заметные, они струились от гарды вниз, к острию, то скользя по поверхности, то погружаясь внутрь, и становились крупнее, ярче. Затем в траве тут и там заполыхало — активировались начертанные знаки, очерченный круг мягко засветился фиолетовым и… Там, где только что сидел отец, лежал бурый валун, покрытый мхом, а на месте его меча торчало молоденькое деревце.

Я моргнул, и увиденное подернулось полупрозрачной дымкой: камень шевельнулся, сквозь его черты проступил силуэт Арчи. Отец повернулся ко мне, пригрозив кулаком. Я кивнул и поглядел на себя. Как ни странно, но сам я не изменился, а вот вместо гаджей образовались два симпатичных земляных бугра, оба поросшие чахлым колючим кустарником. Я ощупью нашел обе морды и притянув к себе, сжал их под мышками. Вскоре к ору преследователей добавился гулкий топот лап, в поле зрения появились и сами всадники. Десятка два раскрасневшихся вооруженных мужиков неслись на гаджах, удерживаясь в седлах так легко, что я испытал укол зависти: не знаю как Арчи, а у меня весь зад отбит от скачки… Кстати, интересный эффект: пространство за чертой круга искажалось, я видел все как сквозь стенку мыльного пузыря, по ней то и дело проскакивали радужные пятна и разводы. К тому же стенка эта постоянно колыхалась, что внешнему миру четкости не добавляло.

Хорошо еще под лапами гаджей не дорога, а травянистая степь, пыли бы подняли…

Преследователи уже почти проехали, когда гадж предпоследнего замедлил шаг, потом и вовсе остановился, вертя головой по сторонам и шумно принюхиваясь. Твою ж мать, унюхал, зверюга непарнокопытная!

Гадж загарцевал на месте, а потом с противным блеянием порысил в нашу сторону.

— Сейчас будет жарко… — сквозь зубы прошипел я.

— Молчи, — ответил валун, — что бы ни случилось — ни звука…

Остальные всадники как по команде остановились, внимательно поглядывая, как пепельно-серый гадж целеустремленно прет в нашу сторону. Всадник, молодой парняга в чуть не лопающейся на могучей груди серой рубахе, настороженно смотрел вперед, держа наготове короткую пику.

— Тихо, Митруня, — донесся до моего слуха басок парня, — тихо. Чей-т ты заметил там, друг?

Гадж в ответ фыркнул и несколькими плавными скачками приблизился к нам вплотную. Я смотрел на шевелящуюся, расплывающуюся черную кляксу носа зверя, на ставшую внезапно мутным пятном фигуру всадника и беззвучно молился, чтоб эта парочка убралась отсюда куда подальше. Ну да, держи карман шире! Гадж уверенно стоял на самой границе защитного круга, наездник спешился и встал рядом, выставив перед собой пику. Я почувствовал, как по спине скатилась капля пота. Стоит воину переступить черту — и я уверен, он нас увидит. Под рукой заворочался Сарни, я поспешно сжал его морду сильнее, и тут по спине что-то шустро пробежало вниз. Зашуршала трава, и перед носом вражеского гаджа пискнули и разбежались в разные стороны бесстрашные мышата! Тот раздраженно чихнул и погнался за ними, бросив обалдевшего хозяина и вызвав шквал насмешек.

Бедный парень ловил своего скакуна несколько долгих минут, а потом вместе с товарищами поехал дальше. Мы сидели неподвижно, пока вся ватага не скрылась за ближайшим холмом. Пространство внутри круга причудливо изогнулось, и закрывающий нас маскировочный пузырь с тихим хлопком лопнул. Передо мной снова сидел отец, яростно растирающий шею, Гелисворт перестал напоминать сиянием джедайский меч, а оба гаджа тихонько сопели у меня под мышками.

— Бать, они дрыхнут…

— Да? — обернулся отец, с интересом уставившись на меня. — Ну так буди наш транспорт, будем корректировать маршрут.

