ГРОБНИЦА ЭМБЕРА
В гладком зеленом холме был проделан обыкновенный дверной проем: две стоячие каменные глыбы с третьей, положенной сверху. Между ними стояла тьма, как в туннеле метро.
Занимался рассвет. Дверь помещалась на западном склоне, и на них падала тень холма. Трава поседела от росы. Тишина была полная. Холм выписывал изумрудную синусоиду на светлеющем небе. Все, чему суждено случиться, случится здесь.
Несчастные путники, уже два дня не принимавшие душ, сбились в кучку в сотне ярдов от входа. Квентин потирал руки на утреннем холоде. Греющие чары вызвали у него лихорадку и легкую тошноту — на местные Условия у него никак не получалось настроиться. Ночью он спал плохо: усталость водила его по темным первобытным мирам, где выл ветер и первые млекопитающие, мелкие и мохнатые, пугливо прятались в высокой траве. Постоять бы подольше, посмотреть, как отражается в росе розовая заря. Все они вооружились тяжелыми охотничьими ножами, крайне грозными на Земле, здесь же явно неадекватными.
Форма холма затрагивала в Квентине какие-то глубинные воспоминания. Не его ли они с Элис и Пенни видели в том зачарованном зеркале, в той кладовке, где готовились когда-то к экзаменам? Кажется, это тот самый — но ведь все холмы похожи один на другой.
— Уточним еще разок, — сказал Элиот Бамсу и Чур. — Это Гробница Эмбера, но Эмбер не погребен здесь и вообще жив-здоров.
Он нисколько не волновался — в Брекбиллсе его Квентин таким редко видел. Он действительно уточнял, как делал бы, решая поставленную Бигби задачу или расшифровывая винную этикетку. По мере их проникновения в Филлори Квентин мандражировал все сильнее, а Элиот наоборот. Он обретал спокойствие и уверенность, что по идее должно было происходить как раз с Квентином.
— В каждом веке это место используется по-своему, — сказал Бамс. — Как рудник, крепость, сокровищница, тюрьма и гробница. Одни углубляли его, другие замуровывали то, в чем не нуждались или что хотели забыть. Такие места у нас называются Котловинами.
— Значит, вы уже бывали здесь? — спросила его Анаис. — Там, внутри?
— Здесь — нет, — ответила Чур. — В сотне похожих мест.
— Однако корона спрятана в этом холме. Как она здесь оказалась?
Квентин тоже интересовался этим. Если корона принадлежала Мартину, то сюда он, возможно, и отправился. Здесь и умер.
— Корона здесь, и мы ее заберем, — нетерпеливо взметнул плащом Бамс. — Хватит вопросов.
Элис стояла совсем рядом с Квентином — маленькая, тихая и замерзшая.
— Квентин, я не хочу туда, — не глядя на него, сказала она.
На последней неделе он буквально часами придумывал, что скажет Элис, если она с ним заговорит, но при звуке ее голоса все тщательно сочиненные реплики мигом отпали. Огрызнуться проще, чем произносить речи. Злость делала его сильным, хотя — что ничуть не умаляло его эмоций — злился он как раз на слабость своей позиции.
— Не хочешь — вали домой, — сказал он. Тоже не больно-то остроумно, но это уже не имело значения: к ним кто-то бежал.
Бегущих было двое. Они шпарили от гробницы по мокрой траве, как спринтеры, страшно забавные и умилительные. Один, вроде гигантского серо-бурого зайца, фута четыре ростом и примерно столько же толщиной, скакал, заложив за спину длинные уши. Другой был грызуном вроде хорька или ласки, но бежал на двух ногах и был очень длинный, футов семи; больше половины приходилось на шелковистый торс. Подбородка у него не было, передние зубы торчали вперед.
Никаких звуков странная пара не издавала. Можно было подумать, что они просто хотят поздороваться, но Заяц держал перед собой два коротких меча, а Хорек размахивал посохом.
Они были уже в пятидесяти ярдах. Маги невольно попятились, словно теснимые невидимым силовым полем. Так и есть: они дошли до грани возможного, и событий не избежать. Бамс и Чур не тронулись с места. Никаких переговоров и камня-ножниц-бумаги не будет, начинал понимать Квентин: тут назревает драчка. А он-то думал, что готов ко всему. Нельзя же так! Кто-то должен это остановить. Девочки, включая Элис и Дженет, прижались друг к дружке.
О господи, началось. Реально.
Хорек добежал первым. Его глазищи моргали, посох выписывал восьмерки над головой.
— Хоп! — крикнула Чур.
— Ха! — отозвался Бамс.
Оба стали бок о бок, точно собираясь поднять что-то тяжелое. Потом Бамс отступил, а Чур выдвинулась вперед.
— Господи, — бормотал Квентин. — Господи-господи-господи. — Нет, к такому он не готов. Это не магия, это нечто противоположное ей. Мир рвался на части.
Хорек ткнул посохом, целя в лицо противнице. Оба конца длинной палки засветились оранжевым, как сигареты. Кто-то завизжал что есть мочи.
Чур, пригнувшись, избежала удара, выполнила плавный, почти медленный разворот и впечатала ногу в бесподбородочную челюсть Хорька.
