Глава восьмая
Ультиматум
Не очень-то приятно есть, когда тебя разглядывают, как какое-то диковинное животное. Даже за столом семинарист чувствовал себя в прицеле десятков глаз – ничем не лучше, чем какой-нибудь экзотический мут в клетке. Прямо перед ним сидел какой-то тощий паренек лет четырнадцати – пятнадцати, настолько лохматый, что казалось, у него на голове – гнездо стальной сколопендры. Он разглядывал гостя из далеких краев с таким непосредственным любопытством, что иной раз не попадал ложкой себе в рот.
Голод, впрочем, не тетка, и Книжник легко преодолел это чрезмерное внимание – только успевал зачерпывать и отправлять в рот горячее варево – странной консистенции и цвета, но вполне съедобное на вкус и вроде бы питательное. В любом случае, перебирать харчами не приходилось, и осталось только сдерживать себя, чтобы не пережрать с голодухи, – это было бы поопаснее голода.
– Скажите, а вы Ленина видели? – неожиданно спросил лохматый паренек.
Книжник едва не поперхнулся. Вытаращился на этого парня, удивленно вздернул брови:
– Почему именно Ленина?
– Ну, он же вроде в пирамиде лежит. У вас, в Кремле. Или я что-то путаю?
– Ну, во-первых, не в Кремле он лежал, а на Красной площади. И не в пирамиде, а в Мавзолее… – Книжник подумал. – Хотя, судя по фотографиям, довольно похоже. Но на месте Мавзолея давно уже Форт выстроен. И в нем весты живут, что из Бункера на Садовом ушли. Мой друг, Зигфрид, наверное, рассказывал уже?
– Ага, рассказывал, – лохматый шмыгнул носом. Ни дать, ни взять – обыкновенный мальчишка. – Да только я не понял кое-чего.
– Ну, спрашивай, – сыто отодвигая тарелку, великодушно позволил Книжник.
– Зачем вы врагов к себе под стены привели?
Книжник снова уставился на лохматого.
– А Зигфрид не говорил? Мы не враги теперь. Мы союзники.
– Говорить-то он говорил. Но это он за себя говорил. А ведь у вас под боком потомки вражеских воинов растут. Они те же сказки от матерей слышат, те же песни поют. И они ничего не забыли.
Снисходительная улыбка сползла с лица Книжника. Он понял – перед ним действительно никакой не подросток, а самый натуральный амбер – взрослый, понимающий, сохранивший лишь обманчивый облик юности. С таким не имело смысла играть в умудренного опытом княжьего советника – пусть даже так оно отчасти и было. Нужно было говорить прямо, без фальши – что он и сделал:
– У нас в Кремле тоже не все доверяют вестам. Некоторые считают их «троянским конем», нарочно подсунутым нам врагами. Оттого и живут весты в отдельном Форте – за Кремлевской стеной.
– Это хорошо, – странным голосом сказал Парнишка, и Книжник вдруг разглядел под нависающей шевелюрой его глаза. Они были внимательные, колкие и совсем не детские. – А то я уже усомнился – стоит ли тебя воспринимать всерьез?
– В смысле?
– Не манипулирует ли тобой потомок врага.
– Ты это про Зигфрида, что ли?
– Про него.
– Мне показалось, вы все с большой охотой его слушали…
– Так кто спорит? Всегда интересно выслушать откровения потенциального противника. И пусть тебя не вводит в заблуждение наша легкомысленная внешность. Каждый из нас – бдительный сын Логова, каждый – настоящий воин Живого Алатыря.
– Я так и подумал, – пробормотал Книжник.
В горле немного пересохло. Все это выходило за привычные рамки беседы старшего с младшим. Потому как этот паренек с растрепанным «гнездом» на голове был на голову его мудрее, собраннее и строже. Книжник беспомощно огляделся в поисках Герцога. Но тот куда-то исчез. Вокруг шумно, с аппетитом, цокая железными ложками, уминали свое варево дети Логова – амберы. Ничего не оставалось, как снова обратиться к лохматому.
– А где Герцог?
– Кто его знает? – равнодушно отозвался лохматый. – Занят, наверное. Если что надо – ты у меня спрашивай.
– Ну, если ты сможешь мне помочь…
– Кстати, я не представился, – Лохматый протянул вдруг поверх стола худую длинную руку. – Барон.
– Это имя или прозвище? – пожимая руку, поинтересовался семинарист.
– А есть разница? – усмехнулся лохматый. – Я просто хотел уточнить: если ты станешь искать у нас старшего – так это я.
И снова пришло время отвесить челюсть. Книжник медленно, с натугой выдохнул, подумал: а чего, собственно, удивляться? Все в духе этого славного местечка. Стало немного стыдно за привычную снисходительность по отношению к «младшему». А парнишка с легкой улыбкой разглядывал его, постукивая по столу ручкой ложки. Он терпеливо ждал, пока его собеседник переварит новость.
– Я думал, старший у вас Герцог, – сказал, наконец, Книжник.
– Это он за пределами Логова старший. Ну и для тех, кому в наши дела вникать не положено. А здесь старший я.
– Потому у вас и в титулах путаница? – попытался пошутить Книжник. – Герцог-то повыше барона, если по дворянской лестнице считать.
Барон вежливо улыбнулся. Теперь в нем не осталось ничего от четырнадцатилетнего подростка. Это был матерый главарь группировки, прочно обосновавшейся в древнем соборе, превращенном в крепость.
– Так зачем тебе Герцог? – спросил он.
– Герцог? – рассеянно повторил Книжник. Он уже и забыл, чего хотел от своего знакомого. – Ах да. Я бы с вашей Пророчицей поговорил, если можно. Куда она подевалась? Только что здесь была.
– Понятия не имею. У нас никто не следит друг за другом. Но куда она из Логова денется?
Книжник кивнул. Разговор с Пророчицей теперь представлялся ему еще более необходимым. Парень все еще сомневался – стоит ли проходить эту странную инициацию, превращаясь в амбера, симбионта ожившего янтаря – пусть даже не навсегда, если не врут местные, и восстановление «статуса кво» возможно.