…Сарни летел вперед плавными скачками, в рюкзаке снова ехали героические мыши, мы по-прежнему держали курс на Кутний Кряж, отклонившись, правда, к востоку километра на три. Как пояснил отец, даже если загонщики растянутся цепью, все равно есть шанс проскочить без боя, местность способствует. Драться с местными не хотелось абсолютно, не упыри ведь, люди. А бед они со старостовой дочкой еще хлебнут, нутром чую. Ну, Лукас, ну, «кореш»! Развел как лоха последнего: в деревню приедете — Нана вам поможет! Ага, еле ноги унесли от ее «помощи»…

Где-то вдалеке внезапно завыло на высокой ноте, а потом громыхнуло, да так, что гаджи на животы попадали. Следом раздались яростные крики, тут же смолкшие как по команде.

— Посмотрим? — спросил я Арчи, а у самого внутри все заледенело.

Отец к чему-то прислушался, полузакрыв глаза, медленно кивнул:

— Да, пожалуй, уже можно.

— Можно что?

— Посмотреть, — пояснил он, поворачивая черного Игги, — угрозы я не чувствую.

Угрозы действительно не было. Уже. А была покрытая странным серым инеем трава: круглое пятно вымороженной степи, на глаз эдак метров сто пятьдесят в диаметре. Ну, может, чуть меньше. Жутковатое зрелище: под лапами наших гаджей — зеленый ковер разнотравья, а чуть дальше словно циркулем провели — такая четкая граница между летом и царством льда. Мы спешились, подошли к самой черте, воздух над которой искрился и потрескивал. Я протянул было руку, но отец неожиданно резко меня одернул:

— Раньше времени на тот свет собрался?

— Я только глянуть хотел, па!

— Глянуть? — хмыкнул отец, срывая травинку и ткнув ею через морозную границу. — Ну так гляди!

Раздался треск, Артур охнул и отдернул руку. Насквозь промороженный стебелек упал к моим ногам. Отец старательно дышал на едва не обмороженные пальцы, растирал их.

— Понял теперь, юннат?

Я не мог оторвать взгляд от ставшей совсем прозрачной травинки, с покрытыми бахромой инея листочками, потом осторожно коснулся стебелька пальцем и тут же отдернул руку…

Помню, в детстве к нам во двор каждые вторник и пятницу приезжал старый «жигуленок» с прицепом и сигналил как ненормальный. Эхо от клаксона отражалось от стен домов и уносилось дальше по кварталу, а следом включался мегафон и задорный голос извещал округу:

— Мороженое! Свежее, самое вкусное! Эскимо, пломбир на палочке. Налетай, детвора!

И мы спешили на этот зов, позабыв и про дворовые игры в войнушку, и про все на свете. Дядя Саша приехал! Мороженое и впрямь было вкусным, а учитывая жаркое лето, так и вовсе чудесным, но не только за ним мы сбегались к зеленому «жигуленку». У дяди Саши всегда был искусственный лед. Серые пластины, на которых лежали картонные ящики с холодным лакомством, укутанные двумя ватными одеялами. И вот, когда очередь расходилась, а товар заканчивался, мы выпрашивали хоть по паре кусочков этого самого сухого льда. Мы уносили его кто в чем: кто нес, завернув в полу майки, кто на кусочке картона. Много чего можно было делать с льдом… Можно было кинуть кусочек в чашку с водой и наблюдать, как поверхность тут же начинает бурлить пузырьками, а потом пить «газировку» собственного изготовления. Кто-то, подкравшись к девчонкам, внезапно касался серым кусочком спины или руки и наслаждался испуганным взвизгиванием; кто-то просто смотрел, как лед, положенный на нагретый солнцем бордюр, тает, исходя серой дымкой… А вот держать сухой лед голой рукой было нельзя. Потому как обжигал, зараза, холодом до ран. Помню, как с Генкой Кремешковым поспорили, кто дольше ледышку в кулаке продержит. И продержали почти сорок секунд, а после у обоих раны на ладонях оказались: кожу до мяса прожгло…

Вспомнилось мне это, как только прикоснулся к проклятой травинке: словно опять сухой лед тронул.

