Дождь… Сперва моросящий, пронизывающий, по мере нашего приближения к королевскому городу он превратился в ливень и никак не желал заканчиваться. В Инвернесс мы въехали после наступления темноты, промокнув до нитки.

Зная, что город пребывает под эгидой Короны, мы старались привлекать к себе как можно меньше внимания. Ненастье оказалось нам даже на руку: под проливной дождь, превративший улицы в болота грязи, не желали выходить собаки, не то что люди. Я пребывала в уверенности, что первым местом, куда нам следовало отправиться в поисках Франсес, был толбут, поэтому попросила Лиама сразу ехать туда. Однако мой супруг рассудил, что правильнее будет сначала найти жилье и подкрепиться, а только потом сесть и обдумать дальнейшие действия. К счастью, три заведения, которые нам предстояло посетить, находились на расстоянии десятка шагов друг от друга на Керк-стрит.

Разумеется, каждый из нас прекрасно понимал, что наши тартаны не останутся незамеченными.

– У нас будут проблемы, – заявил Калум, отодвигая пустую тарелку. – Здесь всюду солдаты. Не думаю, что наш приезд их обрадует.

Словно в подтверждение его слов, мистер Росс, хозяин харчевни, в которой мы остановились поужинать, неодобрительно посмотрел в нашу сторону. Наверное, сам факт, что он подал ужин «проклятым якобитам», пусть и за хорошую плату, мог испортить репутацию его маленького заведения. Стены в нем были настолько грязные, что складывалось впечатление, будто их никогда не красили, а окна покрыты таким слоем пыли, что даже днем внутри должно было быть темно. Мебель и посуда тоже имели самый жалкий вид.

– Вы с Марион сходите в толбут, – постановил Лиам после долгих размышлений. – Калум прав, нам надо как можно реже показываться на улицах. Хотя если бы удалось раздобыть несколько пледов клана Фрейзеров…

– Ни за что! – вскричал Робин. – Лучше уж с риском для жизни носить свои цвета, чем тартан этого гада Саймона Фрейзера из Ловатта! Он ушел из лагеря Претендента перед сражением при Шерифмуре и увел триста своих людей! Решил, мерзавец, что, если перейдет на службу Ганноверскому дому, вернее получит обратно свои земли – те, которых лишился, когда стало ясно, что он стал главой клана обманным путем. Если хотите знать мое мнение, то лучше бы они его повесили сразу, без разбирательства!

Лиам нахмурился.

– Потише, приятель, – осадил он Робина. – Насчет пледов я пошутил, но в таком месте, как это, лучше говорить шепотом.

Невзирая на то что в Инвернесс нас привело дело далеко не радостное, настроение у Лиама было приподнятое. Много месяцев я не слышала от него даже намека на шутку!

– Надо же! Стоило о них вспомнить, как они и явились! – сказал Дункан.

Неприметным жестом он указал на двух мужчин из клана Фрейзеров, которые как раз вошли в харчевню. Один был высоким и толстым, в штанах из тартана, обтягивавших его объемные ляжки, и красных гетрах. Из одной гетры торчал кинжал скин ду. Под небрежно наброшенным на плечи пледом виднелся камзол из такой же шерсти, что и штаны, застегнутый на все пуговицы, которые с трудом держались под напором его обильных телес. На голове у него был берет с серебряным гербом.

Второй мужчина – вне всякого сомнения, телохранитель здоровяка – носил свой плед более традиционным манером: один присборенный его край образовывал килт, а второй был наброшен на плечи и укрывал спину своего владельца от дождя. Повернувшись к нам спиной, Фрейзеры заговорили с хозяином заведения, который снова начал искоса на нас поглядывать. Наши с Лиамом ноги под столом соприкоснулись, и я ощутила, насколько он напряжен. Мы все молчали. Через пару минут Фрейзеры ушли.

– Лорд Ловат собственной персоной! – негромко произнес Дональд.

– Лучше нам здесь не задерживаться, – сказал Лиам.

Он бросил на стол несколько монет, давая понять, что мы уходим. Мы уже подошли к двери, когда мистер Росс обратился к нам дрожащим от волнения голосом:

– Не знаю, что у вас тут за дела, но вам надо поскорее уехать из города!

Мои спутники переглянулись.

– Если наши деньги вызывают у вас отвращение, мы найдем, где их потратить, сэр! – возразил Лиам, пристально вглядываясь в лицо тщедушного человечка. – А какие у нас тут дела, вас не касается!

Он собрался уже выйти из заведения, но хозяин удержал его за рукав. Лиам повернулся к нему с кинжалом в руке и свободной рукой схватил бедолагу за грудки. Я затаила дыхание.

– Вы меня неправильно поняли, сэр! – воскликнул мистер Росс, испуганно косясь на клинок. – Я только хотел вас предупредить…

– Предупредить? – переспросил Дональд. – Фрейзер в городе, мы это уже поняли.

– Нет, я совсем не об этом. Яков Эдуард… Претендент… В общем, он собирается бежать. И это случится на днях. Поэтому любого, кого подозревают в связях с якобитами, у нас хватают и бросают в тюрьму. Вам нельзя оставаться в городе!

