Книга: Место, где зимуют бабочки
Назад: Глава десятая
Дальше: Глава двенадцатая

Глава одиннадцатая

Во время перелета на юг погода может преподнести бабочкам-данаидам множество неприятных сюрпризов. Если вдруг температура опускается слишком низко, бабочки могут попросту замерзнуть. Жара им тоже вредна. Они перегреваются на солнце и не могут продолжать полет. В сильный ветер бабочки обычно не летят, пережидают, пока наступит затишье. Но если ожидание затягивается, то они могут и не успеть вовремя закончить свое путешествие.
Луз была настолько поглощена мыслями о Билли, о бабочках и обо всем остальном, что, подойдя к тому месту, где была припаркована ее машина, не сразу заметила женщину, стоявшую рядом с ее авто. Но вот она подошла ближе, женщина замахала ей рукой и воскликнула:
– Луз! Это вы? А мы вас обыскались.
– Маргарет? – Луз безошибочно узнала в стройной фигуре главного менеджера садоводческого хозяйства Маргарет Джонсон. – Мы пошли немного прогуляться с Сереной. По полям побродили. – И только тут впервые за вечер она вспомнила об Офелии, и сердце ее забилось в испуге. – Все в порядке? Как Офелия?
– С ней все нормально, – поспешила успокоить ее Маргарет. – Ее положили в больницу. Хотят понаблюдать какое-то время.
– А к ней сейчас можно?
– Врачи говорят, ей нужен покой. С ней осталась миссис Пенфолд, она обо всем позаботилась. Она наказала передать вам, что сейчас Офелия спит, и нам тоже не мешает хотя бы немного поспать.
Луз замерла. О ночлеге она еще не подумала. Видимо, от Маргарет не укрылась ее растерянность, ибо она спросила:
– У вас есть где переночевать?
– Видите ли… мы… мы с Офелией приехали прямо сюда, думали остановиться у ее тети, но…
Луз сосредоточенно потерла лоб, лихорадочно ища выход из неловкого положения.
– Что-нибудь придумаю, – возможно беспечнее проговорила она. – Безвыходных случаев не бывает. Есть ведь и запасной вариант. Можно переночевать прямо в машине. Скажем, прямо тут, на парковке. Это разрешено?
– О нет! Только не это! – воскликнула Маргарет. – Во-первых, это небезопасно. Во-вторых, я даже не знаю, разрешено ли такое с точки зрения законопорядка. Кстати, рядом с больницей отель. Вы можете заночевать там.
– Наверное, дорогой?
– М-м… не дешевый. Но неподалеку есть и мотели. Много мотелей. Некоторые работают со скидкой.
Луз согласно кивнула и убрала с лица сбившуюся прядь волос.
– Вопрос лишь в том, берут ли они на постой с собаками?
Маргарет озадаченно смерила взглядом Серену:
– Но ее же вполне можно оставить на ночь в машине.
Луз тяжело вздохнула:
– Едва ли. Такую кроху? Да и за минувшие сутки в ее жизни случилось столько всяких потрясений… Вдобавок я обещала Офелии присмотреть за ее любимицей. Нет, одну в машине я ее не брошу! Что ж, заночуем здесь вместе! Одна ночь в машине – ничего страшного! Я уверена, с нами ничего не случится, если вы, конечно, позволите нам остаться здесь.
Маргарет отрицательно замотала головой и издала раздраженный возглас:
– Ох… Да я сама тогда всю ночь глаз не сомкну. Все буду думать о вас. А утром еще и получу нагоняй от миссис Пенфолд за то, что не позаботилась о вас должным образом. Нет уж! Лучше пойдемте ко мне. Здесь рядом. У меня в одной комнатке стоит раздвижной диван. Там и уляжетесь. – Она бросила взгляд на Серену и, скорчив рожицу на манер злой волшебницы из сказки, добавила: – Псину берите с собой.
– Спасибо, – растрогалась Луз этим неожиданным проявлением гостеприимства, особенно с учетом их пикировки днем. – Вы очень добры.
– Да чего уж там. Слава богу, что у вас не сенбернар! С маленькой собачкой еще куда ни шло. Но если она напрудит мне на ковер…
– Я прослежу за ней, – заверила хозяйку Луз. Сказать начистоту, она очень обрадовалась, что не придется коротать ночь в машине. Она снова подхватила Серену на руки и уткнулась лицом в ее шею, пытаясь спрятать улыбку. Можно спорить на что угодно, но ковер у Маргарет точно бежевого цвета!

 

Утром Луз разбудил противный скрежещущий звук газонокосилки, работавшей прямо под ее окном. Она громко зевнула и сбросила с себя плед. Серена мгновенно задрала мордочку, уставившись на нее вопросительным взглядом. С чего это ей мешают спать?
То, что именовалось «раздвижным диваном», было ужасно. Тонкий матрас, хлипкое основание, выпирающие наружу пружины. Плюс просто устрашающий угол наклона вниз. И тем не менее Луз отлично выспалась и даже видела сны. Сны были яркими и красочными, главным образом о Салли. Она закрыла глаза руками, пытаясь по памяти собрать воедино разрозненные куски сновидений. Тщетно! Сны улетучились. Она отняла руки от лица и принялась разглядывать потолок. Все же она успела очень сильно соскучиться по Салли. Вчера вечером она пыталась дозвониться до него. Просто хотела услышать его голос. И это неожиданное знакомство с Билли… Она как будто и не флиртовала с ним, однако в душе все равно осталось какое-то странное чувство вины. Но батарейка в телефоне села. Нужна подзарядка. Она отметила про себя, что надо не забыть потом вынуть шнурок из розетки. И надо еще раз перезвонить Салли перед тем, как снова двинуться в путь. Так приятно будет снова услышать в трубке его голос, даже если этот голос начнет уговаривать ее бросить все и вернуться домой. Будто у нее самой таких желаний нет. Да она каждое утро просыпается с твердым намерением бросить все и вернуться домой!
