В то время как Временное правительство пренебрегало национальным вопросом, режим, рожденный Октябрьской революцией, вначале проявлял большую благосклонность к идее автономий. Политика большевиков по национальному вопросу была сформулирована на седьмом съезде партии эсдеков, который признал право наций империи на выбор своей судьбы, даже если этот выбор предполагал полное отделение от России. Однако приход большевиков к власти с самого начала изменил характер революции в Средней Азии, придав ей колониальное направление в Туркестане (на юге Средней Азии).

Итак, власть вначале оставалась русской. Оформившись как оппозиционная сила России, местные националистические организации, явно разочарованные, встали перед выбором – сотрудничество или бойкот власти, которая отвергала их. В оппозиции большевистскому режиму были и русские, враждебные революции, которые пытались опереться в своей контрреволюционной активности на местные мятежные движения.

Однако старая вражда между либералами и консерваторами во время революционных потрясений не прекратилась. Сразу после большевистской революции Улема Джамиати во главе с Шерали Лапиным предприняло попытку сотрудничества с новым режимом. Третий региональный съезд в Ташкенте провозгласил 15 ноября 1917 года власть Советов на всем юге Средней Азии и принял решение о создании Туркестанского Совета народных комиссаров (Турксовнарком). В то же время собралась третья конференция мусульман Средней Азии. На ней доминировали лидеры Улема Джамиати. Съезд, однако, занял по отношению к новой власти критическую позицию, вопреки давлению консерваторов. С этого времени напряженность в отношениях между русскими и коренными жителями только нарастала.

Российский съезд Советов должен был принять решение относительно предложений о сотрудничестве со стороны Шерали Лапина, который выступал за создание коалиционного правительства с половиной мест для консерваторов, а также относительно требований автономии, выдвинутых мусульманским советом. Съезд высказался против автономии и, более того, выступил против участия представителей Средней Азии в правительстве. Резолюция Колесова гласила: «В данное время допустить мусульман в революционное правительство невозможно потому, что отношение местного населения к власти Советов внушает сомнения. А также потому, что коренное население не имеет пролетарских организаций, которые [большевистская] фракция могла бы пригласить в высшие органы регионального управления».

Негативная позиция съезда Советов сплотила все мусульманские политические организации вокруг мусульманского центрального совета, который принял решение созвать четвертую конференцию мусульман юга Средней Азии в Коканде.

Конференция с участием около 200 делегатов открылась 25 ноября. Большинство делегатов прибыли из Ферганы, поскольку в сложной обстановке передвижение по региону было затруднено. Фергана прислала 150 делегатов, Сырдарьинская область – 22, Самарканд – 23, Бухара – 4 и Закаспийский край – 1.

Участники конференции собрались, чтобы обсудить свою позицию в отношении большевиков, а также вопрос о создании государства, предложенный атаманом Дутовым. Это государство должно было включать казачьи области Урала, Оренбурга, Сибири и Средней Азии. Конференция была призвана определить, какой будет власть в Средней Азии. Хотя одна из организаций настаивала на провозглашении автономии, большинство было склонно вести дело тактично с установившейся в России властью. Оно отвергло предложения Дутова. Большинство решило вести с Ташкентом переговоры об автономии юга Средней Азии в составе будущей российской федеративной республики на основе большевистской национальной программы.

Переговоры в Ташкенте с русскими лидерами – Колесовым, Успенским и Полтарацким – далеко не продвинулись, и в конце ноября съезд в Коканде провозгласил автономию юга Средней Азии. Избранный совет состоял из 36 мусульман и 18 русских, а правительство из 12 министров, под названием Правительство автономного Туркестана, возглавлялось сначала Танышбаевым, затем Мустафой Чокеевым. Таким образом, главами первого правительства коренных жителей юга Средней Азии были казахи. В Коканде существовал также Совет рабочих.

Власти Ташкента не сразу отреагировали на образование независимой власти, потому что в конце 1917 года не располагали средствами для вооруженного вмешательства в Коканде. Войска генерала Дутова отрезали Ташкент от Москвы, а городской совет был слишком слаб и уязвим, чтобы пойти на риск внешних экспедиций. Обе власти просуществовали одновременно почти два месяца.

Коканд попытался распространить свою власть на весь юг Средней Азии. В начале декабря мусульмане провели демонстрации в Ташкенте под лозунгами автономии, однако совету удалось преодолеть местные беспорядки. Некоторые комитеты рабочих и крестьян связали свою судьбу с Кокандом. В январе Коканд, воспользовавшись такой поддержкой, потребовал, чтобы Москва признала автономное правительство единственной законной властью на юге Средней Азии. В ответе, сформулированном Сталиным, отвергалась соперничающая власть и напоминалось, что Советы автономны и должны опираться на народные массы, оказывающие им поддержку.

Правительство Коканда, не располагая военной силой, попыталось утвердиться посредством народного голосования. В январе 1918 года Коканд объявил о своем намерении созвать Учредительное собрание на основе всеобщего голосования всего юга Средней Азии, отведя немусульманам до трети мест. Предлагая это, лидеры Коканда были более щедры, чем Учредительное собрание России, которое не предоставило в нем мест среднеазиатам. В целях самозащиты Коканд отчаянно искал союзников и деньги. В декабре 1917 года Мустафа Чокаев провел переговоры с Дутовым, но после предварительного обсуждения пришел к выводу, что требования Дутова неприемлемы.

Попытки заключить союз с Алаш Ордой не увенчались успехом. Эмир Бухары, враждебный правительству, в котором доминировали либералы и который поддерживали джадиды, отказался принять эмиссаров Коканда, прибывших с просьбой о помощи. Он также опасался совершить действие, которое послужило бы Ташкенту предлогом обратить слишком пристальное внимание на эмират. Коканд попытался затем договориться с торговцами оружием, но снова потерпел провал.

В январе 1918 года Коканд решил выпустить заем, который позволил бы ему продержаться. Этот заем спровоцировал внутренний кризис, в результате которого Танышбаев ушел в отставку, а сменил его на посту председателя правительства Мустафа Чокаев. Хотя подписка на заем осуществилась за пять дней, правительству Коканда тем не менее не удалось закупить оружие, необходимое для защиты. В январе 1918 года был прорван Оренбургский фронт белых, и Ташкент запросил помощи у Москвы.