Лиам стиснул зубы, но спустя мгновение рот его приоткрылся от изумления.

– Вас зовут Росс?

Хозяин заведения кивнул.

– Позиция вашего клана относительно последних событий мне не совсем ясна… Быть может, если вы объясните…

– Моя жена из Макинтошей, она родственница старого Борлума, – пустился в разъяснения хозяин харчевни. – И должен признать, что…

Он окинул взглядом немногих оставшихся в зале посетителей. Все они, казалось, были порядком пьяны и не обращали на кучку хайлендеров никакого внимания. Мистер Росс доверительным тоном продолжил:

– Сам я всем сердцем за Стюартов.

– Он лжет! – воскликнул Робин. – Принц ведь только что приехал! Не может же он вот так сразу…

– Возможно, это правда, – оборвал его Дункан. – В Перте об этом поговаривают тоже. И многие уверены, что восстанию скоро положат конец, причем нашей стороне придется плохо…

– Но ведь это просто слухи! – заметил Робин.

Лиам решил прояснить ситуацию.

– Откуда у вас эти сведения, Росс?

– Три дня назад ко мне зашли посыльный маркиза Хантли, который был тут проездом, и полковник Уолтер Фрейзер. Я подслушал их разговор.

Лиам криво усмехнулся.

– Понятно. Но что привело в Инвернесс посыльного маркиза Хантли? Или это был шпион, который продался врагу?

На лице мистера Росса отразилось крайнее удивление.

– Неужели вы не знаете? Хантли перешел на сторону Правительства, причем на очень выгодных для себя условиях, и часть Гордонов вместе с ним. Его жена Генриетта – англичанка, поэтому… В общем, граф Сазерленд взял его под свою защиту. Александер из Охинтула возглавил отряд Гордонов, которые остались верны принцу.

– Значит, это правда… – пробормотал Дункан. – И правда, что граф Сифорт запродал своих Маккензи правительству? В лагере ходили слухи и об этом.

– Сифорт? Нет, я не думаю.

– Что ж… – Лиам в сомнении потер подбородок. – Мы пробудем в городе ровно до тех пор, пока не уладим свое дело, и, разумеется, будем держаться подальше от шумных сборищ.

Мистер Росс задумчиво посмотрел на него.

– Могу я задать вам еще один вопрос? – спросил Лиам после паузы.

– Если я смогу быть вам полезен…

– В городе много постоялых дворов?

– Их три. Один недалеко от моего заведения, второй – сразу за городскими воротами, на дороге в Нерн, и третий – на Бридж-стрит.

– Бридж-стрит? Это совсем рядом. В такую собачью погоду…

– Но ведь есть трактир и поближе, сэр, – напомнил ему мистер Росс.

– А напротив него – местный толбут, и вокруг все время слоняются английские солдаты. Очень приятное соседство!

– Пожалуй, вы правы. Я не подумал.

– Значит, остановимся на Бридж-стрит. Как называется трактир?

– «The Bluidy Rose».

– «The Bluidy Rose»?

Лиам нахмурился. Кто-то из наших засмеялся.

– И что, дела с таким-то названием идут? – прозвучал насмешливый вопрос.

– Представьте себе, идут прекрасно! Не стану обременять вас именем трактирщика, а расскажу лучше историю этого заведения. Говорят, сто лет назад или даже больше в саду за трактиром был роскошный розарий. И один куст давал особенно красивые розы. Но если жена трактирщика решалась срезать хоть одну, из цветка начинала капать кровь. Естественно, в итоге она оставила тот куст в покое. И вот однажды весной роза не зацвела. Хозяин обрадовался поводу избавиться от странного растения и приказал его выкопать. И оказалось, что куст был посажен на могиле младенца, а под могилой открылся тайник со шкатулкой, полной новехоньких фунтов стерлингов.

– Фунтов стерлингов?

– Ребенок-то этот был сыном Карла II, которого король прижил с молоденькой местной служанкой. Когда бедняжка родила, ей отказали от места и все от нее отвернулись. Тогда она утопила своего малыша и закопала его вместе с деньгами, которые ей оставили на его воспитание, а сама повесилась. Трактирщик, который нашел могилу, перезахоронил останки на кладбище, а шкатулку оставил себе. И то подумать: кому было приходить за этими деньгами? Свое заведение он переименовал в «Кровавую Розу» в честь внезапного обогащения. Дела у его семьи шли прекрасно, поэтому название прижилось. Хотя многие рассказывают, что по ночам привидение той девицы бродит вокруг трактира и зовет свое дитя… Уверяю вас, из трех трактиров этот – самый пристойный. Что до привидения девицы, то она никогда и никому не сделала ничего плохого… По крайней мере после того, как умерла.

– Привидение, повешенная, розы, из которых хлещет кровь… – продолжал посмеиваться Дональд, когда они выходили из харчевни. – Это смешно! Ну кто захочет остановиться в таком месте на ночь?

– Ангус и ты! – сообщил Лиам.

Дональд моментально перестал смеяться и с недоверием воззрился на него.

– Ты издеваешься? – спросил Ангус.

