Глава 38. Явление народу
На шапках — перья птиц весёлых,
На шлемах — конские хвосты.
Над ними на древках тяжёлых
Качались чёрные кресты.
Оруженосцы сзади гордо
Везли фамильные щиты,
На них гербов медвежьи морды,
Оружье, башни и цветы…
В голове крутились строчки Константина Симонова, а на противоположной стороне луга, словно из тумана, вырастала людская армия. Вздыбленные пики двух пикинёрских баталий* (боевое построение XIII-XV веков, из пикинёров и алебардщиков в форме каре, в среднем имеющее около 6 шеренг) колыхались синими и золотыми флажками. Лучи восходящего солнца весело играли на полированных стальных доспехах латников, заставляя гореть огнем алые кресты, украшающие кирасы.* (Воинские доспехи для защиты туловища воина, состоящие из двух пластин, выгнутых по форме спины и груди и соединённых пряжками на плечах и боках) В промежутках строя ветер, набежавшей со стороны реки, вздымал сутаны аколитов и плащи егерей. Справа и слева стальными башнями возвышались рыцари, гордо подняв лэнсы, украшенные флажками с личными гербами.
Мои войска на фоне этого великолепия смотрелись откровенно бледно. Центр занимал плотный строй гвардейцев, зеркально повторяющий баталии противника: впереди щитоносцы, а позади бойцы с нагинатами. На флангах заняли места вперемешку кошмары и гончие с церберами. Где то рядом с ними, справа и слева расположились пары суккуб, магическое прикрытие моего войска, они же дальнобойная артиллерия. Табор и демонологии позади строя чертили какую-то фигуру, готовя ритуальную магию. Импы прятались в высокой траве, надежды, что святоши противника их не почуют, было мало, но, а вдруг.
Разрывая полуденную тишину, запел, переливаясь, рожок, белое знамя перемирия взметнулось над строем, размеренно качнувшись из стороны в сторону. Брызги солнца вспыхнули на алой накидке с золотым знаком Эльраса, и в нашу сторону направилось пятёрка бойцов противника во главе с героем.
Недоуменно переглянувшись с Искрой, кивнул Алтраме и двинулся навстречу противнику, скомандовав гвардейцу и двум импам, следовать за собой, накинув на последних иллюзию.
— Демон! — Скривилось красивое лицо героя рыцарского замка охотницы на демонов, а изящные пальчики, затянутые в алый шёлк, легли на изящную рукоять, меча.
— Это что-то меняет? — усмехаюсь в ответ.
— Это меняет ВСЁ! — голос налился силой и властью.
Рука со сжатыми на манер когтей пальцами выброшена вперёд, в меня ударяет какая-то странная молния, свитая из белых и алых жгутов. Неведомая сила толкает в грудь, и, кажется, ещё чуть — чуть и я провалюсь в пустоту или растворюсь в небытие. Неподъёмная тяжесть давит на плечи, не давая даже сдвинуться с места, не говоря уже о том, чтобы атаковать. Резко проседает уровень маны, словно та тратится на борьбу с этой неведомой силой. Никогда не думал, что доведётся ощутить на себе экзорцизм.
С импов слетают личины, и тут же подскакивает уровень маны. Аколиты недоуменно смотрят на осыпавшиеся каплями силы, не активировавшиеся заклинания. Секунда промедления, и один из них падает, пронзенный сразу двумя квилонами Алтрамы. Гвардеец сдерживает натиск двух латников, на третьего набросились импы, полосуя воздух и доспехи короткими когтями. Второй аколит попытался выхватить короткий меч, но, захрипев, упал на колени, а в следующую секунду его глаза остекленели, и влюблённый взор впился в суккубу. Изящный пас, и в охотницу ударяет огненная струя, отшвыривая от меня.