Хорек, резцы которого окрасились кровью, только ухмыльнулся на это, но следующий пинок Чур пришелся ему по коленной чашечке. Он повторил прежний выпад. Чур перехватила тлеющий посох голой рукой — шлепок по ладони прозвучал как ружейный выстрел. Теперь ей уже было не до изящества: она дралась не на жизнь, а на смерть.
На секунду оба замерли в изометрическом противостоянии, после чего Хорек почти комически медленно вытянул шею с явным намерением вцепиться Чур в горло. Она, опередив его, столь же медленно ткнула посохом туда, где полагалось быть его кадыку, продолжая бить ногой по травмированному колену. Хорек, поперхнувшись, шарахнулся прочь.
В тот самый момент, когда у Квентина не стало больше сил на это смотреть, Хорек совершил свою последнюю роковую ошибку. Он отнял лапу от посоха — вероятно, чтобы нашарить нож на бедре — и Чур, получив перевес, швырнула его наземь так, что и дух вон.
— Ха! — Она дважды топнула по мохнатому горлу, и Хорек издал свой первый звук — долгий захлебывающийся хрип.
Чур, налившаяся кровью под светлой стрижкой, переломила посох через колено и прокричала в лицо поверженному врагу:
— Хаааааааааааааа!
Концы посоха выплюнули несколько слабых оранжевых искр. Схватка длилась минуту, если не меньше.
— Господи-господи-господи, — лепетал Квентин, кутаясь в собственные руки. Кого-то рвало. За все это время ему даже в голову не пришло прийти Чур на помощь. Нет, не готов он. Не для этого он явился сюда.
Второй боец, Заяц, так и не добежал до них. Бамс что-то сделал с его равновесием — он корчился на земле, как на мокром льду, и никак не мог встать. Чур, сделав сальто через Хорька, устремилась к нему, но Бамс ее задержал и обратился к магам:
— Может кто-то убрать его? Скажем, стрелой? — Непонятно было, злится он на них за бездействие или просто вежливо предлагает принять участие. — Ну? Кто-нибудь?
Все смотрели на него так, будто он говорил по-китайски. Заяц после очередной попытки заверещал, заплакал и метнул в них один из мечей, сильно промахнувшись при этом.
Бамс, не дождавшись ответа, недовольно отвернулся и взмахнул волшебной палочкой, точно стряхивая пепел с сигары. Бедренная кость Зайца хрустнула, крик стал еще пронзительней.
— Погодите! — Анаис отпихнула в сторону застывшую Дженет. — Дайте-ка я.
Тот факт, что она может двигаться и говорить что-то, превышал понимание Квентина. Она начала заклинание, сбилась, начала снова. Бамс не скрывал своего нетерпения. С третьей попытки она завершила сонные чары, которым их обучил Пенни. Заяц затих, лежа на боку — миленький такой зайчик. Парализованный Хорек давился, извергая красную пену, но никто не обращал на него внимания.
Анаис подобрала брошенный Зайцем меч, взвесила его на руке и гордо сказала Бамсу:
— Ну вот. Прирезать, и дело с концом!
Подростком в Бруклине Квентин часто фантазировал, как сражается с многочисленными врагами. Теперь он ясно и непреложно сознавал, что пойдет на все, пожертвует чем угодно и кем угодно, лишь бы только не подвергаться физическому насилию. Ему даже стыдно не было — стыд никакого отношения к этому не имел. Его новое трусливое «я» не вызывало у него никакого протеста. В случае чего он даст стрекача. Запросит пощады. Прикинется мертвым. Сделает все, что потребует от него ситуация.
Вслед за Бамсом и Чур — ничего себе имена, с опозданием думал Квентин — они прошли в холм. Квентин едва замечал, что там вокруг. Короткий коридор привел их в огромную круглую палату, занимавшую изнутри почти весь этот полый пригорок. Сквозь окно в потолке сочился зеленоватый свет, воздух был полон каменной пыли. В середине торчал медный разрушенный планетарий — все сферы упали с него, как шарики с осыпавшейся рождественской елки, и лежали внизу разбитые.
Среди поломанных столов и скамеек неподвижно лежала зеленая ящерица десяти футов длиной; никто не замечал ее, пока она внезапно не ожила и не удрала в темноту, скрежеща когтями по камню. Нахлынувший ужас почти порадовал Квентина: сильные чувства, как абразивный чистящий порошок, выскребали из него мысли об Элис, Дженет и всем остальном.
По гулким коридорам они переходили из комнаты в комнату. План этого помещения отличался повышенной хаотичностью, каменные работы повествовали о сменяющихся поколениях каменщиков. Маги, продвигаясь все дальше, заставляли светиться свои ноги, руки и самые неподходящие части тела — это помогало им сбить напряжение.
Анаис, изведавшая вкус крови, хвостом шла за Бамсом и Чур, набираясь информации по части рукопашного боя.
— У них не было ни единого шанса, — говорила с профессиональным безразличием Чур. — Будь я даже одна, без Бамса, посох — оружие неэффективное. Слишком громоздок. Длинному, который крутит его во все стороны, попросту не до партнера. Разделываешься с ними поодиночке и идешь дальше. Нет чтобы выждать и подкараулить нас в той палате.
Анаис кивала как завороженная.