На четвертом региональном съезде Советов Колесов потребовал, чтобы «контрреволюционный» характер режима в Коканде был как следует заклеймен. Вернувшись к тезисам III Всероссийского съезда Советов, который провозгласил принцип самоопределения на классовой основе, он объявил конфликт между Ташкентом и Кокандом не национальным, а социальным. В его представлении это был конфликт буржуазного правительства с народом. Похоронный звон для Коканда прозвучал 14 февраля 1918 года, когда войска Оренбургского фронта осадили город и взяли его 18 февраля. Коканд разграбили и частично разрушили. Красные войска учинили бойню жителям города. Мустафе Чокаеву удалось бежать.

Крах Кокандской автономии был неизбежен, поскольку у нее не было достаточных политических сил и средств. В то же время автономия не пользовалась поддержкой широких слоев населения. И все же это эфемерное правительство имело большое значение. Это было первое проявление открытой оппозиции советской власти в виде местной автономии. Оно породило басмаческое движение, которое продолжило сопротивление включению региона в Советский Союз.

Обстановка в Туркмении сразу после Октябрьской революции была такой же, как в Фергане с ее двоевластием. С 17 февраля усилилось брожение среди туркменской интеллигенции.

После падения Временного правительства туркмены собрались на региональный съезд, который выбрал Национальный исполком во главе с полковником Оразом Сердаром. Советские власти созвали съезд туркменских крестьян, который выступил против Национального исполкома и поддержал Советы с участием туркменов в областях, городах и деревнях. Советы сформировали туркменскую Красную гвардию, в то время как Национальный исполком, который вначале утверждал, что преследует исключительно социалистические цели, стал претендовать на власть, развернул агитацию в сельской местности и обеспечивал себя военными ресурсами. Эскадрон царской туркменской кавалерии, дислоцированный в Ашхабаде, составлял основу туркменской армии. В феврале 1918 года войска Колесова разгромили туркменов, их оппозиционное движение и установили власть Советов.

Два других региона, которые представляли угрозу для советской власти, были Хивинское ханство и Бухара. Они имели важное стратегическое значение. После Февральской революции эмир Бухары, уступая давлению либералов и теневой деятельности Миллера, русского резидента, сохранившегося от царского режима, провозгласил в манифесте от марта 1917 года несколько реформ, которые, казалось, могли преобразовать теократическое государство в парламентскую монархию. Но через месяц, опасаясь распространения в эмирате политической агитации и предполагая, что советская власть обременена слишком большими проблемами, чтобы заниматься Бухарой, вновь призвал к себе своих консервативных советников. Он отверг реформы и поставил либералов вне закона.

Либералы спасались в русских городах эмирата и в Туркестанском крае. Они нашли поддержку со стороны Советов, в которых доминировали большевики, открыто выступавшие против Временного правительства. Сначала джадиды искали помощи у правительства в Коканде, которое не располагало такими возможностями, а затем обратились к Колесову. Фаизулла Ходжаев убедил его, что народное восстание, готовое разразиться в Бухаре, ожидает только помощи извне. Колесов поверил и 1 марта 1918 года начал поход на Бухару. Он полагал, что сможет ограничиться демонстрацией силы, которая вызовет внутри эмирата восстание, обещанное джадидами.

Но эмир, заставивший его прождать 48 часов в Кагане под предлогом ведения переговоров об условиях манифеста, который он собирался провозгласить, захватил обманом русских парламентеров и предал их казни. Затем, выиграв время для подготовки к бою, сорвал перемирие, отказавшись подписать манифест, который был целью предприятия русских. Колесов приступил к штурму Бухары, но столкнулся не только с войсками эмира, но и с сопротивлением местного населения, подстрекаемого муллами и ставшего щитом для армии.

Колесову пришлось отступать в ужасных условиях. Бухарцы преследовали его по тем путям, где были уничтожены водоемы, опрокинуты телеграфные столбы и разобраны рельсы. Таким образом, первая попытка Советов покончить с независимостью Бухары завершилась полным провалом. В результате эмир, который до этого цеплялся за нейтралитет, отказываясь поддержать Коканд в борьбе против советских властей, стал непримиримым врагом Советов. Все его усилия направлялись на укрепление своей армии, закупку оружия, упрочение связей с Персией и Афганистаном, а также поддержание жесткого внутреннего порядка, исключавшего либерализм.

Одновременно начались басмаческое и контрреволюционное движение, иностранная интервенция. Все это придало особое значение позиции Бухары, которая стала реальным очагом оппозиции Советам. Эти события задержали на два года решение советским правительством судьбы двух последних независимых государств Средней Азии. Сложное положение ташкентских властей ухудшилось в связи с падением Оренбурга 1 июля 1918 года. Средняя Азия оказалась снова отрезанной от Москвы, а местные Советы стали уязвимыми для нападения с трех фронтов.

Главная опасность советской власти в Средней Азии в период 1918–1919 годов исходила от поддержки контрреволюционных сил британскими войсками. Вмешательство Великобритании в дела Средней Азии после Октябрьской революции было вызвано ее озабоченностью политическими переменами в регионе. До этого времени она фактически препятствовала доступу на Ближний Восток и в Индию Турции и центрально-европейским державам, заняв надежные позиции в регионе. Крах Российской империи вызвал хаос по соседству с британской сферой интересов. В ответ на такую опасность Великобритания развернула несколько военных миссий, включая миссию генерала Л. Ч. Денстервиля и генерала У. Маллесона соответственно в Баку и Закаспийской области.

Там после туркменских волнений в начале 1918 года установившееся спокойствие было снова взорвано в результате непопулярных политических мер Ашхабадского Совета, который приказал провести перепись населения. Это спровоцировало широкую волну возмущения в июне 1918 года, перешедшего в восстание, которое началось в Ашхабаде, где повстанцы сместили совет и пообещали новые выборы.

Ташкент послал специального комиссара Фролова восстановить спокойствие. Он взялся за выполнение этой задачи посредством кровавых репрессий, которые лишь расширили сферу восстания. Когда Фролов прибыл в Кызыл-Арват, повстанцы убили его. Ашхабадские мятежники захватили власть, создав правительство Транскаспийской области. Оно выступило с предложениями к властям в Ташкенте, вскоре отвергнутыми, о сосуществовании двух правительств до созыва Учредительного собрания юга Средней Азии.

