Глава третья
Несмотря на то, что я лег спать очень поздно, почти перед рассветом, проснулся довольно рано, было всего восемь утра. И хотя мой ночной покой продолжался всего несколько часов, спать я не хотел. Впрочем, вспомнив о событиях прошлой ночи, я легко понял причину такого состояния. Какой тут к черту сон, вчера я убил человека, то есть совершил уголовно наказуемое деяние особой тяжести. А до сих пор я старался не преступать очерченные законом границы; стоять на пограничной меже – это сколько угодно, но вот сделать следующий шаг… А тут не шаг, тут сразу прыжок на чужую территорию. Совершить убийство – от этого невозможно просто так отмахнуться.
Не могу сказать, что мою совесть мучило сильное раскаяние, этот человек сам хотел убить, но дело заключалось в том, что меня тревожила ситуация, в которой я оказался. Если в первый же день моего пребывания в новой должности происходят такие события, чего ждать дальше? Когда я организовывал свое сыскное бюро, то собирался заниматься самыми простыми делами: следить за неверными супругами, искать скрывающихся от уплаты алиментов мужей, расследовать мелкие кражи… У меня никогда не было желания связываться ни с крупными политиками, ни с крупными бизнесменами. А тут произошло именно то, чего я желал избежать. Я попал в положение, когда речь идет о сотнях миллионах и даже миллиардах долларов, совершенно неожиданно очутился в эпицентре одной из крупнейших компаний, имеющей обширные связи в в самых высоких кругах. Ничего удивительного, что вокруг нее разгорелась ожесточенная борьба. За такой приз, как концерн Ланина, многие готовы пойти на любые деяния, вплоть до преступных, дабы завоевать его. Там, где большие деньги, там и большая кровь. Но только не совсем понятно, почему эта кровь должна быть в том числе и моей. Я-то какое имею отношение ко всем этим разборкам? Конечно, мне тоже кое-что обещано, я отлично понимаю, что миллион долларов мне не заработать не только за свою жизнь, но и за пять моих жизней, будь они мне даны. Но сегодня ночью я убедился, что получить эту гору «зелененьких» мне скорей всего не удастся, пуля найдет меня раньше, чем они. В таком случае, какое решение я должен принять? Самое простое, послать к чертям все эти дела и вернуться в свою скромную конторку. Пусть меня выгоняют оттуда за неуплату, но, по крайней мере, я еще некоторое время похожу по этой грешной земле. Если же я останусь тут, то существует большая вероятность, что вскоре отправлюсь вслед за этим киллером по тому же маршруту. Какой же вывод из всех этих рассуждений? Сегодня я встречусь с Ланиной и, как говорят в официальных сообщениях, вручу ей заявление о своей отставке.
Это решение успокоило меня, я стал прислушиваться, что делается в доме. Но, кажется, в доме не делалось ничего, стояла полная тишина. Наверное, Ланина после всех драматических переживаний вчерашнего дня и ночи будет почивать особенно долго. Жаль, мне хочется сообщить ей своем намерение как можно скорей. И покинуть этот дом, где так часто убивают или пытаются убить.
Пока же Ланина спала, у меня было свободное время. И как бы само собой получилось, что я стал размышлять о том, как узнать имя киллера и выйти на его заказчика? Я достал из кармана куртки найденную у убитого фотографию и стал ее внимательно рассматривать, пытаясь обнаружить детали, которые помогли бы мне хотя бы на шажог приблизиться к разгадке. Но деталей таких было крайне мало. Девушка сидела на диване, у нее было милое счастливое лицо, а вот выражение его лица – очень серьезное. Единственное, что привлекало к себе внимание – это картина над диваном. В детстве я неплохо рисовал, и школьный учитель по этому предмету на полном серьезе предрекал мне большое будущее. Поэтому интерес к живописи у меня сохранился с тех далеких времен. Я легко определил, что по стилю полотно принадлежит Ренуару.
Я продолжал внимательно рассматривал фотографию, пытаясь понять, что удивляет меня в ней. И наконец догадался, она была ассиметричной, было не понятно, кто на снимке главный объект – влюбленная пара или картина? Фотографирующий в момент съемки находился в низу, где-то в районе пола, и явно хотел уместить в равной степени в кадре и людей и полотно.
Этот странный снимок требовал дальнейшей работы, он мог стать ключом к загадке вчерашнего покушения на Ланину. Но какое мне в общем дело, я уже все решил и осталось лишь выполнить формальности.
