Глава десятая
Корнеев еще только вставал с ящика, когда со скалой стало происходить нечто странное.
Сперва по периметру прямоугольника возникло слабое свечение, словно внутри зажгли свет, и он просачивается сквозь щели вокруг неплотно подогнанной к коробке полотна двери. Потом свет стал ярче и сменил спектр. С бледно-желтого переходя в зловещую красноту…
– Ложись! В укрытие!
Корнеев отдал приказ не размышляя. А как еще реагировать? Стоять и смотреть как баран на новые ворота? Или подойти поближе, понюхать, пощупать, а когда рванет – сильно удивиться… если успеешь.
Но взрыва не последовало. Наоборот – свечение пропало, зато дверь в скале проявилась целиком, больше не изображая из себя рисунок. Настоящая, всамделишная дверь. В одном угле даже краска облупилась… А еще мгновением позже створка распахнулась…
Рывком. На всю ширь. С лязгом металла и грохотом камня. Словно выбитая изнутри мощным пинком. А в образовавшийся проем вывалился мужчина, держа в охапку девушку.
Мужчина щеголял полосатой пижамой, девушка – белым халатом. При этом мужчина, несмотря на мгновенность событий, показался всем знакомым. Настолько, что большинство разведчиков, включая Корнеева, одновременно помянули бога, черта, краснознаменную дивизию и прибавили к ним еще несколько расхожих фраз.
– Степаныч! Ты? – первым окончательно узнал боевого друга старшина Телегин. – Откуда дровишки?..
Семеняк ответить не успел. Сквозь свободный проем оставшейся распахнутой двери, изнутри скалы вымахнул черный зверь, похожий на здоровенного волка или овчарку, и с рычанием бросился на пытающегося встать Семеняка. Судя по скорости, у него не было шансов отклониться, а стрелять в зверя он сам же и мешал.
– Лежи, Степаныч! Я сейчас!
Корнеев метнулся вперед, желая максимально сократить дистанцию, чтобы стрелять наверняка. Но Игорь Степанович успел все сделать сам. И не просто успел… За невероятно короткий отрезок времени, пока псина находилась в прыжке, он аккуратно положил на землю девушку, перевернулся на спину и принял зверюгу на согнутые ноги. После чего, как заправский цирковой артист, мощным толчком отправил ее обратно, за порог.
– Гранату! Киньте кто-нибудь гранату следом! Быстрее! Он там не один такой!
Упрашивать никого не понадобилось. В проем влетели сразу три «лимонки». Звука взрыва не последовало, но выброшенная наружу изувеченная туша подтвердила, что хотя бы одна цель поражена.
Семеняк пружинисто вскочил, словно ему было не за сорок, а максимум двадцать пять. Движения плавные, как у крупного хищника.
– Товарищ подполковник! Коля! Нет времени объяснять. Там, за дверью, фашистская лаборатория. Ее надо уничтожить. Любой ценой! Если у группы другая задача, дайте мне оружие, патроны и хоть пяток гранат.
– Отставить самоуправство! – Николаю больше всего хотелось обнять своего ординарца, но по лицу Игоря Степановича было видно, что на нежности нет времени. – Малышев, Петров, Телегин! В распоряжение Семеняка. Игорь Степанович – действуй. Андрей! Действуйте по обстановке. Разберешься – примешь командование.
– Есть…
Стоявший ближе всех к Семеняку лейтенант Колокольчиков вручил ему свой МР-40, подсумок с тремя запасными магазинами и второй – с немецкими гранатами.
– Спасибо… Парни, за дверью коридор. Длинный, но не широкий. Я пойду первый. Дайте мне секунд десять, потом прыгайте следом… Своих там нет, только враг. И враг необычный. Слишком живучий. Патронов не жалейте. Бить лучше в голову. Прятаться могут во всех комнатах. Так что если есть движение – сперва граната, потом осмотр. И ни единой секунды на сомнение. Женщины, дети, животное – все не то, что кажется. Зазеваетесь – умрете. Бася, это друзья. Жди меня здесь. Рассказывать можно все.
После чего круто развернулся и прыгнул в проем. С места преодолев не менее пяти метров!
– Каким резвым наш Степаныч стал, – проворчал Телегин. – Аж завидно… Надо не забыть секрет спросить.
– Угу… – пробормотал Гусман. – Если это тот самый товарищ, о котором вы думали и которого мы уже полдня ждем… то хочу сказать, он не слишком торопился.