Чтобы отвести угрозу нападения со стороны Ташкента, новое правительство обратилось за помощью к генералу Маллесону в Иране, который обещал ее оказать. Оно также вело переговоры с движением, возглавляемым Оразом Сердаром, которое потерпело поражение в феврале. Сердар принял командование над войсками Закаспийской области.

И опять же местное правительство оказалось слабым из-за недостаточной поддержки населения. Голод, беспорядки и большевистская пропаганда способствовали росту анархии в Закаспийской области, и, когда Красная армия атаковала туркменские войска, они не были поддержаны народным восстанием. В феврале 1919 года британское правительство решило отозвать своих солдат из региона. Вскоре началось наступление Красной армии, а в июле 1919 года полковник Сердар был вынужден покинуть Ашхабад, после чего красные овладели Кызыл-Арватом. К концу 1920 года недолгое существование правительства Закаспийской области завершилось.

С 1918 года такие инциденты, как антибольшевистский мятеж Осипова в Ташкенте, продолжались, и власти в Москве постоянно беспокоило ухудшение политического положения в регионе. Басмаческое движение и протесты местного населения против эксцессов русских заставили Москву вмешаться. В апреле 1918 года для расследования ситуации был прислан П. А. Кобозев. Первым итогом его миссии стало провозглашение 30 апреля Ташкентской автономной республики и формирование нового исполкома Совета, в котором участвовали десять коренных жителей.

В июне 1918 года в Ташкенте собрался первый региональный съезд Российской партии большевиков, чтобы заложить основы местной партии. Под давлением из Москвы съезд стремился выработать способы привлечения коренного населения к поддержке советского режима путем избрания местных жителей в правительство, вступления в партию и призыва в армию. Ташкентские власти, однако, игнорировали эти рекомендации, и конфликт между властями и населением сохранялся. В начале 1919 года, когда Гражданская война в России пошла на убыль, поскольку Закаспийскую область наконец поставили под контроль, и угроза интервенции была снята, московское руководство решило проводить в Средней Азии новую политику. Оно сочло целесообразным как можно больше образованных людей принять в партию. Большевики надеялись, что местная партийная элита заполнит брешь между советской властью и населением.

На второй региональной партийной конференции в марте 1919 года Кобозев учредил региональное бюро мусульманских организаций Российской компартии. Откликаясь на призыв войти в партию, местные жители во главе с джадидами вступали в нее массовым порядком. Крах ряда правительств Средней Азии убеждал их, что успех противоборства с устоявшейся властью вряд ли возможен, поэтому, соглашаясь, они, надеялись повлиять со временем на политику властей благодаря своей численности. Региональное бюро приветствовало вступление лидеров местных либеральных движений, таких как Турар Рыскунов (1894–1937) и Турсун Ходжаев. Они же, став членами партии, ревностно вербовали в нее своих соотечественников. В конце мая 1919 года на первой конференции коммунистов Средней Азии мусульмане открыто подвергли критике большевиков, заявляя: «Мы были вынуждены выносить враждебное отношение представителей бывших привилегированных классов к местным жителям. Такое отношение сохраняется и среди тех, которые считают себя коммунистами и которые, находясь во власти, рассматривают коренных жителей как своих подданных».

В течение последующих месяцев продолжала неуклонно возрастать численность коренных жителей в партийных рядах и государственной структуре. Мусульмане, сотрудничавшие с коммунистами, выдвинули свою концепцию будущего Средней Азии. Они возвратились прежде всего к идее различения национальностей. На пятом региональном съезде партии в январе 1920 года коммунистам удалось обеспечить большинство мест в Мусульманском бюро и совместно с третьей конференцией туркестанских коммунистов проголосовать за превращение Туркестанской автономной республики в Автономную Тюркскую республику. Их коммунистическая организация стала Тюркской коммунистической партией. Резолюция гласила, чтобы все тюркские народы России объединились вокруг Тюркской республики, предложив таким образом центр притяжения тюркским народам, которые переместились за границы царской империи. Итак, благодаря голосованию мусульманских коммунистов, оживилась старая мечта о великом Туркестане.

Тем временем, как мусульмане вступали в массовом порядке в Коммунистическую партию, чтобы реализовать свою национальную идею, войска советской Первой армии соединились с Актюбинским фронтом, восстановив связь Средней Азии с Россией. Незамедлительно Тюркская комиссия, включавшая В. В. Куйбышева, М. В. Фрунзе и других, была направлена в Ташкент, чтобы навсегда решить проблемы, порожденные конфликтом между коренными жителями Средней Азии и русскими.

Московские власти, которым не давали покоя предупреждения Фрунзе о невозможности защитить революцию, когда к ней враждебно относится коренное население, не понимали, к каким последствиям ведут меры, отстаиваемые Кобозевым. Тюркская комиссия занималась главным образом чисткой рядов русских коммунистов от перебежчиков из структур старого режима и социальными вопросами местных жителей. Очень скоро после первой попытки избавиться от русских шовинистов и колониалистов стало ясно, что проблема в конце 1919 года коренилась в рекомендациях, которые давала партия.

Местные лидеры не придавали большого значения роли рабочих в развитии нации, и они, по существу, требовали изменения самого состава Тюркской комиссии. Весной 1920 года А. З. Валидову (Тоган), отстаивавшему башкирскую автономию, было поручено просить Ленина включить в Тюркскую комиссию столько же мусульман, сколько русских. Эти события, особенно когда они последовали за докладами Фрунзе, который подчеркивал, что уступки мусульманам активизируют антисоветское басмаческое движение, убедили Ленина, что неконтролируемое сотрудничество с местными националистами невозможно.

Военное положение России и внутренняя обстановка в Средней Азии не позволяли какого-либо резкого шага. Ленин ждал до июня 1920 года, когда прекратятся военные операции на Украине. ЦК Российской компартии объявил, что членство мусульман недопустимо в Тюркской комиссии, и прислал в Среднюю Азию новых членов, включая М. В. Кагановича, Георгия Сафарова и Якова Петерса, для проведения там партийной чистки. Петерс предъявил обвинение коммунистам Средней Азии в попытках захвата власти, в подмене распространения коммунистических идеалов националистической и панисламской пропагандой и в поддержке басмачей.

