…Спустя час я спускаюсь вниз, выбритый до синевы, благоухающий парфюмом, в безупречно сшитом камзоле. Как обычно, встречаемся с баронессой у камина в гостиной. Мне неудобно перед ней, поэтому я напускаю на себя колючий вид. А красные с похмелья глаза добавляют моему виду этакий лёгкий налёт вампирности… Женщина презрительно вскидывает к верху свой точёный носик:

— Эрц, ваше поведение переходит всякие рамки…

Она не знает, что с похмелья я злой… В отличие от слуг.

— Вы обижены на меня?

Женщина краснеет.

— Почему вы хватали меня за…

Не знает, что сказать. Юница с удивлением смотрит на маму. Потом на меня.

— Дочка, иди, пожалуйста, в столовую. Мы с твоей мамой сейчас придём. Просто нам надо кое-что сказать друг другу.

Девочка послушно кивает, встаёт с диванчика, послушно уходит в столовую. Задумчиво смотрю ей вслед.

— У вас чудесная дочь, баронесса. Жаль, что всё время молчит.

— Вы уходите от темы разговора, эрц! Как вы объясните своё в высшей степени непристойное поведение сегодня ночью?!

Чувствую, что внутри меня гнев разгорается всё больше. Наконец не выдерживаю:

— Моё поведение?! Моё?! Я что, вломился к вам в спальню, баронесса? Или это вы заявились ко мне и попытались что-то там сделать, пользуясь тем, что я пьян?! Не удивительно, что так получилось! И благодарите всех Богов, что ещё обошлось именно этим! Я мог либо убить вас, либо… гхм… Взять, как женщину.

— Ах!

Пощёчина обжигает мою щеку. Снова замах, но тут уж извините! Я буквально вжимаю её телом в стену, одновременно вновь кладя свою ладонь на её грудь:

— Она у вас неплохо сохранилась, баронесса… А ваши бёдра…

Рука опускается вниз:

— Они ещё упруги и одновременно мягки… Не говоря…

Моя ладонь ложится на ягодицы женщины… Она вырывается изо всех сил, наконец, я решаю, что с неё достаточно, да и Юница может выглянуть, желая узнать, почему мама и дядя эрц задерживаются, а пугать ребёнка не хочется… Убираю руку, которую успел засунуть в вырез её платья, отпускаю практически мгновенно набухший сосок, делаю шаг назад:

— Вы! Вы!..

Она задыхается от гнева. Щёки горят, глаза блестят, чуть пригибается, чтобы броситься на меня и расцарапать лицо, но я улыбаюсь:

— Вы забыли, что совсем недавно предлагали мне себя? Но в тот раз не показали мне ничего из того, что было в ассортименте, и сейчас я сам решил проверить качество товара.

Это действует на женщину, словно ледяной душ. Она бледнеет, только лихорадочно блестящие глаза выдают бурю чувств, бушующую сейчас в ней. Небрежно бросаю:

— Пока то, что я ощутил, меня устраивает, баронесса. И — на будущее. Если вы ещё раз явитесь ко мне ночью, то уже будете примерно представлять, что вас ждёт…

Разворачиваюсь и вхожу в столовую, где за столом чинно сидит девочка. На её вопросительный взгляд объясняю:

— Сейчас. Маме надо поправить причёску и попудрить носик.

Девочка фыркает. Я улыбаюсь в ответ. Мы переглядываемся с ней, словно два заговорщика. О! И все следы от вчерашней пьянки прошли… Чёрт, совсем из башки вылетело!

— Горн!

Мажордом тут как тут.

— Поднимись наверх. В угловой комнате госпожа Хьяма. Пригласи её к завтраку. Нечего ей у себя питаться. Не хозяйка.

Горн кивает, уходит. Мы терпеливо ждём. Я прокручиваю в памяти сцену в гостиной. А что? Баронесса очень быстро забыла, из какой задницы я её вытащил. Или решила, что теперь ей ничего не грозит. Тогда пусть уматывает. Мне спокойней будет. И меньше хлопот… Мягкие шаги. В двери заходит бывшая комиссарша. Бросает на меня острый взгляд, затем застывает на месте. Я показываю ей на свободный стул:

— Присаживайтесь. Сюда.

Девушка послушно садится на стул, складывает руки на коленях.

— Горн, что там с баронессой? Она собирается идти завтракать?