Серена между тем уже сновала, повизгивая, возле двери. Луз едва успела подхватить ее на руки, пока та действительно не сделала лужу прямо на ковре.
– Потерпи пару минут, – приказала она ей строгим голосом, а сама, не сводя глаз с чихуа-хуа (не дай бог написает!), принялась лихорадочно натягивать на себя джинсы и топик, в котором она была вчера.
Слегка приоткрыв дверь своей каморки, она оглядела прилегающее пространство. Кажется, путь открыт. Утреннее солнце широким потоком вливалось в окно с красивым видом на сад, освещая бежевый ковер Маргарет, стены, диван. Элегантный интерьер в стиле модерн. Именно в таких квартирах и обитают все эти сексуальные девицы на высоченных каблуках из всяких разных глянцевых журналов. Сама Луз выросла совсем в другом интерьере: много ярких красок и много воспоминаний. Стопки писем и старых бумаг на полках бюро, кипы фотографий в ящиках письменного стола, множество икон на стенах. А вот рассматривая посторонним взглядом жилище Маргарет, трудно было составить себе впечатление, что она за человек и каковы ее интересы.
Снаружи та же безликая элегантность, что и в ее внешнем облике. Пока Серена делала свои дела, Луз разглядывала огромную лужайку, еще не тронутую газонокосилкой. В дальнем конце участка виднелся искусственный бассейн. В другом конце жужжала газонокосилка. Она двигалась туда-сюда, оставляя после себя ровные дорожки скошенной травы. Домик Маргарет, типовой загородный коттедж в три этажа, ничем не отличался от соседних домов, тоже выходящих окнами на пруд. Никаких деревьев, никаких цветочных клумб, строгая симметрия и минимализм во всем. Луз невольно вспомнила дикую красоту прерий, которой она любовалась вчера.
Вернувшись в дом, она услышала звон посуды и звук льющейся воды. Она пошла на эти звуки и очутилась в крохотной кухоньке. Гранитные столешницы, масса разнообразных кухонных приборов, посверкивающих на солнце своими корпусами из нержавеющей стали. Маргарет возилась возле раковины. Она была в длинном белоснежном халате из хлопка и в шлепанцах на босу ногу. Влажные после душа волосы были собраны в аккуратный узел на затылке. Рядом с этим живым воплощением безукоризненной свежести и чистоты Луз почувствовала себя грязной оборванкой.
– Доброе утро, – приветствовала ее Маргарет жизнерадостно. В руках она держала сверкающий серебряный чайник. – Надеюсь, что не разбудила вас. Сама-то я – ранняя пташка. Привыкла вставать рано.
– Я тоже, – пробормотала вполголоса Луз. В эту минуту ей больше всего хотелось попасть в душ.
– Вы уже погуляли?
– Да, первым делом мы с Сереной отправились на прогулку. Надо было забрать из машины ее еду и кое-что из туалетных принадлежностей для меня. Вы не против, если я воспользуюсь вашим душем?
– Разумеется. Ванная комната – вход из холла. Я оставила там чистое полотенце для вас.
– Спасибо.
Луз порывисто устремилась было к заветной комнатке, где на нее обрушится освежающая, бодрящая, смывающая все нечистоты влага, но перехватила многозначительный взгляд Серены, издавшей к тому же писклявый хнык.
– Ах нет. Вначале надо ее накормить. Прошу простить меня, Маргарет, я и так изрядно вам надоела со своими проблемами. И все же… может быть, у вас найдется какая-нибудь старая миска или кружка ненужная, которую потом можно с легкой душой просто выбросить. Мне надо что-то, в чем можно покормить собаку. В дороге мы пользовались пластиковыми стаканчиками, но получалось не очень.
Луз представила себе салон своей машины. На полу – с десяток измятых и изжеванных стаканчиков.
– Сейчас поищу, – ответила Маргарет без особенного желания в голосе. Поискав в ящиках буфета, она достала пластиковый контейнер с крышкой и вручила его Луз. – Думаю, это как раз подойдет.
Пока Луз кормила собачку, Маргарет сняла с полки фарфоровый заварочный чайник, достала из ящика ложку, из следующего ящика – белоснежную матерчатую салфетку и разложила все на белоснежной скатерти с веселенькой цветочной расцветкой и расшитой по краям каймой с рисунком из ягод клубники. «Интересно, что она еще выдумает ради меня?» – подумала Луз с некоторым раздражением. Неужели она каждое утро сервирует себе завтрак со всеми этими салфеточками, рюшечками и цветочками?
– На завтрак у меня гранола, – торжественно объявила Маргарет. – Но домашнего приготовления. Сама запекала овсянку и орехи до хрустящего состояния. Я в этом деле спец. Вам понравится, уверена. – Она поставила на стол железную банку и открыла холодильник. Внимательно изучив свои запасы, она добавила: – Есть еще йогурт, белый хлеб для тостов, сливочное масло с арахисом, молоко, но только обезжиренное. И… – она заглянула в контейнер для овощей и фруктов, – и немного черники. Могу поджарить вам яйца, если хотите.
Да, когда бабушка была жива, ее потчевали совсем другими завтраками, грустно подумала про себя Луз. Бабушка не приветствовала все эти крупяные смеси, не говоря уж об обезжиренных продуктах. Она украдкой заглянула в холодильник через плечо Маргарет. Стерильная чистота! И тут все сияет и блестит! На всех полках идеальный порядок. Никаких сваленных в кучу продуктов. В ряд выстроились бутылки с охлажденной водой, на следующей полке такие же стройные ряды баночек с разнообразными вареньями и джемами и несколько клинообразных брусков сыра. На дверных полках – смеси и всевозможные приправы, расфасованные по баночкам из жаростойкого стекла «пирекс». Все баночки плотно закрыты крышками, и на каждой крышке наклеена этикетка с указанием даты. Неожиданно для самой себя Луз вдруг захотелось и на собственной кухне иметь такой же надраенный до блеска холодильник и с таким же порядком внутри. Кто знает, быть может, в один прекрасный день ее желание и осуществится.