Сразу же последовали санкции. Все националисты, поддерживавшие Турара Рыскулова, были исключены из партии. Региональное Мусульманское бюро было распущено и заменено менее представительной организацией, члены которой назначались по рекомендации Тюркской комиссии. Таким же образом местные националисты утратили властные посты.

Однако в октябре 1920 года Советы не сделали ту же ошибку, которую совершили тремя годами ранее. Они обеспечили широкое представительство коренных жителей как в партии, так и в администрации. Отказавшись сотрудничать с представителями местного среднего класса, они последовательно заменяли их неопытными рабочими. Отсутствие интеллекта и политических знаний ставило их в подчиненное положение русским в партии и властных органах. Наряду с первой Тюркской комиссией на укомплектование партии были присланы в Среднюю Азию 40 опытных коммунистов. Неграмотные узбекские и казахские рабочие стали игрушками в их руках. Приняв эти меры, Ленин оставался верным линии, выработанной на съезде в Баку.

Мусульмане требовали, чтобы в колониальных условиях, когда отсутствовал сознательный и организованный пролетариат, приоритет отдавался скорее национально-освободительной, чем социальной борьбе, и чтобы местной буржуазии дали возможность руководить либеральным движением. Коминтерн, в лице Г. Е. Зиновьева, Бела Куна, К. Радека и М. Павловича, отнесся негативно к этим требованиям. Борьба за социальное освобождение выдвигалась на первый план и по необходимости могла сочетаться с борьбой за национальное освобождение. Местной буржуазии в таких условиях нельзя было доверять руководство движением, которое следовало поручить, в отсутствие пролетариата, беднейшему крестьянству. Таковы были принципы, которые советские власти внедряли в Средней Азии в конце 1920 года. Создание Союза бедных дехкан (Кошчи Иттифаки) стало, по их представлениям, началом классовой борьбы.

Во время революции 1917 года в Степном крае господствовал полный хаос. Но, хотя политического единства не существовало, наличие многочисленных военных сил формировало реальность, которая определяла эволюцию региона в течение почти трех лет. С одной стороны, действовали казачьи формирования, атаманы которых хотели создать свои правительства. Так, атаман Дутов во главе оренбургского казачества пытался организовать правительство Уральско-Оренбургской области. Утвердившийся в Омске вместе с белогвардейцами адмирал Колчак, пытавшийся спасти монархию, также нуждался в распространении своей власти на степи. Наконец, лидеры Алаш Орды полагали, что пробил час их автономии. Они считали, что могли обеспечить ее, связав свою судьбу с силами русских, враждебных революции.

Лидеры Алаш Орды созвали третий казахский съезд в Оренбурге с 5 до 13 декабря 1917 года. Съезд провозгласил автономию казахского народа и избрал исполком под председательством Алихана Бокейханова. В исполком также вошли такие деятели, как Байтурсинов и Джиханшах Досмагамбетов. Создание единой централизованной администрации для этого огромного региона, населенного родами, часто враждебными друг другу, в условиях Гражданской войны в России не представлялось возможным. Это побудило лидеров нового правительства разделить регион на две административные зоны. Западную Алаш Орду, которая распространялась на уральские провинции и управляла Внутренним жузом, возглавлял Джиханшах Досмагамбетов. Восточная Алаш Орда, отданная под управление Алихана Бокейханова, включала Семиречье, Семипалатинск и Акмолинск. Тургайская область не входила в нее.

В начале 1918 года большевики заняли Оренбург и захватили часть железнодорожной линии Оренбург – Ташкент, разорвав, таким образом, единство Алаш Орды. Каждая зона должна была организовываться сама по себе и обращаться к ближайшим союзникам. Если их что-то объединяло в этот период изолированного существования, то не программа Алаш Орды, на которую у них были различные взгляды. Их объединяло стремление, выраженное на третьем казахском съезде Бокейхановым, предотвратить распространение большевизма в Степном крае. Таким образом, западная Алаш Орда связала свою судьбу с башкирскими и оренбургскими казаками, в то время как восточной Алаш Орде приходилось контактировать с Колчаком.

Казахи обратились к Сибирскому правительству с просьбой о помощи в вооружении и инструкторами для создания армии, способной сражаться рядом с белыми. Правительство ответило через генерала Иванова, отличившегося при подавлении в 1916 году мятежей в Джизаке, что оно не даст казахам ни одного ружья и ни одного офицера. Более того, Колчак потребовал, чтобы казахи предоставляли по 6 млн рублей ежегодно на поддержку его войск. Не получив реальной поддержки белых для осуществления своей программы, Алаш Орда пыталась некоторое время сотрудничать с башкирами Валидова и югом Средней Азии в формировании союза, который объединил бы тюркские народы и казаков от Урала до афганской границы под военной властью атамана Дутова. Этот проект быстро доказал свою нежизнеспособность.

В конце октября Колчак, обеспокоенный наличием анархии в Степном крае, решил отказать Алаш Орде в минимальной поддержке и приказал подавить это движение. Его решение заставило казахских лидеров снова переметнуться к большевикам. Компромисс с ними облегчили те казахи, которые уже сражались на стороне коммунистов. С весны 1918 года советские власти предписали своим представителям в степях привлекать местных жителей на свою сторону, и некоторые казахские организации уже присоединились к большевикам. Представители образованного ядра, которые конфликтовали вокруг публикаций газеты «Уш юз», оказались в неловком положении из-за своей старой вражды к Алаш Орде. Но другие соображения сближали казахских союзников с большевиками. Амангельды Иманов, непокорный воин с 1916 года, естественно, перешел на сторону большевиков. Другим казахом, которого в этот период выделяла советская историография, был Алибий Джангельдин из кыпчакского рода, за которым с готовностью пошли люди, поскольку их заверяли, что «большевик» переводится с русского как «кыпчак». В начале марта 1919 года Джангельдину, который являлся чрезвычайным комиссаром Степного края с мая 1918 года, удалось склонить на сторону большевиков Байтурсинова. Затем, в ноябре, после поражения Колчака он привлек и лидеров западной Алаш Орды.

