Российской империи, выдержавшей революционный напор 1904–1905 годов, был брошен опасный вызов общемировым конфликтом, который начался в 1914 году. Империя содрогнулась, и Средняя Азия ощутила это на себе. Сильные волнения потрясли регион. Позднее Лозаннская конференция показала силу национальной концепции в Средней Азии, а также несоответствие между требованиями, заявленными в этом регионе, и требованиями в остальной части Российской империи.

С начала войны мусульмане, эмигрировавшие из России в Стамбул, стремились повлиять на мировое общественное мнение для решения своих проблем. Комитет защиты прав мусульманских народов России обращался за помощью к различным странам. В частности, были установлены контакты с Союзом наций, который во время своего третьего съезда 27–29 июня 1916 года в Лозанне предложил представителям комитета трибуну для публичной огласки своих идей. На съезде, который теоретически был близок к странам Антанты, Россия сидела на скамье обвиняемых перед лицом угнетенных наций империи, представители которых прибыли защищать свои права. У них были различные требования, в общем умеренные и в целом редко выходившие за пределы предоставления автономии в рамках федерации. Двумя исключениями были чагатайский и финский представители, которые требовали полной независимости для своих народов. Таким радикальным требованием чагатайский представитель значительно опережал Ахмада Сафара, который выступал от имени «казахско-киргизского» народа и, подобно представителю татар Юсуфу Акчораеву (1846–1933), высказался за равные права и определенную форму автономии. Представитель юга Средней Азии Бегджан выступал от имени ограниченной группы эмигрантов, его позиция в значительной степени соответствовала сути кризиса и настроениям глубокой враждебности к России, которые вскоре подтвердили события 1916 года.

Крупное восстание, вспыхнувшее в 1916 году, застало российские власти врасплох. Доклады местной администрации, хотя и были пропитаны подозрениями к деятельности образованных азиатов, свидетельствовали о ее неосведомленности относительно мятежных движений дехкан и кочевников до самого последнего момента. В докладе, датированном началом июня, говорилось: «Население Туркестана настроено абсолютно миролюбиво». До лета 1916 года не отмечалось никаких открытых выступлений местной оппозиции, но власти, должно быть, были готовы сами обманываться в отношении растущего социального напряжения.

Непосредственными причинами восстания были определенные меры, принятые российскими властями в 1916 году, но его начало нельзя объяснить без учета старых трений, сделавших неизбежной пробу сил. Во-первых, напряжение вызывала сама колонизация. Конечно, во время войны оно несколько спало, но положение обезземеленных кочевников накануне войны было настолько отчаянным, что даже ограниченная колонизация 1915–1916 годов переполнила чашу терпения коренных жителей региона. «У киргизов не оставалось больше ничего, кроме горных вершин, где не было пастбищ», – говорилось в одной петиции генерал-губернатору. Два других постыдных факта – чрезмерная эксплуатация местного населения посредством налогов, принудительного труда и произвола цен, практикуемого русскими купцами, также имели должный эффект.

Период 1915–1916 годов был отмечен, таким образом, растущим недовольством коренных жителей, осознанием того, что ухудшение их положения связано на самом деле с российским присутствием. В эти годы Средняя Азия превратилась в обширный лагерь для военнопленных – факт, который создал еще больше проблем для региона. Далее, в начале 1916 года в Хивинском ханстве туркменские племена во главе с Мухаммадом Курбаном Джунаид-ханом (1860–1938), безуспешно совершившие налет три года назад на хивинскую столицу, воспользовались отвлечением внимания России на другие территории и вновь вторглись. Русские войска под командованием правителя Сырдарьинской области генерала А. С. Галкина прибыли на помощь хану, отбросили туркменов в пустыню и подвергли их суровым карательным мерам. Но так они лишь усугубили повсеместное недовольство.