— Пап, тут все насквозь промерзло!

— Спасибо, заметил. Меня куда больше интересует, кто тут орал и куда этот крикун делся. Давай-ка вдоль линии поедем, может, что интересное углядим.

Справа царство трескучего мороза, слева солнце печет, как утюг. Никакой гармонии! Я ехал впереди, заодно присматривая за своим обормотом, хотя был твердо уверен, что исследовательский запал у Ромки пропал надолго. Мой Игги настороженно косился на опасное место и жалобно блеял. Потерпи, дружок, мы только одним глазком поглядим, и всё! Примерно так я успокаивал не только гаджа, но и себя. То, что сработала магическая ловушка, стало ясно сразу, как и то, на кого она поставлена. Не зайцев же морозить… А что кто-то (скорее всего наши преследователи) разрядил ее на себя — тут уж палка о двух концах. С одной стороны, местные, когда узнают, что с отрядом случилось, возненавидят Хайвергов еще больше: надо же, подлые колдуны людей в лед обратили! А что «добрые люди» толпой за головами всего двоих отправились, о том и не вспомнит никто… С другой стороны — мы живы. Хотя осадок на душе остался мерзкий…

На застывшую изваяниями группу мы наткнулись уже через пару минут. Люди и гаджи превратились в полупрозрачные статуи — жутковатое зрелище.

Я спешился, Ромка тоже.

— Па, мы ничего для них сделать не сможем? В смысле, ты можешь что-нибудь сделать?

— Угу. Помолиться за упокой душ.

— Я имею в виду — колдануть их! Ну чтоб разморозить…

— Если б и мог, не стал бы. Во-первых, неизвестно, какой это тип ловушки, а они, знаешь ли, разные бывают. И далеко не все разового действия.

— В смысле?

— В смысле, что зарядов маг заложить мог несколько и все — с разными задачами и алгоритмами работы. К примеру: есть основной заряд, вымораживающий определенный радиус местности, но это не все. Есть сторожевой периметр, нарушив который несчастный как бы «взводит» заклинание. Есть точка активации, она может быть как стационарная, так и блуждающая, именно она подрывает основной заряд. А еще бывает, что туда же включают заклятие «антисапер», которое гарантированно долбанет того, кто снимать заклинание вздумает.

— Фигасе! — присвистнул Ромка. — Как все сложно!

— Ну да, — кивнул я, — магия — это точная наука. С формулами, вычислениями, графиками. Я тебе описал примерную магическую сборку-капкан, сложное многоуровневое заклинание. Это тебе не огненным шариком кинуть! Хотя и шарик тоже лишь в фантастике сам собой получается.

— То есть если ты сейчас попробуешь их разморозить, то тебя тоже долбанет заклинание?

— Возможно, — пожал я плечами. — Или не долбанет. Может и метку следящую повесить, тогда и под землей от него не спрячешься… как знать? Да и смысл — размораживать несчастных? Лужами растекутся, и все дела. Не повезло ребятам, ничего не скажешь, но лучше они, чем мы. Ладно, поехали, нас твоя мама ждет…

К подножию плато мы прибыли глубоким вечером. О том, что высоко в небе я заметил парящую птицу, решил сыну пока не говорить. Может, орел местный добычу высматривает, а может и пра-пра-пра… на хвост нам сел. Тогда понятно, кто ловушку смастерил. Гаджи сопели, свесив языки словно самые обычные барбосы, полосатый Сарни еще и колючку в лапу загнать умудрился: Ромка сосредоточенно пыхтел, извлекая занозу. Я выбрал местечко поукромнее, под раскидистым деревом, меж корней которого журчал мелкий ручеек. Разложил наваху и быстренько обкопал источник, основательно его расширив и углубив. Получившаяся ямка тут же стала набираться водой, теперь из него можно черпать.

