Еще одна стая стражепсов следовала за ними от Верблюжьего горба до реки Саскуэханны, но нападать не пыталась. Сэмм каждую ночь подвешивал еду и снаряжение высоко на дереве, а Герои и Кира усердно охраняли лошадей. Афа совершенно перестал разговаривать с Сэммом и лишь изредка обращался к Герои; да и то, как полагали обе девушки, принимая ее за Киру. По утрам, выспавшись, безумец был получше, но с каждым днем утомление накапливалось, и он становился все более подозрительным и скрытным. Кира начала видеть третью сущность, развивающуюся в нем: опасный гибрид растерянного ребенка и свихнувшегося гения. Именно этот «третий Афа» украл Кирин нож и пытался ударить им Сэмма, когда тот слишком близко подошел к драгоценному рюкзаку. Они легко обезоружили увальня, но Кира опасалась, что сила, которую пришлось к нему применить, скорее повредила делу в долгосрочной перспективе, подкрепляя его недоверие и манию преследования.

Переходы оставляли Кире время на размышления о своем небогатом опыте Связи: о тех случаях, когда ей удавалось что-то почувствовать, и о тех, когда не удавалось. Она не могла разобраться, в чем дело, но это не доказывало, будто закономерности вовсе не существовало, а значило лишь, что у нее пока не было всего необходимого, чтобы ее выявить. Девушка пыталась сосредоточиться на желании почувствовать эмоции Сэмма или же передать ему какое-то сообщение, но, кажется, ничего не получалось – если только она не находилась в состоянии стресса, например, во время боя. Спустя несколько дней бесплодных попыток она обратилась к Сэмму напрямую:

– Я хочу, чтобы ты научил меня пользоваться Связью.

Сэмм посмотрел на нее без выражения, хотя девушка догадалась, что он, должно быть, посылает ей какие-то данные Связи, передавая свое эмоциональное состояние. Он озадачен? Сомневается? Сжав зубы, Кира попыталась почувствовать это, но так и не смогла. Или не могла уловить разницу между Связью и тем, что, как она думала, интуитивно домысливала.

– Связи нельзя научиться, – произнес Сэмм. – Это как… научиться зрению. Глаза либо видят, либо нет.

– Тогда, возможно, я уже пользуюсь Связью, но просто не могу распознать этого. Покажи мне, как она работает, чтобы я знала, когда это случится.

Сэмм несколько мгновений ехал молча, потом покачал головой – удивительно человеческим жестом, подхваченным, должно быть, у Киры или Герои.

– Я не знаю, как это описать, потому что не могу представить себе – каково это, жить без Связи. Это все равно, что жить без глаз. Мы используем глаза для всего – зрение так важно для функционирования людей и партиалов, что окрашивает каждую грань нашей жизни. Смотри: даже слово «окрашивает» мы употребляем как синоним слова «влияет». Зрительная метафора для описания чего-то невидимого. Представь, что кто-то пытается функционировать без зрения, – вот так я представляю себе, как кто-то пытается обходиться без Связи.

– Но зрение часто отказывает, – возразила Кира. – Слепые люди все равно живут в обществе, и, готова поспорить, прекрасно понимают метафоры типа «окрашивает».

– И все же слепота считается увечьем, – заметил Сэмм, – по крайней мере, среди партиалов.

– Среди людей тоже.

– Окей, – согласился Сэмм. – Однако никто не станет спорить с тем, что слепота – это не стилистическое отличие, а буквально снижение возможностей человека.

– Смотри, – Кира выпучила глаза, придав лицу преувеличенно «удивленное» выражение, но ответа Сэмма не получила. – Ты видел?

– Что?

– Я только что очень широко раскрыла глаза.

– Но ты все время так делаешь, – пожаловался Сэмм. – Когда ты говоришь, разные части твоего лица и тела постоянно двигаются. Герои тоже так делает. Я одно время думал, у нее лицевой тремор.