– Думаю, он там… – кивнул на дверь в скале Малышев. – Секрет Степаныча, то есть… Все, я пошел! Как войду, смещусь вправо. Виктор, ты следом за мной и сразу принимай левее. Кузьмич, считай до десяти и действуй самостоятельно.
Двери между мирами приняли еще троих. По-прежнему беззвучно.
События происходили так стремительно, что за все это время Боженка успела лишь отползти чуть в сторону и прислониться к скале. Откуда и взирала бессмысленно на людей в немецкой форме. Но Игорю Степановичу девушка верила. Как он сказал? «Это друзья. Рассказывать можно все…» И Бася неуверенно спросила, глядя на немецкого офицера:
– Вы «Призрак»?
– Какие ж мы призраки, милая барышня?.. – подскочил к ней Колокольчиков, протягивая руку, чтобы помочь подняться. – Мы все живые. Хотите, можете потрогать. Вот… Чувствуете, рука теплая.
Но Корнеев вопрос понял правильно. Чуть подтянулся и полуофициально, не отдавая честь, представился:
– Подполковник Корнеев. Командир разведывательно-диверсионной группы «Призрак». А вы кем будете?
– Вы Коля? Тот самый?.. – вместо ответа всплеснула ладошками девушка. – Не может быть!
– Мы знакомы? – удивился Корнеев.
– Да вас весь наш партизанский отряд знает. Игорь Степанович только и повторял: «Я думаю, Коля в этом случае поступил бы вот так… Значит, и мы так сделаем». Ох, товарищ подполковник, если б вы только знали, сколько раз ваши советы спасали нам жизнь. Так что все, кто до победы дожил, до сих пор вспоминают вас только с благодарностью. А мой дядя, он теперь председатель горсовета, когда думает, что его никто не видит, тоже иной раз бормочет: «Интересно, а что бы Коля сделал на моем месте…»
– До победы? – чуть смутившийся Корнеев уловил в словах девушки нестыковку. – Ты сказала: «До победы?»
– Ой, а что, вы тоже не знаете, что война закончилась? Ну, прямо как тот фриц, что в колодец прыгнул. Так он в подземелье сидел, а вы наверху. И связь имеется, – кивнула на антенну над дотом.
Девушка смотрела прямо и так непритворно удивлялась, что усомниться в ее искренности было невозможно.
– И давно? – единственное, что умел выдавить из перехваченного спазмом горла Корнеев.
– Так прошлой зимой еще. Двадцать третьего декабря, ровно в три часа дня Германия подписала акт о безоговорочной капитуляции.
– А в каком году?
– Ну, вы даете, товарищи… В сорок четвертом, конечно. А, я поняла… Вы меня проверяете. Хотя в чем?
– Победа, парни… – Николай тяжело опустился на бочку, которую так и не докатили до бункера. – Мы победили…
– Да… – Яша Гусман потер переносицу. – Это радует. Но позволю себе спросить, а с кем же мы тогда здесь сражаемся? Шо за фрица караулит у нас в доте Ваня Гусев и чьи торпедные катера я уже минут пять как наблюдаю в море?
– Фу-ты… – Николай достал из кармана платок и вытер лицо. – С ума сойти… Тут война. Там, – кивнул на дверь, – победа. Который же из миров наш? Эй! Гусев! – крикнул, заметив лицо лейтенанта в амбразуре. – Спроси у пленного, который нынче год!
– Одну минутку, командир. Сейчас приведу его в чувство и спрошу.
– Не понял. Он что, сомлел?
– Никак нет. Как движение снаружи пошло, он напасть на меня попытался. Ну, я его и того… Маленько не рассчитал. Но он живой, дышит.
– И тут не слава богу… То щебетал, как жаворонок, и просил, чтобы не оставляли и с собой забрали, то на конвоира кидается. Ладно… Разберемся и с этим недоразумением.
Встал, заправился и рявкнул, отводя душу:
– Товарищи офицеры, я не понял! А кому мы сидим?! Кто-то отменял приказ о перемещении запасов в бункер? Яша, я с вас удивляюсь. Вы же должны пример бережливости и запасливости показывать этим шлимазлам. Сами ж говорите, катера на горизонте. Давайте, давайте. Веселее… То, что у нас теперь есть второй выход, еще ничего не значит. Что можно открыть, можно и закрыть. Надеюсь, это понятно? Тогда делай как я!