– О, гранолы вполне достаточно. Спасибо. И если можно, пару ягодок… пожалуйста, – попросила Луз, вовремя вспомнив о хороших манерах. Голова у нее была тяжелой, тупая боль сдавила затылок. – Скажите, а кофе у вас есть?
Маргарет поставила на стол гранолу и молоко. Услышав вопрос, она недовольно наморщила носик:
– Нет, к сожалению. Я не пью кофе. Я вообще не пью ничего, что содержит кофеин. У меня исключительно травяные чаи. Траву я сама заготавливаю. С медом это просто восхитительный напиток.
Луз выдавила из себя жалкое подобие улыбки, согласно кивнув. Но внутри у нее все бунтовало. С раннего детства она просыпалась, вдыхая ароматы крепкого насыщенного кофе, который пила по утрам бабушка. Она и сама лет с двенадцати начала пить кофе. Бабушка делала ей кофе с большим количеством горячего молока, ванили и сахара.
– А горячий шоколад? – вяло поинтересовалась она. Просто так, на всякий случай. Ибо ответ был ей известен. Конечно, нет в этом правильном доме никакого горячего шоколада.
– Тоже нет, к сожалению. Весь этот сахар… Вы же знаете, как это вредно.
Луз понимающе кивнула, сделав глаза посерьезнее – о да! да! кто ж не знает? – и с тем же серьезным лицом прошмыгнула к себе. Привязав Серену к ножке стула, она поспешила в вожделенную, такую же, как кухня, вылизанную до блеска ванную комнату. Облицованные белым кафелем стены слепяще сверкали стерильностью. Луз приняла душ, хоть и на скорую руку, но сказочно освежающий. Переоделась в чистые джинсы и мягкий белый свитерок и сразу почувствовала себя намного увереннее. Когда она снова появилась на кухне, то застала Маргарет уже в рабочей униформе. Волосы она связала в тугой конский хвост. Ни единая прядочка не выбивалась. Ни один волосок не лежал не так.
Они перекусили, выпили по чашке травяного – полезного! о, какая прелесть! восхитительная трава! – чая, непринужденно беседуя о том о сем. Где родилась, образование, место работы. Сегодня Маргарет показалась Луз намного более общительной и разговорчивой, чем вчера, когда она впервые увидела ее в офисе.
Как выяснилось, Офелия ошибалась: никакая Маргарет не изнеженная дебютантка. Маргарет Джонсон успела окончить Канзасский университет и получить степень по специализации «Садоводство». А после университета окончила еще и школу бизнеса, и все это по собственной инициативе и за свой счет. Для этого пришлось постоянно подрабатывать, да и учиться так, чтобы получать стипендию, и вообще двигаться по жизни с целеустремленностью собаки-ищейки. После окончания университета она какое-то время работала в самом университете, а потом ей предложили место в садоводческом хозяйстве Гидден-Пондс. Годы строжайшей экономии позволили ей скопить достаточно средств, чтобы обзавестись собственным жильем и машиной. Луз жадно впитывала каждое ее слово. Ведь о такой жизни, независимой, самостоятельной, она мечтала и для себя.
– А вы всегда интересовались садоводством?
– Да, – кивнула Маргарет. – Мой отец был ученым-энтомологом, мама преподавала естествознание в начальной школе. Можно сказать, я уже с пеленок знала все научные названия растений и насекомых. Разве можно было после этого не увлечься садоводством? – Маргарет весело рассмеялась и машинально прошлась пальцем по ободку своей чашки. – Знаете, какие были мои самые первые слова в жизни? Ромашка луговая или поповник по латыни.
– Ваши родители, должно быть, очень гордятся вами.
Маргарет помрачнела:
– Папа – да. А мама умерла еще до того, как я окончила университет. Но думаю, она бы мной гордилась.
Вот как! Значит, у них с Маргарет есть кое-что общее. Можно сказать, в чем-то они похожи друг на друга, как две сестры. Ведь обе потеряли своих матерей. И обе состоят членами одного и того же женского землячества. А вдруг Маргарет тоже родом из Милуоки? Вот было бы здорово, обрадовалась Луз, сама не зная чему. Обрывки информации, которые выдала ей Маргарет о себе, были очень похожи на стройные ряды стерильных баночек в ее холодильнике. Но разве она знает, что там хранится, во всех этих пронумерованных емкостях? Что внутри, то все личное. И все же кое-какие конфиденциальные сведения всплыли наружу.
– Моя мама тоже умерла.
Глаза Маргарет немедленно преисполнились сочувствием, и Луз поняла, что и она тоже почувствовала некую родственную связь с ней.
– Сколько вам тогда было лет?
– Пять.
– О боже! Такая кроха!
– Я ее едва помню.
– Мне очень, очень жаль. Сама я потеряла маму, когда мне было двадцать один год. Можно сказать, уже взрослая женщина. Но мне и сегодня так ее не хватает. – Горькая улыбка тронула губы Маргарет. – Бывают такие моменты, я что-то делаю, чем-то занимаюсь и вдруг неожиданно для себя спрашиваю себя же: «А маме бы это понравилось?»
Луз крепко сжала чашку в руке. Вот ведь как. А она даже отдаленно предположить не может, что могло бы понравиться ее матери, а что нет. Даже в такой малости жизнь ей отказала.
– Наверное, вам здесь, в Гидден-Пондс, хорошо работается, – довольно неуклюже поменяла она тему разговора. – Вы занимаетесь любимым делом. И здесь так красиво.
