Глава четвертая

Я сидел в своей комнате и размышлял о жизни. Прямо скажу, настроение у меня было неважное, я все же поддался уговорам и теперь должен пожимать плоды своей уступчивости, Ну а в том, что они будут весьма обильными, но отнюдь не сладкими, я не сомневался. И долго ждать первого из них мне не пришлось, в дверь постучали. Я встал с кресла и пошел открывать.

На пороге стоял Эрнест. Мрачное выражение лица, неприязненный взгляд не оставляли сомнений, что он пришел не для обмена любезностями.

Он вошел в комнату, огляделся, будто был тут впервые, затем без приглашения сел в кресло, которое минуту назад занимал я сам. Так как второго кресла тут не было, пришлось мне примоститься на кровати.

Эрнест не торопился начинать разговор. Вернее разговор он вел, но только с самим собой, я видел это по тому, как чуть ли не ежесекундно менялось выражение его лица. Он был из той породы людей, у которых по лицу всегда можно узнать, что происходит в их душе. Эрнест же судя по всему наливался яростью. Наконец достигнув требуемой кондиции, он поднял голову и в упор взглянул на меня.

– Что будем дальше делать? – спросил он.

– В каком смысле? – искренне удивился я, так как, в самом деле, не совсем понимал, что он имеет в виду.

– Делаете вид, что не догадываетесь, – усмехнулся Эрнест. – Двое мужчин и одна женщина – классический треугольник.

– Ах, вот вы о чем. Должен сказать, никакой геометрический фигуры в виде треугольника нет, я всего лишь скромный служащий, который выполняет свою работу.

– Зря ты ввязался в эту историю, – вдруг перешел он на ты. – Она тебе не по зубам.

– Ты что мой дантист, знаешь, какие у меня зубы, – перешел в ответ на ты и я.

– А ты юморной, – не то в качестве одобрения, не то осуждения произнес Эрнест. – Но скоро тебе будет не до юмора. Я тоже когда-то тут шутил. Но потом перестал.

– Объясни, что может повлиять на мое чувство юмора?

– Многое. Например, я.

Это была уже открытая угроза. Нельзя сказать, что она привела меня в трепет, но и не обрадовала. Среди прочих действующих лиц этой драмы, Эрнест не был самым опасным, но, как я предполагал, он был самым неуправляемым или, наоборот, самым управляемым другими. И вот это-то и сулило неприятности.

– Слушай, давай поговорим по-мужски, – вдруг другим тоном предложил Эрнест.

– Давай поговорим, – согласился я.

– Только прежде чего-нибудь тяпнем. Ты как?

– У меня ничего нет.

Эрнест с некоторой долей презрения осмотрел комнату, затем вдруг сунул руку в карман пиджака и извлек оттуда плоскую бутылку коньяка.

– Тара-то хоть какая-то имеется?

Ситуация с тарой было более благополучной, я достал два стакана, в которые Эрнест плеснул коньяка. Мне не очень хотелось пить, особенно с таким собутыльником, но я подумал, что алкоголь развяжет ему язык, и я лучше узнаю, что у него на уме. Хотя вряд ли там есть что-то уж слишком оригинальное или толковое.

Мы выпили без тоста, Эрнест с явным сожалением посмотрел на опустевший стакан. Но наполнить его больше было нечем.

– Не встревай ты в это дело, – повторил Эрнест свой тезис.

– Я уже встрял, – в тон ответил ему я.

– Ну и дурак. Очень скоро пожалеешь.

Я уже пожалел, мысленно произнес я. Вслух же сказал:

– Послушай, пожалею я или нет, тебе-то что? Вряд ли моя судьба вызывает у тебя озабоченность.

– Да плевал я на тебя, кто ты такой? Кем ты там до недавнего времени был? Милицейской букашкой?

– Я был частным детективом, запомни это, пожалуйста.

Эрнест как-то странно посмотрел на меня.

– А, какая к черту разница! Я о другом хочу тебе сказать: не клейся к ней, держись от нее подальше. Она моя и только моя. Ты меня понял?

– Это сделать не так уж сложно, твои мысли не блещут сложностью, их бы понял и ребенок. – Я чувствовал, что Эрнест все больше раздражает меня, таких типов я никогда не любил, они полагают, что весь мир должен лежать у их ног только потому, что природа наделила их кого красотой, кого некоторыми способностями или везением. Но это не мешает им быть самыми настоящими ничтожествами.

– Слушай, давай замнем этот разговор, – предложил я. – Я ни к кому не клеюсь, ты же делаешь все, чтобы отдалить ее от себя. А теперь приходишь сюда и я так понимаю, хочешь обвинить в своих неладах с женой меня. Но я появился тут всего два дня назад.

– А где гарантия, что вы раньше не снюхались, может быть, вы любовники уже три года?

Значит, их нелады длятся три года, отметил я. Но несмотря на такой длительный срок, они все еще не расстались.

– Гарантий никаких нет, но ты сам не веришь в то, что говоришь. Вместо того, чтобы выяснять наши отношения, которых на самом деле нет, ты бы лучше занялся собой. Каждый день напиваться как свинья, а потом на что-то надеяться – так вести себя может только законченный идиот.

– Но ты! – вскинулся Эрнест.

В его глазах я прочел сильное желание наброситься на меня, но, по-видимому, он помнил предыдущую нашу схватку, и это воспоминание несколько усмиряло его необузданный пыл необъезженной лошади. Правда у меня не было уверенности, что его выдержки хватит надолго.

– Знаешь, мне твоя рожа не понравилась с первого раза. Я сразу раскусил тебя, ты из тех, кто любит совать нос в чужие дела.

– Совать нос в чужие дела – это моя профессия. Но только учти, я это делаю по просьбе самих людей. Твоя жена не чувствует себя в безопасности, а ты вместо того, чтобы как-то успокоить ее, быть ей опорой, только делаешь ее жизнь еще более несносной.

Эрнест с откровенной ненавистью взглянул на меня; судя по всему, он был из той породы людей, которые не выносят правду о себе, а те, кто ее им говорят, становятся их злейшими врагами. Ну вот, безрадостно констатировал я, он мне никогда не простит этих моих слов. А судя по злому блеску его глаз, он человек мстительный, от него можно ожидать любую пакость.

– Ладно, – сказал Эрнест, – будем считать, что поговорили. Но учти, если что замечу, тебе это так не сойдет с рук. Ты меня еще плохо знаешь, у меня есть возможность доказать тебе, что мои угрозы – вовсе не пустые слова.

Я пожал плечами, на это предупреждение отвечать мне было нечего. Но и забывать я его не собирался.

Эрнест встал и мне показалось, что он не совсем твердо держится на ногах. Но у него хватило сил, чтобы покинуть мою комнату без эксцессов. Я был уверен, что он сейчас непременно снова напьется.

Оставшись один, я подумал, что пора подвести некоторые предварительные итоги. А они были весьма неутешительными. Я чувствовал, что попадаю в такой водоворот событий, что выплыть из него окажется совсем непросто. Я попытался расставить все фигуры разыгрываемой партии на мысленную шахматную доску. Что же мы имеем? По сути дела каждая из этих фигур претендует на звание убийцы Ланина и на заказчика убийства его дочери. И каждая или почти каждая имеет на то свои мотивы. Не знаю почему, но так получилось, что у ближайших помощников и соратников Ланина судя по всему оказались разные интересы. Это я вчера ясно ощутил, когда увидел их всех вместе. Это не команда единомышленников, а свора врагов, где каждый борется со всеми остальными. Правда нельзя исключить того факта, что между отдельными членами Совета Директоров возможны временные коалиции, о которых мне ничего неизвестно. Но даже если они существуют, это вряд ли меняет общую ситуацию.

Я чертыхнулся. Ничего не скажешь, в замечательное местечко я попал, лучше уж оказаться в питомнике змей или на ферме, где разводят крокодилов. Там гораздо безопасней. И миллион долларов не захочешь.

Мне надоело находиться в своей комнате, я вышел из дома и пошел в сторону леса, который начинался сразу же за поселком. Я шел туда без всякой цели, просто мне хотелось глотнуть свежего воздуха. Но до лесного массива я не добрался, так как увидел, что навстречу мне идет Яблоков. Он не сразу заметил меня, и я несколько минут наблюдал за его массивной фигурой. Он шел спокойно, держа в руке где-то найденную палку, которой опирался о землю, как тростью. При этом он так был погружен в собственные думы, что обнаружил мою персону только тогда, когда мы почти поравнялись. Он остановился, и радостная улыбка засветилась на его лице.

– Александр Александрович, что вы тут делаете, вы в лес?

– Да, захотелось подышать свежим воздухом, меня только что почтил своим посещением Эрнест. После чего мне срочно понадобилось вдохнуть в себя нечто чистое.

– Да, понимаю, – задумчиво сказал Яблоков. – Это еще одна грустная история. Людям редко везет в любви. Обычно чем сильнее любишь, тем со временем больше разочарований она приносит.

– Это вывод из собственного опыта?

Но ответа на свой вопрос я не услышал, хотя он меня весьма интересовал. Вместо этого, Яблоков спросил:

– А вы не боитесь оставлять Сашеньку одну?

– Вы правы, пожалуй, я не пойду в лес, а вернусь в дом. Но знаете, очень трудно оберегать человека, когда не знаешь, откуда идет угроза. А как вы думаете, кто для нее наиболее опасен.

Яблоков внимательно посмотрел на меня.

– Вы задаете щекотливый вопрос. А у меня нет никаких доказательств.

– Но предположения-то есть?