Старик спохватывается:

— Простите, ваша светлость, госпоже стало плохо, и она пошла к себе в комнату. Ещё она просила принять её для приватного разговора в любое удобное для вас время.

Пожимаю плечами.

— Хорошо. Думаю, после ужина я смогу выкроить для неё пару минут, если не придёт Пётр.

— Я передам, ваша светлость…

Едим. Хьяма молчит, лишь изредка перебрасывая свои глаза то на меня, то на девочку. Юница тоже молчит, хотя я вижу, что ей очень любопытно по поводу новой девушки за столом. Впрочем, как новой? Она видела её, когда та была одета в страшный наряд комиссара… Трапеза подходит к концу. Ритуальное для меня кофепитие. Девушке явно нравится этот напиток. Но каждый раз, когда она его пьёт, то явно пытается определить, что это такое, и откуда. А мне смешно — Хьяма изо всех сил пытается скрыть своё заокеанское происхождение, не зная, что я уже давно всё знаю. Наконец всё заканчивается, и мы все трое выходим в гостиную. Я усаживаюсь в любимом кресле у камина, достаю сигару. Юница знает, что ей следует сейчас уйти, и появиться вновь в комнате она может только тогда, когда окурок улетит в огонь. Поэтому девочка приседает в чём-то вроде книксена и уходит к себе. Девушка молча сидит на диванчике. Наконец молчание становится для неё нестерпимым, и она не выдерживает:

— Что вы хотите делать со мной дальше?

Выдохнув облачко дыма, небрежно бросаю:

— Ничего. Как поступить с вами — не в моей компетенции.

Она бледнеет:

— Вы выдадите меня военным?

— Да. Только моей страны. Нуварры.

Это её поражает до глубины души:

— Почему?! Что может знать всего лишь комиссар по иностранным делам уже не существующей республики рабочих и крестьян?

— Это решил не я. Таково приказание моего руководства. За вами вышел корабль, и, максимум через два месяца вы окажетесь в Нуварре…

Хочется добавить про императрицу и Океанию, но к чему раскрывать все карты? Мало ли, что взбредёт ей в голову? Хьяма опускает голову. Утешаю её:

— Это всё-таки лучше, чем болтаться в петле.

Она бессильно машет кистью:

— Потом меня всё-равно убьют…

— С чего вы взяли? В нашем государстве страшный недостаток женского пола, так что уж кому-кому, а вам ничего такого не грозит…

Изумлённый взгляд из-под бровей. Затем глаза вновь отводятся в сторону.

— Кстати… Если вам скучно, то я могу предоставить вам что-нибудь почитать. В доме неплохая библиотека…

…Это по местным меркам, разумеется… К моему удивлению она отрицательно качает головой.

— Пока не надо…

— Надеюсь, попыток бежать вы не будете делать?

— Куда, господин эрц?

Горько восклицает она. Я швыряю окурок в камин, встаю.

— Прошу прощения, у меня дела.

Иду к лестнице. Слышу следом шаркающие шажки шлёпанец. Расходимся наверху. Я — в кабинет. Она — к себе… Едва сажусь за стол, как в двери стучат.

— Да?

— Господин эрц, позвольте войти…

Баронесса? Я же вроде бы сказал, что вечером… Ну, раз так, пускай. Сразу поставим все точки над «i»

— Заходите, госпожа. Раз пришли, не вижу смысла вас выгонять…

Она входит, застывая на пороге. Слегка откидываюсь в кресле:

— Слушаю вас, баронесса?

Женщина выдавливает:

— Прошу прощения, господин эрц… Я — забылась…Я действительно забылась…

Машу рукой:

— Проехали.

Она не понимает, удивлённо смотрит на меня. Приходится пояснить:

— Забудем о том, что произошло.

И не в силах удержаться от подколки, добавляю:

— Или вы сами этого не хотите?

Аора заливается густым румянцем, а я ещё подливаю масла в огонь:

— Ваша реакция на мои прикосновения меня удивила… И… Обрадовала…

Женщина готова сгореть от стыда, но я уже опять в привычном облике жёсткого сухого человека.

— Всё, баронесса. Можете идти к себе. Как я понимаю, возвращаться в свой особняк у вас ни малейшего желания.

Она с усилием кивает в знак согласия с моими словами. Затем, словно решившись, открывает рот, но тут же её губы вновь смыкаются. Спохватываюсь:

— Позвольте задать вам один вопрос, баронесса…

Женщина вздрагивает, её глаза расширяются.