— Почему же они предпочли атаковать в поле?
— Не знаю, — нахмурилась Чур. — Вопрос чести, наверно. Или блеф — надеялись, что мы обратимся в бегство. А может, их просто околдовали.
— Обязательно было их убивать? — не выдержал Квентин. — Не могли бы мы разве… не знаю…
— Что? — с усмешкой обернулась к нему Анаис. — Взять их в плен? Отпустить на свободу?
— Связать, например. Я как-то не представлял себе, что мы будем вот так убивать людей.
Квентин испытывал то же чувство, что в день Врага. Полная безнадега, как будто парашют не раскрылся.
— Эти двое не люди… были. И сами пытались убить нас. Первые начали.
— Потому что мы к ним приперлись без спросу.
— За славу нужно платить, — изрек Пенни. — Это должен понимать каждый, кто ищет ее.
— Похоже, за нас расплатились они, так ведь?
Элиот, к удивлению Квентина, тоже ополчился против него.
— Что, никак на попятный? Ты? — Элиот засмеялся, точно залаял. — Тебе это надо чуть ли не меньше, чем мне.
— Ничего я не на попятный! Просто говорю то, что думаю. — Интересно, зачем это надо Элиоту?
— Пожалуйста, перестаньте. Пожалуйста, — замотала кудрявой головой Анаис.
После четырех часов, трех лестничных маршей и мили пустых коридоров Квентина вдруг стукнула по носу какая-то дверь. Тут же потекшая кровь в первый момент озаботила его больше, чем причина кровотечения. Он потрогал верхнюю губу, посмотрел, проверил еще раз. Точно, идет.
В приоткрытую дверь выглядывало чье-то злобное личико. Квентин чисто рефлекторно захлопнул ее ногой и хотел уже окликнуть других, осматривавших сухой бассейн в центре комнаты. Растение вроде плюща, разросшееся в нем и до половины заполонившее стены, тоже давно засохло. Дневной свет стал далеким воспоминанием. Перед глазами Квентина мигали огни, нос ощущался как тающая, соленая, пульсирующая гуля. Дверь со скрипом, драматически медленно приоткрылась опять, явив худощавого человека — или эльфа — в доспехах из черной кожи. Не особенно удивившись при виде Квентина, он выхватил из поясных ножен шпагу и стал в позицию. Квентин пятился, скрипя зубами от страха и обреченности. Еще одна разновидность ядовитой отрыжки Филлори.
Усталость, накопившаяся за время блужданий, отчасти глушила страх. Квентин неожиданно для себя стал бормотать, наколдовывая внедренные Пенни волшебные снаряды. Он хорошо напрактиковался в этом на ферме. Черный Эльф, как окрестил его Квентин, продолжал наступать — боком, как полагается; свободная рука приподнята, запястье расслаблено. Заклинание получалось, и Квентин себя за это любил. Ужас вкупе с физической болью сузил и упростил его личный мир. Волшебные дротики полетели прямо в грудь эльфу.
Тот кашлянул и сел, а Квентин в припадке отчаянной храбрости двинул его ногой по лицу, как боец кунфу. Шпага отлетела и звякнула об пол.
— Хааааааааа! — заорал Квентин. Вот оно — то самое, что было при драке с Пенни. Может, это и есть боевая ярость? Может, он еще станет берсеркером вроде Чур? Как хорошо, когда перестаешь чего-то бояться.
До его вопля никто не замечал, что творится, а сцена между тем обретала черты кошмара. В дверь пролезли еще четверо Черных Эльфов, а за ними — два козлоногих субъекта и два шмеля величиной с баскетбольный мяч. Имело место также нечто четвероногое, мясистое и безголовое плюс сотканный из тумана призрак.
Обе команды, не сводя глаз друг с друга, расположились по разным сторонам комнаты, как при игре в вышибалы. Квентин весь кипел, готовя новый снаряд. Из труса и слабака он преобразился в заряженного током, облаченного в доспехи крутого парня. Наемники перешептывались, выбирая себе противников.
Чур бросила камешек в одного из фавнов (значит, тут у них фавны злые?). Тот, явно рассерженный, заслонился кожаным круглым щитом.
— Гримлинг, вот в чем проблема, — сказала Чур Бамсу.
— Да. Пангборнов не трогай, у меня для них кое-что есть.
Бамс достал из-под плаща волшебную палочку, начертал что-то в воздухе, сказал пару слов в наконечник, как в микрофон, и направил ее на фавна — дирижер, предлагающий солисту вступить. Фавн вспыхнул, как факел.
Можно было подумать, что его кто-то заранее облил керосином, такой получился эффект. Горящий фавн покрутился волчком и упал. Квентин, не глядя на него, попытался заново раздуть в себе воинский пыл, но тот угас безвозвратно.
Чур между тем развернулась вовсю — к этому она, видно, себя и готовила. Квентин только сейчас сообразил, что в ее инк-ага присутствует немалая доля магии. Губы у нее шевелились, удары ног и рук сопровождались белыми вспышками. Бамс сказал что-то призраку, и того унес некий шторм, невидимый и беззвучный.