— Что дальше, пап?

— Как что? — удивился я. — Лагерь разобьем. Или ты собрался в темноте да на уставшем гадже в гору карабкаться?

На удивительно чистом небе сверкали крупные звезды, сухо потрескивал хворост в костре, над которым булькал котелок, распространяя дразнящие ароматы. Стреноженные гаджи лежали неподалеку, с урчанием поедая выданный паек. Ром и Рем выбрались из рюкзака и грызли какой-то корешок, пища и перетягивая его друг у друга. Караул я решил не выставлять, ограничившись защитным куполом. Благо где проточная вода, там и Сила. Вот от родника я наш защитный периметр и запитал. Заодно и костерок поддержит, а то дров маловато. Ромка, сидевший прислонившись спиной к дереву, вдруг хитро прищурился и спросил:

— Бать, как тебе Алва?

Я чуть не поперхнулся варевом из котла. Надо же было такое под руку ляпнуть!

— А что Алва? С чего ты глав-упыриху вспомнил, да еще на ночь глядя?

— Да вот смотрю на костер и вспоминаю, как там, в лесу, она возле тебя всю ночь сидела. Ты у нее на коленях дрых, между прочим! А она тебя по волосам гладила, нежно так… когтями… Понравился ты ей, па. Зуб даю!

— Чушь-то не пори! — посоветовал я, с трудом подобрав отвалившуюся челюсть. — Понравился… Только этого и не хватало!

Ромка рассмеялся.

— И вообще, — продолжал я, — если ты не в курсе — у нее еще с твоим дедом роман был. Может, на нее ностальгия напала?

Сын поджал губы и покачал головой.

— Что? — не понял я.

— Вообще-то никакого романа у них не было, — сказал он, — а папашу твоего она всю свою жизнь люто ненавидела. И вообще, сволочь он был. Редкостная.

Я воззрился на него в полном недоумении. Открыл рот, не смог ничего выговорить, снова закрыл.

— Мне Лукас рассказал, — пояснил Ромка, смущенно отводя глаза.

— Не многовато он наговорил для нескольких часов знакомства? — поинтересовался я, выходя из ступора.

— Ну он просто хотел расставить акценты, чтобы не было недопонимания. Сам знаешь, какое к ним отношение.

— Ладно, — сухо кивнул я, — выкладывай, что там твой новый друг наврал.

— Поменьше скепсиса, пожалуйста, — поморщился Ромка, — а то могу ведь ничего и не говорить… Кстати, может, Алва и сидела возле тебя, потому что хотела рассказать то же самое?

— Психолог, блин! Ну говори уже, говори. Мне правда интересно.

— Слыхал когда-нибудь про Сезон охоты на ташшаров? — торжественно спросил Ромка, вороша длинной хворостиной угольки в костре.

— Нет, — честно признался я. В воспоминаниях, доставшихся мне от отца, подобного феномена не встречалось.

— В общем, охота на упырей — одно из любимейших развлечений местных колдунов. Понимаешь, иглоносцы обитали здесь всегда, а колдуны пришли позже. Пришли маленькой группой, разбили лагерь. Осмотрелись. А потом боевой магией навели шороху и захватили власть, что при местном уровне развития общества было несложно, насадили свои порядки, согнали местных жителей в резервации.

— Как ты их назвал?

— Иглоносцы. Так они сами себя называют. А врагов своих, эррхаргов, Мохнатыми именуют и обиталище их не иначе как Смердящим лесом зовут. Любят они друг друга нежно… ну да ладно, это история. Ташшары считают род Хайвергов причиной всех бед этого мира, и небезосновательно. Лукас мне всего не рассказывал, но я бы на их месте, пожалуй, тоже возненавидел этих уродов!

— Что там за Сезон охоты? — напомнил я этому защитнику прав национальных меньшинств.

