Дверь открылась даже как-то буднично. Корнеев повертел колесиком, набирая нужную комбинацию, замок тихонько щелкнул, и массивная створка мягко отъехала в сторону. Открывая проход.

Выдвигались согласно несколько раз оговоренной и утвержденной схеме. Первым порог неизвестности переступил дозор – Гусев и Колокольчиков. Самые молодые и быстроногие. В их задачу входило скрытное обнаружение противника на максимально возможной дистанции, классификация и – возвращение с докладом. Тоже скрытное. Обнаруживать себя и тем более вступать в бой лейтенантам категорически запрещалось. Только в самом крайнем случае.

За ними, на расстоянии прицельного пистолетного выстрела, вторая группа. Старшина Телегин – задача: противодействие снайперам противника и уничтожение пулеметных гнезд; с ним Малышев – и как группа обеспечения, и первое командное лицо. Вроде вице-адмирала в морском ордере.

Следом, еще немного поотстав, главная огневая мощь группы. Обсудив ситуацию, Корнеев принял решение оставить ординарцу новое звание. Тем более мир другой, да и соответствующие документы имелись. В отличие от всех остальных. А с учетом его новых возможностей, Семеняк сам вызвался пойти первым номером к пулемету. Поглядев, как легко он обращается с довольно увесистым оружием, Корнеев не стал возражать. В их условиях стоило использовать все возможные преимущества. Даже самые странные.

Вторым номером к Степанычу добровольно вызвался Гусман. Ну, а сам Корнеев вместе с Петровым тащили следом второй пулемет, про запас, и все оставшуюся амуницию. Замыкали построение полька, имеющая при себе сумку с медикаментами, и Рудольф Глюкман, тащивший НЗ воды и провизии на всю группу.

В общем, все по уму и максимально эффективно. Вот только готовились к обычному бою и совсем не ожидали того, что увидели…

Это был огромный котлован. Пересохшее глубоководное озеро, потухший кратер вулкана или что-то вроде воронки от падения метеорита размером с небоскреб. Представить себе, что подобную циклопическую яму могли вырыть люди, воображение отказывалось. По затратам времени, сил и ресурсов – как пигмеям построить пирамиду Хеопса, только наоборот. А главное – зачем?

В глубину кратер имел, наверное, метров двести, если не больше. Дна, во всяком случае, из-за клубящегося внизу тумана разглядеть не удалось. А по всему периметру пологим серпантином закручивалась вниз одна бесконечная терраса. Местами достигая в ширину многих десятков метров, а местами – суживаясь до узкой тропинки, едва-едва человеку протиснуться. Да и то бочком.

Там, где пошире, виднелись какие-то одно– и двухэтажные строения. С учетом приближающихся сумерек, в домах уже горел свет. Звучали голоса. И даже играла музыка. Скорее всего – патефон.

Ограждение тоже имелось разное. В «жилых» местах – сплошной бетонный отбойник высотою до полуметра или бордюр, густо утыканный столбами с натянутыми между ними тросами. В остальном – дикая природа гор. Шаг в сторону – и свободное падение…

А главное, шагнув сквозь стену, группа оказалась не в подземной лаборатории, как можно было предположить со слов Штейнглица, а под открытым небом. По-летнему теплым, хотя и не слишком ласковым. Словно собиралось вот-вот разразиться ливнем или занавеситься затяжным дождем.

– Очуметь… – присвистнул Петров. – Интересный у них тут подвальчик. Ты уверен, что мы адресом не ошиблись?

– Это мы, майор, узнаем, только как в самый низ спустимся, – пожал плечами Корнеев. – Другого варианта все равно нет. Не знаю, обратил ли кто внимание, но двери здесь односторонние. Изнутри не открываются.

Массивный люк, никем не удерживаемый и, видимо, управляемый часовым механизмом, пропустил Боженку, выждал еще около тридцати секунд и закрылся. Отсекая группе дорогу обратно. Раскрошив при этом, как соломинку, поставленный вместо стопора дубовый стул.

– Никто и не собирался…

Петров хотел еще что-то добавить, но в это время вернулся дозор.

– Впереди, метров двести, вон за тем полуразваленным бараком, блокпост, – доложил Гусев. – Укрытие – мешки с грунтом. В гнезде трое солдат. Можно чисто снять, если взобраться на руины. Но за ним, примерно метров через пятьдесят, еще одно пулеметное гнездо. Наверняка услышат выстрелы и поднимут тревогу. Расположена точка очень неудачно. Вокруг ровная, голая местность. Ни камешка, ни горбочка. Думаю, надо ждать ночи.