Было во всем этом что-то пугающе-заманчивое. Какой-то адский соблазн. Кто из нас не мечтает о сверхвозможностях, особых способностях, недоступных другим? Только где-то в глубине души всегда остается эта неприятная червоточинка: за все придется платить. Наверняка есть цена и у этой сделки с собственной природой. Так что не стоит торопиться. Нужно понять – нужно ли ему такое «счастье» и для чего.
– Ну, мне идти надо, – сказал вдруг Барон, легко поднимаясь из-за стола. – Дела ждут. Вы тут пока осматривайтесь, пообщайтесь с нашими. Если будет что нужно – смело спрашивайте у любого. Хоть я формально и за старшего, у нас здесь вроде как демократия.
Весело подмигнув Книжнику, Барон ушел. Тут же на его место тяжело уселся незаметно подошедший Зигфрид. Рядом с ним сел Тридцать Третий. Оба глядели на Книжника с видом заговорщиков.
– Что он тут тебе втирал? – с подозрением спросил Зигфрид. Вроде бы даже как-то ревниво, чего раньше за ним не наблюдалось. – Про янтарь свой волшебный рассказывали, небось? Про Алхимика, да?
– Да так, – сказал Книжник. – Много любопытного поведали.
– Рассказали, почему здесь одни дети? – быстро спросил вест.
– Ну, они не совсем дети… – начал было Книжник.
Но Зигфрид оборвал его:
– Это они пусть друг другу рассказывают, в своих детских страшилках. Даже если все эти штуки с Алатырем и Алхимиком правда, это не меняет сути. Физически они дети, и я просто в толк не возьму, как они до сих пор удерживают такую стратегически удобную позицию. Я про Логово говорю.
– Я понял, – отозвался Книжник. – Ну, Герцог утверждает, что им удается скрывать от других группировок свой «проект» с «детьми будущего».
– Чушь, – отрезал Зигфрид. – Как можно что-то скрыть там, где идет постоянная грызня за ресурсы и просто за выживание? Ты сам в это веришь?
Семинарист пожал плечами. После еды по телу разливалась приятная сытость и не хотелось пускаться в долгие споры. Но воина, похоже, что-то беспокоило. И не прислушаться к нему было нельзя: у веста острое чутье на близкую угрозу.
– Так в чем наша проблема?
– Проблема в том, что нас ищут. Точнее, не нас, а эту радиоактивную хреновину – я ее в «чистилище» оставил.
– Надо было ее просто отдать этим бандюгам, – буркнул Книжник. – Толку от нее – кроме дополнительной дозы облучения?
– Вот так прямо и отдать? – Зигфрид презрительно скривился. – Разве ты не понимаешь, что это – наш единственный козырь в игре, правил которой мы не знаем?
– Возможно, – не стал спорить Книжник. – И что ты предлагаешь?
– Выяснить, что это за вещица и для чего предназначена. И уж потом думать – отдать ее, продать, обменять на какие-то услуги. Или использовать самим.
– Я согласен с Зигфридом, – сказал Тридцать Третий. – Как вы знаете, я неплохо разбираюсь в технике, но понятия не имею, зачем эта штука нужна людям, не собирающимся устраивать ядерный взрыв.
– А кто сказал, что они не собираются это сделать? – поинтересовался Зигфрид.
На это возразить было нечего. Да это и не было главным вопросом, вставшим перед друзьями. Что делать дальше – вот главный вопрос.
– Я тут поговорил с местными, – сказал Зигфрид. – Странное дело: они считают, что уйти из города за пределы Кенигсберга нельзя. Мол, там одни лишь Выжженные земли.
– При этом время от времени кто-то сюда приходит, – добавил Тридцать Третий. – Оттого здесь так людно.
– Я уже слышал такое, – кивнул Книжник. – От старика в таверне. Но мало ли что они здесь говорят? Это ведь не значит, что отсюда действительно нельзя выбраться?
– Может, и нельзя, – странным голосом сказал Зигфрид. – Что, если весь этот город – и правда как будто в одном гигантском Поле Смерти? Помнишь, как было у Бункера?
Книжник помнил. Он до сих пор не был уверен – было происшедшее с ними реальностью или коллективной галлюцинацией. Но то, Поля Смерти способны менять реальность, само пространство и время, – это известно давно. Вообще, каждое Поле Смерти – оно индивидуально, и убивает по-своему. Одно – с беспощадной быстротой. Другое – медленно, мучительно, словно смакуя страдания жертвы. И потому нельзя исключать, что здесь – та же история. Если, конечно, все это не местный фольклор.
– В любом случае, мы не узнаем, пока не проверим, – упрямо сказал Книжник. – Нужно искать выход – и мы его найдем.
Легко сказать – найдем выход. Сутки он просто провалялся в койке – вырубившись и забывшись тяжелым, как бетонная плита, сном.
Снились черные волны и ржавые железные корабли – почему-то пустые и мертвые, как «Летучие голландцы» постъядерной эры. Сам он болтался по волнам на утлой дырявой лодке, едва успевая вычерпывать воду простреленной немецкой каской с «рожками», бессильно пытаясь понять, откуда взялась в его руках эта атрибутика Первой Мировой войны? Он все черпал и черпал – но вода выливалась из пулевых отверстий и все его усилия были тщетными. Казалось, этот Сизифов труд будет длиться вечность. Но вот откуда-то из-за горизонта, заслоняя небо, стала надвигаться гигантская тень.
Это был корабль – настолько громадный и страшный, что кровь стыла в жилах. И оружие его было страшное, не похожее ни на что, – вздымающиеся к небесам ветвящиеся огненные плети, которые тяжело и грузно обрушивались в воду, поднимая новые волны и столбы брызг. Вот уже повержены мертвые корабли – «плети» перерубали их пополам, как пустые картонки, и, вспыхивая синим мертвым огнем, они уходили в пучину.
Но он знал: этот корабль пришел не за мертвыми кораблями. Он пришел по его душу. И, задыхаясь от натуги, он греб этой бесполезной каской – а лодка лишь крутилась на месте, не в силах сдвинуться с места. Страшный корабль все надвигался, нависая над ним железной горой, и от него уже веяло ледяным холодом могилы. Впереди него, вздымаясь бурунами, шла гигантская волна, а следом ее вспарывал черный, изъеденный солью и временем форштевень. Еще несколько секунду – и маленькую лодку с испуганным пассажиром раздавит, смешав с волнами.
Не выдержав, Книжник закрыл лицо руками и закричал.