Кира засмеялась.

– Это называется язык тела. Большую часть социальных сигналов, которые вы передаете феромонами, мы передаем мелкими движениями лицевых мышц и жестами рук. Этот сигнал означает «Я удивлена», – девушка снова раскрыла глаза. – Этот – «Настроена скептически», – она подняла бровь. – Этот – «Не знаю», – она пожала плечами, одновременно разводя руками с повернутыми кверху ладонями.

– Как вы… – Сэмм запнулся на том месте, где человек бы нахмурил брови или поджал губы, так или иначе показывая растерянность, и Кира поняла, что он посылает данные «Озадачен». – Как вы учите этому друг друга? Новый член вашей культуры или новорожденный ребенок – сколько времени у них уходит на то, чтобы выучить все эти странные мелкие телодвижения? – Он попытался повторить Кирин жест, получилось напряженно и механически.

– Ты бы еще спросил испаноговорящего, чего они мучаются со всеми этими странными словами, когда гораздо легче просто говорить по-английски, – усмехнулась Кира. – Вам приходится учить Связи новых партиалов?

– У нас не было пополнения уже многие годы, – ответил Сэмм. – Но нет, конечно, не приходится, и, кажется, я понял, к чему ты клонишь. Хочешь сказать, этот ваш «язык тела» – неотъемлемая характеристика человека, как Связь – партиалов?

– Именно.

– Но тогда, как… – он запнулся, и Кире оставалось лишь гадать, какие данные Связи он сейчас посылает. – Я хотел спросить, «как вы понимаете друг друга по радио, если половина общения идет по зрительным каналам?», но понял, что Связь тоже не передается по радио, так что в этом мы равны. Но, с другой стороны, партиалы прекрасно понимают друг друга и в темноте.

– Признаю это преимущество, но и у нас есть масса вербальных сигналов, которых нет у вас. Вот, послушай: «Ты собираешься это есть?» А теперь: «Ты собираешься это есть?»

Сэмм тупо уставился на нее, и Кира едва не расхохоталась над его, как она догадалась, растерянностью.

– Я так понимаю, ты хочешь мне сказать, что разница в громкости отдельных слов меняет смысл предложения? У нас для большей части подобных смысловых выделений есть Связь.

– Полагаю, это дает нам огромную фору в части радиосвязи, – сказала Кира, лукаво вскидывая брови. – И это станет решающим фактором нашей победы в войне.

Сэмм рассмеялся, и Кира осознала, что, по крайней мере, смеялись партиалы так же, как люди. Возможно, смех не был им нужен, коль скоро они могли выражать радость или шутку Связью, но они все равно умели смеяться. Может, это осталось в человеческой части их искусственного генома? Как рудимент?

– Довольно о языке тела, – заявила Кира. – Я хочу попрактиковаться в Связи, давай, жахни меня.

– Если я тебя «жахну», это не поможет уловить данные.

– Да это просто такое выражение, – объяснила Кира. – Пошли мне какие-нибудь данные – начни их выделять. Мне нужно практиковаться, пытаться воспринимать их.

Они практиковались следующие несколько дней: Сэмм посылал простые феромонные сообщения, а Кира как могла пыталась «прочесть» их и распознать, о каких эмоциях они сообщали. Пару раз, как казалось девушке, ей удавалось что-то почувствовать, но по большей части она блуждала в потемках.