Бочку с порохом поджег административный декрет от 25 июня 1916 года, по которому невоеннообязанные жители подлежали мобилизации в рабочие команды. Анализируя последующие события, генерал Куропаткин пришел к выводу, что крайне двусмысленные формулировки текста декрета во многом спровоцировали агрессивный ответ на него. Люди не могли понять, что означало деление их на «категории». Мужчины от 19 до 45 лет не чувствовали себя в безопасности. Бесцеремонная фальсификация и манипулирование списками новобранцев усиливали оппозицию власти.

Первые беспорядки вспыхнули 4 июля 1916 года в узбекской провинции, в Ходженте. Распространившись 13 июля на Джизак, они превратились в настоящее восстание. Были убиты некоторые местные чиновники и русские, других арестовали, средства связи уничтожались. 21 июля военная экспедиция разгромила мятежников. В большинстве городов Туркестанского края также происходили волнения, но они не достигали той степени насилия, которая имела место в Джизаке. И все же погибли люди в Маргилане и Намангане. Чрезвычайно жестокие инциденты происходили в Андижане. Против декрета поднялась Фергана. Мятеж, несмотря на попытки сдержать его, перекинулся за пределы узбекской территории и захватил киргизские и казахские степи.

Киргизы Семиречья пострадали больше всех от экспроприации земли, обогатившей русских и украинских поселенцев. Даже до декрета от 25 июня обстановка в регионе была крайне напряженной, когда же декрет был обнародован, поползли слухи, что поселенцы захватывают последние земли, оставшиеся у киргизских семей. Многочисленная группа дунганов, прибывших в Семиречье в XIX веке, бежала назад в Китай. 6 августа восстали киргизы города Пишпека (Фрунзе), а из него мятеж губительно распространился на весь регион. Напуганные русские поселенцы воспользовались поддержкой армии, чтобы лишить азиатов всех их владений. Там, где армейских подразделений не было или было недостаточно, поселенцы создавали вооруженные отряды, которые терроризировали местное население. Азиаты нанесли ответный удар, и до конца августа регион оставался ареной кровопролитной борьбы. Поселенцы укрылись в Пржевальске, где местный русский военачальник организовал оборону и отбил атаки азиатов. После подавления мятежа воинским подкреплением насчитали погибших 2 тыс. поселенцев, еще большее количество – местных жителей. Были преданы огню целые киргизские деревни, почти треть киргизского населения убежала в Китай. В казахских степях беспорядки, имевшие более локальный характер, приобрели трагические масштабы в Тургайской области. Объединившись вокруг Амангельды Иманова (1873–1919), который позже стал одним из лидеров казахского коммунизма, казахи вступили в настоящие бои с русскими отрядами и затем осадили Тургай. Войска генерала Лазарева выбили их, но Амангельды Иманов не складывал оружия до тех пор, пока Временное правительство не провозгласило всеобщую амнистию.

Беспорядки затронули и Закаспийскую область, правда запоздало. Туркмены отнеслись к мобилизации довольно миролюбиво, особенно потому, что их оставили нести сторожевую службу на месте, в то время как текинцев отправляли на действительную службу. Лишь йомудские туркмены отказались выполнять новые обязанности, и после нескольких столкновений с русскими войсками во время призыва некоторые из них укрылись в Персии и Афганистане. Другие систематически нападали на русские колонии, спасаясь в крепости Ак-Кала. Эти туркмены продолжали борьбу даже после умиротворения всего Туркестанского края. До конца 1916 года существовала серьезная угроза линиям коммуникации и деловым учреждениям. Приведение туркменов к покорности потребовало участия хорошо вооруженных войск под командованием генерала Мадридова. Репрессии сопровождались полным захватом собственности кочевников. В конце 1916 года мятеж, видимо, прекратился, продолжали сопротивление лишь казахи Иманов и Алиби Джангильдин.

В Туркестанском крае повстанцы убили более 3 тыс. русских и разгромили 9 тыс. сельскохозяйственных предприятий. Потери местного населения были еще тяжелее. Оно столкнулось с военными действиями армии, репрессиями со стороны поселенцев, карательными экспедициями, холодом и голодом во время бегства и, наконец, судебными преследованиями за причастность к мятежам. Земли местных жителей были вновь конфискованы, генерал Куропаткин выслал киргизов из района Иссык-Куля в суровую Нарынскую область.