– Вовсе нет, – совершенно серьезно ответил Лиам. – Я забочусь о нашей безопасности. Вы с Дональдом пойдете туда ночевать. И будете дежурить по очереди, чтобы не проспать момент, когда явятся солдаты, что вполне вероятно. Росс думает, что мы все там. Доверия он у меня не вызывает. Он вполне может сбегать в толбут и рассказать, что в городе якобиты и где их найти. За вознаграждение, конечно. Если солдаты появятся, у вас будет время скрыться.

– Не понравилась мне эта история с привидением… – буркнул Ангус. – Не сказать, что я суеверный, но эти умерщвленные младенцы… Я же глаз не сомкну!

Лиам со смехом похлопал товарища по плечу.

– Тем лучше, когда придет твоя очередь караулить, старик!

– Зато я точно смогу поспать! – подхватил Дональд. – Ты, Ангус, вечно храпишь, как старая дырявая волынка!

Ангус сердито зыркнул на него и шагнул под проливной дождь. Дональд последовал за товарищем, перечисляя на ходу, какие еще звуки тот издает во сне. Они пересекли рыночную площадь, подошли к пересечению Бридж-стрит и Керк-стрит и скрылись за углом.

– Теперь идите, a ghràidh, – тихо сказал Лиам. Он посмотрел на меня, и я заметила, что лицо его снова стало серьезным. – Будьте осторожны!

Он чмокнул меня в лоб, обнял и подтолкнул в сторону толбута.

Я посмотрела вверх, на крышу мрачного вида башни, которая вмещала зал суда и тюрьму. На нижнем этаже располагались две мастерские, лавка травника и книжный магазинчик. У двери была одна-единственная вывеска, освещенная парой факелов: «Суд г. Инвернесса».

– Что ж, придется идти. – Я обернулась на Марион, которая следовала за мной.

В захламленной приемной было пусто. Вокруг невысокого деревянного помоста с длинным столом, за которым, должно быть, заседали судьи, валялись стулья, поломанные или просто перевернутые. Второй помост, маленький, находился слева, на нем стоял один-единственный стул, причем лицом к судейскому столу. Место подсудимого… Я невольно вздрогнула.

Чадящая лампа на тюленьем жире стояла на ближайшем к нам столе, освещая это жуткое помещение. Неужели здесь судили Франсес? И ее Тревора?

– Никого нет, – прошептала Марион. – Придется прийти завтра.

Послышался глухой стук, а вслед за ним – ругательство. Мы вздрогнули от неожиданности. Из-под стола вынырнула белобрысая голова. Несколько минут человек смотрел на нас сонными глазами, потом громко зевнул.

– Чем могу помочь? – спросил он, принимая начальственный вид.

– Понимаете, – забормотала я, – я ищу молодую женщину…

Сказать по правде, неожиданное появление этого юноши в солдатском мундире сбило меня с толку.

– Женщину? – переспросил он так, словно не сразу понял суть сказанного.

– Мою дочь, – уточнила я. – Она должна быть здесь.

– Ваша дочь – здесь? М-м-м… Посмотрим… В какой части города она продавалась?

– Продавалась?

Марион ткнула меня легонько локтем в бок и шепнула на ухо:

– По-моему, он решил, что ваша дочь – продажная женщина…

Я задохнулась от возмущения.

– Что?

Солдат уныло глянул на меня и снова зевнул, да так, что можно было пересчитать все зубы у него во рту.

– Ее имя? – спросил он, закрывая рот.

– Франсес.

– Франсес, Франсес, Франсес… Хм… Франсес, Франсес…

Я уже подумала, что он решил сложить песенку с именем моей дочки, когда солдат извлек из-под стола книгу записей и с очевидным безразличием начал ее листать. Наконец он дошел до страницы с последними записями.

– Фамилия?

– Макдональд.

На этот раз он сообразил быстрее, потому что не стал переспрашивать и посмотрел на нас встревоженно и с любопытством.

– Так-так…

Пальцем сомнительной чистоты он пробежал по перечню имен, что-то бормоча себе под нос, потом перевернул страницу. Палец уперся в самую ее середину.

– Вот! Франсес Макдональд из Гленко. Семнадцать лет. Волосы медно-рыжие, глаза…

– Этого довольно. Я прекрасно знаю, как выглядит моя дочь. Я хочу знать, где она сейчас! – нервно перебила его я.

– Где она… Где она… Сейчас посмотрим. Арестована в Лохабере и доставлена в тюрьму в Форт-Уильяме двадцать третьего декабря сего года… Переправлена сюда двадцать шестого, осуждена третьего января…

Он поморщился. У меня оборвалось сердце.

– Мне очень жаль, мэм.

– Что это значит «мне жаль»?

Ноги у меня стали ватными. Марион подхватила меня под руку, чтобы поддержать. Молодой солдат со смущенным видом потер лишенный намека на щетину подбородок.

– Ее приговорили к «яме» под мостом. На шесть дней.

– К «яме»? На шесть дней? Но ведь она ничего не сделала! За что они приговорили ее к «яме»?