Отряд пересек Аппалачи по широкому шоссе, обозначенному номером 80, заброшенному и местами покрытому трещинами, но в целом сохранившемуся. Переправившись через реку, они двинулись быстрее, оставив позади стаю собак и, как им хотелось надеяться, всех остальных возможных свидетелей их похода. Не столь опасаясь нападения, они теперь шли более открыто, но широкие просторы заброшенных полей только обострили, как поняла Кира, агорафобию Афы – он пытался останавливаться в каждом городке, забиваясь в норку книжного магазина или библиотеки и маниакально перебирая корешки книг. Значительную часть местности покрывали вытянутые невысокие холмы, среди них ему становилось лучше: хоть и не так, как стены зданий, склоны все же ограничивали горизонт, давая несчастному успокоение. Кира надеялась, что такой ландшафт продлится до самого Чикаго, но по мере продвижения на запад местность делалась все более ровной. Когда они пересекли реку Аллегейни и перед ними раскинулись равнины Среднего Запада, бормотание Афы стало еще бессвязней и беспорядочней. К тому времени, как их группа пересекла границу Пенсильвании и Огайо, Кира осознала, что он не просто беседовал сам с собой, а спорил, яростно бормоча, с многочисленными голосами в своей голове.

Единственной отрадой Афы на Среднем Западе оказались города: они были больше и попадались чаще; Герои же, напротив, в городе становилась еще настороженней, постоянно ожидая нападения из-за угла. Они придерживались 80-го шоссе как можно дольше, пройдя Янгстаун и далее на север к Кливленду. Оба города внушали жуткий страх своей пустотой, в которой не было даже кудзу, придававшей руинам сходство с джунглями на родном для Киры Восточном побережье. Нью-Йорк выглядел застывшим и безмолвным, но его оживляла хотя бы растительность. Здесь же города были мертвыми, голыми – осыпающимися останцами среди бескрайней голой равнины, сокрушаемыми ветром и водой. На Киру они наводили тоску одним своим видом, и она была просто счастлива, как и Герои, оставить их позади. Дорога вела их вдоль южного берега серого от шторма моря, бывшего, как настаивал Сэмм, всего лишь озером. Даже рассматривая карту, Кира не могла поверить, что эта масса воды не была частью океана, оставшегося дома. Никогда раньше она не любила океана, чувствуя себя крошечной и беззащитной на его берегах, но теперь тосковала по нему. Тосковала по друзьям – по Маркусу. Бобо заржал и тряхнул гривой, она благодарно похлопала его по шее. Как мог Старый мир обходиться без лошадей – ее разум понимать отказывался. Не машины же они хлопали по шее.

В городе под звучным названием Толидо в озеро впадала широкая река, змеившаяся с юга. Они остановили лошадей над бурлящим потоком на краю пятидесятифутового обрыва. Дальше дороги не было: обломки моста 80-го шоссе лежали в реке под ними.

– Что здесь произошло? – удивилась Кира, отворачиваясь от ветра с моросью, трепавшего ее волосы. – Мост выглядит слишком новым, чтобы вот так вот упасть.

– Посмотри на балки, – посоветовал Сэмм, показывая на перекрученную металлическую арматуру, торчащую из бетона на берегу. – Его взорвали.

– Вас это должно радовать, – мрачно пошутила Герои, обращаясь к Афе. Тот накручивал круги на своей Чудачке, не обращая на них внимания и бормоча угрозы, которые, как подозревала Кира, лишь наполовину предназначались лошади.

– Придется в объезд, – объявил Сэмм, заворачивая Парю влево. Кира застыла на краю пропасти, рассматривая противоположный берег. Рухнувший мост частично перегораживал реку – не настолько, чтобы задержать ее течение, но достаточно, чтобы заставить плавный поток бурлить и пениться на обломках, вновь успокаиваясь по другую сторону преграды.

– Кто же мог его взорвать? – недоуменно спросила она.

– Шла война, – откликнулась Герои. – Ты, поди, не помнишь, маленькой была.

Кира постаралась удержаться от прожигания партиалки взглядом.

– Я знаю, что шла война, – спокойно ответила она. – Только не понимаю, какой стороне могло понадобиться взрывать мост. Вы говорили, что партиалов интересовали только военные цели, но люди не стали бы разрушать свои собственные сооружения!

– Именно такое отношение и вызвало войну, – буркнула Герои, и Кира с удивлением услышала гневные нотки в ее голосе.