Основной проблемой в 1916 году для казахов и киргизов был земельный вопрос, для узбеков он значил несколько меньше. Для них было важно признание равенства прав. Исследование социальных последствий мятежа выявляет именно такое различие в основных целях.

В Туркестанском крае повстанцы убили 55 местных чиновников и 24 русских, а также около 3 тыс. поселенцев. То, что убивали больше местных чиновников, чем русских, объясняется большей близостью местных начальников к населению. Однако раскладка вариантов соотношения этих цифр по регионам высветила характерные особенности повстанческого движения. В Фергане, населенной главным образом мусульманами, основными жертвами народной ярости, хотя и спорадической, были местные чиновники – 34 убитых и только один русский. В Семиречье, на территории, захваченной русскими поселенцами, где местные жители крайне нуждались в земле, восстание имело совершенно другой характер. Там двухмесячный мятеж был явно направлен против русских. Повстанцы убили 2094 поселенца и 14 русских чиновников, против двух местных чиновников.

Контрасты восстания выдвинули вопросы о его вдохновителях и лидерах. В этих взрывах стихийного гнева политические организации и идеологические вожди играли ограниченную роль. Российские политические партии, активно действовавшие в Средней Азии в 1905 году, не поддерживали мятежников. Они не вникали в суть местных протестов. Группы сторонников Махмуда Ходжи Бехбуди и Мунаввара Кори в Туркестанском крае или Танышбаева и Байтурсинова среди казахов явно ограничивали свое участие в восстании, хотя в начале мая 1916 года Бехбуди организовал в Самарканде встречу своих сторонников для обсуждения вопроса о том, какую позицию следует занять в случае реализации угроз мобилизации. Утверждается, что участники встречи – Мунаввар Кори, Пахлеван Нияз, Усман Ходжаев, Абиджан Махмуд и Кори Камил – решили добиваться всеобщего восстания, если случится мобилизация.

Однако духовенство, в отличие от лидеров националистических движений, играло активную роль в событиях 1916 года. Восстание приняло особенно драматические формы в отсталых колонизованных регионах, далеких от городских центров, где развилось национальное сознание и власть мулл была сильна. Пропасть между русской и местной общинами, по крайней мере в отдельных регионах, углубилась этим восстанием, которое предвещало специфический характер революции 1917 года в Средней Азии.

Февральская революция 1917 года встретила положительный отклик в Средней Азии, поскольку имперская власть была наконец свергнута. Эмоции били через край. Война обнажила все проблемы, вызванные русским присутствием. Националистические требования, вызревшие постепенно из устремлений к духовному обновлению, вышли на заре Февральской революции на первый план. Как отнесется к ним новый режим? Какие решения национальных проблем он предложит?

Временное правительство, сформированное на руинах монархии, не занимало единой и определенной позиции по национальному вопросу. Оно было сковано в выборе позиции взятым на себя прежде обязательством продолжать войну. Это правительство быстро сообразило, что проблема угнетенных национальностей воспринимается легче, когда они являются орудием в борьбе против имперской власти, а не когда они сами обретают власть. Решение конкретных вопросов было отложено до созыва Учредительного собрания. 19 марта правительство просто предложило нациям декларацию о правах. Она сводилась к равенству людей вне контекста национального вопроса. Таким образом, неравенство индивидов было упразднено в рамках различных меньшинств, как и среди русских, но неравенство национальностей косвенно, а иногда явно сохранялось. Так как трудности Временного правительства возрастали, оно принялось отождествлять особо шумно выражавшиеся националистические устремления с угрозами революции, которые стали очевидными, когда большевики принялись настраивать националистические движения против правительства.