Неведомая сила, сжимающая в тисках и словно выдавливающая из этого мира, выбив последние остатки маны, исчезает, как капли воды на металле в жаркий полдень. Падает пронзённый мечом имп, а вокруг его тела закручивается зелёно — желтый смерч, втягивая в себя остатки пламени с одежды охотницы и закручиваясь все быстрее и быстрей, взрывается, разбрасывая всех в разные стороны. А на выжженном пяточке земли, поводя вокруг фасеточными глазами, остаётся стоять НЕЧТО.
Огромное тело, возвышающееся даже над демоническим гвардейцем. Приплюснутая маленькая голова, с небольшими жвалами, сочащимися ядом, и огромными рогами, растущая из мощной груди, прикрытой хитиновым панцирем. Волосатое брюшко, опирающееся на четыре сегментных лапы, увенчанных страшными шипастыми когтями, а из груди торчали еще две пары конечностей, нижние мощные как у медведок лопаты, а верхние, вооруженные скошенными хитиновыми косами, напоминали лапы богомола. За спиной этого безобразия размеренно гудели прозрачные парные стрекозиные крылья в серых и коричневых разводах.
Ещё раз обведя взглядом валяющиеся тела, это чудо развернулось всей тушей и засеменило в мою сторону.
— Да что, УрГат происходит!!!! — поднимаясь, я выхватил меч и сунул руку в сумку, хватаясь за накопитель и спешно пытаясь восстановить ману.
Совершенно не вовремя пришла в себя охотница, которую взрывом отбросило в мою сторону, и попыталась встать. На одних инстинктах зачем-то забросил её себе за спину и выставил вперёд меч, пытаясь закрыть от страхолюдины, что горой возвышалась над нами. Взмах чудовищной лапы, короткий хруст в руке, и меч улетает куда-то в сторону. Ещё один взмах, и моё тело взмывает в воздух и, пролетев пять метров, обрушивается на землю. На миг теряю сознание, а когда прихожу в себя вижу стоящее на коленях обезглавленное тело гвардейца, отрубленная человеческая рука, закованная в латный доспех, летящие от строя противника рыцари, а чудище, жужжа и поскрипывая, движется в сторону моей армии. Гвардейцы вместо того чтобы единым, монолитным строем встретить противника, почему-то распадаются на два отряда и начинают пятиться, при этом расходясь в разные стороны.
Жужжащие крылья вздымают клубы мелкого сора, передние верхние лапы, или как это правильно назвать у насекомых, подняты. Воинственно вереща, Ветапунга (ветапунга "божество уродцев" с маори, она же гигантская вета — самое тяжёлое насекомое в мире), именно такое название высветилось над этим существом, все ближе и ближе подбиралась к моим бойцам. Из-за спины разваливающегося строя доносится болезненный вскрик, и чёрная туманная волна с редкими всполохами багровых искр ударяет в грудь насекомого переростка, гигантское тело, теряя 10 % жизней и повторяя мою судьбу, взмывает в воздух, чтобы врезаться в одного из рыцарей, погребая того под собой.
Надо отдать бойцам рыцарского замка должное: ни гибель одного из них, ни то, что они в один миг лишились своих скакунов, сбросивших всадников и в испуге разбежавшихся, не умерило их боевого пыла. Четвёрка закованных в латы воинов разошлась в стороны, образуя круг, в центре которого, грозно треща, поднималась Ветапунга, и дружно обрушили на нёё удары разнообразного оружия.
Голова кружилась после падения, грозясь отвалиться, в ноздри ударил терпкий запах травы, чтобы тут же обернуться рвотными позывами. Перед глазами расплывалось сообщение о двенадцатичасовом дебафе и пониженной на 30 % силе. С трудом поднявшись на одно колено, вскинул руку, прошептав ключ активации. Система отозвалась сообщением об использовании души, а рядом с битвой начало медленно разрастаться пятно портала. Где-то на периферии зрения мелькнула яркая вспышка, и рядом с моим порталом появился еще один. С яростным рыком из него вынырнула серая тень гончей и бросилась в битву, а следом за ней, вереща и подпрыгивая, на Ветапунгу обрушилась восьмёрка импов, всё, что я мог призвать на этот момент.