– Предположения есть, – вздохнул он. – Могу ли я ими делиться с вами?

– Речь идет о безопасности, насколько я понял, близкого вам человека.

– Вы правильно поняли. Хорошо, я поделюсь с вами моими мыслями.

Вы спрашиваете, кто представляет наибольшую опасность? Я бы из всех выделил Гарцева.

– Гарцева? – удивился я, так как почему-то был уверен, что Яблоков назовет другую фамилию. – Но почему он?

– Дело в том, что Ланин больше всех мешал именно Гарцеву. Вы хотите знать, почему? Да хотя бы потому, что Гарцев до вчерашнего дня был ближе всех к власти в концерне, выше его находился только Саша. А то, что Гарцев хочет быть первым, так он это почти не скрывает. Все это знают. Сейчас же ему мешает стать во главе всего дела Сашенька. Она хотя неопытна, но молода, энергична, хорошо образована. При поддержке других членов Совета Директоров она может находиться на этом посту очень долго. А Гарцев терпеть не может ждать. Знаете, как он женился?

– Не знаю, но с удовольствием узнаю.

Яблоков усмехнулся.

– Это фантастическая история. Насколько мне известно, Гарцев никогда не ходит по театрам, но однажды каким-то образом он оказался в МХАТе. И там увидел на сцене одну молодую, но уже известную актрису. Она ему так понравилась, что он тут же ее захотел. И после спектакля, несмотря на кордон охраны, прорвался в ее уборную. Как там дальше развивались события, точно не могу сказать, так как не присутствовал при них, но факт остается фактом: через два дня они поженились.

– Любопытная история. А как фамилия той знаменитой актрисы?

– Инжеватова.

Я даже на секунду остановился; я не слишком увлекался современным российским кино, но Инжеватову я знал, как и вся остальная страна.

– Она жена Гарцева? – не смог я скрыть изумления.

– Да, к своему счастью или несчастью.

– Ну он мужчина видный, так что скорее к счастью.

– Что ж, может оно так и есть. Только если бы это было бы залогом счастья.

Я посмотрел на него и подумал, что как-нибудь надо побольше узнать об его личной жизни. Кажется, она ему не слишком удалась.

– Что вы собираетесь делать? – спросил я.

– Завтра уезжаю к себе на комбинат. Милости прошу в гости, комбинат – сердце концерна, без него он ничто. Вы должны обязательно посмотреть на него. А какие там места сказочные, красивей я ничего не видел, хотя побывал в разных странах. Да я слышал, что Сашенька собирается в поездку туда. А она, как я понимаю, теперь без вас никуда.

Я промолчал, так как ничего не знал об этих ее планах.

Мы подошли к дому.

– Пойду попрощаюсь с Сашенькой и буду собирать вещи. Мне еще надо заехать в свою городскую квартиру. Так что скорей всего увидимся на комбинате. Основную часть времени я с некоторых пор провожу там. И поверьте нисколько об этом не жалею. Только вот Сашеньку и Артура реже стал видеть.

Мы пожали друг друга руки, причем я это сделал от всей души. Мне нравился этот человек, от него исходил аромат нежности и заботливости о тех, кого он любит. В мою душу вносило некоторое успокоение мысль, что на Яблокова я могу опереться в своих действиях, хотя понимал: в данной ситуации до конца нельзя доверять никому. Даже моему шефу, которая мне ничего не сказала, что собирается в поездку на комбинат. И Яблоков тут прав, она предстоит и мне.

Я вернулся в дом полный решимости выяснить, почему мне ничего неизвестно о предстоящим путешествии. Ланину я нашел в кабинете. Мне даже показалось, что увидев меня, она обрадовалась. По крайней мере, ее лицо приняло приветливое выражение, что случалось далеко не всегда при моем появлении. Я чувствовал негодование и потому решил взять быка за рога.

– Я только что узнал, что вы собираетесь на комбинат.

– Откуда вы про это прознали? – не скрыла свое удивление она. – Ах да, вам сказал дядя Паша?

– Да, почему-то меня проинформировал он, а не вы. Как вы себе это представляете: если я не буду знать ваших планов, каким образом я должен обеспечивать вашу безопасность?

– У меня были причины не говорить вам о поездки. Поверьте, когда вы о них узнаете, вы согласитесь, что я поступила мудро. Вот только, почему вам сообщил об этом дядя Павел? Я же просила не говорить ему никому.

Разговор приобрел важный характер, и я жестом напомнил ей существовании «жучка». И тут же я увидел, как она рассердилась.

– Пойдемте на воздух, а то что-то душно, – сказала она.

Мы вышли на улицу.

– Я хочу, чтобы вы немедленно ликвидировали «жучка», – сердито произнесла она. – Мне надоел а ситуация, когда я не могу разговаривать в собственном доме.

– Подождите немного, если мы просто его демонтируем, то оборвем нити к ушам, которые слушают ваши разговоры. А для нас важно знать, на чьей голове они оттопыриваются. Даю вам слово, что постараюсь узнать это очень скоро.

– Надеюсь.

– Но вы не закончили объяснение, почему вы не хотите, чтобы я узнал бы раньше времени о вашей поездки?

– Завтра вы все поймете, а сегодня я хочу посвятить все свое время сыну. Скоро нам Придется расстаться. А вас я прошу еще раз: займитесь этим мерзким насекомым. Нет ничего отвратительней чем знать, что тебя прослушивают в собственном доме.

– Это действительно неприятно, – согласился я.

Ланина ушла, я же остался один. «Жучек» не давал покоя не только ей, но и мне. Я вышел из ворот и пошел по поселку. Сегодня мне предстояла достаточно непростая операция и следовало еще раз провести регосцинировку местности.

До конца дня с Ланиной мы практически не виделись, лишь пару раз ее лицо промелькнуло передо мной. Она в самом деле занималась сыном, что несколько даже удивило меня: почему-то мне с самого начала показалось, что она не слишком внимательная мать, перепоручив заботу о ребенке няне. Но, кажется, в этом вопросе я ошибался. Впрочем, в данный момент меня больше волновало другое: не ошибусь ли я в вопросе о том, где расположен пункт прослушивания?

Мне хотелось как можно скорей заняться выяснением этого вопроса, и я ждал с нетерпением когда стемнеет. И едва это знаменательное событие совершилось, я вышел на охоту.

Мой путь был недолог, через несколько минут я уже находился у выбранного мною дома. От проникновения незваных гостей его охранял высокий забор. На мое счастье дом замыкал улицу, и с одной его стороны не было никаких строений. Это повышало мои шансы пробраться в особняк незамеченным.

Я достал веревку с заранее сделанной петлей и забросил ее верх. Я целился в прут, торчавший на верху изгороди. Мне удалось забросить на него удавку с третьего раза. Теперь можно было лезть наверх.

Преодоление забора заняло у меня не больше трех-четырех минут. Я тихо спрыгнул на землю и почувствовал, что оцарапался о какой-то колючий кустарник. Я чертыхнулся, правда почти неслышно, несколько секунд подождал, пока утихнет боль, затем направился в сторону дома. Он был погружен во тьму, ни один лучик света не пробивался изнутри. Проблема заключалась в том, что я точно не знал: пребывает ли у себя хозяин этого роскошного строения с большим садом, по которому я сейчас шел?

Еще пару часов назад он был тут, но у меня не было возможности следить за домом все это время – и он вполне мог уехать.

Я подошел к двери, достал из кармана отмычку. Великим искусством открывать замки я овладел, когда работал в уголовном розыске; там мне неоднократно приходилось сталкиваться с большими мастерами этого дела.

И с моей стороны было бы ошибкой не перенять этот драгоценный опыт. И вот сейчас мне пригодились приобретенные некогда навыки.

Я услышал характерный щелчок открывшегося замка и полный гордости за это свое уменье, отворил дверь. То, что в доме царила полная темнота, давала мне надежду на то, что в данный момент он не обитаем и ни этот шум ни до чьих ушей не дошел. Я вошел в особняк и стал медленно продвигаться вперед.

Я по-прежнему не слышал никаких звуков, свидетельствующих о том, что здесь кто-то есть. А раз так, то можно зажечь фонарик; все равно в темноте бродить по дому бессмысленно, так как я ничего не обнаружу. Я щелкнул кнопкой, и тонкий луч света пронзил тьму своим клинком.

Я уже, наверное, минут сорок бродил по дому. Он оказался весьма большим, по моим прикидкам в нем было никак не меньше десяти комнат. Я знал, что его хозяин не был женат, и зачем ему одному такой дворец, мне было не совсем понятно. Была бы эта маленькая квартирка вроде моей, я бы ее обследовал за каких-нибудь десять минут. А тут ходишь ходишь, как по бульвару – и конца не видишь.

Я настолько осмелел, что даже сделал небольшой перерыв, посидев несколько минут в какой-то комнате в очень мягком кресле. Правда, на всякий случай фонарик я выключил. Зачем снова отправился на ночную экскурсию по дому.

Характерная особенность дома состояло в том, что практически в каждой комнате висело по несколько картин. Мне сейчас было не до живописи, и я не мог определить реальное значение этой коллекции. И все же сам по себе этот факт вызывал во мне серьезный интерес.

Я остановился у очередных дверей. В отличии от всех остальных они почему-то оказались запертыми. Но меня такое небольшое препятствие не остановило, тем более замок был весьма хлипким, пару решительных движений отмычкой – и вход свободен. И едва войдя в комнату, я сразу понял, что мои старания наконец-то вознаграждены. Луч фонаря выхватил стоящую на столе записывающую аппаратуру. Эту технику мне приходилось видеть не раз, а потому никаких сомнений в том, что это именно то, че го я искал, у меня не возникло. Более того, аппарат работал, бабины магнитофона исправно крутились. Если бы в кабинете Ланиной сейчас кто-либо разговаривал, то слова записывались на ленту.