— Какой?

— Насчёт вашей дочери… Почему она всё время молчит? Этому есть веские причины?

Внезапно на её глазах появляются слёзы. Голова опускается.

— Раньше Юница говорила. Но как то раз она вошла ночью в нашу спальню, когда мой покойный супруг… Избивал меня… С тех пор она молчит. Если честно, впервые с того времени я увидела улыбку на её лице в вашем доме, эрц…

Сказать, что я потрясён — мало сказать. Избивать женщину?! Какие же они варвары! Поднять руку на слабого, на мать! Тем более, мать своего собственного ребёнка! Видимо, я не могу сдержать отвращения на лице, потому что Аора вдруг замирает на месте, удивлённо глядя на меня. Потом осторожно, стараясь не вызвать моего гнева, задаёт вопрос:

— А разве у вас такого нет? В Нуварре?

— Да если бы такое случилось, то человек, поднявший руку на женщину, был бы убит на месте! Либо отправлен на каторгу пожизненно!

Ресницы удивлённо хлопают. Потом следует новый вопрос, точнее, просьба:

— Эрц… Я ничего не знаю о вашей стране… Как там живут, чем занимаются, что одевают… Вы как то раз сказали, что у вас работают все. И даже дворяне?

— Больше, чем простые трудящиеся, баронесса. Потому что звание аристократа в нашей стране не даёт никаких привилегий, и лишь добавляет обязанности…

Короткая пауза. Затем добавляю, потому что внезапно мне становится искренне жаль эту несчастную женщину, не знавшую в жизни простого человеческого счастья.

— Приходите сюда вместе с дочерью после ужина. Думаю, мне удастся развлечь вас обеих…

Впрочем, сочувствие — первый шаг к чему то большему. А этого я не могу, и не хочу себе позволить. За свою жизнь я выполнил всё, что обязан сделать мужчина: посадил не одно дерево, а целый сад. Построил дом. Вырастил детей, за которых мне не стыдно. Любил, и был любим сам. Узнал счастье, гордость и горе. Так что… Впрочем, неужели нельзя дать кому то, точнее, поделиться кусочком счастья, которое мне когда… Которое я испытал в прошлом? Ведь это будет так мало стоить мне, и так много может дать тому, с кем я разделю то, что довелось узнать мне…

…После обеда снова приходит Пётр. Он выглядит тоже нормально. То ли привычка, то ли молодой организм. Он всё же в половину младше меня. А я, несмотря на то, что выгляжу немногим старше парня внешне, в реальности уже далеко не молод. И мы снова запираемся в кабинете, и штабс-ротмистр делиться со мной тем, что ему известно. А знает молодой офицер достаточно много. Прежде всего, обстановку в стране. По крайней мере, в той половине государства, которую пересекли их эшелоны. Это первое. Второе — неожиданно даже для него самого руководство, точнее, начальство, дало ему довольно ответственный пост в новом правительстве. Теперь, кстати, Русия называется Диктатурой. «Оригинальное» название, от которого меня так и тянет перекосить лицо. Словом, Пётр сейчас отвечает за поддержание порядка на «умиротворённых» территориях. А попросту говоря — он начальник военной полиции. Хороший старт! Но вот положение дел в Комитете Диктаторов, как называется высший орган власти новоявленной Диктатуры, не очень. Всем заправляют три генерала: от инфантерии, то есть, пехоты. От кавалерии. Это объяснять не надо. И от артиллерии. Но каждый тянет одеяло на себя, стремясь достичь наибольшего влияния на остальных и получить максимальную власть. А значит, конфликт между ними неизбежен. Единственный вопрос — как скоро он произойдёт. Но что разборка между высшими офицерами случится, я ничуть не сомневаюсь. Самое плохое и страшное, что они собираются разделить страну на военные районы, которыми и будут управлять. А в случае чего-либо, угрожающего их власти или стране, объединять усилия… Свежо предание, да верится с трудом…

— Понимаешь, Пётр, тут получится не союз троих владетелей, а скорее, что-то совсем противоположное…

Он жадно слушает то, что я ему говорю, потому что успел не раз убедиться в моей правоте, и даже в глубине души считает некоего Михха Брума ясновидцем. Хотя речь всего лишь об опыте другого мира и другой эпохи…

— Где уверенность в том, что в случае нападения врага на одного из генералов, остальные решат выполнить свои обещания и помочь ему? Её нет! Скорее всего, оба будут злорадствовать, что третьему приходится туго, и его земли в тяжёлом положении. И когда наступит время, они смогут поделить их между собой.