Квентин окинул взглядом прочих отважных. Элиот использовал кинетические чары против второго сатира и пригвоздил его к потолку. Анаис с трофейным мечом — он мерцал лунным светом, показывая, что она применила острящие чары, — высматривала, в кого бы его всадить. Дженет, заплаканная, с пустыми глазами, жалась к задней стене.
Слишком много всего происходило одновременно. Один из эльфов с длинным ножом — кинжалом? — в каждой руке шел через бассейн прямо к Элис. Квентина скрутило, когда он это увидел. Элис, явно забывшая все известные ей заклинания, упала на одно колено и прикрыла руками голову — столь беззащитной жертвы не было за всю историю войн.
Квентин едва успел ощутить всю глубину своей нежности к ней — она никуда не делась, нежность, и плескалась по-прежнему под опаленной корой его гнева. Миг спустя блуза на спине Элис лопнула, и наружу, как девушка из торта на вечеринке, вылезло что-то кожистое. Элис освободила своего какодемона.
Он, дорвавшись наконец до желаемого, прямо-таки обезумел от счастья и выскочил навстречу эльфу, как выигрывающий матч теннисист. Его быстрота заметно превышала расчеты противника: он мигом промчался мимо кинжалов, вцепился эльфу в плечи и зарылся в его мягкое горло. Тщетно эльф молотил ножами акулью кожу его спины. Не надо больше недооценивать Элис, в сотый раз сказал себе Квентин.
Драться сделалось не с кем — эльфов со шмелями как-то сразу не стало. Едкий дым от тела спаленного фавна наполнял комнату. Чур, набравшая больше всего очков, исполняла ритуал выхода из боя и отводила чары. Пенни насылал сон на прилипшего к потолку сатира, Анаис с нетерпением дожидалась, чтобы прикончить врага. Щита у него нет, с досадой отметил Квентин — значит, Бамс спалил того со щитом, значит, щит как трофей уже не возьмешь. Кровь запеклась под носом, точно усы.
Не такой уж и кошмар, в общем. Квентин испустил прерывистый вздох облегчения. Ну, теперь-то уж всё?
Дженет, выйдя из ступора, занялась четвероногим безголовым созданием. В отличие от всех, кого они видели до сих пор, оно не было гуманоидным и не походило ни на одно земное животное. Симметричное, как морская звезда, но непонятно, где у него зад, где перед. Оно затаилось в темном углу, совершая порой прыжки в самых неожиданных направлениях. На спине у него поблескивал большой ограненный самоцвет — украшение, глаз или мозг?
— Эй! — Чур щелкнула пальцами в сторону Дженет, забыв, видимо, ее имя. — Гримлинга оставь нам.
Дженет, не слушая, подступала к чудищу. Зря, подумал Квентин. Она сейчас не в том состоянии, чтобы применять магию.
— Дженет! — крикнул он.
— А, черт, — произнес Бамс деловым тоном — еще, мол, и с этим возись. В руке у него снова оказалась волшебная палочка, но Дженет тоже достала из-за спины какой-то маленький тяжелый предмет. Держа его обеими руками, она выпустила в неизвестную тварь пять пуль с близкого расстояния, каждый раз прицеливаясь заново после отдачи. Низкая комната наполнилась грохотом. От одного выстрела из камня на спине полетели искры; гримлинг затрясся, издал тонкий свист и распластался на полу, как сдутый воздушный шарик. Пятый выстрел, по всей видимости, его доконал.
Все застыли как вкопанные, а Дженет, чьи слезы успели высохнуть, раздраженно спросила:
— Ну, чего выпялились?
Чем глубже они спускались, тем холоднее делалось. На шестом уровне подземелья Квентин стал трястись в своем толстом свитере и с тоской вспоминать о брошенных у ручья парках. Привал сделали в круглой комнате с выложенной на полу лазурной спиралью. Со всех сторон, как в аквариуме, сочился темно-зеленый свет. Окутанный плащом Бамс медитировал, вися в позе лотоса в шести дюймах над полом, Чур занималась калистеникой. Им перерыв явно не требовался — они проявляли нетерпение, как профессиональные альпинисты, ведущие изнеженных туристов на Эверест. Группа магов была посылкой, которую они обязались доставить в определенное место.
Элис сидела на каменной скамье, прислонившись к колонне, и смотрела на стенную мозаику — какое-то морское чудовище наподобие осьминога, только крупнее и ног куда больше. Квентин уселся на ту же лавку верхом, лицом к ней. В ее глазах, когда они остановились на нем, не было и намека на раскаяние или прощение; Квентин постарался придать своему взгляду такую же твердость.
Мозаичные квадратики медленно перемещались, примитивные волны катились вперед. Легкая декоративная магия — в Брекбиллсе была ванная комната с таким же эффектом. Элис притягивала Квентина, как черная дыра, сдирала мясо с его костей силой губительной гравитации.
— Надо сделать что-нибудь с твоим носом, — сказала она внезапно, смочив из фляжки чистый белый носок, и потянулась к его лицу. Квентин перехватил ее руку и вытер кровь сам. Носок стал розовым.
— Ну и что чувствуешь, когда выпускаешь демона? — спросил он. Опасность миновала, и его гнев прокрадывался на прежнее место. Анестезия переставала действовать. Он сдерживался, чтобы не брякнуть что-нибудь злое. Элис, поставив ногу на скамейку, расшнуровывала ботинок.