Я посвятил фонариком вокруг; я находился в совсем крошечном помещении, не больше семи-восьми квадратных метров, где кроме стола, на котором стояла аппаратура, и стула больше ничего не было.

Я раздумывал, что делать мне со своей находкой; разбить ее вдребезги или оставить все как есть. Главное теперь известно, кто поставил «жучек» и кто пользуется его услугами. Ну а что делать дальше, необходимо тщательно подумать.

Я столь глубоко погрузился в свои размышления, что не слышал ничего вокруг. А напрасно, так как внезапно в комнате зажегся свет. Я резко обернулся и увидел хозяина дома. Он стоял в нескольких шагах от меня, а пистолет, который он держал в руках, уставился прямо мне в грудь.

– Здравствуйте, Александр Александрович, – произнес Орехов. – Как гостеприимный хозяин я, конечно, рад, что вы оказали мне честь и посетили меня, хотя не помню, чтобы я вам высылал приглашение.

Несколько секунд я молчал, приходя в себя от неожиданности и, ругая себя последними словами за допущенную оплошность. Я был так уверен, что дом пуст, что потерял бдительность. Но раз уж попал в такую переделку, надо выходить из нее с честью.

– А у меня создалось впечатление, что вы меня хотели пригласить.

– Я показал на аппаратуру.

Орехов тоже посмотрел на нее, при этом пистолет нырнул куда-то вниз, и у меня возникло искушение вырвать оружие из его рук. Кажется, он почувствовал исходящий от меня импульс, так как испуганно отпрянул и снова навел на меня свое оружие. И хотя моя жизнь зависела теперь от находящегося на курке его пальца, я понял, что он напуган больше меня.

Надо отнять у него эту стрелялку, иначе со страха он может натворить большие глупости. Но осуществить эту операцию было не так-то просто, так как Орехов был настороже.

– И давно вы прослушиваете разговоры в доме Ланиных? – спросил я.

– Это не ваше дело, – хмуро отозвался Орехов.

Я вдруг заметил в его поведение разительную перемену, с каждой минутой оно становилось все менее уверенным. Разоблачение явно застало его врасплох, и он не знал, как поступить в данной ситуации.

– Это как раз мое дело, Илья Борисович, вы же знаете, что я советник Ланиной по вопросам безопасности. А тут такие вещи творятся, разговоры прослушиваются. Мне очень жаль, но смею предположить, что это может сильно повредит вашему дальнейшему служебному росту.

Это замечание повергло Орехова едва ли не в шок, на его лице отразилась полная растерянность. Он даже забыл про свой пистолет, рука с ним опустилась вниз, и такой шанс я не мог упустить: я прыгнул вперед, поймал его кисть и заломил назад. Пистолет с грохотом упал на пол, я оттолкнул Орехова и поднял оружие.

– Кажется, наши роли поменялись, – с удовлетворением констатировал я, – теперь можно поговорить на разные темы. Как, Илья Борисович, нет возражений?

Если принимать молчание – за знак согласия, то возражений не последовало.

– Отвечайте на мои вопросы желательно четко и главное правдиво. Сколько месяцев стоит тут эта замечательная аппаратура?

Орехов продолжал хранить молчание, он выглядел совершенно поникшим, для полноты картины не хватало лишь слез. Но мне нужны были его признания, а не влага из глаз, поэтому я подошел к нему и затряс за плечи.

– Давайте не будем играть в молчанку. Либо вы скажите все добровольно, либо я силой вытряхну из вас признания. Для вашей же пользы выберите первый вариант.

– Ну что будет со мной, меня выгонят из концерна?

– Это решаю не я, я лишь скромный советник по безопасности, но будь я на месте руководителя, я бы выгнал вас немедленно. Но сейчас речь совсем о другом. Я задал вопрос и не получил ответа. – Для усиления эффекта я поднес пистолет прямо к его лбу.

– Три месяца, – поспешно сказал Орехов.

– Что побудило вас это сделать.

– Поверьте, это не моя идея, у меня и мыслей таких не было.

– Вот как, а дом этот тоже не ваш, – насмешливо произнес я, давая тем самым ему понять, что я не верю ни единому его слову.

– Но это так, уверяю, в мою голову никогда бы не пришла такая мысль. Ставить «жучки», это просто какая-то чушь.

– Чушь не чушь, а факт налицо. Говорите ясно, если это не ваша идея, то чья же?

– Но почему вы не понимаете простой вещи, я не могу вам сказать, он меня убьет. Вы не знаете, это такой человек. Он только с виду добрый, а внутри – настоящий злодей. Я боюсь его! Не спрашивайте, я вам все равно ничего не скажу! – Его голос перешел в крик.

– Я на вашем месте сейчас больше бы боялся меня. В отличии от вас я много раз нажимал на курок. Зачем вам оружие, если внутри вас нет решимости им воспользоваться.

– Это правда, – подтвердил Орехов, – я никогда ни в кого не стрелял. Я его недавно приобрел, после того, как меня заставили поставить эту аппаратуру. Я не хотел, я даже думал уехать отсюда, продать дом и переселиться в какое-нибудь другое место подальше. Но мне сказали, если я это сделаю, мне будет плохо.

– Послушайте, я говорю вам в последний раз: либо вы называете имя, либо я спускаю курок. Для меня это сделать – раз плюнуть. В этом деле у меня большой опыт. – Это была самая настоящая ложь, за свою жизнь я еще никого не убил, если не считать вчерашнего киллера, который стал моей первой жертвой. Но в данный момент, держа перед носом Орехова пистолет, я брал его на пушку. ё – Ну что вы от меня хотите, я не могу открыть вам имя, иначе он меня просто убьет.

– А если не откроете, убью я вас.

Орехов взглянул на меня, как, наверное, смотрит волк на загнавших его охотников.

– Послушайте, давайте договоримся, чего вы хотите? Деньги, я дам вам их, может, вы хотите стать владельцем этого дома? Я согласен, я уже сто раз пожалел, что поддался уговорам Ланина и купил его тут. Ну что вы хотите еще?

– Мои желания гораздо скромней, я хочу, чтобы вы назвали мне имя.

Следующим своим поступком Орехов удивил меня, неожиданно он сел на стул.

– Почему бы нам с вами не поговорить? – предложил он. – Мне кажется, вы разумный человек.

– О чем вы хотите поговорить? – спросил я, по-прежнему целя из пистолета ему в грудь.

– Об этой ситуации.

– И что вы можете о ней сказать?

– Хотите моего совета – убирайтесь отсюда.

Следующее его заявление удивило меня своей мрачной категоричностью.

– Поймите, никто из нас живым из этой мясорубки не выйдет. Мы все будем уничтожены, мы у них в руках. – Внезапно Орехов вскочил, и я на всякий случай отступил на один шаг из опасения, что он набросится на меня. Но он был весьма далек от таких агрессивных намерений, его мозг был занят совсем другими мыслями. Орехов вдруг завопил: – Мы все погибнем, все до одного: я, вы, она и бог знает кто еще. Никто никого не пощадит. А она станет первой жертвой, неужели вы думаете, что сможете ее защитить. В таком случае вы просто идиот.

– Мне чертовски надоело внимать вашим воплям, я хочу, чтобы вы мне ясно сказали: кого вы так боитесь и кто поставил эту аппаратуру. Иначе я буду считать, что она принадлежит вам.

– Глупо, до чего все глупо. – Теперь Орехов сидел на стуле, обхватив голову руками, и раскачивался в разные стороны. Невольно у меня зародилась мысль: а не играет ли он спектакль, ждет, когда мне все это надоест и я оставлю его в покое? А он так ничего и не скажет. Ну, уж нет, ему меня не провести, я вытряхну из него все, что мне нужно.

Орехов продолжал производить на стуле маятниковые покачивания и издавать причитания. Я грубо взял его за плечо и резко поставил на ноги. Он явно не ожидал от меня таких действий, и его глаза отразилась растерянность. Я же сунул ему пистолет прямо под нос.

– Ну, вот что, – сказал я, – либо ты сейчас выложишь все, либо я тебя отправлю к праотцам. Пора кончать этот спектакль. – Весь этот небольшой текст я постарался произнести как можно более устрашающе. И мне показалось, что он поверил, что я готов выполнить свою угрозу. В школе и в институте я участвовал в любительских спектаклях и теперь мне пригодились способности лицедея.

– Прошу вас не надо, я расскажу, – пролепетал он. Судя по всему он испытывал настоящий страх.

– Давай. Кого ты так сильно боишься?

– Разве вы не понимаете, Гарцева. Это страшный человек, он уничтожит любого, кто стоит на его пути.

– Значит, это он поставил тут аппаратуру?

Орехов отрицательно покачал головой.

– Не он, – искренне удивился я. – Кто же тогда?

– Барон. Он хотел знать все, что происходит в доме Ланиных.

Гарцев и Барон действуют заодно?

– Не всегда, порой им трудно договориться. Они слишком разные люди.

«Это он верно подметил» – подумал я.

– Выходит, Гарцев не знает про эту аппаратуру?

– Нет, не знает.

Я отпустил Орехова, он без сил рухнул на стул.

– Теперь мне конец, – в очередной раз простонал он.

Я никак не отреагировал на эту реплику. Внезапно он встрепенулся.

– Вы ничего им не скажите?

– Кого вы боитесь больше: Барона или Гарцева?

– Обоих, – честно признался он.

