Глава 20, в которой говорится о яичнице, сапоге и карликовых барсах
Пока одевалась и умывалась, Марина выслушала отчет Неда обо всем интересном, что случилось на вчерашней пьянке — разумеется, золотой заклад Моргана провожала до «Девяти с половиной сосисок» половина пиратской братии, и осталась в таверне пить за Моргановский счет. Это Марина сбежала почти сразу, предложив и Торвальду Харальдсону посвятить ночь здоровому сну, а день — чему-то более полезное, чем похмелье. К ее удивлению, норвежец согласился без дурацких вопросов. И теперь, если верить ругани по-норвежски за стеной, проснулся и искал свой утренний эль.
— Серебряная Нога велел передать, что начнет торги за два часа до полудня. Так что у вас, мой капитан, есть почти час на завтрак.
Марина вздохнула, поправляя перевязь со шпагой, надела берет, бездумно погладила золотую птичку по крылу. Прикосновение к золотым перышками было приятным и как-то успокаивало. Словно слышалось курлыканье: все будет хорошо, моя Марина.
Позволив себе целый миг насладиться мечтой, она поправила берет и сжала губы. Дело, прежде всего — дело! Потом взяла пустую оловянную кружку и постучала в стенку, из — за которой доносилось фырканье и плеск воды:
— Торвальд, пора!
В общий зал они спустились вместе — впереди Марина, следом Торвальд, и последним — Нед. В узкие окна общего зала, больше похожие на бойницы, заглядывало любопытное утреннее солнце, пока еще не ослепительно — жгучее. В его лучах танцевали случайные пылинки, неведомо как ускользнувшие от метел и тряпок трактирных девиц. Лестница под ногами тихонько пела на разные голоса, с пола давно, наверняка еще ночью, смыли кровь и отскоблили пятна, а в воздухе витал упоительный аромат настоящей английской яичницы и сдобы с корицей.
Почти как дома.
Да что там, последние несколько лет именно эта таверна — единственный дом морского бродяги Моргана.
Ее единственный дом.
Прямо на стойке черный Морж увлеченно вылизывал уши белой кошке. Кошка благосклонно принимала ухаживания.
Все было настолько упоительно — благостно и так напоминало сегодняшний сон — грезу, что Марине немедленно захотелось учинить хоть что-нибудь. Дабы не затосковать окончательно.
Сдернув с ноги сапог, она запустила им в мохнатых тварей. Те с обиженным мявом посыпались со стойки и удрали куда-то в сторону кухни.
Торвальд за спиной тихо хрюкнул.
— Ну ты грозен, капитан Морган. За что ж так бедных скотин?
Марина поглядела вслед улетевшей обуви, кивнула сама себе — пусть идти дальше в одном сапоге, зато тоска удрала вместе с кошками — и объяснила:
— Видишь ли, друг мой, еще полгода назад наш гостеприимный хозяин поклялся, что если еще раз увидит Моржа рядом со своей Маргариткой, кастрирует собственноручно. Хотя, по моему скромному мнению, он не ценит своего счастья. Ведь тогда же он выручил целых двести золотых за котят карликового снежного барса…
— За кого? — переспросил норвежец.
— За котят очень редкого карликового снежного барса, — совершенно серьезно повторила Марина. — Удивительный пятнистый окрас, размером чуть меньше рыси, очень опасные звери. Успешно прикидываются обыкновенными кошками, но способны загрызть крупную собаку или человека, верны хозяевам. Умеют мурлыкать. Гости многоуважаемого губернатора Тортуги были чрезвычайно довольны, что им досталась этакая редкость. Купили сразу всех четверых. На развод, не иначе.
Полмгновения Торвальд ошалело моргал, а потом заржал. Громко и радостно, как ребенок. Шести с половиной футов детка, но кому это мешает радоваться жизни?
На ржание из задней двери показался сам Серебряная Нога, одетый в щегольской бархатный камзол с золоченой перевязью и треуголку с белым страусовым пером. Погрозил Марине пальцем:
— В следующий раз сам будешь продавать своих карликовых барсов!
Он кивнул гостям на столик, застеленный свежей льняной скатертью, — небывалая роскошь, только для своих! — и, постукивая деревяшкой, покинул таверну через парадную дверь.
Судя по довольной ухмылке бывшего пирата, вчерашнее пари его немало развлекло. Впрочем, не его одного — наверняка пари уже обсуждают у губернатора, их благородие любят байки не меньше самих пиратов. Да и ничем, кроме должности и изысканных манер, от пиратов не отличаются. Не зря так прекрасно спелись.