Негодование бушевало во мне. С моей девочкой обошлись так, словно она преступница! Где она? Что с ней? Шесть дней! И девятого января ее должны были уже освободить! Получается, она на свободе уже две недели…

– Ее обвинили в соучастии в убийстве. Но суд принял во внимание ее возраст и пол, да и доказательств было мало… Они проявили к ней милосердие.

– Но где она теперь? – спросила я, срываясь на крик.

Солдат беспомощно пожал плечами.

– Не могу вам этого сказать, мэм. Больше в книге об этом деле ничего не написано.

Он поднял палец, и этот жест немного меня успокоил.

– Но, возможно… Есть один священник, который заботится о бедных и сирых… – Солдат наморщил лоб, вспоминая имя, потом лицо его прояснилось. – Вспомнил! Преподобный Чисхолм! Уильям Чисхолм.

– Уильям Чисхолм? Спасибо! – Я уже собралась уходить, когда вдруг осознала, что не спросила о судьбе Тревора. – Я забыла спросить у вас, мистер…

– Мак, – закончил он за нее. – Реджинальд Мак.

– С моей дочкой был мужчина, ее муж…

– Ее муж? Имя?

– Тревор Александр Макдональд.

– Хм… Да, так и записано. Их привезли вместе. Тревора Макдональда осудили на следующий день после вашей дочки. Их дела слушались по отдельности. Его обвинили в убийстве сержанта армии Его Величества короля Георга. Вердикт – виновен, приговор… Тут написано – «казнь через повешение».

– Господи!

Я вцепилась пальцами в столешницу и через несколько секунд поняла, что уже сижу на стуле, а в руке у меня стакан с водой.

– Когда приговор был исполнен?

– Его повесили двадцатого января, мэм. Ровно в восемь утра, вместе с еще двумя осужденными.

Две крепкие руки схватили меня за плечи и начали трясти. Я открыла глаза, все еще пребывая во власти необъяснимого ужаса. Дышала я часто-часто, словно после долгого бега. Вокруг было темно и влажно. «Яма»… Я была в «яме» вместе с Франсес!

– Франсес, нет!

– Кейтлин, все хорошо! – послышался рядом низкий знакомый голос.

Это была не Франсес. Тогда, наверное, солдат? Где моя дочь? И откуда этот мерзавец знает, как меня зовут?

– Где Франсес? Что вы сделали с моей дочкой, грязные…

Рука отпустила мое плечо и стиснула запястье.

– Тише, a ghràidh, это всего лишь страшный сон!

Я всхлипнула. Глаза привыкли к темноте, и я различила лицо Лиама. Тело мое чуть расслабилось.

– Я слышала, как она зовет меня… Но я ее не видела. Она… Лиам, она так далеко и в таком отчаянии!

– Мы непременно найдем ее, – шепнул он ласково. – Завтра мы ее найдем!

– А если она умерла? – плача, воскликнула я. – Боже, я умру, если потеряю еще одно дитя!

– Она не умерла, – отозвался Лиам, и голос его прозвучал жестче. – Если она звала тебя, значит, еще жива.

– Но эти варвары бросили ее в «яму»! Как пережить такое?

– Она сильная, и голова у нее такая же упрямая, как и у тебя! Она не даст так просто себя замучить!

Его прикосновение причиняло боль, поэтому я попыталась освободиться. Лиам отпустил меня и с хриплым кашлем повалился на матрас.

Огонь в жаровне погас, осталось лишь несколько красных углей. Если мое сердце разрывалось при мысли о том, что Тревора казнили, то каково же было моей дочери? Узнала ли Франсес, что мужа приговорили к казни, прежде чем ее бросили в «яму»?

Инвернесская «яма»… На самом деле это была крошечная одиночная камера, устроенная под настилом моста через речку Несс. Мэри Макбин, гостившая у нас в долине несколько лет назад, рассказала нам о ней со всеми подробностями. Она сама провела в «яме» несколько дней за кражу головки сыра и мешка ржи у соседки. Места в камере было так мало, что в ней невозможно было повернуться, самое большее – присесть на корточки. Так, на корточках, она и спала. Над головой с утра до вечера грохотали повозки и шумели шаги, и от этого шума голова, казалось, готова была лопнуть. Мне пришло на ум, что если Франсес узнала о судьбе Тревора до того, как ее закрыли в «яме», то это место наверняка стало для нее могилой.

Лиам притянул меня к себе, и я прижалась щекой к его груди. Сердце его билось ровно, дыхание было глубоким, размеренным. И все же я знала, что он волнуется не меньше, чем я. Он гладил меня по волосам, желая успокоить.

– Завтра мы найдем этого преподобного отца… Чисхолма, верно?

– Да.

– Наверняка нашелся добрый человек, который приютил Франсес, а может, она уже на пути в Гленко…

Он обнял меня, согрел своим теплом.

– А ты? – спросила я едва слышно. – Как ты себя чувствуешь?

Он ответил не сразу. Пальцы его принялись вырисовывать фигуры у меня на спине, что было очень приятно.

– Страшно сказать, но мне стало намного легче после… в общем, после того случая с дезертиром.