Главы Алаш Орды получили положительные заверения относительно личной безопасности, судьбы их войск и политического будущего казахов. После окончания Гражданской войны советские власти, очевидно, сдержали свои обещания, так как предоставили казахам и киргизам автономию, за которую те боролись. Они обеспечили местным лидерам должности в государственном управлении и партии. 10 июля 1919 года после обсуждения проблем Степного края и его населения с делегацией, включавшей не только Джангельдина, но также Байтурсинова, Ленин подписал декрет, провозглашающий временный статус ревкома, ответственного за управление Степным краем.

В ревкоме, ядре будущего правительства, председательствовал русский С. Пестковский. В ревком включили двух казахов: Джангельдина и Миндашева. В январе 1920 года ревком преобразовали, и в него вошли некоторые лидеры Алаш Орды, включая Байтурсинова. 9 мая 1920 года Кирревком (Киргизский [то есть Казахский] ревком) решил ликвидировать все организации, унаследованные от Алаш Орды. Несмотря на все препятствия, лидеры Алаш Орды продолжали играть значительную роль в политической и административной организации Степного края.

26 августа 1920 года казахская территориальная автономия была осуществлена – была создана Казахская Автономная Социалистическая Советская Республика. Байтурсинов, входивший в правительство, был временно выведен из него, но затем он возглавил Министерство образования. Правительство включало равное количество казахов, а также русских или европейцев.

Разногласия между большевиками и казахскими лидерами усилились в сентябре, когда собралась комиссия, чтобы выработать проект решений для Казахской конституционной ассамблеи. Коммунисты предлагали лишить права голоса представителей бывших «привилегированных классов», духовенство и всех тех, которые участвовали в царском правительстве или правительстве Алаш Орды. Байтурсинов горячо возражал против таких постановлений и на время имел успех. На Конституционном собрании, проходившем в Оренбурге с 4 по 12 октября 1920 года с участием 700 делегатов, почти половина из них сплотилась вокруг лидеров Алаш Орды – Байтурсинова и Бокейханова.

В первые годы в республике не было политических сил, кроме Алаш Орды. Амангельды Иманов погиб во время Гражданской войны, Джангельдин был популярен главным образом среди своих соплеменников, а казахское дело продолжали представлять те, которые возродили Алаш Орду. Вот почему советские власти не разрывали отношений с националистическими лидерами в тревожные годы, последовавшие за Гражданской войной.

Конституционное собрание в октябре 1920 года провозгласило конец колонизации. Декретом от апреля 1921 года был открыт путь экспроприации земель русско-украинских поселенцев и казаков. Последующие тексты декрета расширили территорию, подлежавшую передаче под местный контроль. В 1921 году казахские власти подняли вопрос о присоединении к автономии Акмолинского и Семипалатинского регионов, которые еще принадлежали Сибири. Слияние произошло в июне 1921 года. В это время они призвали также, правда безуспешно, к присоединению к ним киргизов (кара-киргизов), которые подчинялись юрисдикции Туркестанской АССР.

Политические разграничения около 1922 г.

Между тем, несмотря на участие в правлении с 1920 года, националисты сталкивались с растущей враждебностью коммунистов, за которой через несколько лет следовало их устранение от власти. Еще на первом съезде коммунистических организаций Казахской республики, проходившем 12–20 июля 1921 года, было достигнуто согласие: из-за недостатка кадров образованные казахи, какое положение они бы ни занимали, допускались в партию и органы власти без всякой дискриминации. Второй съезд Советов 4 октября 1921 года подверг нападкам членов Алаш Орды, переложив на них ответственность за голод, свирепствовавший в Степном крае. Второй съезд коммунистических организаций, проходивший 19–27 февраля 1922 года, высказался еще более резко против национализма, обвинив казахских коммунистов в уступках национализму. Это спровоцировало негодующий ответ со стороны местных коммунистов. В этот период первые эксперименты правительства по проведению сельскохозяйственной коллективизации были встречены казахами равнодушно, настолько велика была их нищета. Хотя голод 1921 года широко распространился по стране, русская пресса давала ясно понять, что положение в Степном крае было особенно отчаянным.

Установив подобие мира на юге Средней Азии и в Степном крае, советские власти смогли наконец подумать о ликвидации двух последних независимых государств – Хивинского ханства и Бухарского эмирата. Срочное избавление от них было необходимо потому, что оба государства представляли собой по разным причинам реальные центры контрреволюции, которые оказывали поддержку басмачам и пытались вести переговоры с зарубежными странами о поставках оружия.

Хива являлась в течение нескольких лет ареной постоянных конфликтов между узбеками и туркменами. Эта борьба подорвала силы ханства еще до революции 1920 года. Возмущенные жестокостью туркмена Мухаммада Курбана Джунаид-хана, который утвердился после 1917 года хозяином Хивы, местные джадиды или младохивинцы боролись против него с 1918 года и были вынуждены искать помощь у Туркестанской АССР. В конце 1919 года часть хивинского населения постоянно восставала против Джунаид-хана. Воспользовавшись беспорядками и откликаясь на просьбы местных либералов, Фрунзе и Куйбышев двинули в конце ноября третий батальон 5-го Туркестанского полка на Торткул.

22 декабря был отдан приказ наступать, и красноармейцы разделились на две колонны. Одна из них пошла на Ходжейли, где располагалась основная часть войск Джунаид-хана. Другая колонна подошла к Янги-Ургенчу. Затем обе колонны должны были соединиться в самой столице. 29 декабря Ходжейли пал после однодневного сражения, и, несмотря на несколько попыток Джунаид-хана продолжить сопротивление, 1 января 1919 года военная кампания завершилась взятием Хивы. Джунаид-хан укрылся в Каракумах, где продолжил борьбу с советской властью на стороне басмачей. Между тем Сейид Абдулла, хан Хивы, сохранявший власть чисто теоретически, отрекся от нее. Его сменил ревком, который в тот же день провозгласил Хорезмскую (Хивинскую) народную республику.