– Предположим, я ничего не скажу им, но при этом меня интересуют два вопроса. Первый: какую пользу я извлеку из своего молчания? И второй: что делать с этим имуществом? – я кивнул на аппаратуру прослушания. – Не оставлять же ее здесь. Я вовсе не желаю, чтобы Барону становилось бы известно все, о чем говорят в доме Ланиных.

– Ну, поймите, для меня это конец.

– Я пристально посмотрел на Орехова.

– Вы сидите у него на крючке?

По лицу Орехова я понял, что моя догадка верна.

– Не спрашивайте, умоляю вас, не спрашивайте, – патетически воскликнул он.

– Ну что вы, Илья Борисович, у нас же ночь откровений. Вы уже столько сказали, давайте завершим признания, чтобы больше не возвращаться к этой скучной теме. Говорите: чем вас зацепил Барон?

– После того, как я вам скажу, Ланина меня немедленно уволит, – грустно пробормотал Орехов.

– И будет права. Уже за одно это, – я кивнул головой на аппаратуру, – вас следует не только уволить, но и запрятать туда, куда прячут людей за подобные деяния. Чем больше вы расскажите, и тем больше у вас шансов выпутаться из этой истории. Вы должны понимать, Илья Борисович, что в предполагаемой схватке необходимо выбрать, на чьей вы стороне.

– Да. я понимаю, но и вы поймите меня, я не люблю быть на чьей-то стороне. Я всегда старался быть вне схватки.

– Если вы поставили эту штуки у себя дома, значит, вы уже вступили в схватку, и понятно, на чьей стороне.

– Да, это так, но я действовал под влиянием обстоятельств.

– И сейчас обстоятельства давят на вас. Так что колитесь! Ей-богу, мне надоело вас уговаривать. Все равно вы все сейчас расскажите, если хотите остаток ночи провести в мягкой постели, а не в морге.

Я снова приблизился к нему, угрожающе подняв пистолет на уровне его сердца. Но Орехов был уже так запуган, что это оказалось излишним.

– Я все скажу, – поспешно проговорил он. – Видите, ли я использовал деньги концерна для собственного бизнеса.

– Мне нужны подробности.

В ответ раздался громкий и протяжный вздох.

– У нас есть счета в иностранных банках в нескольких странах, так как концерн ведет обширную внешнеторговую деятельность. И по роду своей работы этими счетами распоряжаюсь я. У меня есть право подписи. Некоторые из этих счетов формлены на мое имя, хотя я понимаю, что это неправильно.

– Мягко говоря, – вставил я реплику в этот делающийся с каждой минутой все более интересный рассказ.

– И однажды у меня возникло желание воспользоваться этими деньгами для личного бизнеса. Подвернулась возможность осуществить несколько выгодных поставок в Россию, так как одна из фирм по причине банкротства отказалась от закупленного товара. Его владелец вынужден был продать этот товар гораздо дешевле, чем он реально стоил, ему срочно нужны были деньги, чтобы расплатиться с кредиторами. И тогда я решился.

– О какой сумме идет речь?

– О двух миллионах долларов.

Я присвистнул.

– Но я их потом вернул.

– И что дальше?

– Этот хитрец Барон все равно раскопал что я нецелевым образом расходовал средства И прищучил меня. Ну а дальше все понятно.

– Вы сами подслушивали разговор в кабинете Ланина?

– Иногда – это как часто. Говорите правду.

– Ну, почти каждый вечер.

– Понятно, – протянул я. – Что же нам дальше делать?

Орехов с надеждой посмотрел на меня.

– Может, есть возможность, чтобы все осталось между нами. Я готов нести расходы.

– Большие? – поинтересовался я.

– Десять тысяч долларов, – скорее не сказал, а выдохнул он слова.

– Я в такие ничтожные сделки не вступаю.

– Что же вы хотите?

– Все.

– Как все?!

– Не меньше. Дом со всем содержимом, все ваши счета в российских и иностранных банках. Что у вас есть еще?

– Больше ничего.

– Не думаю. Что-то у вас припрятано на черный день. Ну, бог с вами, пусть это останется у вас. Так как, согласны на сделку?

– Я должен подумать, но это не честно, – плаксиво проговорил Орехов.

– А то, что вы делили, честно?

Орехов бросил на меня далеко не дружественный взгляд, но промолчал.

– Вот что, Илья Борисович, – решительно произнес я, – хочу чтобы вы знали впредь, я в такие игры не играю. Я всегда работаю только на того клиента, который меня нанял. Вы бы наняли – на вас работал. Но это не значит, что я не хочу вам помочь, вы мне даже симпатичны. – Я сделал многозначительную паузу, как советовал когда-то Станиславский, и взглянул на Орехова, который, услышав мои слова, с надеждой посмотрел на меня. – Я попробую вам помочь и попрошу Ланину оставить вас на прежнем месте. Но за услугу. Вы будете информировать меня обо всем, что узнаете о планах наших противников.

Несколько секунд Орехов молчал.

– Получается, вы меня вербуете?

– А что тут такого, – притворно пренебрежительно произнес я. – Кто только не ходил в шпионах, какие великие люди, какие таланты! Хотите назову только некоторые имена?

– Не надо, я их знаю не хуже вас. Я должен подумать.

– И долго?

– Ну, хотя бы неделю, – неуверенно проговорил Орехов.

Я громко рассмеялся.

– Могу из уважения к вам дать три минуты. После этого я ухожу. Ну а завтра, вернее сегодня утром… Сами понимаете, в вашей судьбе наступят большие перемены. Прощай бесконечные поездки за границу, прощай рестораны, тамошние женщины. Держу пари, где-нибудь в Париже или в Риме вас ждет какая-нибудь прелестная абаригеночка. Честное слово, я даже вам завидую.

По брошенному на меня взгляду я понял, что мои предположения недалеки от истины. Значит, где-то там у него действительно есть что-то такое, чего он очень не хочет потерять.

– Я думаю, что можно организовать проверку вашей деятельности через Интерпол, а эти ребята непременно отыщут все ваши потайные счета и наложат на них арест. Деньги-то вывезены незаконно.

По тому, как изменялось лицо этого господина, я видел, что мои обвинения весьма близки к истине, чуть ли не каждое мое слово заставляло его вздрагивать.

– А что будет, если я соглашусь с вашим предложением? – спросил Орехов.

– Полагаю, что вам все же придется отказаться от многого из того, к чему вы привыкли. Но во-первых, это случится не сразу и у вас будет возможность еще понаслаждаться вашим любимым образом жизни, а во-вторых, последствия для вас окажутся не такими катастрофическими. Чем лучше вы будете себя вести, чем больше поможете нам, тем больше вам удастся сохранить из своего нынешнего состояния.

– Хорошо, пусть будет так, вы вынудили меня согласиться, – заупокойным голосом проговорил Орехов.

Этот человек привык свою вину перекладывать на чужие головы, подумал я.

– В вашей ситуации вы поступили мудро. – Я решил, что для начала его деятельности на новом поприще ему необходима похвала.

Орехов ничего не ответил, впрочем, ответа я и не ждал.

– Я ухожу, – сказал я.

– А что делать с этим? – кивнул он на прослушивающую аппаратуру.

– Пусть пока все останется так как есть. Я должен подумать, как с поступить с этим имуществом.

Мы вышли из душного помещения. Внезапно ко мне пришла одна мысль.

– Илья Борисович, раз уж я попал к вам в дом, мне бы хотелось полюбоваться на вашу коллекцию картин.

Я увидел, как мгновенно изменилось лицо Орехова, выражение вселенской скорби в миг слетело с него, и оно расцвело как цветок под лучами летнего солнца. Судя по всему, собирание картин было его подлинной страстью.

Наша экскурсия длилась почти час, Орехов оказался отличным гидом – знающим и красноречивым. За этот небольшой отрезок времени я узнал немало нового из истории мировой живописи. При этом мысленно я прикидывал стоимость развешенных в доме полотен; сумма выходила более чем приличная. И все же больше всего меня интересовала одна картина, но ее я здесь не обнаружил.

Наконец я покинул дом Орехова. Добравшись до особняка Ланиных, я вбежал в свою комнату и, едва раздевшись, повалился на кровать. Мне понадобилось не больше двух минут, чтобы мое сознание покинуло на время мое тело и отправилось путешествовать в неведомые мне дали.

Утром, после завтрака, я рассказал Ланиной о своих ночных приключениях, упустив лишь несколько незначительных подробностей. Еще ни разу я не видел ее такой разгневанной, она была не в состоянии усидеть на месте и металась по комнате, словно разъяренная пантера.

– Подонок, вор, преступник, я сживу его со света! – выкрикивала она. – Немедленно издам приказ об увольнении. Я упрячу этого негодяя в тюрьму, создам комиссию, и мы уличим его в хищениях. А ведь я верила ему больше других, конечно, не считая дяди Паши. Он мне казался самым интеллигентным человеком из всех, кого я знала. Год назад мы с ним летели три часа в самолете, и все это время он мне рассказывал о живописи. Представляете, какой я была дурой, если я была им тогда восхищена! Ну, теперь он у меня попляшет.

Высказав все это, Ланина немного успокоилась и села в кресло напротив меня. Подрагивающими от еще не утихшего возбуждения пальцами, она достала из пачки сигарету и закурила так быстро, что я не успел поднести к ней зажигалку.

– Вы правы, говоря, что он культурный человек, – заметил я, – но и культурные люди тоже подвержены всем порокам простых смертных. Особенно трудно им бывает устоять, когда появляется возможность быстро и легко приобрести капитал. А если учесть его страсть к живописи, то ему было особенно трудно удержаться.