– Хорошо, – коротко бросила в ответ Маргарет, но голос ее при этом стал каким-то напряженным. Она отвела глаза в сторону и стала смотреть в окно.
– В вашем голосе я слышу нотки сомнения.
Маргарет вяло улыбнулась и подлила себе еще немного чаю из красивого фарфорового заварочного чайника, расписанного цветами.
– Я ведь, если вы заметили, в основном торчу в офисе. А свою работу в садоводческом хозяйстве я представляла себе несколько иначе. Думала, что буду трудиться непосредственно в питомниках, экспериментировать, выводить новые сорта цветов. Словом, заниматься живой работой.
Словно спохватившись, что она и так выболтала много лишнего, Маргарет вдруг выпрямилась на стуле, напустив на себя обычный непроницаемый вид.
– Только не подумайте ничего плохого. Работа действительно хорошая. – Она сделала особое ударение на слове «хорошая». – И миссис Пенфолд меня ценит. Она прекрасная женщина. А талант садовода у нее просто в крови. – Маргарет слегка откашлялась. – Правда, временами она может быть очень импульсивной.
– Импульсивной? – удивилась Луз, вспомнив, что когда-то точно такое же слово употребила и ее бабушка.
– Да, – повторила Маргарет. – Особенно в том, что касается трат. Вот взять хотя бы Офелию. Она уже готова оплатить все расходы по ее содержанию в госпитале, а также пообещала ей помочь с обустройством потом, после родов. Но я-то, как никто, прекрасно знаю, что такие траты ей просто не под силу. Ей бы себе самой помочь. Она загоняет себя в угол, а выводить ее из этого тупика придется мне.
Луз откинулась на спинку стула. Какой-то тумблер установлен у нее внутри, подумала она, взглянув на Маргарет. Мгновенно переключается из режима «тепло» в режим заморозки.
Заметив озадаченное выражение лица Луз, Маргарет поспешила добавить извиняющимся тоном:
– Не то что я виню в этом Офелию, нет, не подумайте.
Луз с трудом проглотила свой тост, который едва не застрял комом у нее в горле. Она немного помолчала, переваривая и тост, и последние слова Маргарет.
– Вы назвали миссис Пенфолд импульсивной, – улыбнулась она. – А вот моя бабушка скорее назвала бы ее просто очень доброй женщиной.
– Да, но я…
– Я понимаю вас, – перебила ее Луз. – Меня, к примеру, тоже очень нервировало, когда бабушка готова была целыми днями возиться с окрестной детворой. Каждое лето она обучала их, как отыскивать в саду среди листьев крохотные личинки, которые откладывают бабочки. А потом они все вместе собирали свежие листья молочая и кормили ими гусениц. Вот так ребятня и толклась целыми днями у нас в саду на протяжении всего лета, а еще постоянно они просили у нее то печенья, то соку, то булочек. Вы же знаете, каковы дети. – Она снова вольготно откинулась на спинку стула. – Сколько я себя помню, у нас никогда в доме не было лишнего цента. Я трудилась на работе, которая мне была ненавистна. Тянула лямку из последних сил. Прихожу домой и вижу, что бабушка занята раздачей очередных порций угощений. А у меня нет свободных денег даже на то, чтобы заглянуть вечером в бар вместе с подругами. Конечно, это меня сильно раздражало! И иной раз я упрекала ее, говорила, что она превратила наш дом в филиал летнего детского лагеря… Да, и такое бывало…
Она помолчала. Маргарет ждала продолжения и тоже молчала.
– Но бабушка лишь улыбалась в ответ какой-то особой, мудрой улыбкой и говорила мне, что доброта похожа на солнце и дождь. Если в тебе нет доброты, говорила она, или ее слишком мало, то все вокруг тебя засохнет. И наоборот, чем больше ты будешь отдавать, тем больше станешь получать сама. И вот на ее похоронах, во время поминальной службы, я убедилась в правоте ее слов. Столько молодых пришло на службу! Многие парни подходили ко мне и говорили, что именно благодаря «благородной даме Марипосе», так они ее называли, они в свое время не сбились с пути, не попали в дурную компанию, а выросли и стали приличными людьми.
Луз опять замолчала. На нее снова нахлынули печальные воспоминания, а вместе с ними к глазам подступили слезы.
– Тогда их признания стали для меня настоящим откровением. Они помогли мне по-новому взглянуть на все те годы, что мы прожили с бабушкой. Я ей так благодарна за эту науку. – Луз растроганно улыбнулась. – Наверное, миссис Пенфолд во многом похожа на мою бабушку. В ней тоже есть и солнце, и дождь. Достаточно взглянуть на все это садовое великолепие вокруг, чтобы понять, что она за человек.
Маргарет молча застегнула рабочий халат, готовясь уйти на работу.
Луз собрала со стола посуду и поставила ее на столешницу рядом с мойкой.
– Пойду заберу свои вещи. Надо ведь еще проведать Офелию. Большое спасибо за завтрак. Все было очень вкусно. Спасибо вам, вы так добры.
– И куда дальше?
– Заскочу к Офелии в больницу, – ответила Луз, опершись о стойку, – и сразу же в дорогу. В Сан-Антонио. А оттуда, если все пойдет как надо, в Мексику.
– В Мексику? – удивленно воскликнула Маргарет. – Но это же так далеко! Собрались навестить родственников?
– Да. Моя тетя живет в Сан-Антонио. Надеюсь, она отправится вместе со мной дальше, к остальным родственникам, которые живут в Мичоакане. Это долго рассказывать. В нашей семье существует давняя традиция – встречать бабочек-данаид, когда они осенью прилетают на зимовку в те края. Обычно по времени их прилет совпадает с Днем поминовения. Бабушка недавно умерла, и вот я хочу встретить первый День поминовения без нее на ее родине. Хочу своими глазами увидеть прилет бабочек.