Но крик потонул в скрежете металла, хрусте костей. Его крутило и ломало, затаскивало в пучину, и он молил Бога, чтобы все поскорее кончилось. Но проклятая тряска все не заканчивалась. Парень замахал руками, пытаясь выплыть с убийственной глубины.
Новый удар вернул его к реальности.
– Ты чего? – донеслось до него сквозь толщу воды. – Это же я!
Книжник узнал голос Герцога и только потом ощутил, что задыхается, – он до сих пор удерживал дыхание, чтобы не захлебнуться в воображаемой воде. На деле же он слабо барахтался на ледяном полу своей белой «карантинной» камеры. Детей отсюда давно забрали угрюмые воспитатели из «истинно взрослых», так что в комнате оставались двое: он и нервно тормошащий его Герцог.
– Хватит руками махать! – прорычал тот. – Вставай уже!
– Что такое… – задыхаясь, пробормотал семинарист. – Что стряслось?
– Беда! Пророчица…
– Что – Пророчица?!
Его как будто ударило током. В мозгу прояснилось, тело само приняло вертикальное положение. Он таращился на Герцога, на котором буквально лица не было. Как не было и вопросов: случилось действительно что-то серьезное.
Через несколько минут он уже сидел за большим, потемневшим от времени столом. Помимо Зигфрида, Тридцать Третьего и Герцога под сводами опустевшего вдруг собора присутствовало трое «истинно взрослых» и Барон собственной персоной. Последний, со своим открытым светлым взглядом и не сползающей полуулыбкой, смотрелся чужеродно среди озабоченного вида мрачных мужиков. Впрочем, держался он более чем уверенно и даже властно. То, с каким вниманием прислушивались к нему «истинно взрослые», свидетельствовало: авторитет у него отнюдь не «дутый».
Никого из амберов видно не было – они заняли оборону.
– Сколько их? – быстро спросил Барон.
– Три основные группы – четко перекрывая наши основные пути, – отвечал один из «взрослых» – сухощавый, преждевременно поседевший, мрачный. – С десяток бойцов прямо напротив главных ворот.
Книжник уже знал этого человека: это был Конрад, один из тех, кому было позволено выходить за пределы внутренней карантинной зоны. Он-то вместе с напарником и встречал Книжника из большого мира в костюме химзащиты.
– Что за группировка – уже установили? – деловитым тоном продолжал Барон.
– Банды Семи Ворот, – каким-то дребезжащим голосом ответил Конрад. – И такое ощущение, что все, в полном составе.
– С чего ты взял?
– Сужу по количеству. И, похоже, они с собой весь арсенал притащили.
– Дело дрянь, – упавшим голосом сказал Герцог. – Они не должны были этого делать.
– Что значит – не должны? – вмешался Зигфрид. – Разве бандиты когда-то отчитывались перед вами в своих действиях?
Барон скривился и проигнорировал вопрос. Это неприятно удивило Книжника и еще больше добавило напряжения в обстановку. Только теперь он заметил, что гостей местные намеренно избегают взглядами.
– Что происходит, Герцог? – с нажимом спросил Книжник. – Хватит уже резину тянуть – говори прямо!
– Верно, – кивнул Зигфрид. – А то некрасиво получается: нас на этот совет позвали, а говорить с нами не желают. Я уж молчу о том, что мы все с вами в одной лодке и каждый в Логове находится под ударом.
– Да! – неожиданно изменившись в лице, резко сказал Барон. – Потому что под этот удар поставили нас вы!
В этот момент Барон словно сорвал с себя маску надменной невозмутимости и вдруг превратился в обыкновенного капризного подростка. Семинарист неприятно поразился этой резкой перемене и от этого ощутил еще более нарастающее беспокойство. Потому как не было больше никого, кто мог бы поручиться, что держит ситуацию под контролем, четко зная, как действовать.
Если не считать Зигфрида, конечно. Но это не в счет – воин не выдавал своих эмоций даже перед лицом смерти.
– Вот так новости, – с ледяным спокойствием произнес вест. – Это уж ты поясни, любезный. А то ведь мы и обидеться можем.
– Обидеться? – Барон вдруг снова стал непрошибаемо спокойным. Только улыбочка куда-то делась с его лица. Очередная метаморфоза снова напомнила: никакой это не подросток. Это амбер – ловко мимикрировавший, умудренный опытом взрослый. – У вас что же, еще и претензии имеются?
– Поясни! – потребовал Зигфрид.
– Да что вы имеете в виду? – подал голос Тридцать Третий. – Честно говоря, я сбит с толку.
– Пророчица! – глухо проговорил Герцог. – Она в плену у банд Семи Ворот.
– О, нет… – проговорил Книжник. – Как это случилось?!
Герцог мрачно молчал. На Зигфрида же эта новость не произвела впечатления.
– Ничего себе, – нахмурился он. – А мы здесь при чем?
– Как это – при чем? – взвился Конрад. – Без вас все было спокойно! Равновесие было! Банды Семи Ворот никогда не покушались на Логово!
– Но должно же это было когда-то случиться? – невозмутимо сказал Зигфрид.
– Да с чего ты взял, чужак?! – заорал Конрад. – Тебе-то откуда знать?!
– Все, что я знаю, – так это то, что бандиты, где бы они ни обитали, плевать хотели на любые договоренности, – уже жестче сказал воин. – И если их вывело из этого самого «равновесия» одно лишь наше присутствие, значит, цена этому Равновесию – дерьмо крысособачье.
– Да ты… – Конрад задохнулся от ярости. Вскочил, сжал кулаки, готовый уже броситься на веста. Зигфрид чуть заметно подобрался в готовности отразить нападение.
В назревающий конфликт вмешался звонкий голос вбежавшего в зал белобрысого мальчишки-амбера:
– От них переговорщик! К воротам пришел! Белой тряпкой машет!
– Подстрелить его? – быстро спросил Конрад, обращаясь к Барону. – Я прикажу снайперу!
Он мгновенно потерял интерес к Зигфриду. Что не помешало тому вмешаться:
– Вот сразу так – стрелять в парламентера? И они еще болтают о «равновесии»?
Конрад дернулся было снова в направлении веста, но Барон жестом остановил его, обратившись к Зигфриду:
– Что ты имеешь в виду?