Корнеев подхватил канистру и поволок ее к бункеру.
– Командир… – окликнул его Колокольчиков. – Глянь, что с трупом зверя творится. Не рванет случаем?
* * *
Три оборонительные гранаты в замкнутом пространстве – это серьезно. Несмотря на боевой запал, Игорь Степанович даже опешил чуток, не ожидал увидеть такую гору тел. Причем именно тех, которые в халатах. Видимо, обычных людей среди персонала гораздо больше, чем он предполагал. Но это ничего не меняло… Тех, кто способен превратить человека в оборотня или упыря, трудно считать людьми. Они ничем не лучше своих созданий. И череп в их любимой эмблеме лучшее тому подтверждение.
Живых фрицев и их чудовищ пока не видно. Попрятались по комнатам. Ну, правильно – где три гранаты, там и четыре… или еще больше прилететь может. Лучше переждать.
Дверь слева не просто открыта, сорвана взрывом с петель. Внутри пусто… Вернее, на полу валяется несколько трупов, но судя по окровавленной и рваной одежде, их достало осколками с гарантией. Видимо, первая «лимонка» вышибла двери, а вторая или третья – закончили дело.
Дверь справа… Такая же картина. Куча битого стекла и разметанные взрывной волной по всей комнате бумаги. А покойников нет. Не успели, видимо, с обеда вернуться.
Следующая комната… Складское помещение или бытовка. Много шкафчиков. Дверцы закрытые. На некоторых навесные замки. Этих не считаем, а подозрительные лучше проверить.
Семеняк переступил через порог и выпустил несколько коротких очередей наискосок по шкафчикам без замков. Почти все на выстрелы не отреагировали. Кроме одного… Приглушенный вскрик, и изнутри вывалился человек в мундире интенданта. Да и по внешнему виду сразу понятно – снабженец. Как только поместился внутрь? Добивать не пришлось. Не меньше двух пуль вошло в грудь, и на губах немца лопались алые пузыри. Не жилец…
Послышался сдвоенный стук сапог об пол. Не слишком громкий. Как при прыжке с табурета. Или через порог…
– Малышев на месте! Петров на месте! – доложились в два голоса. – Степаныч, ты где?
– Здесь… – Семеняк показался в дверном проеме. – Вы двигайтесь по левой стороне, я по правой. В первых комнатах чисто.
– А враги-то где? – поинтересовался Петров.
Словно в ответ на запрос саперу из помещения в глубине коридора вымахнули две черные зверюги. И скорость, скорость! Настоящие молнии.
– В укрытие! Гранаты за дверь! – отдал команду Семеняк.
Малышев и Петров метнулись каждый в свою сторону, прячась в уже проверенных Степанычем комнатах. А с гранатами получилась заминка. «Ф-1» закончились, а у немецких «колотушек» долгое зажигание… Скорость, с которой двигаются оборотни, разработчиками в расчет не принимались. Хорошо, Семеняк сориентировался. Если б гранаты метнули в нападающих, как обычно в бою, с размаха – осколки даже хвосты зверям не причесали бы. А вот всего лишь выброшенные за дверь «М-24» сработали просто великолепно. Рванув прямо перед мордами оборотней. Убить не убили, но потрепали и контузили крепко. Осталось только добить фактически беспомощного врага.
Что Игорь Степанович и проделал. Четырьмя выстрелами в голову. Потратив на каждую зверюгу ровно по два патрона.
– Андрей, Виктор, будьте внимательны. Видели, какая живучая скотина? Так это еще не самое опасное.
– Черт… Степаныч, что ж ты сразу не объяснил? – Малышев посмотрел на «наружную» дверь. – У нас же там «машингверы» имеются. Может, займете с Виктором оборону, а я назад метнусь? Вооружимся, как следует. Зачем с вилкой на медведя переть, если найдется рогатина получше?
– Не понял насчет рогатины, – на пороге возник старшина Телегин. – И про медведя тоже…
Оценил количество трупов, размеры черных бестий.
– Второй вопрос снимается.
– Степаныч говорит, что эти твари очень живучие. Пока не проверяли, но двумя гранатами уложить не удалось. Добивали… – объяснил Малышев. – А еще говорит, что они не самые опасные из гуляющих здесь существ. Вот я и подумал, что неплохо бы нам хоть один «МГ-42» в доте одолжить.