Маргарет взглянула на нее заинтригованно и даже подалась вся вперед.
– Так… Конечная цель вашего путешествия – Мичоакан? Хотите увидеть святая святых? Заповедник бабочек?
Надо же, мысленно удивилась Луз. Она и про это знает.
– Да, таков план.
– То есть вы имеете в виду, – начала Маргарет и слегка запнулась, словно у нее возникли проблемы с подбором слов, – то священное для всех мексиканцев место высоко в горах, где устраиваются на зимовку данаиды?
Луз молча кивнула. Глаза Маргарет вспыхнули от возбуждения. Она снова уселась за стол, уперлась в него локтями и обхватила руками лицо.
– Я столько читала об этом. У меня есть несколько видео с записью того, что там происходит. Просто чудо какое-то! Меня всегда поражало: как такие крохотные создания могут совершать столь дальний, поистине беспримерный перелет. Кстати, у меня до сих пор хранятся подшивки старых журналов «Нэшнэл джиогрэфик», еще за семидесятые годы прошлого века, которые получали когда-то мои родители. Там и о бабочках-данаидах много писалось, и о моих родителях тоже. Они-то и обнаружили первыми этот удивительный заповедник бабочек. Тогда это стало очень громким открытием. О нем много писали и говорили. Ведь до того никто не знал толком, куда улетают бабочки на зимовку.
– Ну, положим, жители местных деревень все отлично знали, – поправила ее Луз.
– Местные, разумеется. Но я говорю о научном сообществе. – По тону, каким были произнесены последние слова, сразу же стало ясно, кого Маргарет считает значимой частью общества. – Мои родители собирали бабочек и мотыльков. У них была просто замечательная коллекция, в которой были представлены практически все виды этих насекомых. Но все равно для них открытие, которое они сделали в Мичоакане, стало главным делом их жизни. Нечто вроде прогулки Нила Армстронга по поверхности Луны. Они мечтали, что когда-нибудь мы все втроем совершим паломничество в эти заповедные места. Они уже даже купили палатки, спальные мешки, а потом принялись планировать наш маршрут. Такая вот была у нас семейная мечта. Впрочем, папа с чисто арийской педантичностью (он у меня немец) принялся за скрупулезное составление расписания буквально по дням и часам. Плюс все-все-все, одежда, экипировка, оборудование, все, что нужно в дорогу. Он очень любил всякие крохотные фонарики, компас, конечно, а еще… – Маргарет издала негромкий смешок. – Совсем забыла! Конечно же, швейцарские армейские ножи, такие перочинные ножики со всякими разными лезвиями. Он даже разработал макеты наших будущих дневников наблюдений, в которых мы станем фиксировать все свои впечатления и описывать все находки.
Маргарет снова задумчиво улыбнулась, с головой окунувшись в воспоминания.
Луз тоже улыбнулась, глядя на нее. Теперь понятно, в кого она такая педантка. Как говорится, яблочко от яблони недалеко падает.
– Увы! Мы так и не собрались в эту поездку.
– Но еще не поздно сделать это сегодня, – поспешила утешить ее Луз, прочитав во взгляде Маргарет нескрываемое сожаление.
– Сегодня? Что вы! У отца уже совсем не то здоровье. Постоянные проблемы с сердцем. Он просто не вынесет всех этих подъемов. На такой высоте, разреженный воздух, нет-нет! Это уже не для него. А мама… – Маргарет больно прикусила губу и снова схватилась за чашку. – Время ушло. Свой шанс мы упустили. – Она вздохнула, и черты ее лица немного разгладились. – Можно только догадываться или пытаться представить себе, какое это фантастически красивое зрелище. Миллионы и миллионы бабочек. – Она медленно отхлебнула из чашки, которую Луз не успела убрать со стола, и взгляд ее затуманился. – Вам повезло, что вы туда едете.
– Едва ли мою нынешнюю ситуацию можно назвать везением. К сожалению, я тоже упустила свой шанс побывать на родине бабушки вместе с ней. У меня в дороге было много времени на размышления, и я вот ехала и все время думала – почему мы так бездумно относимся к тем, кого любим. Не дорожим возможностью побыть с ними каждую свободную минуту. А потом в один прекрасный день они уходят от нас, и все. Слишком поздно. Бог мой! Сколько я себя помню, мы с бабушкой постоянно мечтали о том, чтобы съездить на ее родину. Но каждый год поездка по тем или иным причинам откладывалась до следующего года. То не получалось по работе, то денег не было. А сейчас… – Луз снова почувствовала, как на нее наваливается тяжесть утраты. – Что ж, могу сказать одно. Сейчас я все же еду. Может быть, бабушка представляла себе эту поездку совсем иначе. Но по крайней мере мы едем туда вместе.
– Да, – задумчиво бросила Маргарет. – Моя мама часто повторяла, что люди сами кузнецы своего счастья. – Она отодвинула от себя чашку и, поднявшись со стула, полуобняла Луз за плечи: – Я восхищаюсь вашим мужеством.
Этот импульсивный жест несказанно удивил Луз. Она почувствовала, как нежная, но крепкая рука Маргарет сжимает ее плечо, и тоже в благодарственном порыве обняла ее. Наверное, в этот момент ее приязнь к Маргарет стала еще сильнее и, быть может, даже крепче, чем обычные сестринские узы.
Телефонный звонок нарушил очарование момента. Отпрянув друг от друга, они встретились глазами. И у каждой мелькнуло одно и то же: Офелия! Наверняка это о ней! Маргарет схватила свой телефон, лежавший на кухонном столике. Луз пристроилась у нее за спиной.
– Это миссис Пенфолд, – прошептала Маргарет и взмахнула рукой, приглашая Луз подойти ближе. Слегка отодвинув трубку от уха, она нажала на кнопку громкоговорителя. Луз услышала взволнованный голос миссис Пенфолд:
– Боже мой! Маргарет! Предупредите Луз, чтобы немедленно ехала в больницу. У Офелии начались роды!