Советское правительство, стремясь умиротворить коренных жителей, установило власть, где доминировали младохивинцы, иными словами, представители местного среднего класса. Ведущая роль, которую они приобрели в борьбе против Джунаид-хана, и отсутствие в Хиве других политических сил сделали их пригодными для властных функций. Первое новое правительство Хивы под председательством джадида Пахлевана Нияза было сформировано исключительно из местных деятелей. Его составляли Баба Ахунд Салимов в качестве премьера, мулла Ораз Ходжа Мухаммад как министр иностранных дел, Джума Нияз Султан Мурад – министр внутренних дел, мулла Бегджан – министр просвещения, Хасанов – военный министр, мулла Hyp Мохаммед Баба – министр торговли, и Мир Шарафов – главнокомандующий. Представитель Туркестанской АССР в Хорезме также был представителем коренного населения. 13 сентября 1920 года новая республика согласилась на военный и политический союз с Советской Россией. Она приняла экономический договор, явившийся моделью соглашений, заключенных вскоре с Бухарской народной республикой.

Тем не менее родовые распри вскоре дали советским руководителям предлог вмешаться в политическую жизнь Хорезма и отстранить местных лидеров от власти. С сентября начались массовые беспорядки, которые настроили новое правительство против туркменских племен, протестовавших в связи с казнью восьми их предводителей. Через своих представителей в Хорезме советские власти предложили миссию примирения, которая лишь осложнила конфликт. По инициативе советского представителя был созван съезд туркменов из Хорезма, на котором из-за разногласий еще больше усугубился внутренний кризис. В марте 1921 года накануне всеобщего съезда Хорезма (курултая) обстановка накалилась.

Остро стоял вопрос об избирательном праве. Правительство младохивинцев отказалось принять предложение недавно образованной Хорезмской компартии, которой руководили Джума Нияз Султан Мурад, первый председатель ревкома, образованного в 1918 году в Янги-Ургенче, и русский посланец Сафаров, бывший командующий войсками в Фергане. Их целью было исключить из избирательных списков представителей «паразитических» слоев населения, а также привилегированных социальных классов. Народные демонстрации, организованные 4 марта, привели к свержению правительства и замене его коалицией из двух узбеков, туркмена, киргиза и одного местного комсомольца. Несмотря на устранение наиболее влиятельных азиатских лидеров, новое правительство далеко не продвинулось по пути социализма. Собственность оставалась в частных руках, а всеобщее избирательное право не было ограничено по социальным критериям. В мае 1921 года собрался II Всеобщий съезд Хорезма. Он попытался разрешить племенные проблемы широкой амнистией.

Тем не менее советское давление заметно усиливалось, несмотря на некоторую разрядку ситуации. Российский представитель в Хиве Бык сменил Сафарова, который был причастен к отставке Пахлевана Нияза. В ноябре 1921 года вмешательство Быка в политическую жизнь привело к тому, что правительство Хорезма обвинили в контрреволюционной деятельности, а некоторых его членов расстреляли или посадили в тюрьму.

После устранения глав местных движений из политической жизни, а во многих случаях их ликвидации Хорезмская народная республика представляла собой эфемерное явление. Партия, комсомол и Кошчи Иттифаки в отсутствие местного руководства имели больше теоретическое значение, чем реальное, потому что данные организации утратили способность к эффективным действиям. Газеты, публиковавшиеся во время существования Хорезмской народной республики, «Инкилаб кояши» и «Кызыл Хорезм» не смогли сохранить свою хрупкую независимость, а в ходе постоянных чисток 1922 и 1923 годов и вовсе самоликвидировались.

Судьба Бухары очень похожа на судьбу Хорезма, хотя население обеих этих народных республик весьма отличалось друг от друга в определенных отношениях. В июле 1920 года Советскому правительству, закончившему военные операции на Украине и подчинившему Хиву, оставалось лишь устранить угрозу со стороны Бухары.

В эмирате обстановка созрела для советского вмешательства. Эмир с 1920 года запретил торговлю с Россией и Туркестанской АССР. Экономическое положение было тяжелым. У Бухары не было достаточных ресурсов для поддержки населения. Эмират лишился 70 % поголовья скота. Земли больше не орошались. Народное недовольство достигло крайнего предела. Для Советов было важно воспользоваться этим недовольством, пока бухарцы вновь не обернули свою ярость против русских, как они поступали много раз под руководством своих религиозных лидеров. Такое развитие событий на фоне басмаческого движения создавало серьезные проблемы.

В Туркестанской АССР у Советов были союзники в борьбе с Бухарой в лице младобухарцев и Бухарской компартии. Сторонники этих организаций бежали из эмирата и действовали вне Бухары с 1917 года. Бухарская компартия была основана в 1918 году в Ташкенте из незначительного числа младобухарцев, которые высказались за вступление в партию. Ряды партии выросли в период между 1918 и 1920 годами за счет русских эмирата. Большинство младобухарцев оставалось вне партии. Они образовали в феврале 1920 года Бюро революционеров Бухары, за что подвергались критике со стороны Бухарской компартии. Сближения между младобухарцами и партией не происходило до лета 1920 года, когда обе организации объединились в преддверии неминуемых военных операций советской власти.

До самого конца младобухарцы противились вмешательству Красной армии, веря в возможность народного восстания. Телеграмма от Фрунзе, уведомляющая их о начале операции, пришла в то время, когда младобухарцы обсуждали целесообразность такого шага на съезде в Чарджоу. Эмир оставил свою столицу, подвергавшуюся артобстрелу, сопротивление представлялось бесполезным. Он пытался реорганизовать войска в Восточной Бухаре. 2 сентября город Бухара был занят. Власть в городе взял ревком, сформированный из большинства младобухарцев под председательством Фаизуллы Ходжаева.

Ревком начал с национализации всех незанятых земель, источников воды и больших частных владений. Затем он объявил о своем решении перераспределить конфискованные земли среди бедных дехкан и передать средства обработки земли в их распоряжение. Ревком стремился также установить полное равенство различных национальностей эмирата. Эта цель получила официальное одобрение на II Всебухарском съезде 25 сентября 1921 года. На практике, однако, основные намерения ревкома так и не реализовались, но, наоборот, пришли в полное противоречие с реальными государственными декретами и законодательными актами.