– А какое расстояние до третьего поста? – это спросил Телегин.

– Далеко. С того места, откуда мы вели наблюдение, не видно. Терраса на поворот уходит, а туман вроде гуще становится.

– Тогда все проще… – старшина посмотрел на Корнеева. – Разреши доложить соображения, командир?

– Излагай, Кузьмич.

– Предлагаю такой вариант: я отработаю по дальней цели, а вы отвлекаете блокпост. Прижмете их огнем – хорошо. Нет – я, как разберусь с пулеметчиками, достану и этих. Главное, чтоб они меня раньше времени не срисовали.

– Уточнение… – поднял руку, как в школе, Семеняк.

– Да, Степаныч. Уточняй.

– Не надо никого прижимать. От тех развалин я им прямо на блокпост гранату заброшу.

– Шутишь, – хмыкнул Гусев. – Там же метров восемьдесят будет.

Вместо ответа Семеняк нагнулся, поднял увесистый булыжник и без напряжения свободно швырнул его в противоположную от немцев сторону. Расстояние, на которое улетел камень, впечатлило всех.

– Вот это я понимаю, – пробормотал Гусман. – И миномета не надо. Похоже, поспешили мы с той лабораторией. Надо было прихватить их документацию.

– Не надо… – помотал головою Семеняк. – Я не могу объяснить, но точно знаю: так нельзя. И еще одно – нам стоит поторопиться… В горах обычно такое эхо, что ни о какой скрытности и речи быть не может. Как только прозвучит первый выстрел, нас будут ждать везде.

С этим никто не спорил.

Минут пять потратили, чтобы занять исходные позиции, и только получив подтверждении от обоих о готовности, Корнеев дал отмашку.

После этого Игорь Степанович метнул внутрь блокпоста одна за другой три гранаты. Фактически без перерыва. Поскольку запальный шнур выдергивал Гусман и передавал Семеняку «колотушки» уже взведенными. Чтоб время зря не терять и немцам не дать возможности выбросить гостинцы. Фрицы редко проявляли подобный героизм, но восемь секунд горения – почти вечность, если не терять хладнокровия. Нашим бойцам, во всяком случае, этот фокус удавался довольно часто.

А как грохнул первый взрыв, заработал Телегин.

Пулеметчик еще и облегчил задачу снайперу: сам высунул голову из гнезда поглядеть, что происходит. Поглядел… и завалился на спину с дыркой между глаз. Второй номер проявил неожиданную прыть и так резво кинулся наутек, что старшина вполне мог и не успеть его уложить. Но от неожиданности немец перепутал направление и сорвался в пропасть… Так что даже лучше получилось, что Кузьмич его не подстрелил. Человек, упавший со скалы, сам по себе явление тревожное. Так что должен был поднять внизу переполох или хотя бы вызвать вопросы, которых стало бы гораздо меньше, окажись в трупе пулевое отверстие. А так еще оставались варианты… Кто знает, отчего он свалился? Может, пьяный был.

Кстати, насчет ожидаемого эха. Ничего подобного. Сгустившийся до цвета молока туман тому виной стал или другая причина, но звуки взрывов, а тем более выстрелов гасились на расстоянии полутора сотен метров до едва различимых хлопков. Поэтому общей тревоги на всех уровнях можно было не опасаться.

И все же совсем гладко не прошло.

Буквально через несколько минут после взрывов рядом с пулеметным гнездом, скрежеща тормозами, развернулся тентованный «Опель», и из него посыпались солдаты, с ходу пытаясь выстроиться в цепь.

Слаженно действовали, ничего не скажешь, но… Семеняк уже был на блокпосту и развернул пулемет в том направлении. В несколько очередей Игорь Степанович существенно проредил отряд фашистов, заодно сбив их наступательный порыв. А после того как Телегин снял двумя выстрелами офицера и унтера, остальные принялись отползать под защиту грузовика. Там их и накрыл Малышев.

На блокпосту имелось несколько фаустпатронов. Один из них капитан весьма ловко сумел всадить в борт грузовика. Остальное сделал сдетонировавший бензобак. Осталось только добить раненых. Из милосердия… Ну, и чтоб не орали, само собой.

И все же на следующем уровне группу ждали. Один здоровяк из тех, что волками оборачиваться могут. Только на сей раз не совсем голый, а с длинной пулеметной лентой через плечо и МГ-42 в руках. И парочка огнеметчиков в придачу.