— Сезон охоты — это три недели в период цветения деревьев, когда любой колдун может свободно отправиться в Черный бор и отстреливать ташшаров в свое удовольствие. Далеко не все возвращаются назад: ташшары — не овцы, они защищаются. Но все же народ Черного бора магией не владеет, так что шансов устоять против колдуна у них нет. — Ромка перевел дух, продолжил: — А что до Алвы… там совершенно дикая история. Она была совсем юной девочкой, подростком. Вальтер выследил ее во время охоты. Ну и… сам понимаешь. Он насиловал ее всю ночь, а под утро просто бросил на открытом месте и скрылся, рассчитывая, что солнце испепелит его жертву. Но Алве все же удалось добраться домой.

— А потом родилась Моргана, — глухо проговорил я, до глубины души пораженный этой историей.

Нет, мне, конечно, доводилось слышать, да и видеть, раз уж на то пошло, куда более дикие вещи. Но никогда еще они не касались меня лично. Злодеяния родного отца воспринимаются куда острее, чем сводки криминальных новостей.

— Моргана была мало похожа на ташшаров. У нее не было крыльев, и дневной свет не причинял ей вреда. Правда, боязнь серебра и жажду крови она унаследовала от матери. Алва не любила свою дочь — да и кто бы мог ее в этом обвинить? Моргана, конечно, знала о своем происхождении, но ее это не смущало. Едва достигнув десяти лет, она покинула дом и отправилась к родственникам отца. Больше она никогда не возвращалась. Насколько известно Лукасу, Хайверги ее приняли, хотя Вальтер к тому времени уже отбыл в Иррат и занялся тамошней принцессой.

— Осторожнее на поворотах, — предупредил я, — та принцесса — моя мать.

— Я просто пересказываю то, что узнал от Лукаса, — примирительно сказал Ромка, — но это, правда, почти все. Три года назад во время Охоты погиб отец Лукаса. А еще поговаривают, что в прошлом году Моргана сама принимала участие в Охоте.

— Против своих родственников?! — не поверил я.

— Это только слухи, — пожал плечами Ромка. — Кстати, Алва знает, что это ты прикончил ее злейшего врага, и не хотела выставлять против тебя бойца. Но Моргана не оставила ей выбора. Сказала, если та откажется — охота на ташшаров перестанет быть сезонным развлечением. А если клыкастый боец тебя забодает — охоту, возможно, запретят вообще.

— Ключевое слово — «возможно», — скривился я, — эта дрянь никогда не выполняет обещаний!

Ярость кровавой пеленой упала на глаза, пальцы сгребли пустоту… Эх, подержать бы сестрицу за шею!

— Пап, ну чего ты? — спросил Ромка. — Ты же не виноват в том, что натворили твои родичи!

— Да! Не виноват! — в сердцах воскликнул я. — Только почему именно мне все это дерьмо расхлебывать приходится!

— Ну, все мы отрабатываем свою карму, — глубокомысленно заметил сынуля.

— Тоже мне, гуру выискался! Я этого бреда по телику насмотрелся: карма, чакры, энергии… Бредятина!

Ромка хихикнул:

— Нашел по чему восточную философию изучать! Там же всё врут! А вот сэнсэй Киря говорит…

— Сэнсэй… кто?! — изумился я, услышав столь дикое для моего уха сочетание.

— Киря, — повторил Ромка, — Кирилл Андреевич, точнее. Наш учитель кунг-фу, я у него шесть лет занимался. Ну а сэнсэй Киря — это мы его между собой так звали.

— А-а, ясно… — с облегчением вздохнул я. — Так что там твой сэнсэй?

— Да ну тебя к черту! Ты же ничего всерьез не воспринимаешь! — ни с того ни с сего обиделся Ромка и про сэнсэя больше говорить не стал.

Видимо, этот Киря был для парня непререкаемым авторитетом, и я со своей иронией задел сына за живое.

— Ром, ну извини! — попытался я исправить ситуацию. — Я же против твоего учителя ничего не имею. Но, согласись, «сэнсэй Киря» звучит как-то по-дурацки.