— Освобождение, — сказала она. — Я думала, больно будет, но нет. Как будто чихаешь после долгого воздержания. Не знаю, как я только могла дышать, пока эта штука во мне сидела.
— Кайф, да? Еще лучше, чем с Пенни трахаться?
Он все-таки не сдержался, и это выскочило из него как-то само собой. То ли еще будет — ему казалось, что в нем сидит не один демон, а целая куча.
Элис, если и обиделась, виду не показала. Она осторожно сняла носок, обнаружив здоровенный волдырь на пятке. На стене появилась лодка — может быть, китобойная шлюпка, — битком набитая крошечными людьми, и спрут, похоже, вознамерился раздавить ее своими зелеными щупальцами.
— Это… — Она запнулась. — Это было нехорошо.
— Зачем надо было тогда это делать?
Элис помолчала. В ее лице не было ни кровинки.
— Чтобы отплатить тебе. Не чувствовать себя полным дерьмом. Не думала, что ты это примешь так близко к сердцу. Я здорово напилась, а он приставал…
— Выходит, он тебя изнасиловал.
— Да нет же!
— Ладно, замнем.
— Я правда не думала, что тебя это так затронет…
— Замнем, я сказал. Не хочу я этого слышать.
Он уже кричал в голос. Такие разговоры стоят очень близко к магии. Произносишь что-то, и мир меняется. Слова причиняют боль, доводят кого-то до слез, гонят прочь, облегчают твою душу, портят тебе жизнь. Квентин согнулся, уперся лбом в холодный мрамор скамейки, закрыл глаза. Интересно, сколько теперь времени. Голова немного кружилась — заснуть бы прямо здесь и сейчас. Он хотел сказать Элис, что не любит ее, но не мог, потому что любил. Не всякую ложь можно выговорить.
— Скорее бы это кончилось, — сказала она.
— Что «это»?
— Миссия, приключение — как оно там называется. Домой хочу.
— А я нет.
— К добру это не приведет. Кто-нибудь обязательно пострадает.
— Надеюсь. Сдохнем, так хоть не напрасно. Тихой мышкой быть тоже надоедает.
Элис пробормотала что-то.
— Не понял.
— Не смей говорить о смерти. Ты ничего в этом не понимаешь.
Тугое кольцо, сжимавшее грудь Квентина, помимо его воли разжалось. Издав нечто среднее между смехом и кашлем, он выпрямился.
— С ума сойти. Нет, буквально.
Анаис обсуждала с Бамсом карту, которую он чертил на миллиметровой, похоже, бумаге. Она окончательно повязалась с проводниками и нарочно тыкалась грудью в его плечо. Джош куда-то девался, Пенни и Элиот прилегли на полу, положив рюкзаки под голову. Элиот так достал Дженет, что она пообещала избавиться от своего револьвера.
— Неужели тебя до сих пор привлекает эта идея с королями и королевами? — спросила Элис. — Не раздумал еще занимать трон?
— Еще чего. — Квентин не сразу вспомнил, для чего они здесь, но это был честный ответ. Трон — именно то, что ему сейчас требуется. Устроившись в Белом Шпиле с должными почестями и со всеми удобствами, он, возможно, найдет в себе силы как-то осмыслить все это. — Я не идиот, чтоб раздумать.
— Знаешь, что смешнее всего? — вдруг оживилась она. — Ничего ты на самом деле не хочешь. И не будешь счастлив, даже если все пройдет как по маслу. Ты уже отрекся от Бруклина, отрекся от Брекбиллса — в свое время и от Филлори отречешься. Как и от нас всех, само собой. С нашими проблемами мы бы как-нибудь справились, но для тебя это слишком легко. Что бы ты дальше делал? Остался бы со мной навсегда, вот где ужас.
— Проблемы у нас, говоришь? — На них стали оборачиваться, и Квентин перешел на драматический шепот. — Ну да, есть одна. Ты с Пенни трахнулась, вот в чем наша проблемка.
Элис это проигнорировала. Она продолжала говорить, и Квентин, если б не знал ее так хорошо, мог бы усмотреть в ее голосе нежность.
— Я не буду мышкой, Квентин. Я согласна рискнуть. Если ты взамен, хоть на секунду, посмотришь на свою жизнь и поймешь, как она прекрасна. Хватит искать очередную тайную дверь, которая тебя приведет к реальности. Хватит ждать. Пойми наконец, что ничего больше нет. Выбор за тобой: радоваться тому, что имеешь, или быть несчастным до конца дней своих.
— Нельзя стать счастливым по собственному желанию.
— Верно, нельзя — как и несчастным, с другой стороны. Хочешь и дальше быть мудаком, который даже в Филлори умудрился остаться несчастненьким? Потому что сейчас ты как раз такой.
В ее словах была доля правды, но Квентин находил, что это чересчур сложно. Или чересчур просто. Он вспомнил свою первую брекбиллсскую неделю, когда они с Элиотом теплым летним днем катались на лодке и смотрели, как все прочие на реке трясутся от холода. Элис смотрит на него и видит, как он дрожит. Странно. Он думал, что труднее магии ничего нет, а оказалось, что она самая легкая из всего.
— А ты-то зачем сюда шла, если тебе это все ни к чему? — спросил он.