– Как что? – воин пожал плечами. – Хотя бы узнать, чего ему надо, этому переговорщику. Кстати, что о нем известно?
Последнее было обращено к белобрысому. Тот коротко поглядел на Барона, снова на Зигфрида. Дернул плечом:
– Да ничего. Разве что не похож он на бандита из Семи Ворот.
– Вот, а ты говоришь – «ничего», – удовлетворенно кивнул Зифгрид. – А на кого он похож?
– На Вольного. Такой же оборванец.
– На Вольного? – насторожился Конрад. – А что общего у Вольных с Воротами?
– А что общего у всех бандитов? – запальчиво вставил Книжник. – Жажда наживы да крови!
– Погоди! – остановил его Зигфрид. Снова поглядел на амбера. – Это все?
Тот снова пожал плечами – как самый обыкновенный мальчишка:
– Все, вроде.
– Ну раз все… – Зигфрид обернулся к остальным: – Тогда у меня такое предложение…
– А, да! – вскрикнул белобрысый. – Он сказал, как его зовут.
– Что? – Барон возмущенно поднялся со своего места. – Чего же ты нам голову морочишь?! Ну и как его зовут?
– Балабол.
Книжник переглянулся с друзьями.
– Я пойду! – выдохнул Книжник. – Мне есть, что ему сказать!
Зигфрид с Тридцать Третьим пристально поглядели на него. Старым боевым товарищам зачастую не нужны слова, чтобы понять друг друга. А тут все было ясно: Балабол – языкастый мерзавец, и развести его на информацию можно только умом и хитростью. Зигфрид слишком прямолинеен – может и убить в сердцах. Тридцать Третий отличный технарь, но не так хорошо разбирается в человеческой психологии. Зато они оба – лучшая поддержка, если дело дойдет до драки.
Вест медленно кивнул:
– Мы прикроем тебя.
– Надеюсь, этого не потребуется, – сказал Книжник.
– Погодите! – Барон сделал неуверенный жест. – А если это подстава? Что, если они просто хотят выманить кого-то из нас? Или чтобы мы просто открыли ворота?
– Глупости, – отрезал Зигфрид. – Зачем присылать переговорщика, чтобы прикончить одного врага, рискуя самим переговорщиком? Впрочем, дополнительно прикрыть ворота не помешает.
– Это плохой план! – произнес Герцог.
– А есть предложение лучше? – Книжник бросил резкий взгляд на Герцога. – Ты считаешь – это мы виноваты в том, что Пророчица каким-то образом оказалась в их лапах? Значит, нам и расхлебывать.
– Я не знаю, в чем правда… – Герцог выглядел расстроенным. – С тех пор, как нарушилось Равновесие, все пошло не так…
– Вот и проверим, – решительно сказал Зигфрид, направляясь в сторону выхода. – Конрад, дружище, скажи своим ребятам, чтобы нас с перепугу не подстрелили в спину.
Конрад вспыхнул было – но сдержался. Вряд ли ему было приятно, что им пытается командовать чужак, к тому же, по его мнению, виновный во всех бедах его племени. Но Зигфрид сейчас шел за ворота – и, возможно, на верную смерть.
На этот раз их не стали выводить через «чистилище». Чужаков привели на обширный «крепостной двор» – между зданием собора и внешней стеной более поздней постройки. Здесь Книжник остановился как вкопанный: под непрекращающимся дождем он увидел десятки фигур в жутких костюмах химической защиты. Ощущение было неприятным – словно он стоял голым посреди смертельно зараженной пустыни. Но уже понимая, что к чему, быстро успокоился: это лишь обитатели Логова продолжали гнуть свою линию, отгораживаясь от ненавистного им «грязного» мира. А заодно не давали врагам возможности увидеть свои юные лица. Ведь адские морды противогазов выглядят для врага куда внушительнее косичек и веснушек. Так что с фактором устрашения у местных все было в порядке.
Во всем остальном оборона Логова выглядела плачевно. Никаких тяжелых вооружений, вроде пушек, огнеметов, катапульт, даже бочек с горючей жидкостью у них не было. Ручное оружие в основном было представлено наполовину самодельными ружьями и каким-то подобием алебард. Книжник заметил всего три или четыре автомата незнакомой, по-видимому, западной конструкции. Да и то, не было уверенности, что эти ребята умеют обращаться с оружием. Громкое название Логова не соответствовало печальной правде: его обитатели бойцами были никудышными. Что не удивительно – их же готовили не к борьбе за выживание, а к утопической «новой жизни». Просто удивительно, как до сих пор никто не разорил их «родовое гнездо». Может, дело было в мрачном образе, который долгое время удавалось создавать Логову, скрывая, что находится внутри.
А может, дело в том странном Равновесии, к которому они так привыкли. Равновесию, в котором каждому была уготована своя установленная роль: кому как жить, кому кого грабить, кому быть жертвой, а кому – просто отсиживаться в сторонке. Как так случилось – только предстояло выяснить, а пока ясно было одно: Равновесие кончилось.
Со стены над известной в узких кругах «камерой испытаний» открывался вид на расчищенную, покрытую лужами площадку перед воротами. Сквозь узкую бойницу в бледном утреннем свете, затушеванном дождевыми струями, маячили не скрываясь темные силуэты рядом с дальними руинами. Бандиты и не думали скрываться, вроде даже бравировали перед укреплением. То ли знали о слабости Логова, то ли…
То ли тоже были жертвой этого странного Равновесия и пока не рассматривали всерьез настоящего штурма. Впрочем, все были прилично вооружены и вид имели куда более грозный, чем амберы, – пусть даже в своих костюмах химзащиты. Даже досюда доносились их хриплые голоса и мерзкий смех. Идти на встречу с ними не хотелось категорически.
Но по центру чистого пространства между стеной и развалинами одиноко сидел какой-то тип. Именно сидел, с удобством положив ногу на ногу, – шут его знает на чем, на складном стульчике, что ли? В этом самодовольном типе нетрудно было узнать старого знакомца.
– Точно – Балабол! – удивленно проговорил Книжник.
Странное дело – он чуть ли не радость испытал, как от встречи с добрым приятелем. Сам себя одернул: этот гад тем и берет, что его принимают за эдакого забавного «обаяшку». Самому же ничего не стоит всадить нож в спину тому, кто еще пять минут назад считал его своим лучшим другом.