Сынок наградил меня насмешливым взглядом и выдал:

— «Арчкорн Бесстрашный» звучит лучше?

— Убил бы того, кто выдумал это прозвище! — рассмеялся я. — Но ты-то откуда знаешь?

— Упырь на хвосте принес! — огрызнулся тот. — Лукас сказал, естественно! Он хотел узнать о тебе побольше, а оказалось, я знаю еще меньше, чем он. Смешно, да?

— Ну-у, я это…

— Ты мне столько всего рассказал! — с обвиняющей ноткой заявил Ромка. — О чем угодно, только не о себе!

— Так старался же дать тебе максимум жизненно важных сведений, — пояснил я, — а история моей жизни — она, знаешь, длинная…

— Ничто так не скрашивает длинный путь, чем интересный рассказ! Кстати, почему Арчкорн?

Я обреченно вздохнул.

— Вообще-то, Арч Корни. Переделал, потому что Артур Корнеев тут вообще никто не выговаривает. А когда впервые услышал басни про этого Арчкорна… — Я бессильно махнул рукой. — На каждый роток не накинешь платок, так что пусть себе поют. Автографы не просят — и то ладно.

— А Бесстрашный? — осведомился сынуля с издевкой.

— Ну не я же это выдумал! Кто-то из бардов, свободных певцов ляпнул, и — готово!

— Круто, когда о тебе песни слагают! — протянул он с завистью.

— Круто, — подтвердил я. — Но ужин куда круче. Налетай, пока не остыло!

…В носу что-то защекотало, я чихнул и проснулся. Напротив сидели Ром и Рем, один с травинкой в лапках. Дежавю…

— Привет, хвостатые, — буркнул я, протирая глаза и потягиваясь с хрустом. — Чего вам?

— Хайверг, нам твоя помощь нужна.

— Слушаю. — Я окончательно проснулся и с интересом поглядывал на мышей.

— Мы есть хотим! А на дереве орехи растут! Вку-усные!

— Так в чем дело? Вперед, на дерево. Или вы лазать не умеете?

— Умеем! Нас твой купол не пускает!!!

Ага, теперь понятно. Крона и в самом деле высоковато, и защитный купол до нее не доставал, отрезав нас от мира. Что ж, на то она и защита — ни войти ни выйти. Я рассмеялся и убрал заклинание. И тотчас же пожалел об этом: по макушке и плечам забарабанили тяжелые, холодные капли. Мыши с радостным писком устремились вверх по стволу, мигом исчезнув в густой листве.

— Па, ну предупреждать же надо! — раздался возмущенный крик сына, тот натянул Вуаль Ветра на голову, прячась от нежданного душа.

— Рота, подъем! — рявкнул я, сдирая с него покрывало.

Ромка протестующе хрюкнул и попытался скрутиться калачиком, надеясь еще подремать. Ну уж нет! В кроне снова зашуршало, и к холодным каплям добавился дождь из орехов. Твою ж мать! Нас с Ромкой буквально засыпало, я прикрыл голову руками, а сын просто откатился в сторону. Я внимательно поглядел на крону: ветви ходили ходуном. Сомневаюсь, что такой дебош устроили два крохотных мыша. Словно подтверждая мою догадку, сверху донесся отчаянный писк, а потом, смешно растопырив лапки, оба верхолаза спикировали на землю.

— Обалдели, серые?! — закричал Ромка, пытаясь достать забившегося ему в штанину Рома, в то время как Рем шустро забрался на мое плечо.

— Тихо. Там, наверху, еще кто-то есть.

Вот теперь и Ромка проснулся окончательно. Я погладил дрожащего Рема, тот горячим комочком чуть не влез мне в ладонь.

— Да что случилось, малыш? Кто вас так напугал?

— Кот! Там кот!!! Этот гад там всю ночь просидел — голодный, злой!

Ну да: установив купол, я помешал зверьку спуститься вниз, отрезав его от земли. Хотя мог бы и спрыгнуть, тут всего метра четыре, для нормального кота — не расстояние.