– Что вы имеете в виду? – немного удивленно спросила Ланина.

– Я бы позволил себе дать вам совет: пока не надо предпринимать никаких жестких мер, лучше все оставить на своих местах: и Орехова и даже «жучка».

– Вы с ума сошли, оставить на прежней должности вора, преступника, растратчика. Об этом не может быть и речи!

– Орехов на данный момент единственный наш канал, благодаря которому мы можем хоть что-то узнавать о намерениях наших противников. До сих пор мы вынуждены действовать вслепую. Кто подослал киллера, что послужило непосредственной причиной его появления? Мы не знаем. И пока не накопили информации, пока не собрали силы, нельзя переходить в атаку. Ваш отец совершил именно эту ошибку; когда он понял, что в концерне дела идут неладно, он решил начать наступление, как следует его не подготовив. Потому-то и был убит.

Я знал, что любое критическое упоминание отца вызывало негативную реакцию у его дочери, но в данном случае я сделал это сознательно; я привел сильный аргумент, который не мог не подействовать на Ланину. Я оказался прав, так как увидел, что она задумалась.

– Значит, вы предлагаете оставить Орехова в его должности? – спросила она.

– Да, пусть он по-прежнему выполняет свои обязанности, но под нашим усиленным контролем. Если мы его уберем, то заставим наших врагов резко активизироваться. Они могут нам нанести удар, но мы не готовы его отразить. Мы даже не знаем, с какой стороны он последует.

– Вот вы какой, настоящий стратег, – как-то странно произнесла Ланина, смотря на меня так, словно видела в первый раз.

– Просто я иногда думаю о том, как нам уцелеть в этой бойне. Мы проиграем, если будем действовать прямолинейно. Нам нужно разобраться в ситуации, собрать необходимую информацию. Простите меня за то, что я упомяну еще раз вашего отца, но он плохо представлял, что происходит в концерне, которым руководил, не знал, чем по-настоящему занимаются его ближайшие подчиненные. А когда он почувствовал, что что-то не так, его убили. Если мы не учтем его ошибки, можем кончить точно также.

Ланина снова достала сигарету, и на этот раз я успел поднести к сигарете огонь.

– Хорошо, я не буду его пока увольнять, но пусть не надеется, что ему все это сойдет с рук. То, что он сделал, я ему никогда не прощу. Они еще не знают, какая я мстительная. Но вы напрасно думаете, что я уж совсем не представляю, что творится в концерне. Кое-какая информация у меня есть. Нам сейчас предстоит совершить небольшую поездку в Москву. Будьте готовы через пятнадцать минут.

Ланина сидела за рулем, и пока дорога позволяла мы мчалась с умопомрачительной скоростью почти в 180 километров в час. Я сам любитель быстрой езды, но на своем стареньком «Жигуленке» ни разу не ездил с такой быстротой. А потому признаюсь, что особенно во время обгонов, сердце мое ёкало. Однако при этом я старательно делал вид, что такой полет по шоссе для меня вполне привычен и кроме радости других ощущений не вызывает.

Слава богу, эта гонка длилась недолго, перед въездом в Москву поток машин стал гораздо гуще, и Ланиной пришлось сбросить скорость. Это позволило нам прервать молчание.

– Я должна вам кое-что объяснить, – проговорила она. – Примерно за месяц до своей гибели отец обратился в одну аудиторскую фирму с просьбой проверить, как расходуются средства на комбинате. У него возникло подозрение, что они уходят куда-то на сторону. Аудиторская фирма послала туда своих ревизоров. И вот почти четыре недели назад один из них позвонил мне и сказал, что хочет со мной встретиться. Я не буду пересказывать вам то, что он мне поведал, полагаю, будет лучше, если он это сделает сам. Я поселила его в своей московской квартире. Только скажу одно: его рассказ окончательно привел меня к мысли обратиться к вам.

– Любопытно будет послушать, но почему вы не привезли его сюда. Ему угрожает опасность?

– Скоро узнаете, мы почти приехали.

Это было поразительным совпадением, но квартира Ланиной находилось всего в каких-то десяти минут ходьбы от моей конторы. Мы проехали мимо высотного здания, в котором она располагалась, и я подумал, что так и не внес за этот месяц арендную плату. Попросить что ли в счет будущего миллиона нужную на эти цели сумму у Ланиной. Я посмотрел на ее профиль и почему-то промолчал.

Квартира Ланиной располагалась в тихом переулке и в еще более тихом старинной дворике. Когда-то это был большой доходный дом, потом его превратили в заповедник коммуналок, теперь его населяли совсем иные жильцы.

Мы вошли в подъезд, поднялись на старом скрипучем лифте на четвертый этаж и оказались у металлической двери. Ланина нажала кнопку звонка: сначала два раза, потом один.

– Это наш с ним условный сигнал, – пояснила она.

Дверь отворилась, на пороге стоял высокий молодой мужчина с широкой фигурой и бородой. Приход Ланиной явно обрадовал его, так как его лицо превратилось в одну сплошную улыбку.

– Мы слишком долго стоим на пороге, – заметил я, поспешно входя в квартиру и захлопывая дверь.

– Как вы тут поживаете, Сережа? – спросила Ланина.

– Неплохо, только очень скучно. Чтобы чем-то себя занять, много ем. Мои брюки говорят мне, что я изрядно потолстел, – засмеялся он.

– Это не страшно, особенно если вспомнить, что вам пришлось пережить. Познакомьтесь, это мой советник по вопросам безопасности Александр Александрович Померанцев. А это тот самый ревизор, о котором я говорила, Сергей Арнольдович Щипанов.

Мы обменялись рукопожатием. Затем прошли в комнату и расположились в удобных креслах.

– Что-нибудь произошло за то время, что мы не виделись, никто вас не беспокоил? – спросила Ланина.

– Пару раз звонили в дверь. Но звонок был не условленный, поэтому я не открывал. Ну а телефон трещит постоянно. А больше, кажется, ничего примечательного.

– Будем надеяться, что им неизвестно, где вы находитесь, – произнесла Ланина. – Сергей Арнольдович, я понимаю, что вам не очень интересно все повторять, но Александр Александрович не знает подробностей вашей одиссеи. А для него она крайне важна. Я правильно понимаю? – обратилась она ко мне.

– Абсолютно правильно, – подтвердил я.

– Хорошо, я расскажу с большим удовольствием, хотя честное слово даже не пойму, какие чувства я должен испытывать. С одной стороны все, что произошло, иначе как сплошным кошмаром не назовешь, но с другой – я все-таки остался жив. А это чего-то стоит. Как вы думаете? – засмеялся Щипанов.

– Все зависит от того, насколько вы цените свою жизнь, – в тон ему ответил я.

– Скажу честно, раньше я никогда не задумывался над такими вопросами, но после того, что со мной приключилось, подобные мысли приходят сами собой. Оказывается жизнь в самом деле весьма ценная штука, и терять ее совершенно не хочется.

– Согласен. Чтобы всем нам ее не потерять, для этого мы тут и собрались.

– Никогда не предполагал, что вляпаюсь в такую историю, – задумчиво произнес Щипанов.

– Давайте не будем напрасно тратить время, – предложил я. Я понимал, что за время своего затворничества Щипанов соскучился по общению, но мне не терпелось выслушать его рассказ. Бог знает, какие последствия для всех нас он будет иметь?

– Да, вы правы, – согласился Сергей. – Начинаю. Хотя я мысленно сейчас пробежался по событиям, и мне кажется, что все это похоже на дурной сон или дешевые детективные романы, которые читают в метро. Но оказывается, такое случается на самом деле. Почему-то я никогда в это не верил.

– Давно известно, что жизнь богаче любого вымысла, – заметил я.

– Боюсь, тут вы правы, – тяжело вздохнул Щипанов. – Вы, наверное, знаете, что в командировку на комбинат мы отправились с моим другом Антоном Ивлеевым. Мы уже несколько раз бывали в совместных командировках. Вам рассказывать с деталями или самую суть?

– С деталями, – попросил я.

– Хорошо, – согласился Щипанов. – Нас встретил директор комбината и Павле Иванович Яблоков, милейший и заботливый человек. Все время. Что мы там работали, он заботился о нас. Нас поселили в гостинице, как нам пояснили, в лучший номер. Мы распаковали вещи, затем пошли осматривать город, который произвел на нас не самое лучшее впечатление. Вечером хозяева в нашу честь закатили банкет. Признаюсь, очень люблю поесть, а на столе, к моему удивлению, было все то, к чему я имею пристрастие. Как будто кто-то предварительно узнал о моих вкусах.

– Скорее всего, так и было, – заметил я.

– Да, думаю, вы правы, – посмотрел на меня Щипанов. – На следующий день мы начали работать. И довольно быстро у нас возникли подозрения, что нас водят за нос. С одной стороны нам не отказывали ни в чем, но с некоторого момента мы стали понимать, что многие документы нам не показывают, а некоторые из них носят просто подозрительный характер, как будто их изготовили специально к нашему приезду. Чем глубже мы вникали в дела, тем больше приходили к убеждению, что тут что-то нечисто. Как бы вам это объяснить? Все вроде в порядке, но мы с Антоном не первый год занимаемся такими проверками, и когда нам подсовывают, хотя и хорошо сделанную туфту, то может быть не сразу, но постепенно мя начинаем понимать, чего все это стоит. Опытному глазу подлог виден по многим признакам.

– И в чем состоял подлог? – спросил я.