Несколько ударов сердца казалось, что ещё чуть — чуть и совместными усилиями рыцарей и демонов чудовище будет побеждено, но из пасти твари хлынула зеленая кислотная волна, и несколько импов исчезло в яркой вспышке. Удар нижней лопатообразной лапой, и один из рыцарей опрокидывается на спину с чудовищной дырой в груди. Я почти стою на ногах, хотя меня все еще шатает от удара, губы произносят слово — ключ и прямо под монстром образуется чавкающее грязью и тиной болотце, а манобар проседает сразу на шестьдесят пунктов. Ветапунга сердито верещит и машет лапами, её крылья натужно гудят, поднимая тварь из болота. А я стою и жду отката, мысленно отсчитывая минуту. Пришедшие в себя рыцари вновь бросаются в бой, гончая скалит клыки, стараясь выбрать момент для атаки, а импы, раскрыв крылья и взвившись в гигантском прыжке, обрушиваются на насекомое мутанта, вновь опуская то в болото.
Тридцать девять, тридцать восемь, тридцать семь… медленно текут секунды, а в бой вмешиваются новые участники: уже привычная тройка латников в алых доспехах с золотыми восьмиконечными крестами и инквизитор — герой, которого они, судя по всему, и защищают. Высокий священник в алой сутане упирает в землю огромный молот брызжущий протуберанцами нестерпимо белого света. Тридцать пять… с хлопком исчезают выжившие импы, исчерпав время пребывания на этом плане. Тридцать… латники падают на колено, вскидывая краникены (арбалеты с немецким воротом для натяжения тетивы, одни из самых мощных ручных арбалетов), стрелы, начинённые какой-то божественной магией, устремляются к вновь начавшей выбираться из болота Ветапунге. Двадцать семь… монстра окутывает слепящий свет, резко просаживая уровень жизни. Двадцать… резко выстрелившая верхняя конечность пробивает ногу рыцаря, а челюсти смыкаются на голове, с противным скрежетом сминая шлем. Восемнадцать… двое латников усиленно крутят вороты, перезаряжая арбалеты, а третий со щитом застыл рядом с инквизитором, готовый в любой момент прикрыть его. С рук пса церкви срывается белый луч, ударяя в небеса, раскалывая тучу и сминая ее в какое-то подобие кулака, сияющего божественной силой. Двенадцать… кулак срывается с неба и сокрушающим тараном врезается в Ветапунгу, прибивая её к земле и вновь окутывая неестественным светом. Десять… от строя моих доносится захлёбывающейся болью крик, и огромная стрела хаоса врезается в чудовище. Восемь… очередной залп из арбалетов, которые тут же отбрасываются, а латники бегом несутся к противнику, закрывая щитами, так же сорвавшегося с места инквизитора. Четыре… на монстра обрушивается удар уцелевших рыцарей и истекающей кровью гончей. Ноль… вскидываю руку и ору прямо в небо, с которого срывается ветвистая молния, ударяя тварь в голову. Латники в огромном прыжке обрушивают свое оружие на истошно верещащего монстра, и следом на неё опускается брызжущий яркими протуберанцами молот.
Взрыв… меня неудачно опрокидывает на сломанную руку и тащит по траве. Неимоверным усилием воли остаюсь в сознании, а система победно звенит: "Захвачен осколок божественной души". Перед глазами прыгают багровые всполохи, меня затягивает в черный омут, в котором скрип хитина, треск жвал и мягких шорох лапок насекомых. Водоворот неясных и пугающих образов, взмахи крыльев, незнакомые и тревожные запахи, неповторимо сладкий вкус, непонятные картины, словно в калейдоскопе тысячи глаз. Меня крутит и растворяет в этом водовороте, засасывая, словно в зыбучие пески или болото, и только боль в сломанной руке не даёт окончательно рухнуть в эту пучину и раствориться там на совсем, и одна за другой всплывающие таблички, в которых, наверное, что-то важное, что-то очень важное для меня. Новая вспышка боли, и я вновь проваливаюсь в водоворот бесконечных образов.