– Ну, я пошел, – решительно сказал Книжник.
Зигфрид чуть хлопнул его по плечу:
– Только осторожно там с ним. Смотри в оба. И не дерзи почем зря. Выясни, чего хотят, – и назад. Мы у ворот будем. Если что не так пойдет – падай на землю ничком и не дрыгайся. Отобьем.
Книжник улыбнулся в ответ. Друзья молча пожали друг другу руки.
Уже услышав за спиной треск закрывающихся ворот, Книжник ощутил робость. Чуть позади, за спиной, стояли Зиг и Три-Три, но он даже не стал оборачиваться – чтобы не спугнуть собственную решимость. Он просто выдохнул – и пошел вперед, под этим бесконечным дождем навстречу собственному страху.
Развалившаяся на стуле фигура в лоснящемся влажном плаще выглядела отсюда вполне безобидно. Вскоре удалось разглядеть и лицо переговорщика. Балабол вовсю скалился, глядя на приближавшегося семинариста, и выглядел вполне довольным жизнью. Даже дождевые капли, струившиеся по лицу, ничуть ему не мешали.
– Кого я вижу! – радушно воскликнул Балабол, всплескивая руками. Со стула он, впрочем, не поднялся.
Это был ловкий ход: Книжник был вынужден стоять навытяжку перед противной стороной переговоров, отчего Балабол получал явное психологическое преимущество. И тогда семинарист сделал то, чего не ожидал от себя самого. Он сел – прямо посреди огромной лужи, сложив ноги наподобие «позы лотоса» и вытянув спину прямо, как учили в Семинарии на занятиях практической гимнастики. Странное дело, но этот ход несколько сбил спесь с надменного переговорщика. Даже в луже Книжник выглядел теперь со стороны эффектнее и солиднее этого фигляра со складной табуреткой.
Балабол заерзал на месте – и вдруг расхохотался:
– Ну и ну! Чего в лужу сел? Чувствуешь, как зад горит уже?
– А тебе доктор прописал беречь седалище-то? – спокойно отозвался Книжник. – Это правильно – неровен час геморрой застудишь.
Балабол осекся – и рассмеялся снова. Покачал головой, спросил совсем по-приятельски:
– Ну, как сам?
– Да ничего, спасибо, – нетерпеливо отозвался Книжник. – Скажи лучше, зачем вы схватили Пророчицу?
– Кто ее схватил? – Балабол довольно натурально изобразил удивление. – Никто ее не хватал.
– Как это – никто? Она у вас?
– У нас. Только никакого насилия! – Балабол шутливо поднял руки. – Она сама к нам пришла. Точнее – к ребятам из Семи Ворот.
Балабол кивнул в сторону фигур в тени руин.
– Как – сама? – упавшим голосом проговорил Книжник. – Зачем?
– Хочешь – у нее спроси, – криво усмехнулся Балабол. – Да только она не просто так пришла. Она сказала, что сюда, в Логово это самое, пришли три чудика и принесли кое-что, что им не принадлежит. Но очень нужно хозяевам. Смекаешь? В общем, она сказала им, а они – мне. И вот мы все здесь, чтобы решить это дело ко всеобщему взаимному удовольствию.
Естественно, семинарист понял, о чем речь. Затянувшаяся охота за содержимым железного ящика достала их из здесь. Сбивало с толку другое.
Пророчица. Зачем она сделала это?
Изумляло даже не то, что она сама пошла в плен к этим отморозкам. В самое сердце поразило то, что эта особа, в которой он увидел саму душу странного клана обитателей Логова, предала их.
Что ее заставило? Что они здесь сделали не так? Может, сказали не то?
Или ею движет какая-то выгода? Нет, Пророчица и выгода – как-то это не вяжется. Хотя, почем ему знать?
В любом случае, она сама, по своей воле устроила серьезную проблем не только чужакам, но собственным сородичам.
– Не понимаю, о чем ты… – пробормотал Книжник.
Но Балабол как будто не обратил внимания на его слова. Он покивал и продолжил в своей развязной манере:
– Помнится, у меня чемоданчик был, железный такой. Вы меня еще вместе с ним подвезли в свое время. На паровозе. За что я по сей день благодарен – тяжелый он был, зараза…
– Что-то не чувствуется она, твоя благодарность.
– Так благодарность моя в том и состоит, что ты до сих пор что-то чувствовать можешь! – Балабол захихикал. Но вдруг погрустнел. – А вот вы мне чем ответили?
– Чем?
– Умыкнули чемоданчик-то.
– Как это – умыкнули? – Книжник сделал удивленное лицо. – Мы его с брошенного корабля забрали. Знаешь морское право? Бесхозное судно, обнаруженное в море, принадлежит нашедшему. А заодно – и все его содержимое…
– Ты умника-то из себя не строй. Не любят здесь умников.
– Разве? – легкомысленно отозвался Книжник. – А как же Алхимик? Тоже, вроде, как умник. И при этом пользуется повышенной популярностью в кое-каких кругах, а?
Балабол как-то резко напрягся и уставился на парня, насупившись, исподлобья:
– А кто тебе сказал про Алхимика?
Книжник продолжал скалиться, не понимая причины такой реакции:
– Да говорят, умники-то у вас, у Вольных, как раз в почете. Особенно если дело касается личной выгоды, верно?
Но Балабол был уже полностью на своей волне – мрачной и совершенно какой-то не Балабольской:
– Кто тебе сказал, что груз предназначен Алхимику?
Книжник с трудом удержался от того, чтобы изумленно вытаращиться на Балабола. Требовалось переварить информацию.
Похоже, его ничего не значащие слова об Алхимике этот клоун принял за некий знак. Знак того, что семинаристу известна некая информация, связанная с Алхимиком, которую знать ему никак не положено. И если для Книжника этот Алхимик был не более чем персонажем баек странной Пророчицы, то для Балабола он – лицо вполне конкретное. И тогда выходит…
Выходит, этот ящик с радиоактивным цилиндром внутри предназначен самому Алхимику?! Вот так новости! И главное – как использовать этот новый, неожиданно всплывший факт? Как минимум – не показывать Балаболу своего удивления. Пусть останутся хоть какие-то козыри в рукаве. Даже если непонятно, как эти козыри использовать.