– Тут было сразу несколько позиций. Многие финансовые документы нам не показывали, а те, что показывались, свидетельствовали о проведении странных операций. Что вы скажите, к примеру, о том, когда местная ТЭЦ потребляет одно количество угля, закупается, закупается чуть ли не вдове больше. Возникает вопрос: зачем это делается и куда на самом деле уходят деньги? В общем. когда у нас накопилась целая куча таких вопросов, на которые бухгалтеры не могли или не хотели отвечать, мы отправились к директору комбината и изложили все наши претензии. В ответ он каждому предложил по сорок тысяч долларов, если мы не будем больше ни о чем спрашивать, а заключение по проверке согласуем с ним. Мы отказались. Кстати, интересная деталь, за несколько дней до этого разговора директор комбината нас пригласил на дружеский ужин. Привез в какой-то шикарно обставленный дом или дачу, там были девушки, ничего не могу сказать – очень красивые. Великолепный стол, сколько хочешь вина и водки, и вообще чего душа просит. Мы с Антоном уже попадали в такие ситуации, в нашей конторе есть четкие инструкции, как вести в таких случаях. Мы отказались от всех лестных предложений и удовольствий, в том числе всем вместе попариться. Девушки буквально не отходили от нас, садились к нам на колени, ну и все такое прочее. В общем, мы едва оттуда вырвались.

– Что было дальше?

– Несколько дней ничего не было, бухгалтеры, с которыми мы работали, были отозваны, документы нам стали выдавать в гораздо меньших количествах и вообще подчеркивали, что мы всем мешаем работать. Мы снова отправились к директору комбината и предупредили его: если отношения к нам не изменится, мы немедленно извещаем обо всем наших руководителей, а сами уезжаем.

– Как повел себя директор?

– Он сделал вид, что удивлен нашим демаршем и заверил, что не отдавал никаких приказов о том, чтобы ограничить нам доступ к информации. И сказал, что разберется в ситуации. И действительно, когда мы начали работать после обеда, то все как бы вернулось к прежнему. Мы решили, что произошло недоразумение и не стали ни о чем сообщать.

Щипанов замолчал, выражение его лица изменилось, оно стало мрачным, как день, когда стая туч вдруг заслоняет солнце.

– Расскажите, что случилось в тот вечер? – попросила его Ланина.

Щипанов посмотрел на нее и кивнул головой.

– Мы с Антоном решили никуда не ходить, а посидеть в номере, попить пиво, посмотреть телевизор. Почему-то нам было немного тревожно. Вообще-то там довольно холодно, но в тот день пришло потепление. Мне захотелось подышать воздухом, я накинул плащ и вышел на балкон. Антон остался в комнате, он намеревался принять душ и лечь спать. Я стоял на балконе и смотрел на город. Внезапно я услышал стук дверь. Так как Ан-тон был в ванной, я уже хотел пойти узнать, кто там, но в этот момент вышел Антон и пошел открывать. И едва он это сделал, как раздался выстрел, а затем крик Антона. Почему-то я сразу понял, что пришли нас убивать и единственным для меня способом спастись – это выпрыгнуть с балкона. Я увидел, как в комнате появились двое мужчин и перемахнул через перила. На мое счастье под нашими окнами была мягкая земля, а я приземлился на ноги. Поэтому я лишь слегка ушиб колено и руку. Я бросился бежать без оглядки.

– Что же произошло дальше?

– Наверное, я бежал без остановки не меньше часа пока не выбился полностью из сил. Город окружают хвойные леса и к своему удивлению я вдруг увидел, что нахожусь в таком лесу. Впрочем, по доносившемуся до меня шуму, я понимал, что убежал совсем недалеко. Я сел на какой-то пень и стал думать, что делать дальше? Скорей всего Антон убит, но те, кто это сделали, вряд ли успокоятся, пока не прикончат и меня. Один труп в этом деле их никак не может устроить, чтобы чувствовать себя в безопасности им нужно два мертвеца. Значит, они будут меня искать. А потому возвратиться в город, не говоря уж о гостинице – это все равно что им сдаться. Это ведь не Москва, где можно затеряться, тут каждый на виду. На мое счастье я был тепло одет, и мне не грозило смерть от холода, зато все мои деньги остались в номере. А без них я не мог никуда уехать.

– Но даже если бы у вас были деньги и вы бы попытались покинуть город, они бы вас непременно засекли, – сказал я.

– В метро я всегда читаю боевики или детективы и поэтому я понимал, что в первую очередь они будут искать меня на вокзале. Мне нужно было высидеть хотя бы несколько дней. А для этого мне надо было отыскать хоть какое-то убежище. Я блуждал всю ночь, несколько раз я выходил на окраину города, но затем снова скрывался в лесу. Под утро я наткнулся на брошенную ржавую машину, я залез в нее и немного поспал. Так я провел несколько дней, меня мучил холод и голод. Я нашел на дороге кусок хлеба, он был весь покрыт грязью, но я его съел, как самый настоящий деликатес. Никогда не думал, что Придется питаться отбросами. Но самое ужасное было то, что я не представлял, как выбраться из этой ситуации, я готов был даже пойти на вокзал и купить билет, хотя понимал, какой опасности себя подвергаю. Но на какие шиши его покупать?

– Как же вы вышли из положения?

Щипанов усмехнулся.

– Я ограбил человека. Я стал искать выход и ко мне пришла одна странная идея: в тот день на комбинате была получка, а нам говорили, что в эти числа в городе появляется множество пьяных. Вот я и подумал: может мне кто-нибудь попадется из таких. И самое поразительное – попался. Я бродил где-то на окраине города, была уже ночь, мне навстречу шел какой-то мужчина. Сомневаться в том, что он в стельку пьян, было просто невозможно. Я никогда не грабил людей и просто не знал, как взяться за это дело. Но он сам мне помог, не доходя несколько метров до меня, он просто упал на обочину. Когда я к нему подошел, то увидел, что он спит. Я залез в его карман, достал бумажник. Он был набит деньгами. Я пересчитал, прикинул, сколько мне требуется на билет, а также поесть, остальное оставил ему. Кроме того, у мужчины был с собой паспорт, я переписал его фамилию и адрес.

– Мы отправили этому человеку деньги, – сообщила Ланина. – Это первое, что Сергей Арнольдович попросил меня сделать.

– Да, – подтвердил Щипанов. – Я помчался на железнодорожный вокзал. К огромной моей радости там работал ночной буфет, и я купил кучу еды. Вы даже не представляете, каким наслаждением иногда может быть еда. Потом я пошел в кассу и приобрел билет на утренний поезд. На мое счастье меня никто не обнаружил может потому, что я до самого отправления просидел в туалете.

– Расскажите, что произошло в Москве? – попросила Ланина.

– Естественно, я поехал к себе домой. Моя квартира находится на втором этаже и с улицы можно обозревать часть комнаты. Я посмотрел в окно и ясно увидел, что в квартире кто-то есть. Это был силуэт мужчины. Я понял, что некто ждет моего возвращения. Разумеется, я не стал входить в подъезд, а постарался как можно скорей оказаться подальше от этого места. У меня был единственный выход – немедленно связаться с Александрой Александровной. Вот собственно и все. Она привезла меня сюда, где я все это время живу затворником.

– Могу я задать вам несколько вопросов? – проговорил я.

– Конечно, сколько угодно.

Я задумался.

– Покушение на вас было совершенно до убийства Ланина?

– За день до его убийства. О том, что он убит, я узнал только в Москве.

– Что вы можете сказать о том, куда идут деньги на комбинате?

– Мне трудно ответить вам, так как мы не сделали и половины проверки. Да как я теперь понимаю, самые важные документы нам не предоставляли. Но то, что значительная часть средств куда-то уходит, даю голову на отсечение. Могу сказать, что там действует опытная рука. При комбинате созданы всякие непонятные предприятия, с каждом из них надо разбираться. Но я не сомневаюсь, что все эти фирмы – это насосы, которая качает оттуда деньги.

– А в принципе можно все это выяснить?

– На самом деле для человека, разбирающегося в финансах и при наличии всех документов, это не так уж сложно сделать. Деньги имеют одну особенность, они никогда не растворяются полностью, каждая финансовая операция оставляет свои следы.

– И вы бы могли отыскать эти следы?

– Это моя профессия, но на комбинат я не поеду ни за какие деньги. Это страшное место. Мы с Антоном быстро поняли, что там правит не закон, а местные мафиозные воротилы. В гостинице практически в открытую торгуют наркотиками, нам обещали принести их аж в номер. Я уж не говорю о девочках; едва мы входили к себе, как начинал трещать телефон и разные голоса предлагали любые самые не то утонченные, не то развращенные удовольствия. Мы разговаривали с местными жителями, и они не скрывали, что в городе творятся ужасные вещи. То и дело пропадают люди, некоторых затем находят мертвыми, о других вообще ни слуху, ни духу. Если бы я сам на своей шкуре не убедился, что такое бывает на самом деле, ни за что бы не поверил в эти рассказы.

– Хорошо, а скажите, как себя при этом вел Яблоков?

– Так его же не было в последние дни нашего там пребывания, он отбыл в Москву.

– Его вызвал отец, – подтвердила Ланина.

– Что вы собираетесь делать? – спросил я Щипанова.

Тот усмехнулся.

– Я бы тоже хотел это знать. Домой идти страшно, а жить на этой квартире затворником пока не умру, не хочется. Учитывая мой возраст, это может случиться очень не скоро.

Я подумал о том, что никому не дано знать, когда это может случиться. Но затем моя мысль пошла по другому руслу.

– Скажите, вы точно видели мужчину в своем окне?

– Так же как и вас. Мне показался он высоким и сильным.