– Не поняла, – призналась Кира.

Герои посмотрела на нее наполовину оценивающим, наполовину презрительным взглядом, потом отвернулась к реке.

– Ваши негласные претензии на владычество. Этот мост принадлежал партиалам в той же степени, как и людям.

– Партиалам дали права собственности в 2064 году, – заговорил Афа, глядя под ноги, Чудачка все крутила его на одном месте. – Однако эти права так и не были признаны судами штатов, и партиалы по-прежнему не могли брать кредиты для покупки чего-либо. «Нью-Йорк-Таймс», воскресное издание, 24 сентября.

– Вон ответ на твой вопрос, – Сэмм показал на линию бурлящей воды, перекатывавшейся через обломки моста. – Торчит из воды ярдах в двадцати.

Кира проследила за его пальцем, прикрывая глаза от бликов, плясавших на воде. Там, куда показывал Сэмм, виднелся металлический столб. Достав бинокль, Кира увидела, что это пушка танка. Корпус, застрявший между двумя кусками бетона и стали, лежал неглубоко в воде, вздыбливая поток. На борту прочитывался номер 328.

– На мосту был танк, когда его взорвали!

– Возможно, дюжины танков, – кивнул Сэмм. – 328 – танковый взвод партиалов. Думаю, местное ополчение заминировало мост и взорвало его, когда по нему ехали партиалы, стараясь убить как можно больше.

– Люди бы не стали этого делать! – воскликнула Кира.

– Они и не такое делали, – огрызнулась Герои.

Сэмм не повышал голоса:

– Под конец войны люди от отчаяния были готовы на все. Победа партиалов уже почти не вызывала сомнений, а появление РМ-вируса еще больше осложнило ситуацию. Люди умирали миллионами. Некоторые были готовы взорвать что угодно: свои мосты, свои города, самих себя – лишь бы при этом погиб хотя бы один из нас.

– Как благородно! – издевательски воскликнула Герои.

– А как насчет флота в Нью-Йоркской бухте? – выкрикнула Кира, резко поворачиваясь к ней. – Я читала об этом в Афином архиве: двадцать кораблей людей потоплены, все члены экипажа погибли – одна из самых страшных бомбардировок войны.

– Двадцать три, – уточнил Афа.

– Самооборона, – парировала Герои.

– Ты что, смеешься, – возмутилась Кира. – От чего партиалам было обороняться?

Герои подняла бровь:

– Почему ты по-прежнему так говоришь?

– Как?

– «Им» вместо «нам». Ты партиалка – несколько иная, да, но ты одна из нас. И уж точно не одна из них. Ты все время забываешь об этом, но твои милые человеческие друзья тебе этого не забудут. А рано или поздно твоя тайна откроется.

– Какое это имеет отношение к делу?

– Скажи, – хищно облизнулась Герои, – что сделает твой драгоценный Маркус, когда узнает, кто ты на самом деле?

– Полегче, – вмешался Сэмм. – А ну-ка успокоились все. Этот спор никуда нас не приведет.

– Как и мост, – буркнула Кира, заворачивая Бобо обратно на шоссе. Ей хотелось кричать, вопить, бросить им в глаза – даже Афе, – что это все их вина, что это они начали ту войну, разрушив ее мир еще до того, как она успела достаточно вырасти, чтобы защищать его. Но именно в этом эпизоде, в этом акте массового уничтожения, она никого из присутствующих обвинить не могла. И от этого становилось только хуже.

– Пошли, найдем обходной путь.

Чикаго был затоплен.