Грамотно расположились. Огнеметчики в смысле. Оба в маскхалатах. С ходу и не заметить. Все внимание привлекает пулеметчик, открыто вышагивающий по площадке. Если б не головной дозор, скрытно подошедший и внимательно осмотревший новую позицию, могли бы и нарваться.

К счастью, туман разошелся, и Гусев с Колокольчиковым смогли разглядеть подробности засады. Расчет у немцев был простой. Враг умирает или вступает в бой с пулеметчиком, бросается в атаку и попадает в зону перекрестного поражения огнем. Группе численностью до взвода уцелеть практически невозможно.

Работать начали с огнеметчиков. Корнеев и Телегин как лучшие стрелки взяли на прицел фрицев, и как только пулеметчик развернулся и пошел в обратную сторону, уложили их. Правда, не сразу, как рассчитывалось. У солдат под комбинезонами оказалась броня. Пули только вжикнули, срикошетив. Второй раз били в голову…

Заминка позволила пулеметчику развернуться и даже выпустить короткую очередь. Чрезвычайно резво. К счастью, бил на слух, без учета эха от стен котлована, поэтому промахнулся. Но совсем чуть-чуть. Корнеева так и обдало выбитым пулями крошевом. Взял бы прицел на миллиметр выше… Шанса исправить промах оборотню не дал Семеняк.

Его очередь легла точно, прочертив пунктир наискосок через грудь здоровяка. А когда тот упал на колени, Телегин поставил заключительную точку, всадив немцу пулю прямо в глаз. Каким бы живучим тот ни был, восстановиться с развороченным черепом и вышибленными мозгами ему не удалось.

– Есть контакт, – Гусман подмигнул полячке. – Не так страшен черт, как его малюют.

Капитан слегка поторопился с выводом. Засада оказалась эшелонированной в глубину. Первый пулеметчик еще и не замер неподвижно, как из тумана выдвинулась парочка таких же. Готовых к стрельбе, как только увидят цель.

Злую штуку с оборотнями сыграло именно то, что по замыслу экспериментаторов должно было сделать их сильнее и неуязвимее. Смешение человеческого и звериного. Как известно, и у волков, и у собак обоняние, скорость, слух – все лучше, чем у человека. А вот зрение – хуже.

Поэтому Малышев успел раньше. Уже успев оценить живучесть оборотней, капитан не стал долго раздумывать, а долбанул им под ноги – пулеметчики шли на дистанции пары шагов – еще из одного фаустпатрона, прихваченного на блокпосту. Убить их таким способом было невозможно, зато контузить получилось. А добить потерявшего ориентацию, ползающего на карачках и мотающего головой противника – особого умения не требуется. Расстреляли из автоматов практически в упор. Не жалея патронов…

Начинали понимать, что это оружие здесь скорее всего не понадобится. Все равно что с шашкой на танк. Весящий одиннадцать килограммов «машингвер» – игрушка, конечно, тяжеловатая. Но ведь и не к марш-броску готовятся. Зато с пятью пулеметами огневая мощь группы становится весьма серьезной. Почти как у стрелкового взвода. Одна проблема – нехватка вторых номеров, боеприпасы носить.

А если учесть еще, что Малышев и Петров увлеклись фаустпатронами, так и вовсе беда. Оставалось надеяться, что боекомплект всегда можно будет восполнить за счет врага. Но и уж совсем пускать дело на самотек тоже нельзя.

– Группа, слушать меня. Смена диспозиции. Дозор – старшина Телегин… Работать предельно аккуратно. Боюсь, если так и дальше пойдет, следующее столкновение нас ждет если не с танками, то с броневиками точно. Поэтому пулеметной группе держаться рядом со мной. Андрей – на тебе гранатометы. Петров, Гусев, Колокольчиков – вам самое трудоемкое – тыловое обеспечение. В первую очередь пулеметные ленты и фаустпатроны. Группа продвигается рывками, должны успевать. В самом крайнем случае, если обстановка сложится не в нашу пользу, разрешаю задействовать санинструктора и немца.

– Есть.

– Тогда вперед.

Корнеев ошибся не сильно. То, что поджидало диверсантов за очередным витком серпантина, не было ни танком, ни бронетранспортером, а чем-то средним между ними и совершенно фантастическим. Жужжа сервоприводами, поперек дороги прохаживалось двуногое бронированное чудовище. Отдаленно похожее на человека, только раза в два выше и целиком выкованное из железа. А вместо предплечий у него были «МК 108».