 

– Ах, Офелия! Какая же она у тебя красавица! Просто какое-то розовое чудо, – восторгалась Луз, разглядывая новорожденного ангелочка.
Стены в родильной палате были обиты ситцем в мелкий цветочек. И это делало больничное помещение похожим на огромную уютную спальню. Офелия лежала на кровати, слегка откинувшись на подушки, и пила холодную воду. Сегодня утром выглядела она уже гораздо лучше, почти похожая на себя прежнюю. Кто-то переодел ее в новенькую хлопчатобумажную розовую сорочку. А сама она уже успела накрасить губы такой же розовой помадой. Естественно, губы были растянуты в широченной улыбке, демонстрирующей ее необыкновенную радость. Счастье Офелии было столь всеобъемлющим, что темный синяк под глазом не сразу бросался в глаза.
– Красавица, да? – повторила она с гордостью. – Ах, Луз! – воскликнула она с некоторой экзальтацией. – Если бы ты только знала, как я испугалась, когда мне сказали, что начались роды. Я все твердила: «Нет! Еще слишком рано!» Я так за нее боялась! Но ты только взгляни на нее! Слава богу, все в порядке. Докторша, просто святая женщина, сказала, что мы поторопились всего лишь на две недели. А это совсем немного.
Луз оторвалась от созерцания малышки и бросила недоуменный взгляд на Офелию:
– Но ты же сама мне говорила, что должна родить только в следующем месяце.
– Ну, значит, немного не рассчитала, – беззаботно отмахнулась молодая мамаша. – У меня всегда было плохо с математикой.
Луз скорчила веселую рожицу, и они обе расхохотались. Что ж, хорошо смеяться, когда все в порядке: ты лежишь в хорошей палате, ребеночек появился на свет здоровеньким и все самое страшное позади.
– Как бы то ни было, а дело сделано, – удовлетворенно констатировала Луз. – И пусть ты не добралась до Мексики, но, быть может, в этом тоже просматривается перст судьбы. Значит, так было надо. – Она снова с умилением посмотрела на новорожденную. Дивный ребенок! Потом подошла к Офелии и положила ей спеленатого младенца на руки. – Ты сейчас прямиком попала на небеса.
Офелия жадно прижала к себе дочь.
– Спасибо тебе, Луз, – проговорила она растроганно. – Я действительно на седьмом небе от счастья. Но попала я в это райское место только благодаря тебе! Я всегда мечтала лишь об одном – иметь свою семью. Пыталась изо всех сил создать ее вместе с Энджелом. Но ничего путного у меня не вышло. Он меня попросту затерроризировал и всецело подчинил своей воле. А ты меня спасла. Понимаешь? Я, как только тебя увидела, сразу же поняла, что ты не такая, как все. Ты особенная. Быть может, виной тому твои ярко-синие глаза.
Луз издала смущенный смешок, но слушать такие слова было очень приятно.
– Ты сама себя спасла, – тем не менее возразила она.
– Нет, это ты! И только ты, – упрямо повторила Офелия. – У меня и сил-то не было. Я снова стала сильной лишь тогда, когда увидела свою дочь. Сейчас она для меня все. Я ее так люблю, что не могу выразить это словами. Наконец-то у меня есть все, что я хотела. Вот она, моя семья. – Ее темные глаза сузились, и она неожиданно прорычала, словно тигрица: – И я убью любого, кто попытается обидеть мою девочку.
У Луз аж мурашки побежали по коже от этих слов. Вот она, сила материнской любви, явленная ей воочию.
– Бабушка мне когда-то говорила, что вокруг столько богинь. Нужно просто уметь разглядеть их. Глядя на тебя сейчас, я понимаю, что да, ты – настоящая богиня.
Офелия нежно поцеловала дочь в лобик.
– По-моему, любая мать – это богиня.
– А еще бабушка часто рассказывала мне историю о богине, которая стала матерью всего прекрасного на земле.
– Расскажи мне, – попросила Офелия и сладко зевнула. Несмотря на радостное возбуждение, связанное с рождением дочери, ее физические силы были на исходе. Она слегка пошевелилась на кровати, опершись рукой о подушку, а второй прижимая младенца к себе. – Мы обе с удовольствием послушаем тебя.
«Ну вот, – подумала Луз, – как-то плавно и незаметно роль рассказчицы перешла от бабушки ко мне». И почему-то ей стало приятно от этой мысли.
Она поудобнее устроилась в кресле возле кровати Офелии и снова подумала про Эсперансу. Как мелодично журчал ее голос, когда она рассказывала свои нескончаемые истории. Ее повествование было таким ярким, таким красочным, что все сказочные персонажи мгновенно оживали в воображении Луз.
И она неторопливо начала пересказывать свою самую любимую историю о двух богинях, принесших себя в жертву во имя людей. Крошка Нана бесстрашно вступила в пламя костра. О, как Луз понимала ее! Она даже чувствовала некое родство с этой маленькой скромной богиней, прославившейся тем, что она принесла людям свет. А когда она перешла к описанию подвигов Шочикецаль, которая тоже бескорыстно пожертвовала собой, став матерью всего живого на земле, она в который раз вспомнила свою мать. Глядя на то, как Офелия баюкает новорожденную дочку, Луз снова остро почувствовала, как же ей самой не хватает матери. «Интересно, мама тоже смотрела на меня с такой же невыразимой нежностью, как сейчас Офелия?» – размышляла она.
Закончив рассказ, она взглянула на подругу. На лице Офелии отразилось смятение.
– Тебе не понравилось?
– О нет, что ты! Красивая сказка. Между прочим, одна из моих самых любимых. Но ты кое-что напутала. Цветы и бабочек на землю принес Кетцаль, а не Шочикецаль.
Луз вспыхнула от возмущения. Что значит напутала?