Им потребовался почти месяц, чтобы добраться до города, с каждым днем все сильнее предвкушая встречу с ним. Они израсходовали все солнечные батареи, питавшие теперь длинный ряд ретрансляторов: если в сохранившихся записях найдется способ продления срока действия или получения лекарства от РМ, они смогут передать эти бесценные сведения домой в считанные секунды, не тратя еще месяц на опасный путь обратно. Афа не мог сдержать нетерпения, когда на горизонте появился город, – огромный мегаполис, казавшийся даже, если такое было возможным, крупнее Нью-Йорка. Он располагался на берегах другого большого озера, огибая его восточный и южный берега, и тянулся в глубь равнин так далеко, как Кира могла видеть: высоченные небоскребы, приподнятые над землей железные и монорельсовые дороги, большие заводы, склады, магазины и бесчисленные ряды жилых домов, офисов и элитных кварталов.

Все разрушающиеся. Все погруженные в маслянистую затхлую воду.

– Это так и должно быть? – удивилась Кира.

– Конечно, нет, – ответил Сэмм. Они стояли на крыше бизнес-центра на краю города, разглядывая его в бинокли. – Город не весь затоплен, но большая его часть. Кажется, земля местами повышается и понижается, хотя и не сильно. Держу пари, на большей части глубина составит всего несколько дюймов, может, несколько футов в самых худших местах. Похоже, озеро вышло из берегов.

– Чикаго был прорезан десятками каналов, – добавила Герои. – Некоторые из твоих «мелких улиц» могут оказаться глубокими реками, но, по крайней мере, мы должны их легко обнаружить.

– Эти каналы были самыми сложными с инженерной точки зрения водными путями в мире, – гордо объявил Афа, словно проектировал их лично. – Инженеры Старого мира даже развернули течение реки в обратную сторону – такова была сила и слава человеческого гения, когда люди владычествовали над природой. – Глаза его сияли, но Кира могла лишь догадываться о его мыслях и чувствах; после четырех недель путешествия по диким землям город, столь масштабно преобразованный технической мыслью, наверное, мог показаться ответом на молитву, раздавшимся с небес.

– Природа взяла свое, – заметила Герои. – Надеюсь, ваш информационный центр не затопило.

– Вот адрес, – Афа взволнованно вытащил сложенный листок бумаги из рюкзака: очередную распечатку с улицей и домом, обведенным красным в низу страницы. – Я никогда здесь не был и понятия не имею, где это.

Сэмм поглядел на бумажку, потом – на бескрайний город перед ними.

– Чермак-роуд. Я не знаю даже, откуда начинать поиски. – Он снова глянул на распечатку, потом – на улицы под ногами. – Нужна карта.

– Возможно, вон та башня – аэропорт, – Кира показала на высокую бетонную колонну на берегу озера. – Там должен быть пункт проката машин, а уж в нем непременно найдется хоть какая-то карта.

Все согласились и снова оседлали лошадей. Путь к аэропорту был в основном сухим, хотя местами затопленные участки создавали трудности. Некоторые улицы были залиты неглубокой стоячей водой, другие – просто покрыты илом, но временами дорога превращалась в быстро текущую речку. Люки канализации вздыбливались поднявшимися водами, тротуары коробились от полопавшихся водопроводных труб, а порой целые улицы оседали и уносились потоком из-за переполненных канализационных магистралей под ними. Запах плыл повсюду, но запах озера, не канализации. Люди исчезли так давно, что пропала даже вонь.

Лишь к концу дня они добрались до аэропорта, где заночевали в каком-то кабинете на первом этаже. Лошадей привязали к ржавеющему рентгеновскому сканеру. Как Кира и ожидала, в пункте проката машин нашлось несколько карт города, и теперь они сосредоточенно разглядывали их в свете фонарика Герои, прокладывая маршрут на завтра.

– Информационный центр здесь, – Сэмм ткнул в точку около побережья, прямо в гуще самой плотно застроенной части деловых кварталов города. – Учитывая, что рядом располагается озеро, а по обе стороны идут каналы, думаю, нам сильно повезет, если мы сможем добраться туда посуху. И остается лишь надеяться, что вода не окажется ядовитой в такой близости от отравленных пустошей.