– Так она и сказала – Пророчица, – ляпнул Книжник.
И вдруг похолодел, подумав: а не подставил ли он тем самым девчонку? С одной стороны, она сама виновата во всей этой истории. Но с другой, подставлять кого бы то ни было – совсем не в его правилах.
– Вот как? – задумчиво протянул Балабол. – А она откуда знает?
– Она же Пророчица, – со всей возможной убедительностью произнес Книжник. – У нее видения и все такое. Вот ей привиделось что-то – и она к вам потопала.
– Видения, говоришь? – недоверчиво произнес Балабол. – Впрочем, плевать. Значит, такое дело…
Он поерзал, устраиваясь на стуле поудобнее, но скорее – чтобы казаться значительнее перед парнем, застывшим в нелепой позе на мокрой мостовой. И сказал:
– Передай своим: если в течение часа мне не вынесут то, что было в моем железном ящике, – Пророчицу убьют. – Балабол чуть склонился, тон его стал доверительным. – Это не я убью – это они убьют. Понимаешь? Сам я не стал бы малолетку мочить, мараться. А им все равно – Пророчица она или просто ведьма. Просто придут – и ее голову через забор обратно в Логово закинут. Можешь не сомневаться – у них с этим просто.
Парень слушал, и перед глазами у него было темно, как ночью. Сердце колотилось так, что отдавалось в ушах. Нужно было срочно принимать решение – но он не знал какое. Единственное, что он знал наверняка: Пророчицу не вернут. Даже если отдать этому гаду чертову атомную бомбу – или что там представляет из себя проклятый цилиндр – Пророчицу не отдадут. Он чувствовал эту животную злобу, что шла со стороны развалин. Эти бандиты соскучились по крови. Они жаждали крови.
Равновесие нарушено, и теперь не работают никакие договоренности. Все, что он может, – это выиграть время.
– За час не успею, – хрипло сказал Книжник. – Цилиндр уже у местных. Нужно их убедить.
– А разве они сами не хотят вернуть свою «святую»?
– Нет, – солгал Книжник. – Не хотят. Они считают ее ведьмой.
Балабол рассмеялся:
– Не хотят вернуть, говоришь? Кому ты это втираешь? Ну да ладно. По старой дружбе – даю тебе три часа. Потом ей…
Балабол провел ребром ладони по горлу. Подмигнул.
– Так всем там и передай.
Книжник поднялся с ледяных камней, всем телом ощущая ползучие холодные струйки. И в этот момент заметил кое-что, заставившее похолодеть еще больше.
Штурмовые лестницы. Длинные, вполне покрывающие высоту стен окруженного Логова. Книжник готов был поклясться, что увидел эти штуки в той стороне, где копошились силуэты и тени бандитов. Кому, как не обитателю Кремля, выросшему в непрекращающейся осаде, знать, что означают эти длинные штуки с перекладинами в руках разгоряченных головорезов.
Они означают, что все эти словесные реверансы с Балаболом не имели смысла. Балабол хотел получить назад свой цилиндр, который, судя по всему, собирался передать Алхимику. Бандитам же не было до этого дела – они собирались идти на штурм.
Потому что Равновесие нарушено. И теперь можно все.
На одеревеневших ногах семинарист направился к воротам, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на бег. Зигфрид с Тридцать Третим напряженно следили за его приближением. Но никаких неприятных неожиданностей не произошло.
Все еще было впереди.
– Не может быть… – бормотал Герцог, бродя взад-вперед, как какой-нибудь злобный мут в клетке. – Не могла Пророчица сама, по доброй воле, к ним… Не могла!
Слова гулко разносились под сводами пустого собора и от этого становились еще более пронзительными и печальными. Книжник с друзьями молча ждали, что скажет Барон. Тот сидел за столом на краю лавки и задумчиво смотрел куда-то в строну древней стены с выцветшими фресками, не обращая внимания на причитания Герцога. Выйдя из оцепенения, Барон произнес:
– Не нам судить – могла она, не могла и какой в этом смысл. Ты же знаешь – у нее показатели нейроактивности зашкаливают. Самый мощный Алатырь – у нее. То, что она видит будущее, – доказанный факт. Ну, или почти доказанный.
– Думаешь, это у нее такой замысел? – с надеждой в голосе спросил Герцог. – Но нам-то как понять – что делать дальше? На что она рассчитывает?
Барон пожал плечами и отвернулся. Казалось, обитатели Логова просто покорились судьбе. Словно вместе с Пророчицей ушли куда-то их молодой задор и жизненная сила. Даже просветляющие сознание кусочки живого янтаря не помогали.
– Постойте… – пробормотал Книжник. – Я, кажется, знаю…
Он похлопал себя по карманам и достал на свет почти забытый оранжевый камень. Неудивительно – из обжигающего Алатыря он превратился в кусочек обыкновенного янтаря. Или так только казалось.
– Вот, – он продемонстрировал лежащий на ладони камень.
– Алатырь, – констатировал Барон. – Откуда он у тебя? Чужаку не положено Алатырь держать. Они у нас все наперечет…
– Пророчица дала. Он обжигал – но она чуть не силой…
– Погоди! – вскочив со своего места, Барон буквально подлетел к Книжнику. – Ты говоришь, она сама тебе его дала?
– Ага. И предлагала вживить его. Ну, стать с ним единым целым и все такое.
– А ты?
– Я попросил немного времени подумать. А потом она пропала…
Он осекся. Этот шкет, именовавший себя лихим титулом. В упор сверлил его взглядом и раздувал ноздри, как взбешенный кот.
– Ты понимаешь, что сделал? – прямо в лицо ему просипел Барон. – Ты же обидел Пророчицу!
– Обидел? Но чем?
– Ты усомнился! Понимаешь?
– Ну… – Книжник пожал плечами. – Исследователю свойственно сомневаться.
– Да какой ты исследователь, несчастный? – горько усмехнулся Барон. – На фоне Пророчицы – ты глупый ребенок, отталкивающий ложечку с кашей. Его кормят, а он капризничает – «буду-не буду»…
– Странная аналогия, – буркнул Книжник.
– Нормальная, – неожиданно вмешался Зигфрид. – Что она тебе предложила? Камень этот вживить?
– Да. Сказала, что это поможет мне в миссии.
– Какой миссии? – насторожился барон.