– Бабушка рассказывала мне эту историю сто тысяч раз.
Офелия с сомнением покачала головой.
– Видишь ли, мы в школе изучали культуру ацтеков. Еще когда я училась в Мексике. Мексиканцы вообще помешаны на всех этих бабочках и мотыльках. И у них много сказок и про тех, и про других. У меня в голове самая настоящая каша из наших легенд и сказаний, но эту историю я помню хорошо. Шочикецаль – это богиня красоты и удовольствий. Она сопровождала воинов на поля сражений и в момент их гибели совокуплялась с ними, с бабочкой во рту. Знаешь, такие любопытные подробности не забудешь, правда ведь? Она занималась любовью и с живыми, воодушевляя их на подвиги. Ну а те, кто умирал, прямиком попадали в ее волшебные сады, укрытые высоко в горах, и там для них начиналась новая жизнь. Жизнь после смерти.
А вот Кетцаль – действительно бог бабочек. Кстати, ацтеки назвали его именем самых прекрасных бабочек-данаид. В его честь даже воздвигнут храм в Теотиуакане. Я была там еще совсем маленькой девочкой. Там очень красиво. Тебе обязательно нужно посетить этот храм!
Луз растерянно откинулась на спинку кресла. Неужели бабушка все перепутала?
Малышка недовольно засопела, и Офелия тотчас же переключила внимание на дочь. Распеленала, убедилась, что там все сухо, и стала довольно неумело пеленать дочурку заново. После нескольких попыток добиться совершенства сдалась и просто замотала ребенка в пеленки, как смогла, и прижала ее к груди. Потом отбросила рассыпавшиеся пряди волос с лица и, взглянув на Луз, широко улыбнулась ей, стараясь приободрить и успокоить.
– О чем задумалась, подруга? Это всего лишь сказка. И каждый волен рассказывать ее собственному дитяти по-своему. Может, твоя бабушка мечтала, что ты сама станешь богиней бабочек, когда вырастешь. Мне ее история тоже нравится больше. – Она с нежностью взглянула на дочь: – А тебе, mi amor? – Она наклонилась и запечатлела очередной пылкий поцелуй на челе дочери. И устало рассмеялась: – Ох уж все эти боги ацтеков! Кто их упомнит, честное слово? Их там великое множество. Боги дождя, огня, цветов, солнца, бабочек… И у каждого свое имя. Я одного бога Кетцаля только и помню!
Луз ничего не ответила. Невероятно! Она не могла поверить, что Эсперанса могла ошибиться или тем более намеренно исказила сюжет. А вот Офелия считала это само собой разумеющимся.
Дверь слегка приотворилась, и в проеме показалась голова Маргарет. Ее светлые волосы спадали вниз, словно струи воды. Она впилась взглядом в Офелию, потом нерешительно взглянула на Луз.
– Прошу простить, что помешала… Но сестра сказала, что через пару минут нам нужно уже уходить. А мне так хочется… Можно мне тоже взглянуть на девочку?
Офелия недовольно нахмурилась.
– Маргарет любезно пригласила меня переночевать у себя, – поспешила проинформировать подругу Луз. Многозначительный намек на то, что кое-что кардинально изменилось по сравнению со вчерашним днем.
– Очень мило, – отвечала Офелия. Фраза была адресована не то Маргарет, не то Луз. – Конечно! Проходите, – сдержанно пригласила Офелия нежданную посетительницу.
Маргарет робко приблизилась к постели, сосредоточив взгляд на малышке.
– Какая крошка, – прошептала она взволнованно. – И такая красивая!
Отчужденность Офелии мгновенно растаяла, и она снова заулыбалась, глядя на свою дочурку.
– Ну, не такие уж мы и маленькие, – не без гордости объявила она. – Шесть с половиной фунтов.
Она вдруг схватила Маргарет за руку и предложила:
– Хотите ее подержать?
Маргарет настолько растерялась от неожиданности, что инстинктивно отпрянула.
– Я? Но я еще никогда не держала младенца на руках. Тем более такую крошку.
– Глупости, все очень просто. Смотрите. И давайте сюда свои руки.
Маргарет неуклюже подставила ей ладони.
– Не бойтесь. Она не кусается, – продолжала Офелия инструктаж. – У нее еще и зубки-то не прорезались. – Она осторожно положила младенца на вытянутые руки Маргарет. – А одной рукой подхватите ее головку и слегка придерживайте. Вот так.
Маргарет, не дыша, замерла, неумело держа ребенка. Луз бросила выразительный взгляд на Офелию. Дескать, ты уверена, что твоя дочь в полной безопасности?
Но Офелия лишь снисходительно улыбнулась. Она определенно чувствовала себя благодетельницей, щедро дарящей окружающим радость. В какой-то степени так и было.
– Может, присядете? – великодушно предложила она Маргарет.
– Нет-нет, – поспешила та отказаться. – Я лучше постою.
Она не сводила глаз с девочки, и Луз с удивлением наблюдала, как с каждой секундой тает ледяной панцирь, в который заковала себя эта женщина. Пожалуй, здесь не просто таяние льдов, подумала Луз с иронией. Тут самый настоящий арктический ледник вдруг дал течь. Или громадный айсберг раскололся пополам. В глазах Маргарет заблестели слезы.
Офелия удовлетворенно хмыкнула, словно добивалась именно этого результата, и он не заставил себя ждать.
– Да, вот так она и действует на всех, – торжествующе констатировала она. – Включая меня, – добавила она справедливости ради.
Луз промолчала, не зная, что и сказать. Только что она стала свидетельницей поистине очень трогательной сцены, исполненной не только глубокого смысла, но и особых, по-настоящему интимных переживаний.
Маргарет негромко шмыгнула носом и бережно протянула младенца матери.