— Даже так? Но ведь господа генералы — люди чести!

— Пётр! Одумайся! Где ты видел честь в штабах?! Согласен, что до уровня батальона, даже полка есть честные офицеры. Но выше, от дивизии и дальше, на высоких постах сидят либо те, кто имел связи при дворе, либо высокородные, кичащиеся своим происхождением!

Парень опускает голову. Крыть нечем.

— И даже если никто не станет нападать на Русию извне, потому что, как я понимаю, Гонведия и Прусия сейчас тоже переживают нелёгкие времена, потому что солдаты оставили фронт…

Делаю паузу и вопросительно смотрю на него. Мой собеседник кивает в знак согласия.

— Вот видишь… Но очень много шансов за то, что господа генералы захотят править Русией единолично. А значит, уничтожить соперников. Любым способом. Или силами войск, имеющихся в их подчинении. Ты — как бы над всеми. Не в смысле чего-то вроде власти, а как полиция. Новый род войск, не подчиняющийся никому из них.

Парень вновь согласно кивает.

— С другой стороны, под твоим началом достаточные силы.

Снова кивок.

— Значит, жди вербовщиков и агитаторов, которые начнут тебя склонять на чью-нибудь сторону. Ещё не приходили?

Теперь кивок отрицательный. Улыбаюсь:

— Готовься, Петя. И жди. Деньги, ценности, чины, посты, земли, женщины…

Он краснеет, а я спокойно говорю:

— А что тут такого? Это жизнь. И никуда от неё не денешься. Так что будь осторожен а когда почувствуешь, что начинаешь колебаться — приходи. Постараюсь помочь, чем могу.

— Помощь мне нужна уже сейчас…

Он вздыхает.

— Не знаю, с чего начать…

Улыбаюсь:

— Начни со штатного расписания.

— Как?

— Так. Прежде всего, что входит в обязанности военной полиции? Поддержание порядка. Так? Согласен?

— Да.

— Твоя контора будет просто называться военной. А на деле — обычная полиция. Значит, нужны специалисты. Твои солдаты хороши разгонять демонстрации, подавлять бунты, а вот как расследовать убийство или кражу? Найди старых, опытных полицейских, тех, кто работал в полиции до начала всего. Пригласи их на службу к себе. Слушай, что они говорят, что советуют. И, обязательно, найди преданных и честных людей, чтобы наблюдать за самими генералами. Негласно. Чтобы они, упаси тебя Боги, не узнали об этом. У тебя, Пётр, сейчас в руках будет огромная власть, просто колоссальная! И тебя выбрали именно потому, что ты — одинок. Не принадлежишь ни к одной из трёх сторон. А значит, не зависишь ни от кого. И никто их них не сможет на тебя давить. Родственников у тебя нет. Для всех остальных, разумеется! Кроме нас двоих.

Торопливо добавляю я, увидев, как офицер пытается возразить. Поняв, о чём я, он вновь согласно кивает.

— Так что, Петя, ищи людей, организуй структуру, наводи порядок. Кстати, хотел спросить тебя — а что власти думают по поводу обеспечения столицы продовольствием, и как хотят успокоить рабочих, кроме массовых экзекуций?

Он на мгновение задумывается, вспоминая, что решено, потом пожимает плечами:

— Насчёт продовольствия — ничего. Ни разу не поднимали этот вопрос. А вот по рабочим — пока решили оцепить их кварталы, и не выпускать за пределы гетто. Пока они не выдадут всех, кто принимал участие в организации бунта.

— Глупо. Причём — вдвойне глупо. Потому что жителей и армию надо кормить. И рабочих тоже. А ещё — сделать так, чтобы они зарабатывали и могли потратить деньги на еду. И не только. Людям надо одеваться, развлекаться, и быть уверенными в завтрашнем дне. Тогда Русия твёрдо станет на ноги скоро восстановит былую мощь. Естественно, только если останется единой страной и под единоличным правлением.

Рарог вздыхает:

— Михх… Ты столько всего сказал… И ведь всё по делу. Просто голова пухнет от мыслей.