— Ну-ка спрячься, хвостатик! — Я посадил Рема в карман и позвал виновника торжества: — Кис-кис-кис! Эй, пушистый разбойник, спускайся! Не обидим!

Рома покрутил пальцем у виска, но сверху донеслось хриплое:

— Ма-а-ау?

— Да мяу, мяу! Слезай уже.

Наверху зашелестело, посыпались листья, орехи и мелкие веточки. Вкупе с дождем — не самое приятное ощущение.

— Я тебе хвост оборву! — взвыл сын, в сердцах пнув ствол дерева и отчаянно выгребая мусор из-за шиворота.

— Молодец, успокоил хулигана.

— А чего он?!

Дальнейший спор прервало появление на арене сразу нескольких персонажей. Раздался рык, и оба стреноженных гаджа, неуклюже подпрыгивая, выгнали прямо под ноги нам крошечного полосатого поросенка. Звери толкались, мешая друг другу, топтали наши вещи, подлюка Сарни, зацепив задней лапой мой рюкзак, забросил его далеко в низкий кустарник. Мелкий свинтус не сдавался, с визгом крутясь у них под лапами, и, по-моему, умудрился даже укусить Игги. Я полез искать улетевшее имущество и нос к носу столкнулся с разъяренным кабаном, спешащим на выручку потомству. Как был, рванул от хрюкающего агрессора с низкого старта, на четвереньках. За спиной громыхали копыта, перед глазами мелькали стебли трав, камешки, в ладони впилось что-то острое… Мощный рывок за шиворот сдернул меня в сторону. Преследователь, мелькнув грязным боком, впечатался в дерево так, что ствол затрясся. Вот так, свин, инерцию еще никто не отменял! Гаджи с блеянием поспешили спрятаться за нашими спинами, визжащий поросенок бросился к родителю, а необразованный кабан, не знающий физики, наконец отлепил пятак от ствола. Неуклюже развернувшись, он поглядел прямо на меня налитыми кровью маленькими глазками, взрыл передним копытом землю. Я потянулся за мечом и обнаружил, что Гелисворт мирно лежит под деревом. Вот блин! Краем глаза заметил, как Ромка, дотянувшись до катаны, плавным движением извлек клинок. Я лихорадочно пытался вспомнить какое-то смертоубийственное заклинание — бесполезно! Хоть я и Великий Разрушитель, но колдун из меня все же аховый. И тут с отчаянным мяуканьем с ветки на кабана свалился кот! Прямо на голову и вцепился в торчащие уши. Глаза кабана моментально округлились, здоровенный и весьма подранный серый котяра снова взвыл, рванул жертву когтями. Раздался сдвоенный вопль, и кабан с оседлавшим его кошаком исчезли в кустах, а секундой позже, туда же канул верещащий поросенок…

— Офигеть, утро началось!.. — прохрипел Рома, стоя посреди разгромленного лагеря.

Порядок наводили в четыре руки, потом я полез в кусты за рюкзаком, а когда вернулся, Ромка успел собрать целую горку орехов. Счастливые мыши сидели рядом и старательно выгрызали ядрышки. Рома многозначительно покосился на них.

— Да понял, понял! — произнес я, бросая рюкзак под дерево и выколдовывая широкое блюдо. — Завтрак — это святое. Укладывай орешки.

Рома быстренько выполнил приказ, я щелкнул пальцами, и скорлупки с треском начали разлетаться в разные стороны, оставив на блюде лишь вкусно пахнущие обжаренные ядрышки. Потом на блюде появились две чашки, кофейник, маленький кувшинчик сливок и тарелки с бутербродами.

— Ух ты! — восхитился Ромка, наполняя чашки горячим ароматным напитком. — Здорово!

— Здорово, — согласился я, забросив орешек в рот. — Только не привыкай к халяве.

— Почему?

— А чтоб руками делать ничего не разучился!