– Очуметь… – пробормотал подполковник. – С каждым шагом все интереснее. Я о таком только в книжке читал. Чешский писатель один… Не помню фамилии, такие машины будущего… Работяга, кажется…

– Робот, – поправил товарища москвич Малышев.

– Точно… Стрелять в него, я так понимаю, смысла нет. Сплошная броня. Так что, Андрюха, твой выход…

Малышев оценил расстояние и помотал головой.

– Далеко. Не достану. Надо его как-то поближе приманить.

Офицеры задумались. Задача не простая. У пушки дальность стрельбы больше километра и скорострельность та еще. А фаустпатрон на расстоянии больше тридцати метров имел все шансы срикошетить, не причинив никакого вреда. Так что бить надо наверняка. Практически в упор.

– Вариантов немного. Кому-то высунуться, пальнуть по нему пару раз, и ходу… А я тут к стеночке прижмусь. Для надежности маскхалатом меня прикроете. Ну, и к Кузьмичу особая просьба: отойди подальше, укройся и постреливай в его сторону. Чтоб под ноги лишний раз не глядел.

– Это можно, – Телегин кивнул, подхватил винтовку и поспешил к руинам.

– Николай, я думаю, не надо объяснять, кто должен сыграть роль приманки? – Семеняк вопросительно посмотрел на командира.

– Уверен? Что-то ты, Степаныч, бледный какой-то.

– Убежден… – Игорь Степанович вытер ладонью выступившую на лбу испарину. – Да, есть маленько. Похоже, заканчивается фрицевский заряд… Но еще повоюем чуток.

– Степаныч…

– Не беспокойся, Коля, – Семеняк положил руку на плечо Корнееву. – Я не самоубийца… Почувствую, что все, предел, скажу. Обещаю. Раньше, может, и геройствовал бы, но теперь… после того как довелось пожить после победы… подставляться не стану.

– Вот и славно. Так и запишем.

– Уходите… Кузьмич, вон, машет. Да и Андрейка притаился уже. Давайте, не затягивайте удовольствие. Только гранаты мне оставьте.

– Держи, – Петров протянул подсумок. – Удачи…

Игорь Степанович выждал, пока все, кто не принимал непосредственного участия в столкновении, удалятся на безопасное расстояние, и поднял руку, давая знак, что готов действовать. Дождался ответной отмашки, выдернул вытяжные шнуры из гранат, шагнул на открытое пространство, примерился и запустил ими в вышагивающего монстра сразу с обеих рук.

У железного истукана реакция оказалась не в пример медленнее, чем у оборотней, зато и живучесть многократно больше. Обе гранаты легли кучно, рядом с левой стопой. Но робот даже не отреагировал на взрыв. Голова его повернулась в сторону Семеняка, а руки стали сгибаться в локтях, поднимая стволы пушек.

– Живучая зараза, – проворчал Игорь Степанович. – А если так?

На этот раз он взвел только одну гранату, вложил ее обратно в подсумок и бросил все гранаты вместе, как связку. Повезло, конечно. Нарочно бы целился – может, один раз из ста получилось бы, но тем не менее… Обе пушки уже поднялись достаточно высоко, чтобы открыть стрельбу. И если монстр почему-то еще не стрелял, то лишь потому, что не считал цель достойной. Так что, совершив невероятно замысловатое вращательное движение, подсумок наделся лямкой на один из столов.

Это обстоятельство так удивило монстра, что он на несколько секунд замер, не зная, что предпринять. Потом решил стряхнуть лишний предмет, но не успел. Гранаты рванули раньше. Явного механического вреда бронированному чудовищу даже тройной взрыв вроде опять не нанес, но что-то в поведении робота изменилось. Видимо, сбилась регулировка прицела или баланс веса «подраненной» пушки. Соответственно действия механизма стали неуверенными, потому что постоянно требовалась дополнительная настройка.

Но решительности эта незначительная помеха монстру не убавила.

Заметив, куда отступил напавший на него враг, робот, гулко топая, словно целое стадо слонов, двинулся к повороту, за которым его поджидал Малышев.

И как только монстр появился в поле зрения, капитан шарахнул в него из фаустпатрона, целясь в дальнюю от себя ногу, на которую именно в этот момент был смещен вес машины. Отбросил в сторону пустой выстрел, принял от Семеняка второй заряд и припечатал в то же место.