– Разумно, – поддержал капитана Телегин. – С катерами пулеметом все равно много не повоюешь, одним больше, одним меньше – без разницы. А местность зачистить надо. Запасной плацдарм не помешает. Я сейчас…
– Отставить… Виктор, не в службу… Диверсантов у нас много, а хороший сапер только один. Давай побережем тебя.
– Можно и без реверансов, – майор Петров передал Малышеву свой автомат. – Первый день, что ли, вместе воюем? Я все понимаю. Работайте… и не подставляйтесь зря. Я мигом…
Со старшиной дело пошло быстрее и проще. Хоть и Петров не первогодок, но прав сапер: специфика диверсионной работы, тем более в группе, нарабатывается годами. Ведрами пота и крови… Пота своего. Крови – чужой.
Пошли тройкой, как на сенокосе. Семеняк толкает дверь и вбрасывает гранату… Взрыв. Малышев добивает уцелевших. Если остались. Кузьмич держит под прицелом коридор. Пара-тройка фрицев пробовала высунуться – теперь лежат смирно, головой наружу. У винтовки убойная сила, не в пример автомату. А в руках таежного охотника, который белку в глаз снимает с дерева, чтобы шкурку не испортить, – и того похлеще.
Одна лаборатория, вторая… Третья… Из четвертой попытались контратаковать. Но недолго. Ровно до взрыва гранаты. Зато удалось пополнить запас. Сняли подсумок с мертвого охранника. Как раз хватило, чтоб еще две комнаты зачистить. И на этом везение закончилось…
То ли немцы поняли, что отсидеться не получится, то ли какая иная команда поступила. Скорее всего, созвонились по внутренней связи… Но во всех оставшихся шести помещениях двери распахнулись одновременно, выпуская в коридор троих оборотней и двух упырей – сигурдов. А следом за ними – люди в эсэсовской форме. К счастью, в основном офицеры. В том смысле, что с пистолетами.
Семеняк бросил им навстречу последнюю гранату, укрылся за косяком и приготовился всадить весь рожок в первого, кто приблизится. Малышев занял такую же позицию напротив. Только старшина Телегин, стоящий дальше всех, не обращая внимания на черных тварей, продолжал методично посылать пулю за пулей в пылающие зеленым светом глазницы неторопливо надвигающихся упырей. Пока безрезультатно…
– Серебряными надо… – пробормотал Кузьмич. – Но чего нет, того нет.
И тут басовито затарахтел пулемет. Вовремя. Мгновенно оценив обстановку, Петров вместе с Гусевым с ходу вступил в бой. Крупнокалиберные пули оказались для оборотней достаточно смертоносными. Все трое зверюг кувыркнулись через голову буквально после первой же очереди. Длинной, патронов на тридцать. Даже если и не наповал сразили, подняться им не дал Телегин. Разделавшись с оборотнями, пулеметчики перевели огонь на упырей, заодно прорежая ряды эсэсовцев.
Увидев более опасного врага, сигурды оживились. Бросились в атаку, но упущенное из-за первоначальной вальяжности время наверстать не удалось. А могли и успеть. Если бы находились хоть на десяток метров ближе. Да и Кузьмич не оплошал.
Рассудив, что если уж не получается врага уложить выстрелом в голову, то стоит попытаться сделать то же самое, раздробив ему коленную чашечку. Обезножить, то есть. И первый же выстрел подтвердил правильность избранного метода. Если от пуль, полученных в голову и грудь, упыри только пошатывались, но продолжали целеустремленно двигаться вперед, то потеря нижней конечности одного из них сразу заставила упасть на колени. И хоть не остановила окончательно, прыти поубавила заметно.
Телегин передернул затвор, и второй упырь тоже встал на четвереньки. Мгновением позже прицельные пулеметные очереди разнесли их скалящиеся черепа вдребезги. Только костяное крошево брызнуло.
Увидев, что их непобедимые создания повержены, немцы тоже бросились наутек. Да только куда убежишь из коридора? Петрову даже прицел сменить не пришлось. Так и строчил, держа в рамке крайнюю спину, затянутую в черный мундир. А менялись они сами… по мере убыли. Пока не упал последний… или первый. Смотря как считать.
Лента тоже закончилась, и наступила тишина.
– Все, что ли?! – проорал слегка оглохший от выстрелов Гусев.
– Все не все, а ленту давай! – прокричал в ответ Петров, не отрываясь от пулемета.