Конституция народной республики, принятая на втором съезде, давала гарантии того, что новое правительство будет отстаивать суверенитет народа. Совет народных представителей (Халк Вакиллари Шуроси) был наделен функциями контроля правительства. Однако сам состав совета был далек от выражения народных чаяний. 72 его члена были умеренными деятелями, не заинтересованными в революционных реформах, которых добивались восемь левых членов совета против пяти убежденных консерваторов.

Конституция гарантировала гражданам неприкосновенность частной собственности, которая основными нормами права республики никак не определялась. Эти нормы утверждали приоритет исламских законов, и в статье 26 ясно постулировалось, что никакое конституционное положение не может им противоречить. Свободу совести, свободы печати, слова и собраний гарантировали статьи 7, 8 и 9, но статья 26 оговаривала, чтобы они не противоречили исламу. Административная организация тоже стремилась совместить демократические реформы с традиционной структурой. На всех уровнях организации, представляющие советскую власть, обеспечивались правовыми нормами, но фактически они сочетались с традиционной властью старейшин, так что в деревнях, например, функции старейшины едва ли изменились. Однако определенные положения конституции внедряли заметные изменения. В выборной системе, например, статья 58 распространяла избирательное право на молодых женщин и мужчин в возрасте 18 лет. Это имело тенденцию радикально изменить социальные отношения. В частности, статья 59, лишавшая чиновников бывшего режима и определенные привилегированные слои права голоса, содержала зародыш классового конфликта.

Таким образом, ситуация в Бухарской народной республике была намного сложнее, чем в других региональных государствах, существовавших в это время. Ее лидеры, главным образом младобухарцы и особенно Фитрат, вышедший из реформистского движения, явно стремились внедрить в Бухару социализм и развивать ее на большевистских принципах социальной справедливости и структурной трансформации.

Сознавая, однако, наличие в Бухаре в основном неграмотного, нищего населения и его фанатичную веру в ислам, зная о вопиющей нехватке образованных людей, руководители республики должны были выстраивать свои планы в соответствии с реальностью. Чтобы избегать конфликта с населением, политикам приходилось считаться с религиозными принципами, к которым были привержены люди. Для набора квалифицированных кадров новое правительство нуждалось в восстановлении во властных структурах компетентных лиц прежнего режима. Это означало, что их нельзя было лишать земель, которыми они владели. Обещанные аграрные реформы не проводились. Несмотря на выборные механизмы, гарантировавшие будущее, младобухарцы буквально через несколько месяцев после прихода к власти оказались, таким образом, скорее в роли защитников интересов бывших правителей, чем беднейшего населения, которое хотели представлять.

Население, разочарованное отсутствием аграрной реформы, несмотря на теплящиеся еще обещания, вскоре уподобило младобухарцев и коммунистов своим бывшим хозяевам. Люди говорили, что единственным результатом революции стало то, что им навязали «семь эмиров вместо одного».

Одной из причин, заставившей младобухарцев избегать классового конфликта, была проблема независимости. Советская Россия признала в сентябре 1920 года полную независимость нового государства, но давление вскоре дало о себе знать.

Россия почти прекратила торговлю с Бухарой и не проявляла намерения возобновлять ее, несмотря на обращения местного правительства. Это сделало внутреннюю экономическую ситуацию катастрофичной. Она усугублялась присутствием войск Фрунзе, которые оставались на территории Бухары, совершая реквизиции, в то время как советские власти требовали от народной республики содержать их. Споры между бухарским правительством и русскими представителями участились в 1921 году, а глава государства Усман Ходжаев в отчаянии запросил афганского вмешательства для отпора посягательствам России на суверенитет Бухары.

Таким образом, Бухарская народная республика изменила свой первоначальный курс. Младобухарцы, бывшие вначале приверженцами радикальных социальных реформ и союзниками большевиков, постепенно стали тормозить реформы и оппонировать большевикам. Более того, заменив таджикский язык, который до сих пор оставался государственным «культурным» языком, тюркским языком, младобухарцы вернулись к идее борьбы за более крупное тюркское государство на территории Средней Азии. Фитрат, тогда бухарский министр образования, взялся за реформирование обучения в медресе и спешную подготовку кадров для молодого государства. Он посылал учащихся в немецкие университеты.

Политические взгляды, которым следовали джадиды, обратившиеся в коммунистов, в Бухарской народной республике нашли отражение в программе, выдвинутой мусульманами Туркестанской АССР (Рыскуловым и Нарбутабековым) на съезде в Баку в сентябре 1920 года. Коммунизм следует приспособить к специфике Востока путем внедрения социалистической доктрины в традиционные экономические, социальные, интеллектуальные и особенно религиозные структуры. «Национальная революция» должна иметь приоритет над социальной. В отсутствие пролетариата руководство движением следует предоставить местной буржуазии. Необходимо относиться терпимо к сотрудничеству различных социальных слоев в борьбе за осуществление национальных интересов и планов социалистического строительства. Руководство Коминтерна осудило эти требования и вернуло антиколониальную революцию к более марксистскому образцу путем замены гегемонии беднейшего крестьянства гегемонией пролетариата, притом что он отсутствовал. Каким образом, осудив теоретически тезисы Туркестанской АССР в Баку, советское правительство могло смириться с их применением в Бухаре?

В 1920 году режиму пришлось мириться с правлением младобухарцев точно так же, как он мирился с Алаш Ордой и джадидами Туркестанской АССР, чтобы избежать ситуации, похожей на ту, что существовала между 1917 и 1919 годами. В 1920 году в связи с угрозой басмаческого движения советское правительство не могло не предполагать столкновения с народом Бухары и опасалось народного взрыва беспрецедентного масштаба.

В 1921–1923 годах обстановка постепенно менялась. Советская власть отразила иностранную интервенцию и стала сильнее. Одна за другой терпели поражение революции в Европе. Становилось ясно, что социализму пришлось отступать, по крайней мере на время, на завоеванные позиции и попытаться продвинуться на Востоке. В этих условиях, как их представляли себе марксисты, абсолютно необходимы были сила и единство советского правительства. Заново приходилось отстраивать сильное государство, подавлять центробежные тенденции. Следовало также покончить с социализмом «применительно к конкретным условиям Востока», чтобы не показывать внешнему колониальному миру пример искаженного, антизападного социализма, который противоречил марксистскому принципу пролетарского единства. Необходимо было провести реорганизацию всех национальных правительств на территории бывшей Российской империи. Тем не менее в то время правильным считалось использовать Красную армию для ликвидации правительств, которые не отвечали социалистическим требованиям, но недопустимо было подавлять военной силой народные республики. Вот почему интеграция Средней Азии осуществлялась главным образом политически, путем борьбы с «отклонениями», отмечаемыми с 1922 года, склоняя тем самым восточные территории скорее к национализму, чем к социализму и классовой борьбе.