Он глубоко вздохнул и замолчал. Ритм его сердцебиения действовал на меня успокаивающе. Я уже соскальзывала обратно в объятия Морфея, когда почувствовала, как мышцы его напряглись у меня под щекой. Я подняла голову и не сразу сообразила, что происходит. Лиам осторожно отодвинулся от меня.

– Я слышу шаги! – прошептал он, спрыгивая с кровати.

– Что? Где? – пробормотала я, привстав на постели.

Я увидела, как он идет к двери, как его кинжал блеснул в свете нарождающегося солнца. Кто-то поскребся в дверь.

– Эй, Лиам! – позвал мужской голос.

– Ты напугал меня!

Лиам открыл дверь и впустил в комнату смущенного Макенрига.

– Не слишком ли рано для побудки? – сердито поинтересовался он, возвращая кинжал в ножны. – Если ты пришел пожаловаться на Ангуса, клянусь, я…

– Нет, конечно! Я выполняю твой приказ. Ты сказал сразу прийти и сказать, если кто-то объявится в трактире. Так вот, у нас были гости.

Лиам нахмурился.

– Фрейзеры? Я знал, что этот Росс не удержит язык за зубами!

– Нет. Пришли не солдаты, а сын местного булочника, Иан-Мор Макинтош, – сообщил Дональд, впуская в комнату паренька, который до этого пребывал в коридоре под присмотром Ангуса.

Мальчику было лет тринадцать-четырнадцать, не больше, и выглядел он испуганным, а увидев меня, смутился и поспешно отвернулся. Прислонившись к стене, Лиам с минуту смотрел на него, потом потер подбородок и прищурился.

– Ты меня искал, парень? – с любопытством спросил он. – Что такого срочного ты хотел сказать, что не могло подождать до утра?

Мы приехали в город несколько часов назад. Откуда мальчик мог узнать об этом? Юный Иан-Мор испуганно вытаращил глаза, когда Лиам снова взялся за свой нож.

– Понимаете… Понимаете, я услышал…

Он как зачарованный смотрел на кинжал, которым поигрывал Лиам.

– Лучше скажи для начала, кто послал тебя, малыш?

– Р-р-росс… Мистер Росс, хозяин харчевни!

– Я его знаю, – кивнул Лиам, который с трудом сдерживал нетерпение. Он положил нож на стол за спиной и наклонился, чтобы посмотреть пареньку в глаза. – И что же мистер Росс велел тебе передать среди ночи?

– Это не он велел передать, это я сам пришел сказать…

– Ты?

Лиам выпрямился и посмотрел на мальчика с бóльшим интересом.

– Я как раз принес хлеб и услышал один разговор… – начал паренек, к которому понемногу возвращалась уверенность.

– Где же?

– На улице Кастл-винд. Мужчины выходили из публичного… из дома миссис Роуз. А я как раз вышел из пекарни отца. Я решил постоять в тени, подождать, пока они пройдут. Ну, чтобы они не забрали хлеб, который мне нужно было отнести заказчику. Они разговаривали шепотом. Но я разобрал, что речь шла о банде наемников. И, по-моему, один из этих двоих был в банде. Наемники эти накануне приехали из Кейтнесса и собирались отправиться дальше на юг, чтобы выполнить жуткое дело, ради которого их наняли…

– И что это за дело? – спросил Лиам, любопытство которого возрастало с каждым словом парнишки.

– Найти Претендента и убить, – запинаясь, проговорил Иан-Мор.

Дональд присвистнул, а Ангус пробормотал ругательство. К Лиаму не сразу вернулся дар речи.

– И при чем тут мистер Росс?

– Когда якобиты капитулировали в Престоне, сэр, мой отец попал в плен к англичанам. До этого он служил под началом старого Борлума. Я как раз нес хлеб мистеру Россу и пересказал ему разговор тех двоих. Я знаю, ему можно доверять. Мистер Росс – мой дядя. Он послал меня к вам пересказать, что я услышал. Он подумал, что вы – из клана Макдональдов и захотите предупредить Его Величество об опасности…

Лиам посмотрел на меня, потом снова на юного Иана-Мора.

– Ты хорошо рассмотрел этих людей? Ты их знаешь?

– Нет. Но я услышал, что одного зовут Маккей. На улице темно было… Но я точно рассмотрел, что у него вместо правого глаза – черная повязка. И он говорил так, что я сразу понял, – это он и есть наемник.

– Маккей? – пробормотал Ангус. – В западной части Хайленда Маккеев много.

– Можешь идти, – сказал мальчику Лиам. – Мы обязательно уведомим принца.

Парнишка улыбнулся, и неизвестно, чему он был рад больше – что избавился от нашего общества или же что передал нам сведения, которые могли помочь спасти жизнь последнему из Стюартов. Словно юркий хорек, он проскользнул между Ангусом и Дональдом и скрылся в темном коридоре.

Рассказ юного Иана-Мора вполне подтверждал предположение Мэтью, что на Якова Эдуарда будет совершено покушение, да и махинации сыночка герцога Аргайла вполне с ней увязывались. Вот только выходило, что не сын Аргайла стоял во главе этого заговора, а кто-то другой…

– Что ты намереваешься предпринять? – спросила я у Лиама едва слышно, уже догадываясь, что услышу в ответ.