— В самом деле, зачем? Разве только за тобой присмотреть.
Квентин бросил взгляд на других. Дженет в красной футболке с белой звездой и штанах цвета хаки сидела у стенки с закрытыми глазами и револьвером на коленях, но, кажется, не спала. Как ей не холодно? Словно чувствуя на себе его взгляд, она вздохнула и облизнулась, как маленькая.
Элис не сводила с Квентина глаз. Мозаика представляла собой вихрь зеленых щупалец, белых гребней и обломков крушения. Он подъехал к ней по лавке и крепко, прихватив губы зубами, поцеловал.
* * *
Они заблудились — больше это невозможно было скрывать. Коридоры ветвились, образуя настоящий лабиринт. Карта Бамса, которую он без конца подправлял, заняла уже несколько листов миллиметровки. Оставлять за собой светящиеся следы, чему они научились в Брекбиллсе, было, по мнению того же Бамса, опасно. Каждая из тысяч шагающих фигур, грубо изображенных в профиль на стенах, держала в руке свой особый знак: пальмовый лист, факел, ключ, меч, плод граната.
Здесь было темно, и осветительных чар ненадолго хватало. Скорость их прохода по коридорам увеличилась вдвое, настроение соответствовало пикнику под нависшей грозовой тучей. Новые ботинки причиняли Квентину сущие муки, левую лодыжку пронзало болью на каждом шагу.
Он рискнул оглянуться назад. Из глубины лабиринта исходило багровое зарево, и ему крайне не хотелось узнавать, что это такое там светится.
На следующей развилке они застряли. Бамс утверждал, что нужно свернуть направо, Джош интуитивно чувствовал, что левый поворот «выглядит более обещающим». По стенам тянулись пейзажи с пляшущими фигурками, хитроумно обманывающие глаз. Где-то вдали громко хлопали двери.
Теперь уже все видели, что позади становится все светлей, как при восходе подземного солнца. Дисциплина разболталась. Они уже не шли, а почти бежали, и Квентин опасался, как бы кто-нибудь не отстал. За Элис он следил неусыпно. Она запыхалась от быстрого шага. В дырке на спине, откуда вырвался демон, мелькал черный лифчик, непостижимым образом уцелевший. Жаль, что нет пиджака или куртки, чтобы прикрыть ее.
— Надо бы сбавить ход — еще потеряем кого-нибудь, — сказал он, догнав Бамса.
— Они уже идут по нашему следу. Нельзя останавливаться, — ответил тот.
— Какого хрена! Почему вы об этом заранее не подумали?
— Это входит в программу, земное дитя, — огрызнулся Бамс. — Не нравится — отправляйся домой. Филлори нужны короли и королевы: разве эта цель не стоит того, чтобы за нее умереть?
Больно надо, подумал Квентин. Права была шлюшка-нимфа: это не наша война.
Вломившись в какую-то дверь и выпутавшись из висевшего за ней гобелена, они увидели длинный, освещенный свечами стол. Он, словно только что накрытый невидимыми официантами, прямо-таки ломился от всевозможных горячих блюд, и конца ему не было. Гобелены поражали красотой и богатством деталей, столовое серебро сверкало, в хрустальных кубках золотилось и рдело вино. Сбывшийся сон голодного, да и только.
— Ничего не трогать! — скомандовал Бамс. — Не есть и не пить!
— Слишком много дверей. — Красивые зеленые глаза Анаис шмыгали во все стороны. — Того и гляди нападут.
В глубине зала действительно появились две большие обезьяны — Квентин не знал точно, как называется этот вид. Их темно-карие глаза выражали легкую скуку.
С полной синхронностью они достали из заплечных мешков свинцовые шары размером с мячи для гольфа и отработанным броском послали их в группу магов.
Квентин, схватив Элис за руку, укрылся за гобеленом, который успешно погасил один из снарядов. Другой шар сбил со стола подсвечник и превратил в пар жидкость из четырех бокалов подряд — при других обстоятельствах Квентин оценил бы такой спецэффект. Элиот схватился за лоб, пораненный осколком стекла.
— Да убейте же их кто-нибудь! — взмолилась Дженет из-под стола.
— Нет, в самом деле, — пожаловался Джош. — Это даже не мифология. Хоть бы единорогов прислали, скажем.
— Выпускай демона, Дженет, — посоветовал Элиот.
— Уже! — крикнула она. — В ту самую ночь, когда их вселили! Пожалела и выпустила.
Мимо Квентина, сжавшегося в комок за плотным ковром, неторопливо прошли чьи-то ноги. Пенни, выступивший навстречу врагу, делал быстрые жесты двумя руками и высоким чистым тенором распевал заклинание. Спокойный, серьезный, озаренный дрожащими огнями свечей, в одной майке и джинсах, он уже не казался пародией на молодого воина-мага, а был им. Может, и Элис он показался таким в ночь, когда они переспали?
Одной рукой он остановил в воздухе оба свинцовых шара. Они повисели секунду, как сраженные в полете колибри, и грохнулись на пол. Огненное семечко, вылетевшее из другой руки Пенни, ширилось и раскрывалось, как парашют. Пламя накрыло сперва гобелены по обе стороны зала, потом обезьян. Оба шарометателя исчезли бесследно, десятифутовый отрезок стола превратился в ревущий костер.