– Лошади не доплывут, – покачала головой Кира.

Герои посмотрела на масштабную линейку в углу карты, пытаясь высчитать расстояние.

– Без них путь окажется неблизким. Похоже, большую часть пути можно преодолеть по 90-му шоссе; если оно приподнято над землей, как некоторые здешние дороги, мы не встретим особых затруднений до самых последних кварталов.

– А потом что? – спросила Кира. – Оставим лошадей привязанными на дороге? Если Чикаго хотя бы отчасти похож на Манхэттен, в первые же несколько часов их съедят львы. Или эти извратные говорящие собаки.

Сэмм почти улыбнулся:

– Все еще под впечатлением, а?

– Не понимаю, как это вы все не под впечатлением.

– Если мы не привяжем их, то от хищников они, возможно, и спасутся, но мы их уже точно не поймаем, – перебила их Герои. – Если хотите сохранить лошадей, придется рискнуть.

– Насколько это далеко? – уточнила Кира, вглядываясь в карту. – Можем оставить их здесь или, скажем, этажом выше – в загоне они будут не так уязвимы, а мы в то же время сможем их поймать, когда вернемся.

– Я не хочу идти пешком, – из дальнего угла комнаты объявил Афа, возившийся со своим переносным компьютером. Кира даже не подозревала, что он слушал.

– Вы справитесь, – начала она, но Сэмм покачал головой.

– Не уверен… Думаю, сейчас он слабее, чем в начале экспедиции.

– Если он не выдержит пешего похода по городу, то точно не дойдет обратно домой, – возразила Кира. – Оставим лошадей где-нибудь в безопасном месте и подхватим на обратном пути.

Герои показала маршрут пальцем по карте.

– Мы выдвигаемся вот отсюда и идем прямо по 90-му шоссе. Дорога платная, но у меня есть несколько четвертаков. Здесь оно соединяется с 94-м и идет прямо в сердце делового центра. Сворачиваем вот на этом большом перекрестке – и отсюда уже прямой путь до «ПараДжена», кажется, всего около мили по маленьким улочкам.

По карте было трудно понять, какие здания ждут их на пути, – она предназначалась для туристов и командировочных: несколько главных гостиниц, залов для конференций, горстка лучших ресторанов, но ничего, касающегося их дороги. Наконец Герои ткнула в здание у главного шоссе, показанное на карте неправильным кругом:

– Здесь написано «Ригли-Филд», это бейсбольный стадион. Там будет наклонный съезд с магистрали и куча мест, где запереть лошадей, – они будут при еде, за забором и в безопасности.

Кира, подумав, кивнула:

– Думаю, это лучший вариант, а если что-то пойдет не так, как мы планируем, будем пересматривать планы по ходу дела. Предлагаю поспать и выходить с рассветом.

В аэропорте было несколько ресторанов, и в подсобках они смогли наскрести кое-каких консервов: в основном огромные банки фруктов, но в одном месте попалась полка с курятиной, а в полуразрушенном мексиканском кафе нашлось несколько галлонных банок жареных бобов и сырного соуса. Большая часть фруктов испортилась, а бобы пахли ровно настолько подозрительно, чтобы путники решили не рисковать, но курица и сыр составили отменный, хотя и не совсем парадный ужин. Разведя огонь в металлической урне, они, как могли, подогрели мясо, потом разложили на пластиковые лотки – сохранившиеся как новенькие – и ели пластиковыми вилками, найденными в пакете на задворках старой закусочной. Афа не притронулся к еде, прилипнув глазами к экрану, и поел только, когда Кира поставила тарелку прямо ему под нос. Гигант бормотал что-то о кодах системы безопасности, и они оставили его наедине со своей работой.