Считая себя защитником революции, Временное правительство постепенно стало проводить жесткую политику в отношении националистических устремлений нерусских народностей. И только провалы вне России и напор растущего национального движения заставили его сделать поворот на 180 градусов. 25 сентября 1917 года правительство провозгласило право на самоопределение всех народов, которое заложит Учредительное собрание. Но было слишком поздно. Близился час большевистской революции, и в любом случае разные нации уже настроились против Временного правительства, которое принесло им одно разочарование.

Население Средней Азии встретило Февральскую революцию со смешанными чувствами. Среди местных жителей, пострадавших от репрессий 1916 года, преобладало чувство облегчения. Они не принимали участия в новых событиях, поскольку шрамы насилия все еще сохранялись, но падение царизма вселило в них надежду. Реакция русских священников, чиновников и поселенцев была не менее единодушной: надо что-то сделать, чтобы спасти здешнюю русскую власть и ее позиции.

Генерал-губернатор Куропаткин, узнав о событиях в Петрограде, заявил, что поступает на службу революции, и предложил ташкентскому Совету организовать оборону «против туземных мятежей». Временное правительство поддержало его, поскольку один из декретов предписывал командирам и солдатам оставаться на местах. Этому приказу особенно следовали в Туркестанском крае, где образовавшиеся в марте Советы отвели местному населению минимальную роль. Такая лояльность объяснялась также присутствием в регионе ряда бывших военачальников России, которые принимали участие в подавлении всех местных революционных выступлений за последние 20 лет.

Лишь в апреле 1917 года старый режим уступил место новым политическим силам. Временное правительство заменило власть бывшего губернатора Туркестанского края Временным исполкомом, а Степной край попал под управление центральной власти. Куропаткина посадили под домашний арест, и 7 апреля учредили Туркестанский комитет Временного правительства под председательством Н. Н. Щепкина, бывшего представителя в Думе от кадетов. В члены комитета вошли русские Преображенский, Ляповский, Алпатьев и Шкапский, кроме того, четыре мусульманина (не все были местными уроженцами): генерал Давлетшин, Садри Максудов, Мухамеджан Танышбаев и Алихан Бокейканов.

Многие члены комитета представляли Конституционно-демократическую партию (кадеты), и это не способствовало подчинению комитету образовавшихся Советов, особенно в Ташкенте. Совет Джизака 22 апреля потребовал отчета от комитета, обвинив его в том, что он создан деятелями прежнего режима. В мае краевой совет, избранный I съездом Советов Туркестана (7–15 апреля 1917 г.), отстранил от власти Щепкина и некоторых его помощников. Наливкин, заседавший во Второй Думе, стал председательствовать в комитете.

Жителей больше волновала участь мусульманских организаций, в которых они видели залог своей будущей судьбы. В марте 1917 года образованные азиаты, боровшиеся за реформы, собрались в Мусульманском совете (Шура-йе Ислам). В это время консерваторы произвели перегруппировку своей организации, возглавляемой муллой Шерали Лапиным, в которой доминировало духовенство. С 16 по 23 апреля эти организации собрали первый региональный Мусульманский съезд в Ташкенте. 450 делегатам съезда, включая 93 русских, следовало обсудить будущее Средней Азии в составе нового Российского государства.

Выводам съезда недоставало определенности. Хотя съезд ожидал от Временного правительства создания нового государства на демократических и федеративных основаниях, он не пояснил, примут ли делегаты съезда участие в формулировании принципов этого федеративного государства или нет? Будет Средняя Азия автономным или условно независимым образованием? Единственный пункт, по которому мусульманские делегаты съезда заняли определенную позицию, состоял в том, что их судьбу Россия не должна решать в одностороннем порядке. Съезд принял резолюции с требованием прекращения русской колонизации и возвращения конфискованных земель местным жителям. В частности, было решено создать в Туркестане Центральный совет мусульман, который получил известность под названием Национальный центр (Милли марказ).