— Есть! Получите, суки! — Пенни дал временный отдых филлорийскому лексикону.
— Любительщина, — проронил Бамс.
— Если у меня останется шрам, я оживлю этих тварей и убью снова, — пообещал Элиот.
Они двинулись в противоположную от огня сторону, мимо деревянных стульев с прямыми спинками. Узость помещения мешала им построиться боевым порядком — декорация, как в Скуби-Ду. Квентин, круша посуду, перескочил через стол, точно герой боевика через вездеход, подожженный огненной птицей.
В зал со всех сторон поступала живность из «Алисы в Стране чудес». Виды и части тел перемешивались самым причудливым образом вопреки законам классификации. Неужто после ухода Четуинов население Филлори докатилось до сожительства между людьми и животными? Помимо хорьков, кроликов, гигантских мышей, мартышек и одного жутковатого пекана здесь присутствовали люди со звериными головами: хитрый лис, похожий на колдуна, ящерица с дерзкими глазами, копьеносец с шеей и головой розового фламинго.
Чур схватила со стола нож, зажала лезвие между большим и указательным пальцами и метнула прямо в глаз лису.
— Уходим, — скомандовала она. — Держитесь кучно и не подпускайте их близко.
Отступление продолжалось. Зазор, который они старались удерживать между собой и противником, то и дело нарушался. Все постоянно спотыкались о стулья, а неприятель предпринимал массированные атаки или, хуже того, врывался через потайную дверь прямо в центр группы. Первые десять секунд Квентин и Элис держались за руки, потом это сделалось практически невозможным. Стычка, не похожая на все предыдущие, грозила вылиться в гонку быков. Зал казался бесконечным, а возможно, и был таким. Свечи, зеркала, блюда с яствами придавали всему до нелепого праздничный вид. Если бы они сейчас решили прибегнуть к пуговице, трудновато было бы собрать всех в кружок.
Квентин продвигался с ножом в руке, не зная, сумеет ли им воспользоваться. Как на физкультуре — прикидываешься частью команды, отчаянно в то же время надеясь, что никто не передаст тебе мяч. Из-за гобелена прямо перед ним сиганула громадная кошка, и Чур, бесстрашно ринувшись на нее, наверняка спасла Квентину жизнь. Они сцепились и дрались на полу, пока Чур не оглушила противницу головой. Квентин помог ей встать, и они побежали дальше.
Бамс устроил настоящее шоу. Он вскочил на стол и шел по нему, выпаливая с поразительной скоростью односложные формулы. Волшебную палочку он заткнул за ухо, длинные черные волосы потрескивали, энергия изливалась из кончиков пальцев. Квентин заметил, что иногда он выдает два разных заклятия одновременно — атакует правой рукой, делает что-то другое левой. Потом он увеличил обе руки, схватил каждой два стула и сразил полдюжины неприятелей тремя точными взмахами.
Пенни превратил часть стола в боевую сороконожку — она молотила филлорийцев, пока те не порубили ее на куски. Даже Квентин послал из потной ладони пару волшебных снарядов. Взмокшая Чур сложила, пошептала и разняла руки, полыхнувшие страшным белым огнем. Персонажу с ятаганом — то ли в леопардовой шкуре, то ли настоящему леопарду выше пояса — она насквозь прошибла грудь кулаком.
Враг при всем при том наседал не на шутку. Нужен был какой-то стратегический ход. Комната наполнилась телами и дымом. Квентин со свистом дышал сквозь зубы, в голове тарахтела психованная, без всякого смысла песенка.
Где-то в процессе он всадил свой нож в чей-то мохнатый живот. Он не видел лица этой твари — конечно, твари, не человека же в самом деле, — но запомнил, как лезвие сквозь резиновые мышцы проходит в нутро и как стискивают его потом эти мышцы. Он отдернул руку, как ошпаренный, и оставил свое оружие в животе.
Джош сгорбился и выпустил своего демона. То же самое сделал Элиот. Демон Элиота, расписанный с ног до головы в черно-желтые полосы, особенно впечатлял. Он боком, по-кошачьи, перелез через стол и с откровенным восторгом ринулся в бой.
— Черт! Дальше-то что? — крикнула Дженет.
— Уходи в боковую дверь, вот что, — хрипло откликнулся Элиот.
Схватка на мгновение приостановилась, словно неприятель чего-то ждал. Затем пол содрогнулся, стена обрушилась, и в зал вступил железный, раскаленный докрасна великан.
В голову Чур угодил кирпич, и она упала, будто подстреленная. От великана шли волны жара, пыльный воздух вокруг него колебался. Все, к чему он прикасался, воспламенялось. Не умещаясь под потолком, он уперся руками в пол. Его лишенные зрачков глаза светились расплавленным золотом. Тело Чур вспыхнуло под его железной стопой.
Все обратились в бегство, спасаясь от той же участи и нестерпимого жара. У выходов образовались пробки. Квентин, ища Элис, не видел ни одного человеческого лица. В конце концов он рискнул оглянуться: в середине зала одиноко чародействовал Джош.