– Что я намереваюсь предпринять? А сама как думаешь? Мы не можем уехать обратно в Гленко, зная то, что сейчас знаем. Разумеется, нам придется что-то предпринять. Черт побери, у нас просто нет другого выхода!

– Господи, когда все это закончится!

– Мы разыщем Франсес и съездим к твоему брату, в его поместье возле Стоунхейвена. Патрика нужно предупредить обязательно. Он найдет, кого срочно отправить с посланием в Перт.

Странное дело, но спать мне уже совершенно не хотелось…

Дождь перестал барабанить по крутым, почти отвесным крышам домов маленького городка. Пять сотен домов, вмещавших порядка трех тысяч живых душ, сгрудились, прилепились друг к другу так, что получилось четыре главные улицы и бесконечное множество переулков, то пересекавшихся, то переходящих друг в друга.

На рассвете мы отправились в путь. Первым делом нам предстояло объехать рыночную площадь. Этим утром на ней собралась огромная толпа. Груз с двух кораблей уже доставили на берег, и продавцы с покупателями оживленно торговались возле clach-na-cuiddain, представлявших собой большие каменные ромбы, до половины вкопанные в землю, поверхность которых была залита свинцом, – на них обычно и раскладывались товары на продажу. Рядом остановились отдохнуть и послушать последние городские сплетни несколько прачек. Тяжелые корзины с мокрой одеждой и овощами, которые они только что выстирали и помыли в грязных водах реки Несс, чуть ниже по течению, стояли на земле у их ног. За юбки прачек цеплялись плачущие детишки.

В общем, привычное оживление царило в городке, который был главным «окном в большой мир» в восточной части Хайленда. Сюда местные главы кланов приезжали продавать коров, шерсть и спиртные напитки. Здесь они приобретали то, что не производилось в регионе: пряности, шелк, кружева, оружие и боеприпасы, французское вино, столь ими любимое, и доставленные из Европы книги. Так что, невзирая на незначительные размеры, Инвернесс играл в экономике Хайленда важную роль.

Улицы города были узкими и мрачными. Дома тулились друг к другу, превращаясь в сплошные каменные стены, причем их верхние этажи нависали над головами прохожих. Расстояние между ними было настолько мало, что обитатели расположенных напротив мансард запросто могли передать один другому ночной горшок. Нам пришлось спешиться и вести лошадей за уздечку, чтобы не задеть ничего головой. Скоро я обратила внимание, что жители города охотно афишируют свои жизненные и моральные принципы, выписывая краской на красных кирпичных или же беленных известью фасадах своих домов известные максимы и цитаты из Библии: «Только в вере спасение!», «Человек есть то, что он знает», «Тот, кто насилием отвечает на насилие, грешит только против закона, но не против человека». То было яркое проявление души и характера шотландцев – прагматичных, слегка туповатых, но очень практичных.

Горожане занимались своими делами, не обращая на нас ни малейшего внимания. Внезапно издалека долетел чей-то крик, и толпа на Бридж-стрит всколыхнулась.

– Разойдись! В стороны! Шериф едет! – орал во всю глотку мужчина, стоя на повозке, которую тащили два вола.

Лиам вдруг оттолкнул меня к стене, и я оказалась между бочкой с дождевой водой и своей лошадью. Повозка проехала очень близко, и ее вознице, похоже, было плевать, раздавит он кого-то или нет.

– Этих тоже повесят! – крикнул кто-то в толпе, яростно грозя кулаком.

Я проследила за взглядом краснолицего мужчины, того самого, который кричал, и увидела на повозке трех закованных в цепи мужчин с пустым выражением глаз. То были хайлендеры-якобиты, о чем свидетельствовали белые кокарды Стюартов у них на беретах. Двое солдат, с трудом стоя на ногах, держали их на прицеле своих мушкетов со штыками. В глубине повозки лежал еще один человек. По моей спине пробежала дрожь. На нем была красная форменная курточка. Казалось, он смотрит прямо на меня своими остекленевшими глазами, а его отвисшая челюсть при этом подпрыгивала в такт тряской повозке. Длинные светлые волосы его были перепачканы кровью. Он был мертв. Я отвернулась.

– Идем отсюда! – позвал Лиам и повел меня за собой. – Нам тут нечего делать!

Преподобный Чисхолм отправлял службы в церкви Святого Джона на Керк-стрит, а проживал в доме, носившем название «Innes’s Land» и украшенном нависающими над нижним этажом башенками. Поскольку был понедельник, мы решили, что святой отец должен быть дома. Я поднялась на верхний этаж по узкой и крутой спиральной лестнице и постучала в дверь. Несколько минут я ждала, прислушиваясь к гомону прохожих на улице, как вдруг дверь с маленьким квадратным, забранным решеткой окошечком открылась. Высокий широкоплечий мужчина с доброжелательным лицом, густой бородой и редкими, но длинными седеющими волосами, спадавшими на плечи, прищурился в полумраке, чтобы лучше меня рассмотреть.