Впервые с тех пор, как Средняя Азия вовлеклась в националистическое движение, местные граждане взяли судьбу региона в свои руки. Лидировали в этом процессе казах Мустафа Чокаев (1890–1941), который представлял Степной край в Четвертой Думе, а также Махмуд Ходжа Бехбуди, Убайдулла Ходжа, Асадулла Ходжаев, Абиджан Махмуд и несколько других менее известных представителей среднего класса. Руководители Мусульманского центра, как и те, кто представлял их на местах, такие как Насир Хан-торе в Фергане, Танышбаев в Семиречье, туркмен Ораз Сердар в Ашхабаде и другие, являлись либералами, мечтавшими о возрождении. Вплоть до Октябрьской революции Национальный центр отстаивал интересы местного населения, он также участвовал в работе съездов, собиравших всех мусульман России.

Национальный центр от имени Средней Азии участвовал в таких мероприятиях, как Общероссийский съезд мусульман. Он проходил в Москве с 1 по 11 мая 1917 года. На нем присутствовало более 800 делегатов, включая 300 представителей духовенства. Съезд, принявший несколько важных решений, сохранял различия в подходе к вопросу об отношениях между мусульманами и Российским государством.

Фракция «унитаристов», состоявшая главным образом из татар и возглавляемая лезгином Цаликовым, отстаивала идею национальной (экстерриториальной) культурной автономии (Милли Мадани Мухтарият) в унитарной республике. Сторонники предложения Цаликова усматривали в федеративном государстве тормоз экономического и социального прогресса мусульман. Хотя «унитаристы» соглашались, что Средняя Азия и Кавказ могли бы пользоваться определенной автономией, даже в рамках единого государства, представители Средней Азии горячо поддерживали идею федерализма, предложенную азербайджанцем Мехметом Эмином Расул-заде. Он провозгласил необходимость территориальной автономии в федеральном государстве. Эту позицию поддержали 460 делегатов при 271 – против. Представителям Средней Азии территориальная автономия казалась должным ответом на колонизацию и иностранное присутствие на их земле. В ней содержалась идея возрождения региона, которая увлекала реформаторов гораздо больше, чем пантюркизм и панисламизм.

В Национальном центральном совете (Милли Маркази Шура), созданном на заключительной стадии съезда, чтобы «направлять деятельность мусульман России до созыва Учредительного собрания», Среднюю Азию представляла треть делегатов. Но за первым всеобщим мусульманским съездом не последовало сколько-нибудь серьезного продолжения. Представители Средней Азии даже не смогли принять участие во II съезде, который проходил в том же июле в Казани, частично потому, что наступление генерала Корнилова воспрепятствовало поездкам за пределы региона, а также ввиду их занятости на местах. Уже на апрельском съезде в Ташкенте представители Средней Азии согласились с тем, что исполком Временного правительства должен предоставить больше свобод местным жителям. Они получили от русского делегата Никора заявление, которое полностью соответствовало политике, проводимой тогда Россией: «Революция осуществляется русскими, вот почему власть в Средней Азии в наших руках».

В период ослабления российской власти местные лидеры придерживались в течение нескольких лет сдержанного курса. Реформисты из Национального центра не смели отклоняться от примирительной позиции в отношении русских, если хотели сохранить воображаемую поддержку русских либералов против тех русских, которые выступали за полный захват местной власти и против мусульманских консерваторов, объединившихся в Обществе улемов (Улема джамияти). Точно так же консерваторы избегали лобовых столкновений с русскими из опасения, что те поддержат реформистов. Разногласия, которые разделяли консерваторов и реформистов до революции, сохранялись и при Временном правительстве, серьезно осложняя положение. Выборы в городской совет Ташкента в августе 1917 года обнажили многие противоречия. Улемы в это время поддерживали правых русских кандидатов и выиграли 60 % голосов, оставив кандидатов мусульманского совета на третьем месте с 10 % голосов позади эсеров, получивших 25 % голосов. В качестве кандидата в мэры по спискам улемов и русских консерваторов выступал бывший русский губернатор Н. С. Лукошин, ответственный за репрессии в Фергане в 1916 году. Этот альянс обеспечил либералам народную поддержку.