— Если она у тебя начинает распухать сейчас, то что будет дальше?

Он машет рукой, с тоской глядя в окно, кстати, уже открытое. Затем поднимается:

— Пойду. Дел невпроворот. Будем искать выживших полицейских.

Киваю в знак согласия.

— Это сейчас самое первое, что ты должен сделать. И намекни своим генералам, что обыватели хотят есть.

— Обязательно. У нас, у армии, тоже ведь продуктов в обрез…

— Угу. А думаешь, голодные солдаты будут за вас? Скорее, они дезертируют и организуются в банды, которые начнут грабить всех и вся…

Парень бледнеет и торопливо отдав честь, буквально убегает. Теперь можно чуть расслабиться…

— Горн! Горн!

Звоню я в колокольчик. Спустя некоторое время слышу торопливые шаги.

— Да, ваша светлость?

— Нужно послать кого-нибудь из парней походить по окрестности. Поискать рынок. Такие наверняка появятся. Ничего не покупать. Просто походить по такому, посмотреть, чем торгуют, и на что, на какие деньги, или вещи.

— Сейчас, ваша светлость?

— Нет. Завтра, после того, как все поедят. И пусть оденется попроще.

Мажордом кивает. Потом спрашивает:

— Ужин подавать, как обычно?

Гляжу на часы — у меня есть ещё тридцать минут.

— Да. И извести дам, чтобы не опаздывали.

— Обоих, ваша светлость?

Он кривится, кося глазами в сторону комнату Хьямы. Киваю.

— Да. И пока всё. Мне надо работать.

Старик спохватывается, хотя у него на языке явно вертится вопрос, не собираюсь ли я завести себе любовницу. Молча уходит, я запираю дверь на засов, достаю рацию и, дождавшись ответа Метрополии, перегоняю запись нашей беседы с Петром. Чего пережёвывать зря одно и тоже, когда компьютер всё записал. Получаю квитанцию, подтверждающую, что файл принят полностью, выключаю аппаратуру, убираю лишнее. Впрочем, беру с собой планшет. По пути в столовую заношу его в спальню, и когда выхожу, натыкаюсь на Хьяму. Океанка медленно бредёт по коридору, опустив голову, и явно напряжённо размышляя о чём то. Ну, это её проблемы. Меня они волнуют меньше всего. «Свобода» вышла из порта и двигается к Паневропе. Скоро придётся добираться до назначенного мне порта, и везти мадам диверсантку. А дальше наши пути разойдутся. Надеюсь, навсегда. Остаётся баронесса и её дочь. Несчастный ребёнок. Впрочем, думаю, у наших врачей найдётся, чем её вылечить. Только вот стоит ли везти Аору к нам? Пока не знаю. Но время ещё терпит… Внезапно Хьяма, идущая впереди меня, оступается, и я едва успеваю подхватить её под локоть.

— Спасибо.

Благодарит она, а я едва успеваю сохранить прежнее выражение лица. Потому что если бы всё было естественно, она не смогла бы удержаться и поблагодарила бы на океанском наречии. Хотя, может, их специально тренировали, чтобы не было таких проколов. Но надо за ней приглядеть…

…Ужин проходит в молчании. И, скорее всего, из-за присутствия океанки. Юница молчит, но её глаза поблёскивают. Не знаю, что наговорила ей мама, но девочка явно ждёт окончания ужина с нетерпением — чем дядя эрц собирается её развлечь? Наконец трапеза заканчивается, уже вошедший в традицию кофе, и моя обязательная сигара. Едва я выкидываю окурок в камин, как Юница выбегает из своей комнаты и спешит ко мне. Следом, скрывая нетерпение, появляется и Аора. Хьяма уже у себя, наверху. Поднимаюсь с кресла:

— Идёмте, дамы.