– А вот этого я узнать у нее не успел.
Барон отвел взгляд. Вернулся на свое место. Сел, молча глядя в сторону. Книжник растерянно поглядел на присутствующих.
– Так что делать будем? Балабол требует эту фонящую штуковину. Меньше трех часов осталось. А потом…
– Облезет! – оборвал его Зигфрид. Колко поглядел на Книжника. – Ты точно штурмовые лестницы видел?
– Точно.
– Значит, выполнить требование Балабола – просто приблизить штурм.
– Так что делать будем?
Зигфрид заложил руки за спину, прошелся немного между столами-партами. Оглядел пространство собора, как будто прикидывал, что бы он нагородил здесь, дай только ему волю. Спросил:
– Так где ты, говоришь, ее держат?
– Пророчицу? – Книжник наморщил лоб, пытаясь вспомнить. – Ворота какие-то. Царские, что ли…
– Королевские, – подал голос Герцог. – Королевские ворота – главное укрепление банды Семи Ворот.
– А почему их семь, этих ворот? – поинтересовался Тридцать Третий.
– Когда-то их было больше, – сказал Герцог. – Это древние ворота Кенигсберга. Каждые – как основательный форт. Но главное – они расположены так, что позволяют контролировать весь город. Чем и пользуется банда.
– Только к чему эти вопросы? – мрачно спросил Барон. – Как они помогут освободить Пророчицу и защитить Логово?
– План такой… – сказал Зигфрид, стоя ко всем спиной и разглядывая что-то в дальнем, темном конце огромного зала. Помолчал немного и вдруг резко развернулся. – Мы не будем дожидаться штурма. Мы сами пойдем на штурм.
– Что? – Барон непонимающе поглядел на веста. – Ты сказал…
В глазах Герцога появилась надежда. Неудивительно: в отличие от Барона он уже знал, чего ожидать от воина.
– Я сказал «штурм», – Зигфрид оглядел друзей, и Книжник узнал этот взгляд. Такой острый, сверкающий, словно рассыпающий искры взгляд бывает у веста только в ожидании большой драки.
– Но как… – Борон поглядел на Герцога, ища у того поддержки. – У них же подавляющее превосходство. Нас только стены спасают…
– Стены не спасут от мощного натиска и мощного вооружения, – жестко сказал Зигфрид. – Но, разумеется, я говорил не о штурме бандитских позиций. Во-первых, у них действительно превосходство, во-вторых, я бы не хотел, чтобы перебили ваших ребят, возомнивших себя взрослыми…
– Но-но! – проворчал Барон.
… Но главное – это бессмысленно, – подытожил Зигфрид. – Здесь нет Пророчицы.
– Погоди! – вмешался Герцог. – Так ты говоришь о штурме…
– Этих самых Королевских ворот, – кивнул Зигфрид. – Мы не будем возвращать Балаболу его радиоактивную хреновину, мы просто освободим Пророчицу. Как вам план?
– Бред, – скривился Барон. – Герцог говорил, что вы хороший воин, но это же Королевские Ворота! Укрепления, огневая мощь – не чета нашей. Настоящее осиное гнездо!
– Да, но их защитники-то здесь, – возразил Зигфрид. – Пока они готовятся к штурму Логова, мы возьмем их за мягкое место.
– Легко сказать, – осторожно возразил Герцог. – Наверняка же они оставили кого-то охранять Ворота?
– Даже не сомневайся, – сказал Зигфрид. – Но обычно оставляют кого?
– Того, кто хуже в настоящем бою, – кивнул Книжник. – И вряд ли охрана будет достаточно сильной – большинство наверняка отправилось на «веселье» в виде грабежа со стрельбой. То есть, к Логову.
– Хорошая идея, – одобрил Тридцать Третий. – Непонятно только, что делать дальше? Бандиты же не откажутся от штурма Логова.
– Как только они узнают, что мы напали на их резиденцию – или «малину», я уж не знаю, – они всем скопом ринутся назад. По крайней мере, я бы так сделал – не оставлять же свой дом на разграбление?
– А дальше? – Герцог словно подталкивал его туда, где Зигфрид упрется в логическую стену.
Но воин не ведал стен даже в логике.
– А дальше вся эта толпа ринется за нами, – усмехнулся Зигфрид. – Главное, она уйдет от Логова. Ну а мы что-нибудь придумаем. В любом случае, у нас всегда будет с собой кость, которую можно бросить в эту жадную свору.
– Ты про цилиндр?
– Точно.
Книжник за секунду задумался – и выдал:
– А давай отнесем эту штуку тому, кому она нужна больше других?
– Кому же это?
– Ясно кому. Алхимику.
Барон и Герцог изумленно переглянулись. Барон сделал жест, как будто требуя слова и в то же время не зная, что сказать. Но семинарист даже не обратил на него внимания. Он вдруг ощутил, как нагревается в его ладони Живой камень Алатырь.
Книжник сжал камень в кулак.
– А в чем смысл? – спросил Зигфрид.
– Смысл в том, что Алхимику он нужен, – сказал Книжник. – А Алхимик, возможно, нужен нам самим.
– Не понимаю. Зачем?
– Если верить тому, что о нем говорят, этот парень – очень влиятельный человек в этих местах. А главное – очень умный и владеющий любой мыслимой здесь информацией. И если он не сможет помочь нам отсюда выбраться – нам уже никто не поможет.
Зигфрид подошел к одному из столов и стал раскладывать на нем оружие. Первым лег меч в заплечных ножнах. Затем – две кобуры с револьверами. Кинжал. Зигфрид достал револьвер из одной кобуры, проверил барабан на наличие патронов. Поморщился. То же повторилось со вторым револьвером. Пара патронов на каждый барабан – не густо для предстоящей схватки. Но воина это не особо расстраивало. Ведь он знал, что его главным оружием по-прежнему остается меч.
– В твоих словах есть резон, – сказал, наконец, воин. – Если выберемся из переделки с Воротами – можно и к Алхимику в гости наведаться.
– Это безумие, – потерянно покачал головой Герцог. Поглядел на Книжника, на Тридцать Третьего. – Я так понимаю, ваш лидер не боится ни черта, ни дьявола. Но вы-то сами что думаете?
– За Зигфридом – хоть в пекло, – несколько пафосно отозвался Книжник. – Уверен – он знает, что делает.