И только после этого послышался негромкий смех Малышева.
– Отбой, славяне… Перекур.
* * *
Пленный унтер-фельдфебель, оставленный под присмотром Гусева, отличался от теперешнего здоровенным фингалом, расплывающимся на добрую половину левой стороны лица, как родимое пятно. Глаз тоже запух и открывался только частично. Как смотровая щель.
– И как это понимать, Руди? – вкрадчиво поинтересовался Корнеев, имея в виду конечно же не синяк, а попытку напасть на конвоира.
– Я… я…
– Головка от патефона… Прекращай блеять, как кастрат, и отвечай внятно. Иначе наш уговор потеряет силу.
– Господин офицер… Я не хотел. Я – испугался.
– И с перепугу решил напасть на нашего товарища? Знаешь, как это называется?
– Нет-нет… – унтер-фельдфебель поднял руки, словно защищаясь. – Вы неправильно меня поняли… Я не собирался причинить вред вашему бойцу. Но я подумал… А если наши все-таки победят? Ведь вас так мало. И что они увидят? Живого и здорового Рудольфа Глюкмана. Даже без синяка на морде… Кто ж мне поверит, что я не добровольно сдался в плен? Сразу на месте расстреляют… если повезет. Зато теперь… – немец криво улыбнулся.
– Хитер… – хмыкнул Колокольчиков. – И нашим, и вашим, значит…
Заметив, что его хитрость не нашла понимания и одобрения у русских, немец замолчал.
В этот момент в бункер сунулся Петров.
– Братцы, пулемет нужен… Там такое… Автоматами не уложить.
– Бери, – кивнул Корнеев. – Гусев, помоги майору. Вторым номером пойдешь. Заодно и охолонешь чуток.
– Есть…
Гусев подал Петрову две коробки с лентами, потом снял с треноги пулемет и полез наверх.
– Знаешь, Руди, – продолжил разговор Корнеев, – почему-то я тебе не верю. Я думаю, ты напал на конвоира, потому что очень хотел сообщить своим нечто важное. Такое, за что тебе простили бы все прегрешения скопом и на много лет вперед. Я прав?
Немец промолчал, но голову опустил еще ниже.
– А что на острове изменилось столь радикально за последние полчаса? Что появилось такое, чего раньше не было? Ну? Сам родишь, или клещами из тебя тянуть?
Неизвестно, чего больше испугался унтер-фельдфебель, предстоящих «родов» или клещей, но он обреченно кивнул и выдавил из себя:
– Яволь… Я все расскажу. Поверьте, я не потому молчал, что хотел обмануть. Но вы же все равно бы мне не поверили.
– Ты излагай… А мы уж сами разберемся, верить или нет. Но сперва ответь мне еще на один вопрос. Который нынче год?
– Так сорок шестой, какой же еще? – удивился столь странному вопросу немец.
– Сорок шестой, значит… – разведчики переглянулись. – Понятно. А Восточный фронт где сейчас?
– Под Варшавой… – пожал плечами Рудольф. – Второй же год на месте топчемся. Как в мае сорок четвертого сбросили на Краков и Будапешт по бомбе, так с тех пор войска с места и не сдвинулись. Потому что ни у красных, ни у американцев своей бомбы еще нет, а у наших, как говорят, только одна осталась. Но Гитлер пообещал доставить ее в Москву, если советские дивизии хоть на километр дальше на запад пройдут. Поэтому все здесь и сосредоточилось. На севере… Без заводов в Норвегии нам не сделать новых бомб, а американцы атаки с воздуха не боятся. Слишком далеко до них… Чтобы одной-единственной бомбой рискнуть.
Думая, что рассказывает азбучные истины, давным-давно обжеванные всеми газетами и листовками, унтер-фельдфебель неожиданно для себя заметил, что русские внимали с неподдельным интересом и удивлением, словно слышали обо всем впервые. Впрочем, если сопоставить расстояние от фронта до островов Норвегии, то кто знает, как давно диверсанты оторваны от связи. Или…
– Хорошо, – не дал ему додумать новую мысль Корнеев. – А теперь расскажи то, во что мы не поверим.