Мне вдруг надоело находиться в своей комнате, я вышел из нее. И оказалось, что дом отнюдь не вымер, в нем уже текла жизнь. Первой, на кого я наткнулся, была донна Анна. Она улыбнулась мне, но как-то озабочена.
– Как хорошо, что вы встали, – сказала она мне.
– Что-то случилось?
Ее прекрасные испанские глаза взглянули на меня красноречивей всяких слов.
– Эрнест Георгиевич, – тихо сказала она.
– Что Эрнест Георгиевич? – переспросил я.
– Он выгнал меня из детской и заперся с Артуром.
– Но он же отец, почему он не может побыть с сыном?
– Он пьян, а вы не знаете на что он способен, когда выпьет. Я тревожусь.
– Но предупредите мать Артура, пусть она вмешается в процесс воспитания.
– Мне так не хочется ее будить, она вчера очень поздно вернулась.
Черные выразительные глаза донны Анны умоляюще смотрели на меня.
– Вы хотите, чтобы я вмешался?
Женщина едва заметно кивнула головой.
Вот черт, подумал я, только этого мне не доставало. Почему я должен вмешиваться в отношения отца с сыном?
– Ну хорошо, Пойдемте, посмотрю, что там происходит, – неохотно проговорил я.
Мы подошли к детской. Я прислушался к доносившимся из нее звукам. Слышались голоса: взрослый и детский. В первые мгновения мне они показались вполне мирными, но внезапно раздался пронзительный визг. Я рванул дверь и вбежал в комнату. Отец гонялся за сыном, размахивая клюшкой для гольфа. Судя по гримасе ярости на его лице, он явно намеревался ударить ею сына. Еще пара секунд – и ему это бы удалось, но я успел перехватить его руку и завести за спину. Орудие экзекуции выпало из ладони Эрнеста.
– Зачем вы гоняетесь за мальчиком? – спросил я.
– Это мое дело, это мой сын. Он не слушается меня. А я его заставлю. Хочет он того или нет. А вы не вмешивайтесь. Иначе…
Но что будет иначе, он не успел мне поведать, так как в комнату ворвалась Ланина. Она бросилась к сыну и заключила его в объятия. Убедившись, что с мальчиком все в порядке, она повернулась к мужу.
– Я тебе запретила сюда входить! – закричала она.
– Ты не имеешь право мне чего-либо запрещать! – на крик криком ответил он. – Это мой сын. Он обязан меня слушаться. А ты настраиваешь его против меня. Я тебе этого не позволю.
– Я его не настраиваю, но ты ведешь себя так, что мне страшно, когда ты находишься в детской. И тебя пускать сюда я не буду.
– Ах вот как, не будешь!
Лицо Эрнеста обрело цвет вареного рака. Я настороженно следил за ним, так как мало встречал людей, которые столь плохо бы владели собой. Любое сопротивление его воли, желаниям выводило его буквально из себя. А вспыльчивый импульсивный характер завершал все дело, превращая этого взрослого мужчину в абсолютно невменяемого человека.
– Можешь быть в этом уверен, – твердо сказала Ланина.
Ее слова оказались той последней каплей, после которой вода потоками стала выплескиваться из чаши. Если до этой секунды лицо Эрнеста было красным, то теперь оно стало пунцовым, последние капельки самообладания окончательно покинули его, и с громким ревом он бросился на жену. В руках он снова сжимал поднятую с пола клюшку, которой угрожающе размахивал перед собой. Ланина же не двинулась с места, она лишь заслонила собой сына. Еще одно мгновение – и удар мог бы прийтись ей по голове. Пантерой я прыгнул вперед и в последний миг сбил Эрнеста с ног, и мы оба покатились по полу. Вместо жены теперь он попытался достать своим орудием меня. И частично ему это удалось; я не успел перехватить его руку, и получил удар в висок. У меня помутилось в глазах, но все же хватило сил, дабы вырвать у Эрнеста клюшку, а самого отбросить в сторону. И так как мы находились рядом со стеной, то он ударился о нее затылком и затих.
Все действующие лица этой мизансцены постепенно приходили в себя. Я потрогал свой висок и увидел, что мои пальцы окрасились в красный цвет. Что касается Ланиной, то она устремилась к мужу, который медленно поднимался с пола. Убедившись, что с ним все в порядке, она подошла ко мне.
– У вас кровь, – сказала она и протянула мне свой платок, который я приложил в ране. – Постойте так, я схожу за йодом и лейкопластырем. Пойдем Артур.