Кира несла первую вахту, негромко разговаривая с Бобо, «подстригавшим» переросшие растения в цветочном ящике. Афа еще работал, когда Герои сменила ее в два часа, но когда Кира проснулась в семь утра, тот спал на стуле, упав головой на погасший экран. Девушка не могла удержаться от размышлений, заснул ли он сам, или же Герои тем или иным способом вырубила его.

Свернув лагерь, они выступили в путь, быстро обнаружив, что Герои была права: шоссе шло по эстакаде. Милю за милей они ехали по Чикаго, словно по гати через болото, поглядывая вниз на дома, парки и школьные дворы, залитые или подтопленные; маслянистая поверхность воды ярко сверкала в лучах утреннего солнца. Тут и там город пересекала река, свидетельствуя о чрезвычайно высоком стоянии грунтовых вод, – Кира удивлялась, как городу удавалось оставаться сухим в прежние времена. Старому миру, должно быть, стоило огромных усилий держать озеро, реки и грунтовые воды в узде. Часть ее почувствовала гордость сродни Афиной накануне – девушка улыбнулась при мысли, что она – совладелица такого невероятного наследия, что принадлежит к виду, настолько интеллектуальному, всемогущему и упорному, который способен раздвигать моря и поворачивать реки вспять. Превратить болотистое побережье в город-гигант – подвиг, которым можно по праву гордиться.

Другая ее часть размышляла о сатанинской гордыне. Насколько легко столь фантастически развитой цивилизации зайти чуть-чуть дальше, чем следовало? Сотворить нечто, чего делать не стоило? Позволить себе еще одну жертву, один лишний компромисс, одно чрезмерное усовершенствование? Если вы способны создать столь впечатляющий город, что удержит вас от создания разумного существа? Если вы взяли под контроль озеро, что удержит вас от контроля над обществом? Если вы подчинили себе саму Природу, неужели какой-то вирус однажды посмеет отбиться от этих могучих рук?

Кира думала о Совете: обо всех их секретных планах и скрытых намерениях. О Предохранителе. Что это? Пытались ли они спасти мир или уничтожить его? Ответы ждали их в инфоцентре, и до него оставались считанные мили.

Магистраль под номером 90 вела их прямо на северо-запад, пока, наконец, не изогнулась к западу, чтобы соединиться с 94-й. К их смятению, тут-то она и начала опускаться, не просто теряя высоту, а спускаясь ниже общего уровня города – нет, не ныряя под землю, но утопая в ней. То, что ранее было дорогой, теперь стало лениво текущей рекой, из которой торчали лишь верхушки самых высоких грузовиков.

– Придется возвращаться, – объявил Сэмм.

– И что, – не согласилась Герон, – идти переулочками? Ты видел люки по пути к аэропорту – с таким количеством воды, покрывающей все вокруг, мы никогда не поймем, что под ногами: твердая земля или глубокая яма.

Кира посмотрела вокруг, изучая городской пейзаж, затем – снова на реку.

– Слишком далеко – лошади не доплывут.

– Несколько миль, – подтвердила Герон.

– Давайте найдем лодку, – предложил Афа.

Кира взглянула на гиганта:

– Вы серьезно?

– Вы говорите, эта дорога ведет прямо к инфоцентру, так? Мы знаем, что она достаточно глубока для лодки, – так давайте же найдем какую-нибудь, оставив лошадей.

Сэмм кивнул:

– Должен признать, это очень хорошая мысль. Найдем что-нибудь, что может плавать и выдержать наш вес.

Кира направила Бобо к обочине шоссе и посмотрела вниз, изучая город вокруг. Здесь, около слияния, дорога была невероятно широкой, десятки полос в поперечнике, и почти на уровне земли. К северу было что-то вроде железнодорожной станции, но на юге явно располагались жилые кварталы – возможно, наилучший шанс найти небольшую лодочку. Она спрыгнула с Бобо, потянулась и взяла автомат.

– Кто-нибудь один пошли со мной. Посмотрим, что мы сможем тут раздобыть.