– Простите, я ищу преподобного Чисхолма, – пробормотала я неуверенно.

Признаться, я оробела. Мужчина был в сутане с белым воротничком, но преподобного Чисхолма я представляла себе совсем другим – раздражительным, суровым, низкорослым и толстеньким. Хотя, по большому счету, мне было совершенно все равно, как он выглядит. Священник улыбнулся.

– Я и есть пастор Чисхолм. Чем я могу вам помочь, мэм?

– Я разыскиваю дочь Франсес, – пояснила я. – Две недели назад она провела несколько дней в «яме» под мостом. И я подумала, может, вы… Мне сказали, что временами вы заботитесь о…

– О вдовах и сиротах?

Он сложил свои большие руки на животе и нахмурился, пытаясь припомнить.

– Франсес Макдональд! – подсказала я, глядя в его задумчивое лицо. – Она чуть выше меня, у нее каштановые волосы и голубые глаза.

– Макдональд? Это имя я точно недавно слышал…

Взгляд его устремился вдаль, потом просветлел и снова стал серьезным. Он грустно посмотрел на меня серыми глазами. У меня внутри все сжалось.

– Да-да, я вспомнил! Бедное дитя! Она была сама не своя от горя!

– Где она? Вы знаете, где она сейчас может быть?

– Я поручил ее заботам старой Дженнет Симпсон. Но не знаю, у нее ли она сейчас.

– А где живет эта Дженнет Симпсон? – спросила я, чувствуя, как в сердце оживает надежда.

Священнослужитель повернулся всем своим массивным телом и указал пальцем на юго-запад.

– Она живет километрах в трех отсюда, на другом берегу Несс, среди холмов. У дороги увидите небольшую деревушку. Спросите у местных, они покажут вам дом Дженнет.

– Спасибо! – пробормотала я растроганно.

Он кивнул и с ободряющей улыбкой произнес:

– Дитя мое, я только следую наставлениям отцов Церкви, а они учат нас милосердию, любви к ближнему и прощению. Заблудшие овечки временами нуждаются в пастыре…

Деревня за рекой состояла не из домов, а из лачуг самого жалкого вида. Лишенные окон, сложенные из камней и торфяных блоков, они жались к склону холма Данан-хилл – ни дать ни взять грибы, вылезшие из земли между обломками скал. Напрасно мы искали среди исхудавших и почерневших от торфяной копоти лиц лицо нашей Франсес! Грязные, оборванные детишки поглядывали на нас с любопытством, взгляды же взрослых были безразличными, погасшими. Вокруг Инвернесса таких поселков было немало, и жили в них люди, у которых больше не было клана, – отбросы общества, покинувшие в свое время долину предков ради городской жизни, казавшейся более легкой и приятной.

Женщина без возраста, кутаясь в выцветший плед, уставилась на меня бегающими внимательными глазками. Я подошла поближе. Ворча себе под нос, она отошла к двери лачуги, откуда с воплем выскочил поросенок, а за ним следом – босоногая девочка.

– Вы Дженнет Симпсон? – спросила я, не двигаясь с места.

Женщина помотала головой и шепнула что-то девочке, которая смотрела на нас с испугом. Дункан порылся в седельной сумке, достал краюху хлеба и подбросил ее на ладони.

– Где живет Дженнет Симпсон? – спросил он.

Женщина алчно уставилась на подношение.

– Mairead, faigh an t-aran! – крикнула она.

Девочка не заставила просить себя дважды.

– Càit’a bheil an thaigh aice? – спросил Дункан, и маленькие цепкие ручки схватили лишь пустоту.

Женщина смерила нас злым взглядом и указала на вершину холма, где, в стороне от остальных, стояла одна-единственная лачуга.

– Thall an-sin!

– Tapadh leat, – поблагодарил Дункан и улыбнулся.

Девочка вырвала у него из рук хлеб и убежала с драгоценной ношей в дом. Женщина последовала за ней.

Перед покосившейся лачугой мы увидели пожилую женщину. Она сидела на лавке и как будто дремала. Франсес нигде не было видно. Лиам с тревогой посмотрел на меня, спрыгнул с лошади и направился к женщине.

– Страшно представить, что с ней могло случиться в этом месте, – шепнул Дункан Марион, которая была поражена убогостью деревушки.

Звук его голоса заставил старуху вздрогнуть. Она открыла сначала один глаз, беловатый и мутный, потом второй – красивого зеленовато-бронзового цвета. Вскинув брови от удивления, она выпрямилась и воззрилась на нас. Лиам остановился в нескольких шагах.

– Это вы Дженнет Симпсон?

– А вы кто?

– Мы ищем Франсес Макдональд.

Ничего не выражающий взгляд женщины по очереди остановился на лице каждого из нас.

– Это преподобный Чисхолм прислал нас сюда.

– А, добрый пастор! – воскликнула она, и я увидела, что во рту у нее почти не осталось зубов.

Старуха знаком пригласила нас за собой и, повернувшись к нам сгорбленной спиной, похромала к дому. Следом за Лиамом я вошла внутрь. В горле моментально запершило от запаха дыма и мочи. Глаза не сразу привыкли к темноте. Я посмотрела по сторонам.