В очередном припадке патологической мощи он опять сотворил черную мини-дыру. Тогда, на вельтерсе, она чуть не вывернула из земли дерево, теперь со звуком автоматной очереди всосала разом все гобелены, содрав их с колец. Свет в зале стал тускло-янтарным. Озадаченный великан присел, наблюдая невиданное явление. Огромные ярко-красные член и мошонка болтались меж его ног, как язык колокола.
Квентина как-то само собой вынесло в темный, прохладный боковой коридор. Звук выключился, как в телевизоре. Поначалу он рванул во всю прыть, потом перешел на нормальный бег, на трусцу, на шаг. Бежать он при всем желании больше не мог: воздух жег легкие. Согнувшись, он уперся руками в колени. Спина за правым плечом невыносимо чесалась. Он пощупал, обнаружил торчащую в том месте стрелу и недолго думая ее выдернул. Брызнула кровь, но особой боли он не почувствовал — стрела вошла на какой-нибудь дюйм, если не меньше. Легкое жжение от раны и древко в руках как-то даже помогали ему, связывали с реальностью. Тишина после недавнего гвалта ошеломляла.
Несколько минут он позволял себе радоваться, что дышит прохладным воздухом, никуда не бежит, что он здесь один и немедленная смерть ему не грозит — но опасность продолжала напоминать о себе, отравляя хрупкую радость. Вдруг он единственный, кто остался в живых? Он понятия не имеет, как выйти из подземелья — значит, так и так пропадать. Квентин, как похороненный заживо, остро чувствовал толщу земли и камня над головой. Даже если каким-то чудом он выберется, пуговицы у него нет, и на Землю он вернуться не сможет.
Шаги в темноте. Кто-то идет — кто-то со светящимися руками. Квентин устало принялся готовить новый волшебный залп, но вовремя узнал Элиота и обмяк на полу.
Некоторое время оба молча сидели у стенки. Камень холодил ранку на спине Квентина. Рубашка Элиота выбилась из брюк, одна щека почернела от копоти. Он взбесился бы, если б знал.
— Ты как, в порядке?
Элиот кивнул.
— Чур погибла.
Элиот, вздохнув, запустил светящиеся руки в густую волнистую шевелюру.
— Знаю. Видел. Не думаю, что мы чем-то могли помочь. Тот красный играет не в нашей лиге.
Они снова умолкли. Слова, теряя всякий смысл, падали в пустоту. Мир не нуждался в них. Элиот подал Квентину флягу с чем-то крепким, Квентин выпил и отдал назад. Связь между ним и собственным телом немного наладилась. Он подтянул колени, обхватил их руками и сказал непонятно зачем:
— Меня стрелой ранило. В спину.
— Надо идти, — сказал Элиот.
— Правильно.
— Искать остальных. Пуговица у Пенни. Соображает, несмотря ни на что, отметил про себя Квентин. Насколько же он сильнее меня.
— Там этот, красный.
— Без пуговицы никак, — констатировал Элиот. Квентину хотелось пить, но где взять воды? Он не помнил, куда дел свой рюкзак.
— Хочешь посмеяться? — спросил Элиот. — По-моему, Анаис с Бамсом перепихнулись.
— Чего? — Пересохшие губы Квентина вопреки всему разошлись в улыбке. — Когда бы они успели?
— А после второй драчки. На отдыхе.
— Ух ты. Бедняга Джош. Инициативные, однако, ребята.
— Ага. Но Джошу не позавидуешь.
— Точно.
Обычная тема брекбиллсских разговоров.
— Можешь смеяться дальше, — продолжал Элиот, — но я не жалею, что здесь оказался. Даже если из этого ни хрена не выйдет, пойти все равно стоило. Умную вещь сказал, да? Зато правда. На Земле я бы спился ко всем чертям.
Да, верно — для Элиота другого выхода не было. Квентину даже стало несколько легче.
— Сниться ты и здесь можешь.
— Ну нет, не с такими темпами.
Квентин встал, размял затекшие ноги, и они двинулись в ту сторону, откуда пришли.
Квентин больше не боялся, только волновался за Элис. Адреналин тоже весь вышел. Остались жажда, натертые ноги и ссадины, которые он не помнил как получил. К ранке от стрелы присохла рубашка, и она напоминала о себе на каждом шагу.
Вскоре стало ясно, что беспокоиться в общем-то не о чем — они даже в банкетный зал не находили дорогу. Свернули не туда, вероятно. Ориентирующие чары успеха не принесли: их языки нуждались в большой дозе оливкового масла, чтобы хоть как-то ворочаться.
Квентин подождал Элиота, писающего у стенки. Похоже, это конец, но деваться некуда — надо идти. Может, это часть истории, тупо размышлял Квентин. Сначала плохо, потом раз — и все хорошо. Который, интересно, час там, наверху? Ему сдавалось, что он всю ночь провел на ногах.
Кладка стен, казавшаяся все более древней, сменилась необработанной гладкой скалой. Они шли по самому краю этой подземной вселенной, среди разрушенных эрозией планет и меркнущих звезд. Коридор, перестав ветвиться, все время забирал влево. Квентин испытывал чувство, что тот закручивается все туже, как спираль раковины наутилуса. Логика, насколько в мире еще оставалась какая-то логика, подсказывала, что закручиваться без конца он не может — так оно, как вскоре выяснилось, и было.