– Предсказание Вольфа Мессинга…
Наверное, не было в довоенной Европе, да и Америке человека, который бы не слышал о великом маге и чародее Вольфе Мессинге. Скептики считали его великолепным актером, фокусником или гипнотизером, и заявляли, что вся его слава – всего лишь умело поданная иллюзия. Как говорится, ловкость рук и никакого мошенничества. Те, кто не разучился верить в чудеса, были убеждены, что у этого человека есть Дар. Возможность если не повелевать будущим, то хотя бы видеть его. Как у знаменитого Нострадамуса или более скандально известного, но не менее знаменитого графа Калиостро. В Советском Союзе Вольф Мессинг тоже побывал. Выступал с концертами по всей стране, говорят, даже в Кремле был, с самим Сталиным встречался.
Подробности неизвестны, но ходил упорный слух, что в СССР Мессинг попал после того, как бежал из Германии. Где имел неосторожность посоветовать Гитлеру не нападать на Страну Советов, предсказав в противном случае неизбежное поражение вермахта и полный разгром немецкого государства.
Так что упоминание о Мессинге произвело нужное впечатление на Корнеева.
– И что именно он предсказал?
– Я точно не знаю… Только то, что солдатское радио сообщило. Но вроде прежде чем сбежать к красным, он был у Гитлера. Долго беседовали… О чем именно, знают только сам фюрер и Гиммлер.
– Руди, не виляй хвостом. Я сам понимаю, что тебя туда не приглашали. По существу говори.
– Ну, будто бы сказал Мессинг, что в свое время на этом острове откроется дверь и из нее то ли выйдет, то ли в нее войдет нечто, способное то ли привести Германию к победе, то ли полностью ее уничтожить.
– Надвое бабка ворожила, или помрет, или будет жива… – прокомментировал слова пленника Гусман. – Командир, тебе это интересно? Так сходи после войны на Привоз и слушай, пока уши не опухнут.
– Ша, Яша… Про себя мы после поговорим. Сейчас за Германию послушай. Продолжай, продолжай. Кто выйдет и зачем, я так понял, Мессинг толком Гитлеру не объяснил, но хоть откуда – сказал?
– Да… Я же говорил: «Из двери в скале», – развел руками унтер-фельдфебель. – Вы же ее видели, да? Пара царапин на камне. Может, дверь, а может – трещина обычная. Про эту скалу как узнали, сразу спецов направили. Из «Аненербе»… Этого, правда, я тоже не видел. Но говорят, чего здесь только яйцеголовые ни пробовали: и отбойные молотки, и взрывчатку, и кислоту, и автоген, и… В общем, все. Не меньше месяца провозились безрезультатно. Срежут пласт камня, прямоугольник через час-другой на новом срезе проявится. Видели, сколько скалы отколупали? Почти половину островка. Он раньше весь одним утесом из воды торчал. Потом плюнули. Ученых разогнали. Поставили дот и завели дежурство. Все как я и говорил. Станция слежения. Только не за акваторией, а за скалой. С единственной задачей – как только случится что-либо имеющее отношение к предсказанию, сообщить в штаб.
– И ты рискнул…
– Виноват, господин офицер… – Немец неожиданно для всех бухнулся на колени. – Я же никогда в это не верил. Да и не только я. «Омегу-51» считали чем-то вроде гауптвахты. А как штрафников сюда направили, так и вовсе сомнений не осталось. И вдруг… такое… Я чуть в обморок не хлопнулся, когда сперва люди, потом звери, потом… В общем, как во сне! И тут меня словно током ударило… Пророчество исполнилось, а у меня приказ! Доложить! Любой ценой… Ну, я и… Совершенно ничего не соображал, как контуженый действовал. А когда очнулся… – Рудольф опустил голову и поник плечами. Мол, казните или милуйте, я все сказал.
– Понятно… – пробормотал Корнеев. – Как говорят у нас в Одессе, дело ясное, шо дело темное. Осталось один вопрос утрясти. Будем ждать проверяющих из штаба или сразу уходим? Ты как считаешь, Яков?
– А чего? Можно и подождать. Если буром не попрут, а вежливо в гости пожалуют, то лишний язык никому не помешает. Изложит версию, хоть примерно похожую на этот бред… ну, значит, прав был Шекспир. Есть многое на свете, друг Горацио… Хотя о чем это я? Мы и сами ходячее подтверждение. Сорок шестой год, немцы под Варшавой… Какие-то две бомбы остановили наступление трех фронтов… С ума сойти. Говорила мне тетя Соня: «Яша, учись на дантиста. Там все просто. Ты делаешь человеку чем жевать, он делает тебе что…»