Бардак в комнате был жуткий. На лавке высилась стопка грязной одежды. На стене висели два ржавых меча, на полках буфета были рядами разложены маленькие посеребренные и позолоченные пуговицы, тут же лежали броши и бляшки с гербами разных кланов Хайленда. Красная солдатская курточка, вся изорванная и местами грубо зашитая, валялась на старом, обтянутом кожей сундуке. Замок его когда-то взломали да так и оставили.

Старуха ногой оттолкнула курицу, умостившуюся было на куче торфа.

– Вы ее отец? – спросила она, направляясь вглубь комнаты.

Я увидела кровать, на которой высилась груда старых пледов. Лиам прищурился, вглядываясь в сумрак.

– Да.

– Бедняжка не говорит с того дня, когда увидела, как вешали ее мужа, – пояснила хозяйка дома.

– Боже милостивый! – прошептала я, закрывая глаза.

– Я уговаривала ее не ходить, – продолжала женщина, – но у меня ничего не вышло. Она упрямая, как мул!

Она пожала плечами, удрученно посмотрела на нас и легонько пошевелила груду клетчатых пледов. Один соскользнул на пол, и показалась голова со спутанными, грязными каштановыми волосами.

– Франсес! – вскричала я, бросаясь к дочери.

Она шевельнулась, перевернулась на спину, и я увидела приоткрытые пустые глаза. Нашептывая ласковые слова, я убрала от ее лица волосы. Лицо у моей девочки было бледное, под глазами, которые смотрели на меня и ничего не видели, залегли синие тени. «Франсес, что они с тобой сделали!»

Лиам взглянул через мое плечо и погладил ее по щеке.

– Frannsaidh, mo nighean.

Должно быть, наши голоса нашли дорогу к ее впавшему в оцепенение разуму. Франсес замигала и попыталась сесть на кровати.

– Mamaidh?

Сердце мое обливалось кровью, я едва дышала и не сразу смогла ответить, только взяла ее руку и ласково пожала.

– Мы приехали забрать тебя, – дрожащим голосом сказал Лиам.

– Поздно! Слишком поздно, папа…

Голос Франсес сорвался, и она разрыдалась.

– Я знаю, доченька, каково это, когда в душе – смерть… – прошептала я.

– Они… они повесили его, мама! Повесили моего Тревора!

Я знала, что от слов в такой момент толку не будет. Только время может залечить рану, которая открыта и еще болит. Лиам завернул дочь в накидку и взял на руки, собираясь вынести на улицу. Дженнет тронула меня за рукав и протянула плед с цветами Макдональдов. Sett у тартана, однако, был не наш, а Дальнесский.

– Это ее мужа, – сказала Дженнет. – Я сняла плед с тела, когда его уже бросили в братскую могилу. А в плед я завернула берет парня и его гербовую брошь.

– Спасибо! Спасибо вам за все.

Я порылась в кармане, вынула несколько монет, которые там оставались, и протянула их хозяйке дома. Она нерешительно посмотрела на деньги, потом протянула руку, взяла их и широко улыбнулась.

– Думаю, Господь не обидится, если я возьму это за свои труды, – пробормотала она, пряча монеты в карман юбки из грубой шерсти.

– Вы тоже там были? На казни, я хочу сказать…

Она медленно кивнула.

– Они теперь каждую неделю кого-нибудь да вешают. То дезертиров, то хайлендеров… Совсем спятили!

– И как она перенесла?

Я выглянула на улицу. Лиам уже посадил Франсес в свое седло и теперь готовился сесть на лошадь сам.

– Не плакала. Ни слезинки не пролила! – начала рассказывать старуха, хмуря кустистые брови. Взгляд ее погрустнел. – А когда мы вернулись, проплакала три дня напролет! А после три дня спала. Ничего не хотела есть, не разговаривала. Вчера я уговорила ее попить бульона, сегодня утром тоже. Она молодая и хорошенькая, быстро найдет себе мужа.

Губы мои изогнулись в скептической усмешке, но я прикусила язык. Снова поблагодарив Дженнет за заботу, я собиралась уже выйти из этого скопища грязи и мусора, когда на ум мне пришел еще один вопрос:

– А почему вы взяли ее к себе?

Старуха ответила не сразу.

– Когда-то я пообещала Господу сделать это. Я вышла из тюрьмы, и одна добрая женщина приютила меня. Я украла кошелек у богатого господина, который попользовался мной и не заплатил ни пенни. В отличие от вашей дочки, за мной так никто и не приехал. Семья и клан от меня отказались. Но это было давно… Тогда мне было столько же лет, сколько сейчас Франсес. Ей пришлось плохо, но все-таки она родилась под счастливой звездой…

Я окинула взглядом худую фигуру старухи. Лицо ее давно поблекло от старости и мытарств, но в свои семнадцать она наверняка была хорошенькой. Что ж, жизнь не баловала ее подарками… Я взяла ее руку и с улыбкой пожала, вложив в этот жест всю свою признательность.

– Да, думаю, вы правы, Дженнет. Спасибо!