Не считая испуганной донны Анна, мы с Эрнестом остались одни. Но желания вступать в диалог ни я, ни он не испытывали. К счастью, Ланина вернулась буквально через минуту. Она подошла ко мне, и я почувствовал запах ее духов. Она смазала ранку йодом, затем заклеила ее лейкопластырем. Завершив эту несложную хирургическую операцию, повернулась к супругу.
– Я прошу тебя, Эрнест, уйти, мы потом поговорим.
Я ожидал нового всплеска негодования, но к моему удивлению Эрнест не стал возражать, а послушно вышел из комнаты, правда перед этим бросив на нас какой-то яростный взгляд.
Ланина же вновь подошла к мне.
– Как вы себя чувствуете?
– Неплохо, удар был не сильный.
– Вы в состоянии со мной обсудить кое-какие дела?
– Да.
– Тогда спустимся в гостиную, надеюсь Эрнест туда не придет.
В гостиной Ланина села в кресло и показала мне на стоящий напротив нее диван. Несколько минут мы молчали, каждый из нас был погружен в свои мысли. О чем размышляла Ланина, я мог лишь предполагать, я же думал о том, как ей по тактичней сообщить о своем отказе работать на нее.
– То, что вы видели, это уже не первый случай, – вдруг проговорила она. – Понимаю, надо что-то делать, но иногда очень трудно принимать решение.
– Мне не совсем понятны истоки его поведения, – заметил я.
Она слегка пожала плечами.
– Истоки? Видите ли, Эрнест очень талантливый человек, в институте он был лучшим на всем потоке. Но затем с ним что-то произошло, он никак не мог найти себе дело по душе. Он перепробовал множество занятий, но так ни на чем не остановился.
– Но почему?
– К сожалению, такой уж у него характер, он ни одно дело не может выполнить до конца, сначала он загорается, но быстро остывает. А на что годятся такие люди? Вот он и обозлен на окружающий мир и прежде всего на меня. Отец пытался ему помочь, давал важные поручения, но он ни одно по-настоящему так и не выполнил. Но не думайте, что он относится к этой ситуации безразлично, в глубине души он сильно переживает.
Весь этот текст Ланина произносила с большой неохотой, я видел, как нелегко давалось ей каждое слово. Она даже побледнела и, рассказывая о муже, старалась по возможности не смотреть на меня.
– Но несмотря ни на что он вам по-прежнему дорог?
Теперь она взглянула на меня прямо в глаза.
– Человек – сложное создание и на первый взгляд часто поступает нелогично. Наверное, я произвожу странное впечатление, но если бы у вас были те же воспоминания о наших с ним первых годах, то вы бы поняли меня. Но боюсь, час окончательного решения близится. Теперь вам понятна ситуация?
– По крайней мере кое что прояснилось. Могу я вам задать вопрос?
– Да, – после короткой паузы сказала Ланина.
– А он также относится к вам, как вы к нему?
– Думаю, что несмотря ни на что, он дорожит мною. Надеюсь, что с этой темой мы пока покончили. Теперь о другом, о чем мы говорили с вами ночью. Я приняла решение, – Ланина посмотрела на меня, – я не отступлюсь. Что бы со мной не случилось, как бы мне не угрожали, но я не могу это сделать из-за отца. Если я откажусь от руководства концерном, это будет означать, что убийца добился своей цели. А я этого не могу допустить. Вы меня понимаете?
– Я понимаю, – безрадостно отозвался я, так как до последней секунды меня не покидала надежда услышать совсем другое решение. – Но вы подумали о том, что если с вами что-то случится, то ваш сын останется сиротой. А учитывая характер вашего мужа… – Я замолчал.
– Именно эта мысль и не дает мне ни секунды покоя. Если со мной что-то произойдет нехорошее, – она запнулась на этом слове, – вы правы, он останется совсем один. Но и отказаться от своей цели я не могу. Сколько себя помню, самим дорогим, любимым человеком был для меня отец. Если я не доведу его дело до конца, мне никогда не избавиться от чувства вины. Я вас очень прошу, помогите мне, сделайте так, чтобы я осталась жива. Этой ночью я поняла, что не ошиблась в своем выборе, вы способны защитить меня.
У меня вдруг возникло полное ощущение того, что я нахожусь в ловушке, из которой нет выхода. Я понял: все те слова, что я заготовил, я не смогу сказать этой женщине, которая сидит напротив и умоляюще смотрит на меня. Но чем все это кончится, у этой истории просто не может быть хорошего конца. Для этого у нее слишком плохое начало.
– Вы поможете мне? – услышал я ее просьбу.
– Хорошо, – сказал я, – я буду с вами до тех пор, пока я буду вам нужен.