Делаю приглашающий жест, и мы все втроём чинно поднимаемся на второй этаж. Открываю дверь спальни. Баронесса напрягается, но я веду себя в высшей степени спокойно, к тому же не стану же я приставать к ней при ребёнке? Или за кого она меня считает? Входим внутрь, я подхватываю девочку под мышки, усаживаю на кровать. Она было дёргается, но я улыбаюсь, и Юница успокаивается. Сам устраиваюсь рядом, облокотившись спиной о горку подушек, сложенных у спинки в изголовье. Беру лежащий рядом планшет, кладу его себе на колени, включаю. Аора стоит неподвижно рядом с моим ложем, едва не звеня от напряжения. Почти мгновенно загружается операционная система — девочка смотрит на появляющиеся картинки заставки, открыв рот. Затем, когда появляется мой любимый фон, в качестве которого я выбрал картину древнего «Тигра», переводит взгляд на меня. Выражение вопроса настолько явственно написано на личике, что я, не выдержав, улыбаюсь и запускаю мультик. Да-да. Обычный мультфильм. Тот самый пресловутый «Том и Джерри». Девочка морщит лобик, затем напрягается, наконец, до неё доходит, что это ожившие картинки из альбомов, которые она так любит рассматривать. Почему я выбрал именно этот мультик про кота и мышь? Да потому, что там не нужен переводчик. Действие, действие, и ещё раз действие. Да, он тупой и глупый. А ещё — жутко садистский по сути. Попробуйте воткнуть себе в заднее место вилку? Или проехать этим же местом по тёрке? Вам будет приятно, когда с вас внимут кожу? А в «Томе и Джерри» подобные сцены на каждом шагу. Но тут уж ничего не поделаешь. Надеюсь, что девочка не обратит на это внимание, поглощённая самим фактом оживших героев, бегающих, прыгающих, вытворяющих самые невероятные трюки героев мультика. Даже мне в некоторые моменты очень трудно удержать смех… И мы, взрослый и совсем юная девочка, с увлечением следим за развитием сюжета, сопереживаем хитрому мышонку. Лишь баронесса так и стоит в ногах кровати, с откровенно скучающим видом. Правда, немного расслабилась, видя, что мы на что то смотрим. Хотя и женщине жутко любопытно — как эта штука в руках издаёт непонятные звуки? И почему её дочь забыла обо всём на свете? А я часто отвлекаюсь от зрелища на экране, украдкой наблюдая за Юницей. А та расцветает улыбкой на глазах, сбрасывая с себя какой то щит. Девчушка приваливается ко мне, я кладу её руку на плечо, и она словно ищет у меня защиты от того кошмара, что творится снаружи. Напрасно взрослые недооценивают детей. Юница очень умна, как я понимаю, и отлично знает, что за закрытыми наглухо окнами и дверями творится нечто страшное. Да и взрывы и выстрелы, дрожание мебели и звон посуды тоже подтверждают её догадки. Наконец баронесса не выдерживает, бросает на меня взгляд из-под пушистых длинных ресниц, обходит кровать со стороны дочери, пытается заглянуть в планшет. Естественно, что это не получается. Видно то ей видно, ни лишь мельтешащие силуэты. Надо сесть, чтобы краски происходящего заиграли в поле зрения. Пар минут, и женщина осторожно, готовая вскочить в любую секунду, присаживается, играя румянцем смущения, на краешек кровати. Наклоняется, и… Буквально тут же пристраивается рядом с дочерью, зачарованно глядя в экран. Всё. Она уже далеко-далеко отсюда… Минуты летят за минутами, складываясь в часы. Девочка пару раз уже зевнула, действительно, ей давно пора спать. Аора же… Она забыла обо всём на свете, не в силах оторваться от бегающих, дерущихся, взрывающихся героев. А в следующий момент Юница уже сладко спит, расслабившись и спокойно, с умиротворённым личиком, чуть слышно посапывает… Странно, но почему то и я чувствую себя так уютно. Спящий ребёнок. Маленькая девятилетняя девочка с тонким личиком и светлыми кудряшками, рассыпавшимися по подушке. А ещё — красивая женщина, тоже ставшая большим ребёнком. Я убираю руку, которая до того лежала на плечике Юницы. Девочка даже не замечает этого, потому что её головка уютно пристроилась у моего бока. Баронесса ничего не замечает, поглощённая мультфильмом, даже того, что уже сама пристроилась ко мне, и моя рука лежит теперь на её плече. Женщина сама чуть сдвигает дочь пониже, чтобы той было лежать удобнее, а потом… Вот уж действительно! То ли она совсем «уехала», то ли просто забылась… Аора кладёт голову мне на ноги, ложась на бок. А когда я, тоже забывшись, запускаю пальцы в пышные пряди, сладко вздыхает… Так и засыпаем. Все трое. И спится всем хорошо и спокойно, несмотря на свист ветра за окном и мельтешащие хлопья снега в разыгравшейся метели…