– Я иду, – откликнулся Сэмм, спрыгивая с Пари и догоняя Киру, приноравливаясь к ее широким легким шагам. Они перелезли через бетонный барьер, потом через еще один, и еще – бесчисленные дороги, улицы, проезды разбегались и соединялись, и кружили друг вокруг друга.

– Действительно хорошая мысль, – повторил он.

Кира оседлала очередное разделительное заграждение.

– Лодка-то? Афа не дурак.

– Боюсь, я был несправедлив к нему.

Кира улыбнулась:

– Не торопись умиляться, это всего лишь одна удачная идея.

– А я не только об этом, – возразил Сэмм. – Я про все сразу. Он сильнее, чем я ожидал. Или выносливее, не важно. – Он перелез через барьер вслед за ней.

Кира рассеянно кивнула, внимательно осматривая деревья на краю дороги.

– Он прошел многое.

– Одиннадцать лет в одиночку, – подтвердил Сэмм, – в бегах, скрываясь, без помощи и общения. Неудивительно, что его ум повредился. – Сэмм пожал плечами. – В конце концов, он всего лишь человек.

Кира застыла на месте.

– Погоди-ка, – она посмотрела Сэмму прямо в глаза. – Ты хочешь сказать, что он… что это нормально, что он сошел с ума, поскольку он человек?

– Я хочу сказать, что он выстоял лучше, чем смогло бы большинство людей, – пояснил Сэмм.

– Но ты думаешь, что быть человеком – недостаток. Что то, что он человек, в какой-то степени извиняет его неполноценность, типа, «ну, он, по крайней мере, не ходит под себя с утра до ночи».

– Я этого не говорил.

– Но ты это подразумевал. Ты и обо мне так думаешь: «А она довольно умна для человека»?

– Ты – партиал.

– Поначалу ты этого не знал.

– Мы созданы, чтобы быть совершенными, – пустился в объяснения Сэмм. – Мы сильнее, умнее, способнее, потому что нас такими сделали, – и я не понимаю, почему нельзя произнести это вслух.

Кира отвернулась и перемахнула последний барьер, с громким хлюпом приземляясь на тонкий слой грязи внизу.

– И вы еще удивляетесь, почему люди вас ненавидят.

– Подожди, – Сэмм приземлился рядом с ней. – В чем дело? Ты обычно так не сердишься.

– А ты обычно не разбрасываешься расистскими утверждениями, какие все люди глупые.

– Герои еще как разбрасывается. Но ты никогда не пытаешься оторвать ей голову.

Кира резко развернулась к нему:

– Так тебе нужно разрешение нас ненавидеть? В этом все дело – як тебе несправедлива?

– Это не… – он оборвал себя на полуслове. – А.

– А? Что «а»?

– Я понял, о чем ты, и приношу свои извинения, что поднял эту тему.

– Я ясно сказала, о чем я. Не пытайся переложить вину со своих совершенно разработанных плеч на кого-то еще.

– Ты по-прежнему говоришь о людях «мы», – тихо проговорил он. – Ты все еще отождествляешь себя с ними.

– Разумеется, я отождествляю себя с ними! Это называется человеческим сопереживанием. Это свойство людей – мы отождествляем себя друг с другом, заботимся друг о друге. У Герои, я понимаю, просто нет сердца, но ты, мне казалось, не такой… Ты… – Она была не в силах продолжать. Как объяснить, что она чувствовала себя преданной, когда он рассуждал так о людях, которых она любила? Когда он продолжал не понимать, насколько это ужасно? Она развернулась и пошла вперед.

– Прости, – сказал он ей в спину, – но Герои права: тебе нужно определиться, кто ты.

Кира воздела руки к небу и прокричала, не оборачиваясь назад:

– Чтобы я «выбрала сторону»? – Она заплакала, горячие слезы жгли щеки.

– Чтобы ты могла быть счастлива. Ты разрываешь себя надвое…