– Большое спасибо, – прошептала она растроганно и, видно, испытывая неловкость оттого, что так открыто дала волю своим чувствам, пробормотала «до свидания» и поспешно ушла.
Следом в комнату вошла миссис Пенфолд. От нее тоже не укрылось взволнованное состояние Маргарет, и лицо ее немедленно приняло озабоченное выражение.
А вот Офелия при виде своей благодетельницы просияла лицом.
– Миссис Пи! – воскликнула она жизнерадостно. – Я ее уже первый раз покормила.
– Даже? – удивилась миссис Пенфолд и в ту же минуту начисто забыла думать обо всех и вся, кроме новорожденной. Она подскочила к кровати и взяла ребенка на руки, нежно причмокивая губами при виде такого чуда.
– И что теперь? – поинтересовалась Луз у Офелии. – Остаешься в Канзасе? Или поедешь к своей тете во Флориду?
Офелия замялась с ответом, нерешительно посмотрев на миссис Пенфолд.
– Какое-то время пусть поживет у нас, – ответила та. – Мы позаботимся должным образом и о ней, и об этой сладенькой девочке. Разве не так, мое солнышко? – обратилась она к ребенку, и в ее глазах запрыгали веселые зайчики. – Да еще как позаботимся!
В этот момент хозяйка садоводческих угодий была так похожа на старую заботливую наседку, квохчущую над своими цыплятами! Что ж, подумала Луз, можно не сомневаться – эта женщина позаботится об Офелии. А потому она может ехать дальше со спокойной совестью. Вот и наступил момент прощания, грустный, но никуда от него не деться. Она неохотно встала с кресла.
– Пожалуй, мне пора.
Офелия судорожно схватила ее за руку:
– Ты что, уже уезжаешь?
– Ты же знаешь, время не ждет. А его у меня в обрез. К первому ноября я должна быть в Мексике.
– Ах, Луз! Что я буду делать, когда ты уедешь? Я не переживу этого.
– Только, пожалуйста, не плачь! Не надо, – взмолилась Луз и добавила с веселым смешком: – Иначе весь свой макияж загубишь.
– Как ты не понимаешь? Ведь ты же моя лучшая подруга, – икнула в ответ Офелия и тоже рассмеялась. – Если честно, ты моя единственная подруга! И что я стану без тебя делать?
– Ну, предположим, сейчас у тебя столько дел, что времени не будет подумать обо мне, – живо возразила ей Луз, хотя в глубине души ей очень хотелось, чтобы Офелия хотя бы изредка вспоминала о ней и даже скучала. И тут, словно молния, сверкнула еще одна мысль. Она совсем забыла о Серене! От возбуждения Луз приложила руки к щекам. – А Серена? Что делать с ней? – спросила она у Офелии, и стоило ей только вслух произнести имя собачки, как у нее заныло сердце. Вот и еще одна потеря! Еще одна разлука с существом, к которому она успела привязаться.
– Серена? – повторила вслед за ней Офелия и нахмурилась: – Ума не приложу, куда мне ее сейчас. Совсем забыла о своей малышке. Но целых две! Тут бы и с одной управиться! И жить мне пока негде… Я люблю Серену, очень люблю, но… но не знаю, что с ней делать, – закончила она растерянно.
– На меня можешь не рассчитывать, – подняла руки миссис Пенфолд. – У меня коты.
Луз облизала пересохшие губы. И хотя разум в этот момент советовал ей прикусить язык, но было поздно. Сердце в этой схватке одержало верх.
– Тогда я возьму ее с собой.
Офелия издала недоверчивый смешок:
– Ты? Но ты же ее совсем не любишь!
– Поначалу она действительно показалась мне малосимпатичным созданием, но эта баловница, оказывается, может расположить к себе кого угодно. Словом, мы с ней отлично поладили, и сейчас она для меня – подружка номер один. Честно, – призналась Луз. – Я с радостью заберу ее себе.
Удивленная, Офелия опять рассмеялась, и смех ее был смехом облегчения.
– Если бы не ты, я бы ее никому не отдала. Никогда. Она такая славная! Маленькая, миленькая, но, правда, иногда любит немного покомандовать.
– Ой, как же она напоминает одну особу, которую я хорошо знаю, – рассмеялась в ответ Луз. – Догадываешься кого?
Но Офелия уже распахнула руки для прощального объятия, и глаза ее снова наполнились слезами. Так они то смеялись, то плакали в этот день. И наконец обнялись.
– Обещай мне, что навестишь меня на обратном пути, ладно?
– Обещаю. В конце концов, Канзас – это же совсем рядом. И знаешь, мне начинают нравиться все эти путешествия на машине. А ты пообещай мне выслать фотографии своей дочурки.
– Yo prometo! Обязательно. Будь осторожна за рулем. – Офелия снова стиснула Луз изо всех сил.
– Счастья тебе, дорогая моя, – улыбнулась ей Луз, высвобождаясь из объятий и стараясь не расплакаться. Украдкой смахнув слезу, она пошла к выходу.
– Подожди, – окликнула ее Офелия. Она наклонилась к прикроватной тумбочке и схватила две небольшие розовые пинетки, связанные из краше. – Сама связала! Не очень хорошо получились, но я старалась изо всех сил. Возьми! Это для твоей бабушки! Для ее ofrenda.
Растроганная, Луз взяла в руку крохотные башмачки. Такие маленькие, подумала она, разглядывая их на ладони. И перевела взгляд на малышку, которая слабо пискнула, а потом и вовсе расхныкалась на руках миссис Пенфолд.
– Кстати, – спохватилась Луз. – Совсем забыла! А как ты решила назвать доченьку?
Офелия осторожно заправила пальцем прядь темных волос, выбившихся из-под чепчика крошки. После чего подняла глаза на Луз и самодовольно улыбнулась:
– Я назвала ее Луз! А как же еще?
Назад: Глава десятая
Дальше: Глава двенадцатая