Едва принесли яичницу с беконом, под столом замурлыкало и ткнулось Марине в ногу. Морж решил не гневаться на хозяйку и дать ей возможность оправдаться за ужасное оскорбление.
Марина улыбнулась. Впервые за сегодняшнее утро — легко и искренне.
Подумалось, что как ни гоняй этих двух усатых, все равно придется опять продавать карликовых барсов. Не дадут им миловаться в зале — кошки полезут на крышу, прогонят с крыши — заберутся под кровать или в кладовку.
И это правильно, нельзя отказываться от смысла жизни, в чем бы ни заключался этот смысл. Главное, чтобы он был.
— Наглая ты усатая морда, — с глубоким чувством сообщила коту Марина и уронила под стол кусочек поаппетитнее.
Мурлыканье тут же сменилось урчанием и чавканьем. А Марина всерьез задумалась, как бы это подипломатичнее познакомить северянина, явного новичка на Тортуге, с некоторыми местными традициями.
— Между прочим, друг мой, — так ничего и не придумав, обратилась она к Торвальду. — Помнится, твоя команда оскудела по меньшей мере на одного матроса. Не желаешь ли посмотреть одну из местных достопримечательностей, а заодно и пополнить команду?
Само собой, Торвальд желал и осмотреть, и пополнить. И даже не задал Марине ни единого дурацкого вопроса, а просто последовал за ней.
У закрытых ворот скотного рынка скучал вышибала из «Девяти с половиной сосисок». Увидев Марину с норвежцем, вышибала осклабился, открыл створку и громким шепотом сообщил:
— Полдюжины маленьких курочек и две необъезженные козочки только для вас, дорогие гости! — и заржал.
Марина передернула плечами. Скука — не повод так шутить.
А Торвальд не понял скабрезной шуточки. Или понял, но притворился недалеким варваром.
Верьте ему, верьте!
До торгов оставалось полчаса, джентльмены удачи только начали собираться и осматривать товар.
Обыкновенный товар: каторжане, пленные матросы и офицеры, молодые девицы, даже одна ангельской красоты потрепанная французская маркиза. Но Марина сегодня пришла не ради них.
Сообщать Торвальду заранее о цели визита она не стала. Обойдется. Пошаталась с ним вместе вдоль загонов, где держали пленников, раскланялась с теми капитанами, которых считала достойными внимания, не заметила в упор Чирья. Особенно вежливо приветствовала капитана «Черной Жемчужины»: даром что этот джентльмен с птичьей фамилией имел вид и манеры балаганного шута, встречаться с ним на узкой дорожке не стоило. И вообще стоило держаться от него подальше, чтобы не влипнуть в какую-нибудь мистическую историю с печальным концом.
Судя по тому, что джентльмен с птичьей фамилией приглядывался к английским каторжанам, из очередной мистической истории «Черная Жемчужина» вышла не без потерь. А судя по тому, как каторжане отворачивались — слава джентльмена добралась и до английских пабов.
Пожелав джентльмену удачных покупок, Марина повела Торвальда в дальний конец рынка, куда практически никто и не заглядывал. Именно там Джон Серебряная Нога держал свой особый товар. Не маркизу, нет. Детей.
Девочек было семь, самой маленькой — лет пять или шесть, самой старшей — около десяти. Черненькие, истощенные и обтрепанные, наверняка со вшами и Дейви Джонс знает, какими болячками. Их путь на Тортугу явно был длинным и усыпанным одними шипами, без роз. Девочки стайкой жались к женщине лет двадцати с небольшим, носатой, худой до прозрачности, смуглой, с отвисшей грудью кормилицы. Судя по одежде, когда-то дорогой и красивой, девочки были свитой графской, а то и герцогской дочки. Скорее всего граф давно уже выкупил свою дочь, а может быть девочка оказалась слаба здоровьем, не суть. Важно, что остальных девочек не сбросили в море, а доставили на торги.
При виде Марины и Торвальда женщина обняла самую маленькую из девочек и глянула с вызовом, мол, буду царапаться и кусаться, но ребенка не отдам.
Марина только пожала плечами: разговаривать сейчас бессмысленно, только испугаются еще сильнее.
Кивнула Торвальду, мол, здесь все понятно, идем на торги. Мимолетно удивилась, что норвежец не спросил, за каким дьяволом Моргану понадобилась куча ни для чего не годных детей. Молодец, Торвальд Харальдсон, умеешь вовремя молчать.
У площадки, где обычно продавали лошадей, уже собралось дюжины полторы пиратских капитанов — почти все, кто стоял на Тортуге. Золота при них не было, на этих торгах Джон Серебряная Нога верил всем на слово. Он вообще часто верил на слово господам капитанам — и никто его не обманывал. По крайней мере, из ныне живых.