Железная нога подломилась, робот зажужжал всеми сервомоторами, пытаясь удержать равновесие, но именно в этот момент в голову его впечаталась пуля старшины. Силы удара маленького свинцового комочка оказалось достаточно, чтобы нарушить уже пойманный баланс, и железный монстр завалился набок, сделав лишний шаг, из-за которого ему не хватило места, чтобы остаться на террасе.

Стрелять он начал уже в падении, летя вверх тормашками. И буханье двух автоматических авиационных пушек было слышно еще несколько секунд. Пока его не заглушил мощный грохот удара и лязг сминаемого металла.

Если верить наручному хронометру, с момента перехода прошло больше четырех часов.

– Привал. Полчаса. Можно перекусить. Я – в дозор. Степаныч, не составишь компанию?

– Охотно…

Прошли вперед метров сто и присели, прислонясь к стене. Здесь на склоне выросли какие-то кусты, и их гибкие нависающие ветки давали неплохую маскировку. Во всяком случае, сразу не заметишь. Зато терраса дальше отлично просматривалась, аж до следующего поворота и спуска. Метров триста, не меньше.

– Ну что, Игорь Степанович, обменяемся сведениями? – Корнеев слегка подтолкнул плечом своего ординарца, как бы давая понять, что разговор предстоит дружеский, доверительный. – Это ж сколько мы с тобой не виделись? Месяц?.. Да, если считать с момента взлета того самолета со спецгрузом, то примерно столько и набежало. Верно?

Семеняк только усмехнулся грустно.

– Нет, Коля… Не верно. Для меня вы с парнями пропали осенью сорок третьего. А в подземелье я полез в апреле сорок четвертого. Вот и считай теперь… Мы же со Стекловым вас похоронили уже. Мысленно. По документам, группа числится пропавшей без вести, но мы-то знаем, как оно бывает. Особенно если связи нет. Михаил Иванович почти месяц не вылезал из того проклятого замка, пытаясь обнаружить хоть какие-то следы. Всех, кто был задействован в поисковой операции немцев, по сто раз допрашивал, но… никаких следов. Группа попросту исчезла. Теперь-то я понимаю, что произошло. Но еще позавчерашней ночью сам говорил Квасневскому, дяде Баси, командиру того партизанского отряда, где нас с Лейлой обменяли на проводника, что надеяться больше не на что. Если не объявились за полгода, значит… Сто раз слышал по радио стихи Симонова, а видишь, как вышло. Не дождался…

– Ну, ты сравнил, Степаныч. Это ж про любовь. О женщине. Это им завещано ждать, вопреки разуму и логике. Мы по-другому устроены…

Тут лицо его задумчиво нахмурилось.

– Подожди, подожди… Это что же получается? Дашенька тоже считает меня… без вести пропавшим? Уже полгода? И из них целых четыре месяца мирной жизни? Бедняжка… Ну, Максимилиан, – Корнеев погрозил кулаком куда-то вверх. – Теперь ты будешь лично мне должен. И баснями о лучшей жизни в будущем не отмажешься. За каждую лишнюю слезинку спрошу. Шоб ты знал… дорогой товарищ. Так что готовься.

Потом крепко-крепко обнял Семеняка.

– Извини, Степаныч. Я же не знал. Думал, все как обычно. Последний раз в госпитале немногим меньше провалялся. А оно таким макаром… Лейла, кстати, как? Демобилизовалась?

– Погибла Лейла, – вздохнул Семеняк. – Не уберег… Глупый случай. Сам чудом уцелел… Зато у парашютиста нашего Олега Пивоваренко с Олей Гордеевой все сложилось. На свадьбе я не был, должность хлопотная и отпроситься не у кого, но приглашение через Стеклова получал. Ну, и поздравил, конечно же… Врач наш, Хохлов – каким-то жутко секретным заделался… Получал письмо от него, тоже через Михаила Ивановича, так трижды цензура проверяла. А мне полковник деликатно намекнул, что если хочу ответить, то привет лучше на словах передать. Сам Михал Иваныч на прежней должности. Во всяком случае, я именно так понял с его слов. Только стреляного воробья на мякине не проведешь… Думаю, профессор теперь у Абакумова работает. Оно и верно, фронта больше нет, а шпионов и недобитков всяких еще полным-полно.

Степаныч достал из кармана пачку папирос, которыми разжился в директорском кабинете, и с удовольствием закурил.

– А у вас что за это время произошло?