Советскую интеграцию осложняло басмаческое движение, рожденное в Фергане. Тот самый регион, который за несколько лет до революции был свидетелем протестного движения дехкан, переживал волнения в обстановке отчуждения собственности и нищеты местных жителей. Протестное движение так и не исчезло и с течением времени приобретало отчетливо антирусский характер. После падения кокандских властей многие мусульманские лидеры, спасаясь от карательных действий Красной армии, объединялись с дехканами, что придавало борьбе как националистический, так и религиозный характер. Меры большевиков с 1919 года были направлены на подавление басмаческого движения, но от этого популярность басмачей среди местного населения не уменьшилась.

После 1920 года революции, произошедшие в Хиве и Бухаре, способствовали распространению басмаческого движения на другие регионы. К нему присоединились новые сторонники, сначала Джунаид-хан, Алим-хан и их сподвижники, а затем и большое число представителей среднего класса, которые находились во власти в 1920 году и переметнулись к басмачам после столкновений с русскими. Наконец несчастные дехкане народных республик, обманутые обещаниями аграрной реформы, которая так и не осуществилась, были также вовлечены в движение.

Тем не менее до конца 1921 года басмачи, весьма многочисленные и пользующиеся сочувствием населения, оставались слабыми из-за внутренних разногласий. Движение представляло собой конгломерат отдельных и часто соперничающих банд. В Фергане несколько предводителей пытались достичь единства. В горной части Восточной Бухары мулла Мохаммед Ибрагим-бек продолжал старые распри с другими родами. Это не упрощало задачу Ибрагим-бека, которого назначил главнокомандующим повстанческими войсками Алим-хан, свергнутый эмир Бухары.

В начале 1921 года советские войска явно торжествовали. В 1920 году они были основательно укомплектованы рекрутами во всей Фергане, где сформировались даже отряды «советских басмачей». В сентябре 1920 года они неожиданно повернули оружие против властей, но тогда движение еще было слабым. В Бухаре тоже Красная армия добилась сначала успехов, и пресса в Москве смогла написать: «Территория эмира сокращается изо дня в день… у него теперь имеется лишь группа численностью около 600 человек».

Но обстановка в Бухаре, где сопротивление басмачей вызвало правительственный кризис, быстро менялась. Мирза Абдулгадир Мухитдинов, один из ведущих деятелей Младобухарской партии, и Мухитдин Максумов, министр полиции республики, присоединились к мятежникам, захватив с собой группу стойких сторонников, в частности полицейских. Единство младобухарцев было подорвано, и встал вопрос поддержки повстанческого движения или сохранения верности революции. В конце 1921 года, несмотря на внутренние распри мятежников, басмачество распространялось и крепло.

Вскоре обнаружился и Энвер-паша (1881–1922), лидер, обеспечивший на некоторое время единство басмаческого движения. Сложная карьера этого удивительного турецкого авантюриста состоялась задолго до того, как советские власти позвали его умиротворить Среднюю Азию. Его амбициям положил конец триумф его соперника Мустафы Кемаля Ататюрка. Знакомство Энвера-паши с Радеком в Берлине, видимо, частично объясняет принятие им приглашения большевиков. Возможно, он также полагал, что сможет прославиться в Турции, утвердившись сначала среди тюркских народов за ее пределами. Когда советские лидеры попросили его использовать свой авторитет для сплочения среднеазиатских повстанцев вокруг Советской власти, он еще не знал, как ему удастся объединить тюркские народы в большое среднеазиатское государство.

Прибыв в ноябре 1921 года в Бухару, Энвер-паша увидел в повстанческом движении возможность осуществить в конце концов свою мечту отомстить Мустафе Кемалю. Вместо выполнения порученной ему миссии он воспользовался мнимой поездкой на охоту, чтобы присоединиться к мятежникам. Он участвовал в бухарском правительстве вместе с военным министром Абдул Хамидом-эфенди и министром внутренних дел Али Реза-беком. Его примеру последовал Усман Ходжаев, председатель республики. Он совершил поездку в Стамбул, чтобы основать Комитет освобождения Бухары.

Кроме того, Энвер-паша старался объединить басмаческое движение призывами к «борьбе всех мусульман» и «созданию в Средней Азии мусульманского государства». Он даже предъявил России ультиматум с требованием покинуть Среднюю Азию. После ряда первоначальных успехов Энвер-паша разошелся с некоторыми своими союзниками из-за своих претензий и просчетов. Подписи приказов с напыщенным титулом «главнокомандующий всех мусульманских войск, зять халифа и представитель пророка» осложнили его отношения с эмиром Алим-ханом. Постепенно коалиционные силы раздробились, и ему пришлось выступить против своих союзников. Разбитый при Байсуне и попав в изоляцию, Энвер-паша сражался еще несколько месяцев, прежде чем был убит в апреле 1922 года в бою при Бальджуане.

Советские войска под командованием Семена Буденного воспользовались замешательством, вызванным гибелью этого лидера, чтобы совершить ряд атак на басмаческие банды. В то же время правительство, как и в 1919 году, старалось привлечь на свою сторону коренных жителей, отменив ряд непопулярных мер, принятых после революции. Тюркское бюро ЦК Российской компартии и Тюркская комиссия решили, что конфискация вакуфных земель, которая вызывала болезненную реакцию мусульман, должна быть отменена, следовало открыть заново мусульманские учебные заведения и восстановить шариатские суды. Новая экономическая политика (НЭП) Ленина способствовала оздоровлению экономического положения в Средней Азии. Политика умиротворения принесла плоды. Люди устали от войны, и басмаческое движение, лишившееся народной поддержки, постепенно слабело, хотя и не исчезало. Решение проблемы с мятежниками после 1923 года позволило советскому руководству начать интеграцию Средней Азии в СССР.