– А у меня страх отсутствует как функция, – улыбнулся Тридцать Третий. – Я же не человек.
– Но у вас же на самом деле нет никакого плана!
– Кстати, насчет плана, – сказал Зигфрид. – Кто может набросать схему Королевских Ворот?
– Я пойду с вами, – обреченно сказал Герцог.
– Уверен?
– Сами вы к ним не пройдете. Там ловушки расставлены. К тому же, кто-то должен привести Пророчицу домой.
– Отлично, – в голосе веста появились четкие деловые нотки. – Дело за малым – оружие. Показывайте, что у вас есть. И побыстрее – времени осталось мало.
– Хорошо, – сказал Барон. – Мы дадим вам оружие. Но обещайте, что Пророчица не пострадает.
– Этого никто не может обещать, – с холодной жесткостью сказал Зигфрид. – Даже если отдать Балаболу то, что он просит, – не факт, что она вернется живой. Но мы сделаем все возможно, что ее вытащить целой и невредимой.
Ладонь обожгло новой волной тепла – Алатырь напоминал о себе. Книжник смотрел на арсенал, что раскладывали перед ними двое щуплых амберов, но думал о другом.
– Герцог, – позвал он. – Я хочу, чтобы это стало частью меня.
Он протянул в его сторону ладонь с мерно пульсировавшим камнем.
– Решился?
Книжник кивнул. Герцог подошел ближе, внимательно оглядывая камень со всех сторон, но не притрагиваясь к нему. Потребовал:
– Сядь!
Книжник уселся на пол.
– Приложи Алатырь к затылку.
Семинарист подчинился, ощутив кожей черепа пульсирующий огонь.
– Прижми. Сильнее! Закрой глаза. Жди.
Парень закрыл глаза.
– Слушай его!
Книжник прислушался к своим ощущениям. Поначалу он слышал только, как Зигфрид придирчиво оглядывал небогатый набор оружия из того, что могли предложить обитатели Логова, и ворчал:
– И что же – ни одного пулемета? А к этому автомату сколько патронов? Ясно. А к этому карабину? Замечательно. И как вы только умудрились выжить? Эй, Ник, а ты определился с оружием? Учти, арбалета здесь нет.
Книжник не ответил.
Зигфрид продолжал:
– А это что? Гранаты? В рабочем состоянии? Отлично. На это и сделаем акцент. Еще мне нужна мастерская. Нужно подогнать эти патроны под калибр моих «стволов». И еще кое-что…
Голос его звучал все дальше, расплывался, разлетался эхом, пока не стих совсем. Как будто реальный мир вытеснялся каким-то другим, находящимся на грани реальности и каких-то взбрыков подсознания. Книжник открыл глаза – и не увидел тесной оружейной комнаты.
Все пространство вокруг заполнили струящиеся янтарные узоры, в которых то возникали, то исчезали смутные картинки. Что-то подсказывало – все эти образы имеют особый смысл, разобраться в котором пока было трудно.
Он убрал руку от затылка – казалось, камень растворился не просто на поверхности черепа – он стал единым целым с мозгом. Хотелось надеяться, что это было не так и когда-то удастся вернуть себе привычное состояние.
Пока же приходилось привыкать к этому новому, странному и вместе с тем волнующему. Прошло не меньше минуты, прежде чем янтарная муть перед глазами сменилась более-менее внятными ощущениями. Прежде всего хотелось понять – что же дает это странное единение с «живым камнем».
Понимание пришло внезапно – как будто накатила какая-то животворная волна. Само это состояние и было ответом – кристальная ясность рассудка. Новое, неведомое ранее восприятие мира. Как будто он внезапно увидел саму суть вещей. На миг показалось что он стал… Богом?!.
Конечно же это было иллюзией. Не могли же все «вечно юные» амберы быть эдакими сверхчеловеками. Просто сознание стало яснее, четче, ушли куда-то страх и беспокойство, и общее ощущение приблизилось к тому, которого он не ощущал с детства.
Он не стал сверхчеловеком. Но мысли определенно стали точнее, строже, яснее. Чувства стали острее, мысль – быстрее, зрение яснее. Что-то вроде допинга. Было и еще одно слово, которое вертелось в мозгу.
Форсаж.
– Так вот что это такое… – прошептал Книжник. – Форсированное сознание… Теперь я могу… Я могу…
– Ты не забыл про свою миссию? – раздался голос, настолько четкий и ясный, как будто сказали прямо в ухо.
Но это было невозможно – ведь говорившая находилась далеко отсюда. В плену, за стенами Королевских Ворот.
– Пророчица? – прошептал Книжник. – Это ты или у меня галлюцинации?
– Ты помнишь? Ты должен найти выход. Разрушить границы между нашим городом и остальным миром.
– Я помню. Я должен найти выход отсюда, отыскать путь домой. Но какой от этого прок твоему народу?
– А ты не понял? Мы один народ. Мы части одного народа, разбитого на осколки Последней Войной.
– Я знаю… Но мало кто помнит об этом.
– Твоя миссия – напомнить об этом людям. И ты уже начал. Верно?
Книжник задохнулся от нахлынувших на него чувств. Конечно, он знал об этом. Ведь это было его давней мечтой – раскрыть глаза людям на свое великое прошлое. Помочь человечеству сделать первый шаг к возрождению…
Но он никогда не думал о том, что это – его миссия, подлинная цель жизни. Неужели Пророчица увидела в нем то, что было скрыто от него самого? То, в чем он не решался себе признаться?
– Пророчица! – позвал он. – Скажи мне… Ты слышишь?
Но янтарные узоры перед глазами стали вдруг рассыпаться, и вокруг снова возникла мрачная оружейная комната. Перед ним высилась внушительная фигура Зигфрида, с ног до головы обвешанная оружием.
Реальность вернулась. Но осталось это свежее ощущение – ясности сознания и четкости цели. Да еще – эта дурацкая, почти детская улыбка на губах.
– Ник, что с тобой? – внимательно разглядывая его, сказал Зигфрид.
– Все нормально, – заверил Книжник. Силой убрал с лица улыбку. – Нет, правда – я в порядке!
– Тогда готовься. Через час выходим. Да – огнемет не забудь! А я понесу это.
Зигфрид аккуратно поставил на стол зловещий металлический цилиндр.