– Он был один?

– Я видел одного.

– И вы не звонили туда?

– Нет.

– Есть ли в квартире что-нибудь ценное?

– Не так много, но есть. Во-первых, деньги, несколько тысяч долларов, золотые вещи, оставшиеся от мамы, аппаратура. Но это не были грабители.

– Почему вы так думаете?

– Не знаю, но я уверен в этом. Я слишком много знаю.

– Да, тут вы правы, хотя знаете вы не так уж и много, но и этого достаточно, чтобы их напугать. Интересно, осталась ли засада в вашей квартире до сих пор.

– Что вы хотите предпринять? – немного встревожено спросила меня Ланина.

– Думаю, мы бы немного продвинулись в своих поисках, если бы вышли на того человека, кто приказал устроить там засаду. Кстати, какая в вашей квартире дверь?

– Как у всех, железная, – ответил, даже слегка обидевшись Щипанов.

– А ключи еще у кого-то есть?

– Только у меня.

– Они с вами?

– Да, они оказались в кармане плаща, который был на меня надет. Но как они тогда вошли?

– Трудно сказать, но способы есть разные. Для умелых рук преград не существует.

– Похоже вы правы, – согласился Щипанов.

– Дайте мне ключи.

– Вы хотите отправиться туда?

– Вы очень проницательны.

Щипанов встал и принес мне ключи.

– Опишите мне свою квартиру.

Щипанов выполнил и эту просьбу.

– Мне кажется, это очень опасная затея, – высказала свое мнение Ланина.

– Все, что мы делаем с вами, опасно. Да может быть в квартире никого нет, время прошло очень много и и им надоело его ждать. И все же стоит проверить. Мы не можем упустить такой шанс, приблизиться к нашим врагам.

– Я поеду с вами, – вдруг решительно проговорила Ланина.

Я и Щипанов несколько секунд изумленно смотрели на нее.

– Это невозможно, – почти хором сказали мы.

Я внимательно посмотрел на Щипанова и внезапно проник в его тайну: он был влюблен в своего ангела-хранителя – Ланину. Впрочем, что тут удивительного, она красивая молодая женщина, а он вот уже больше месяца никого, кроме нее не видит. Было бы странно, если бы у него не возникло к ней никаких чувств.

– Давайте не будем спорить, – решительно проговорила Ланина, – не забывайте, что любое окончательное решение принадлежит мне. А я его уже приняла.

Она очень упрямая, отметил я, это может ее погубить, но может и спасти. Никто не знает, что может спасти, а что погубить.

Я решил больше не спорить, хотя считал, что ехать ей со мной на квартиру Щипанова – безумие. Но если это требует от нее ее эго, тут уж ничего не поделаешь.

Я подошел к окну и стал знакомиться с открывающимся из него видом. Своим осмотром я остался не очень доволен, прямо напротив находился дом, из которого можно было легко наблюдать за тем, что происходит в этой квартире.

Я обернулся к Щипанову.

– Вы подходите к окну?

– Да, сначала я боялся это делать, но потом начал подходить. Уж очень хотелось выглянуть на улицу, посмотреть, что там делается. Вам бы столько времени провести в четырех стенах.

– Кто знает, может быть и Придется. Но на всякий случай, не злоупотребляйте этим. В тот доме вы никогда не замечали ничего подозрительного, что кто-то слишком часто смотрит на ваши окна?

– Нет, дом как дом, жильцы как жильцы.

– Ну ладно, подождем, когда стемнеет, и тронемся.

Квартира Щипанова располагалась в одном из новых районов. Пока мы добирались до него, то почти не разговаривали. Я был сердит на свою спутницу за то, что она не изменила решения и отправилась со мной. Вот только я не представлял, что она собирается делать. И у меня было большое подозрение, что не знает этого и она сама. Наконец, изрядно поплутав, мы отыскали нужную улицу. Чем ближе мы приближались к дому, тем больше испытывал я волнения. Невольно я посмотрел на Ланину, но она сидела спокойно, словно мы ехали на вечерний концерт.

Машину я остановил у соседнего дома и вышел из нее. Ланина сделала тоже самое.

– Вам лучше оставаться в автомобиле, – заметил я.

Ланина отрицательно покачала головой, но при этом мне показалось, что она необычно бледна.

Мы подошли к дому, глазами я отыскал нужное окно. Оно было плотно зашторено, то ли занавески не пропускали ни единого лучика света, то ли он там не горел.

– Мне кажется, там никого нет, – сказала Ланина.

– Попробуем проникнуть в квартиру, – произнес я.

Как и предупреждал Щипанов, проход в квартиру преграждала массивная железная плита. На площадке было светло, и я внимательно осмотрел замочную скважину и поверхность вокруг нее. Следы взлома были видны что называется невооруженным глазом. Но ключ сработал. Я отворил дверь и оказался в квартире.

В квартире никого не было, но следов пребывания в ней людей было предостаточно, их никто не постарался скрыть. На затоптанном полу валялись окурки, на кухне – какие-то объедки, в раковине – гора грязной посуды. Неподалеку выстроился целый дивизион пустых бутылок, преимущественно пивных, но попадалась тара и из– под более крепких напитков.

Я пересчитал посуду, мысленно сделал кое-какие несложные арифметические подсчеты.

– Если их было тут двое, а судя по следам так оно и есть, они пробыли тут не менее трех недель, – поделился я своими наблюдениями.

– Почему вы думаете, что их было двое.

– Посмотрите, здесь выстроились пивные бутылки в основном двух сортов: «Балтика» и «Жигулевское». Я так думаю, что один был любителем «Балтики», другой – «Жигулевского». Причем, тех и других бутылок примерно одинаковое количество. Конечно, могут быть и другие варианты, но этот напрашивается сам собой. Меня другое больше занимает: почему они в прямом смысле не замели следы? Не означает ли это, что они лишь временно освободили помещение?

На подоконнике стояла пепельница с окурками. Я взял один из них и стал ощупывать, пытаясь определить, как давно он здесь лежит.

– А окурок совсем свежий, – сказал я, – не исключено, что утренний или дневной. Но если они были совсем недавно, почему ушли?

Я вдруг ощутил тревогу. Я не мог точно определить ее причины, но ясно ощущал, как нарастает неведомая мне опасность. Меня все сильнее одолевало ощущение того, что я совершил или близко к совершению серьезной оплошности. Вот только кто будет расплачиваться за нее?

Я вернулся в комнату, подошел к телефону, но он не работал.

– Черт! – выругался я. – Отключен, скорей всего за неуплату. А где ваш сотовый? – спросил я у Ланиной.

– Я забыла его в машине. Вы хотели позвонить Щипанову?

Я посмотрел на нее и кивнул головой. То, что наши мысли совпали, мне не понравилось, это означало, что моя тревога – не плод моего во-ображения, происходит что-то неладное.

– Возвращаемся в машину, надо срочно позвонить ему. И, пожалуйста, не забывайте больше сотовый, от этого может зависеть ваша жизнь. И не только ваша.

Ланина посмотрела на меня.

– Оставайтесь тут, я принесу вам телефон, – довольно резко проговорила она.

Я не успел ничего возразить, как она быстро двинулась к выходу.

Но дойти до него в тот раз ей было не суждено, внезапно в дверях показались двое мужчин. Один из них схватил Ланину, другой – нацелил на меня пистолет.

– Не двигаться, – сказал он. – Двинешься, продырявлю черепушку.

Ситуация была просто отвратительная, нас застали врасплох, да еще беззащитными, Ланина была по сути дела взята в заложники, а я находился под прицелом. Но как они вошли? Я хорошо помнил, что запер дверь. Значит, у них имелся еще один комплект ключей. За то время, что они тут провели, они его изготовили.

– Ну, рассказывайте, чем вы здесь занимаетесь? – спросил тот, что держал меня на мушке. – Я так кумекаю, что вы воры, залезли в чужую квартиру. Надо бы сдать вас фараончикам. Как, вы не против?

– Слушай, нам некогда балясы точить, – резко прервал его второй, который держал в своих объятиях Ланин. – Давай делать дело.

Это замечание не очень понравилось его товарищу, ему явно хотелось над нами покуражиться, но возражать он не стал. Он подошел к Ланиной, одновременно не спуская с меня глаз, залез в ее сумочку, которая висела у нее на плече. Он извлек из нее пачечку долларов и рублей, с удовлетворением переложил их в свой карман, затем достал ключи от ее квартиры и передал их своему напарнику.

– Зря вы, ребятки, сюда полезли, все-таки чужая хата, – притворно сочувственным тоном произнес он. – Так и на нарах можно очутиться. Давай-ка ключики от этой квартиры, – приказал он мне. Я бросил ему ключ. – Ну пока ребята, до новых и приятных встреч, – произнес он, а его напарник толкнул Ланину прямо на меня. Толчок был такой силы, что я не удержал молодую женщину, и вместе мы повалились на пол. Пока мы барахтались, пытаясь подняться, потирали ушибленные места, время было безвозвратно упущено, я услышал, как захлопнулась дверь, как повернули ключ в замке. Я бросился к выходу, но тщетно я толкал толстый металлический лист, он был неподвижен, как скала. Я вернулся в комнату, Ланина уже поднялась и растерянно смотрела на меня.

– Мы заперты, – сообщил я ей.

Она посмотрела на меня, но не ответила. Несколько секунд мы приходили в себя, оценивая ситуацию, в которой оказались.

– Они украли ключ от той квартиры, – вдруг сказала она.

Это вывело меня из оцепенения.

– Нам надо немедленно выбраться отсюда, – сказал я. – Дорога каждая секунда.