Летом 1917 года в Самарканде социалистическая партия Союз мусульманских рабочих (Иттифак) составила список № 4 кандидатов в городской совет. В беспорядках во время выборов консерваторы убили некоторых кандидатов в Коканде и других местах, но сама организация стала для мусульманских рабочих революционным символом. Летом 1917 года раскол между русскими и мусульманами обозначился более определенно, и доверие местных жителей к режиму рухнуло. Безразличие к революции, на что лидеры Средней Азии возлагали так много надежд, берет начало в этом периоде. Стало очевидно, что население не поддержит режим, когда тот подвергнется нападению.

Летом 1917 года экономическое положение стало воистину катастрофичным. Со времени завоевания сельское хозяйство направлялось в русло интенсивного хлопководства, в результате чего сокращались земельные площади, предназначенные для выращивания зерна, а регион становился зависимым от поставок продовольствия из России. В 1917 году Россия не могла снабжать Среднюю Азию зерном, и деревню поразил голод. Закупки хлопка тоже прекратились, с сокращением ресурсов дехкан их гнев возрастал. Дехкане конфликтовали с русскими поселенцами, которые враждебно встречали любые посягательства на свою землю. В начале лета распространившиеся в Семиречье слухи о возвращении дунганов из Китая вызвали всеобщее возбуждение среди поселенцев, которые были вооружены против киргизов. «Наша газета» сообщала о резне 2 июля. Политические организации вышли на демонстрацию в Ташкенте 18 августа 1917 года с целью привлечь внимание властей к явлению, которое расценивалось как геноцид. Члены правительственного комитета, как и Советы, не обратили на это внимания.

Конференция мусульман Средней Азии, состоявшаяся 3 сентября 1917 года в Ташкенте, стала новым свидетельством политической эволюции населения. Впервые была создана коалиция, объединившая местные организации и партии, от улемов до рабочих организаций. Конференция приняла также резолюции в отношении будущего Средней Азии, которые четко показали стремление к разъединению с Россией.

Таким образом подтверждалось существование открытой оппозиции вмешательству Советов во внутренние дела Средней Азии. Местные лидеры добивались создания автономной республики Туркестан на федеративных началах, но в соответствии с местными стандартами, а не базовыми законами России. В этой республике власть следовало организовать на законах шариата. Она должна была иметь гарантии со стороны «Махкам-и шариат», собрания религиозных авторитетов под председательством шейх-уль-ислама. Конференция призвала также к союзу всех существующих партий и организаций и созданию коалиции «Иттифак-и муслимин». Наконец, специальная и важная рекомендация конференции касалась ликвидации хлопководства взамен производства зерна для обеспечения региона собственным продовольствием. Участники конференции попытались в то же время заставить услышать себя в столице России. Делегации Национального центра в составе Мустафы Чокаева, Нарбутабекова, Шах-Ахмедова и Пулатова удалось пробиться сквозь мелких чиновников до Керенского и рассказать ему, насколько напряженным было положение в регионе. Керенский ответил: «Я не верю, что в Средней Азии вспыхнет антироссийское восстание, но, если это случится, я приму самые решительные меры для его подавления».

Однако не население атаковало Временное правительство, а большевики, которые 12 сентября 1917 года начали в Средней Азии свою революцию. Восстание стало делом рук одних русских, местные жители оставались нейтральными. Наливкин, председатель исполкома Временного правительства, был вынужден признать новый комитет. Он запросил Петроград о помощи. 16 сентября мятеж подавили войска, которые оставались лояльными Временному правительству или снова перешедшие на его сторону. Советы, однако, оставались хозяевами положения. 26 октября, после захвата власти в России Лениным, Советы Средней Азии проголосовали за отказ подчиняться Временному правительству и поддержку большевиков. Генерал Коровниченко, специальный посланник Керенского, попытался нейтрализовать новое движение и в ночь с 27 на 28 октября арестовал его лидеров, включая А. А. Казакова, будущего председателя Центрального исполкома Туркестанской АССР, и Успенского. Отряды генерала Коровниченко, разоружившие вначале некоторые подразделения 2-го Сибирского полка, затем столкнулись с сопротивлением войск, дислоцированных в Средней Азии, и были разгромлены после четырехдневных боев 1 ноября. Генерал Коровниченко уступил, в Ташкенте провозгласили советскую власть. 2 ноября эсеры и меньшевики Ташкентского исполкома попытались сократить число большевиков во власти. Они порекомендовали сформировать коалиционный комитет из девяти членов, включая двух уроженцев Средней Азии. Этот проект не реализовался в первоначальной форме. Революционный коалиционный комитет был сформирован без участия мусульман.