Торги начались, по обыкновению, с редких лотов. Молодые девицы ушли быстро и за хорошие деньги, джентльмены предпочитают своих портовых жен, а не шляться по борделям.
Следом выставили французскую маркизу. За нее Марина была не прочь поторговаться, хоть и не слишком представляла, за каким кракеном маркиза ей сдалась. За ангела с достойным кисти Рубенса бюстом торговались чуть ли не все капитаны, но под конец остались лишь Марина, джентльмен с птичьей фамилией и какой-то странный человек в кожаной маске.
Когда сумма дошла до полутора сотен, Марина всерьез задумалась, стоят ли призрачные блага в будущем такой прорвы денег сейчас, и не уступить ли красотку капитану «Жемчужины» — уж очень азартно он торговался.
Так что последнюю цену она перебивать не стала, а вместо того улыбнулась:
— Питая безмерное уважение к вам, капитан, не смею больше препятствовать…
И чуть не рассмеялась. У коллеги сделалось удивленное лицо, даже кошачьи усики встопорщились, как у завидевшего особо наглую крысу Моржа.
— Ну что вы, сэр Морган! Кто я такой, чтобы становиться между вами и прелестной дамой!
Точно. Гениальная мысль поберечь золотишко и потрафить то ли возможному союзнику, то ли нежеланному сопернику родилась в их головах одновременно. Не иначе, благодаря колдовскому заклинанию «полторы сотни».
— Две сотни, и заканчивайте балаган, — совершенно некуртуазно прервал обмен любезностями незнакомец в маске, выставил на площадку сундучок с монетами и протянул руку к маркизе. Та вскрикнула раненой птицей, бросила умоляющий взгляд сразу на обоих галантных капитанов, но была жестоко и безжалостно уведена прочь с рынка.
— Да смилуется над тобой господь, прекрасная дама, — полным возвышенной печали голосом возгласил джентльмен с птичьей фамилией, перекрестился и, подмигнув Моргану, принялся разглядывать следующий лот.
Девочек.
Дети жались к женщине, как стайка перепуганных цыплят к наседке, а та разве что не закрывала их крыльями. Глупо, конечно, но вызывало уважение: судя по виду детей, в трюме они пробыли не меньше месяца, и наверняка с ней самой развлекались пираты.
Большинство капитанов не проявило к детям интереса, оживился один лишь Чирей. Покосился на Марину и поднял руку: беру за стартовую цену.
— Пять, — тихо сказала Марина и поймала заинтересованный взгляд капитана «Черной Жемчужины».
Марина криво усмехнулась джентльмену с птичьей фамилией, мол, любопытствуйте сколько влезет, сэр, я никому ничего не объясняю. Можете даже подозревать меня в торговле живым товаром с османскими извращенцами, ваше право.
— Пять с половиной, — попробовал настоять на своем Чирей.
Марина смерила его презрительным взглядом и дала десять. Ради двух девочек постарше, которые уже годятся в «особый» бордель, португальская крыса не раскошелится больше, чем на шесть монет. Их же надо кормить, поить, держать в чистоте. А они возьмут и помрут! Нет, Чирей не любит рисковать ни целостностью своей шкуры, ни деньгами. Крыса.
Она оказалась права. Чирей выругался, ожег ее ненавидящим взглядом и отступил. До следующего раза.
Дальнейшие торги Марину не интересовали, зато были весьма удобны для того, чтобы коротенько рассказать Торвальду об их участниках. Тот слушал, приглядывался к лотам, но явно ждал кого-то определенного.
Марина даже могла сказать, кого именно.
— Выбирай себе матросов, Торвальд, и приходи вон туда, в задние комнаты, — минут через десять велела Марина, ни секунды не сомневаясь в повиновении, и покинула торги. В том, что Торвальд выберет правильно, она тоже не сомневалась.
И здесь она не ошиблась. Через четверть часа Торвальд явился в сопровождении двух совершенно одинаковых здоровенных и косматых северян.
Марина к тому моменту успела поговорить с тощей женщиной, матерью самой маленькой из девочек и бывшей кормилицей графской дочки. Так что ее покупки уже утерли слезы страха, уцепились друг за дружку, чтобы не потеряться, и были готовы идти в новую жизнь.
Матросы — северяне пялились на девочек и Моргана с нескрываемым удивлением, разве что у виска не крутили. Зато о каменную физиономию их капитана можно было топор точить.
— Вперед, Торвальд Харальдсон. Я обещал тебе красного петуха, — подмигнула ему Марина.