На самом же деле я был уверен скорей в обратном, мы безнадежно проиграли этот раунд, у этих ребят слишком большое преимущество во времени над нами. И у них есть все возможности, дабы сделать то, что они хотят.

Я кинулся к окнам; их и в комнате и на кухне закрывали решетки, и выбраться из квартиры не было никакой возможности. Я распахнул раму и стал кричать, чтобы немедленно позвонили в милицию. Но в этот поздний час на улице никого не было, прошло минут десять, не меньше, прежде чем я привлек внимание каких-то прохожих. Но они так и не поняли, о чем я их прошу, и сообщили милиции о том, что мы находимся в квартире.

Наряд появился минут через двадцать, я пытался им объяснить, что может вот-вот произойти, но они явно мне не верили, полагая, что имеют дело с грабителем, у которого каким-то образом захлопнулась дверь. Так как милиционеры дверь открыть не сумели, была вызвана бригада МЧС и те справились с металлом буквально за пару минут. Нас сковали наручниками, посадили в машину и привезли в отделение. И только там я сумел втолковать капитану, что происходит и что надо немедленно делать. Впрочем, я был почти уверен, что уже поздно и все, что должно было свершиться этой ночью, свершилось.

Когда мы примчались на квартиру Ланиной, дверь была приоткрыта. Мы вошли и остановились; посредине комнаты лежал Щипанов, рядом с ним запеклась лужа крови. Я увидел, как пошатнулась Ланина и чтобы она не упала, обхватил ее за талию. На мгновение она прислонилась к моему плечу, но затем резко отпрянула, словно обжегшись о горячий чайник.

До самого утра милиция не оставляла нас в покое, у нас брали отпечатки пальцев, нас допрашивали, в поисках неизвестно чего перевернули всю квартиру. Затем нас заставили поехать с ними в отделение, где к работе с нами подключился следователь. Вышли мы от него только в полдень настолько измученные, что пошатовались от любого даже самого слабого порыва ветра. Я еще не видел Ланину такой бледной и поникшей.

За все то время, что мы покинули квартиру Щипанову, мы почти не разговаривали. И сейчас мы шли по улице и молчали. Внезапно она остановилась.

– Я очень устала, но к себе я ехать не могу. Это выше моих сил. – Ланина умоляюще взглянула на меня.

Я недолго раздумывал.

– Мы можем поехать ко мне, – предложил я.

Она ничего не ответила, но по ее лицу я понял, что она согласна.

Я поймал машину, назвал адрес, и мы помчались на окраину Москвы, в противоположную сторону от того района, где жил Щипанов.

Моя квартира встретила меня тишиной. Поворачивая ключ в замке, я на всякий случай мысленно готовился к сюрпризам. Но сюрпризов не было, за исключением одного; оказывается, последний раз уходя из дома, я забыл выключить свет в коридоре. И все эти дни он бесполезно горел. Но это было не самым страшным, что произошло за последние дни.

Ланина с некоторым удивлением озиралась вокруг. Я понимал ее реакцию: моя квартиру никак нельзя назвать комфортабельной. Когда я в нее въехал три года назад, то она уже тогда требовала капитального ремонта, сейчас же это требование было еще настоятельней. Но Ланина то ли благодаря врожденному такту, то ли из-за усталости промолчала.

Она просто опустилась на стул и стала ждать, что я буду делать.

Я же поспешно залез в шкаф в поисках чистого комплекта постельного белья. По моим расчетам таковой должен был в нем оказаться. Память меня не подвела, и я быстро перестелил постель.

– Ложитесь, – сказал я.

– А вы?

– У меня есть еще раскладушка.

Я деликатно вышел, предоставляя ей возможность раздеться. На всякий случай я пробыл на кухне десять минут, когда же вернулся в комнату, то Ланина уже спала. Я, стараясь не производить лишнего шума, разложил раскладушку и даже не стал ее застилать бельем; чистого все равно больше не было. Я лег прямо в одежде. Несмотря на усталость, мне хотелось кое-что обдумать. Но поток мыслей очень быстро растворился в моей голове в непроницаемой темной мгле.

Наше пробуждение было почти одновременным, я отворил глаза свету, повернул голову в сторону Ланиной и увидел, что с ней происходит то же самое явление. Несколько секунд она изумленно озиралась, вспоминая, как она оказалась в этой ужасной комнате, затем, когда память вернулась к ней, ее лицо приобрело осмысленное выражение.

– Вы отдохнули? – спросил я.

– Да, надо ехать туда.

Она не сказала: в свою квартиру, это означало, что воспоминания все еще приносят ей боль.

Я встал, достал из шкафа чистое полотенце, повесил его на стул и вновь удалился на кухню. Я готовил кофе и одновременно прислушивался к тому, что происходило в квартире. Послышался шум падающей воды, затем он стих, а вместо него раздались ее шаги. Она появилась на пороге.

– Сейчас будет готов кофе, – известил я.

В ответ не прозвучало ни слова, Ланина прошла на кухню и села на одну из двух стоящих здесь табуреток.

Кофе мы выпили в полном молчании. У меня было ощущение, что она все еще пребывает в ступоре, все ее движения носили какой-то механический характер. Чашки опустели, я быстренько ополоснул их, дабы не оставлять грязную посуду, так как не имел представления, когда снова попаду сюда, да и попаду ли вообще когда-нибудь? Положение накалялось с каждым часом, а потому перед уходом я мысленно простился со своей квартиркой. Была она, конечно, маленькой и в ужасном состоянии, но это было то, что принадлежало мне, и где я чувствовал себя в сравнительной безопасности.

Я снова поймал машину, и мы вернулись домой к Ланиной. Она вошла в квартиру, взглянула на лужу крови, затем по-прежнему ничего не говоря, сходила за ведром и тряпкой и начала так ожесточенно тереть пол, будто вместе со следами преступления она хотела уничтожить и саму память о нем.

Пока она занималась уборкой квартиры, я все это время я чувствовал себя совершенно лишним и не знал, куда прислонить свою персону. Ланина же вела себя так, будто меня и не было рядом. В конце концов я переполнился таким раздражением, что решил ответить ей точно таким же поведением: она меня не замечает, я ее не буду замечать. Я сел в кресло, из книжного шкафа достал первую попавшуюся книгу и стал читать.

Вся эта сцена, воскресившая давно канувшее в лету эпоху немого кино, продолжалась часа три. Наконец уборка закончилась, все вещи вернулись на свои прежние места. И только после этого Ланина посмотрела на меня.

– Я хочу отсюда немедленно уехать, – сказала она.

Я встал с кресла, поставил книгу на полку и направился к выходу. Ланина последовала за мной.

На этот раз за руль сел я; Ланина не возражала. Наше игра в молчанку продолжалась все то время, что мы пробирались сквозь уличные заторы. Наконец огни большого города остались позади. Помня, как мчалась она вчера в Москву, я стал разгонять машину, дабы показать, что не только она умеет играть роль автогонщика.

– Не надо так быстро, – вдруг попросила Ланина.

Я с удивлением посмотрел на нее и сбавил скорость.

– Это я виновата в его гибели. Понимаете, я! Эта кровь на мне. Никогда не забуду этой страшной картины. Но как можно жить с такими ужасными воспоминаниями.

– Можно, – сказал я. – И картину вы эту забудете. Забывают и более страшные вещи. Поверьте моему опыту.

– Вы абсолютно бесчувственны, я давно это заметила.

– Но мы с вами знакомы недавно, как вы могли это заметить давно.

– Боже, до чего же вы страшный человек. Да, вы правы, мы с вами знакомы недавно, но за это короткое время вы убили человека, вы совершенно равнодушно отнеслись к смерти бедного Щипанова. Вам плевать на всех.

– Киллера я убил, спасая вас, а Щипанова мне очень жаль. Просто я не первый раз вижу смерть и потому взял себе за правило прятать свои эмоции. Да и не стоит забывать, что мы сами ходим по тонкому льду, в любой миг можем провалиться в полынью. Я даже удивляюсь, почему мы еще живы. Например, лучшего места для нашего убийства, чем квартира Щипанова, и не придумаешь. А вместо этого мы едем домой.

– Но почему все так произошло? – растерянно спросила Ланина.

– Думаю, что за нами следили с того самого момента, как мы выехали из поселка. Они давно хотели разделаться с Щипановым, но потеряли его след. Но они правильно просчитали, что если Щипанов не заблудился в тамошних лесах, не утонул в тамошних болотах, то он скорей всего имеет с нами контакт. Ну а дальше они все разыграли как по нотам.

– Как вы думаете, кто все это осуществил?

– Точное имя организатора назвать не могу, но нетрудно предположить, что Щипанова убрали те, кто его боялся.

– То есть нити тянутся на комбинат.

– Конечно, нити тянутся на комбинат, но боюсь, что мы ими опутаны повсюду. На комбинате только один конец, а вот где другой или вернее другие? – Я пожал плечами.

– Но коли мы знаем, где находится только один конец, разве не логично начать распутывать весь клубок именно оттуда? – спросила Ланина.

Это было действительно логично, а потому я лишь кивнул головой.

– В ближайшие дни мы отправимся на комбинат, – проговорила она.

Я недоверчиво посмотрел на нее; только что она чуть ли не рыдала, а теперь вновь рвется в бой. Да, с таким характером жить не легко.

Показались дома поселка. Наше первое совместное путешествие закончилось можно сказать относительно благополучно; один человек погиб, но двое остались живы. Что же случится дальше, кто следующая жертва в этой кровавой карусели, тщетно задавал я себя вопрос?