– На месте не сидели, это точно, – хмыкнул Корнеев. – Тоже кое-что повидали. Правда, как бы с другого фланга.

– То есть?

– Ну, вот ты нашу победу повидал, а мы – как война на два года раньше началась. И не по гитлеровским планам, а наступлением Красной армии. Даже в обеспечении высадки в Румынии самое непосредственное участие принимали.

– Как это? Вы видели, как Советский Союз начал войну?

– Превентивный удар называется, – объяснил Корнеев. – Зато если все пошло по плану, то в том мире больше нет ни фашистской Германии, ни буржуазной Европы. А лозунг Карла Маркса и Фридриха Энгельса «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» претворен в жизнь. Так что, как видишь, скучать не довелось. Правда, мы там и были всего пару суток. Потом на острове оказались, где и встретились. И знаешь, я рад, что тот мир исчез. Пленный рассказывал, что у них уже сорок шестой год, а фронт все еще стоит перед Варшавой. Немцы изобрели и применили какую-то сверхмощную бомбу, тем самым сорвав наступление Красной армии. Как бы не ту самую, чье производство мы им сорвали, похитив груз из склада в Дубовицах.

– Да, удачная была операция… Кроме гибели Васи Купченко. Никого даже не ранили…

– Тсс, – Корнеев насторожился. – Мне кажется, или стонет кто-то?

Теперь оба прислушались.

Какое-то время тишина не нарушалась ничем, а потом издали, со стороны предполагаемого противника долетел отчетливый стон. Причем как бы даже не в единственном числе. От боли или каких иных мучений страдали десятки людей. И не только мужчин.

Возникнув вторично, стон не затихал больше ни на секунду. И вроде приближался. Но при этом в пределах видимости никто не появлялся. Все триста метров террасы, обозримой с этого места, по-прежнему оставались пустынными.

– Что за… – Корнеев помотал головой. – Галлюцинации?

– Не знаю, Коля… – Семеняк пожал плечами. – Но после всего виденного мне это совсем не нравится.

– Можно подумать, мне нравится. Но идти туда все равно придется…

– Разреши я чуток продвинусь? Пока остальные подтянутся. Налегке… Если что – гранату метну и бегом обратно.

– Действуй… Только аккуратно. Чувствую, это наше последнее задание. Не хотелось бы, после всего…

– Все будет путем.

Семеняк пружинисто вскочил и неторопливой походкой праздношатающегося гуляки двинулся дальше. Глядя не столько вперед или под ноги, сколько пытаясь заглянуть за край террасы на следующий уровень. Но туман, клубящийся внутри котлована, надежно скрывал секреты этого очень странного места. Изредка только казалось, что на самом дне проблескивает красным, как сполохи далекой зарницы.

Шагов через пятьдесят звуки стали меняться. Теперь к разноголосым стонам прибавился еще и шепот. Тихий, но зловещий…

– Смерть… Убью… Смерть… Все умрут… Все мертвы… – шелестело в ушах, стучало в висках, отдавало в сердце.

От этого заупокойного шепота становилось труднее дышать. Становились ватными ноги, руки тяжелели…

Да и вообще, сколько можно? Ведь не пацан уже сайгаком по горам носиться. Нашли самого молодого. Впереди никакой опасности, так чего зря сапоги топтать? Надо прямо здесь прилечь и подождать, пока остальные подтянутся. А и вздремну чуток – тоже ничего страшного. Подойдут, разбудят. Зато отдохну. Реально устал, словно весь день на току молотил… Давненько так не уставал. Обязательно надо поспать…

Игорь Степанович присел на обочине и зевнул. Потом прилег, подложив под голову кулак. Вроде всегда так делал, а теперь почему-то неудобно. Семеняк с недоумением посмотрел на руку и увидел зажатую в ней гранату. Именно она и была причиной неудобства.

Ну, это решаемо. Игорь Степанович замахнулся, чтобы выбросить помеху, но в последний момент решил, что будет интереснее, если прежде выдернуть запальный шнур. Он отвинтил крышку в нижней части рукоятки, энергично дёрнул за выпавший при этом шнур с фарфоровым шариком и метнул гранату, куда глаза глядели. То есть в сторону тумана.

Взрыв он не услышал, а ощутил почти физически. Шепот и стон в его голове словно взбесились. Сперва поутихли на несколько мгновений, а потом заорали в полный голос, аж глаза на лоб полезли. Всю сонливость как рукой сняло. А следом к Игорю Степановичу вернулось и критическое восприятие действительности.