Власть, установленная в казахских степях в феврале 1917 года, мало отличалась от прежней. Губернаторы и высокопоставленные царские чиновники постепенно исчезли, но местная администрация, как в казахских, так и русских деревнях, была прежней, за исключением того, что ее подчинили исполкомам, в которых оставались чиновники царского режима. В это время в решении государственных дел принимали участие два казахских лидера. Танышбаев представлял Временное правительство в Семиречье, а Бокейханов – в Тургайской области. Период между падением царизма и Октябрьской революцией был менее богат событиями по сравнению с Туркестанским краем, но эти месяцы сыграли решающую роль в формировании казахской нации. Степные жители столкнулись после Февральской революции с конкретными проблемами, отличными от тех, которые волновали мусульман юга Средней Азии. Прежде всего им надлежало решить жизненно важный земельный вопрос. Прекращение колонизации и утверждение коренных жителей на пахотных землях было императивом, который определял будущее степняков. В эти беспокойные месяцы у казахов появились две организации – Алаш Орда, которая стала наследницей казахских просветителей XIX века, а также более радикальная, политически и националистически ориентированная.

Алаш Орду основали в марте 1917 года Бокейханов, Байтурсынов, Довлатов и Калил Досмагамбетов. Ее лидеры присутствовали в мае на I Всемусульманском съезде в Москве. Двоих из них избрали в Совет. Однако московская встреча не дала ответов на их проблемы. Она, во многих отношениях, обескуражила их. Всемусульманский съезд был созван главным образом по инициативе татар, которые стремились навязать свои идеи. Поскольку целью степных казахов было избавление от опеки татар, они отсутствовали на II Всемусульманском съезде, проводившемся в Казани, и преднамеренно объединились в свои собственные организации.

В апреле 1917 года в Оренбурге собрался первый панкиргизский (то есть казахский) съезд, высказавшийся за поддержку казахскими лидерами Временного правительства и требований ограниченной автономии для местной администрации. Наконец, эти лидеры настояли на использовании казахского языка в школах, судах и административных органах.

Лишь на втором панкиргизском съезде, проходившем в Оренбурге с 21 по 26 июля 1917 года, были рассмотрены политические вопросы. На съезде казахи и башкиры отвергли политические цели татар. Для них единственным приемлемым будущим могла стать федерация в составе Русского государства. Лидеры Алаш Орды понимали, что социальная обстановка не позволяла им добиться слишком быстрого удовлетворения национальных чаяний. Чтобы создать автономное правительство для управления Степным краем, следовало прежде преодолеть полукочевой образ жизни и клановую рознь казахов. Дальновидные лидеры Алаш Орды понимали, что кочевников необходимо было осторожно и постепенно расселить. Наконец, для избавления от татарского доминирования они хотели создать религиозную организацию, независимую от юрисдикции Уфы. Подобно интеллектуалам XIX столетия, они не были настроены резко враждебно к России, которая, как считалось, способна помочь им в развитии.

Казахи империи, подчинявшиеся администрации Туркестанского края, занимали совершенно иную позицию. Еще до революции издававшаяся в Ташкенте газета «Уш юз» четко продемонстрировала недружественное отношение к России. На панкиргизских конференциях представители южных казахов выразили несогласие с идеями Алаш Орды и подтвердили свою волю к тому, чтобы национальное движение развивалось в антирусском направлении. Эта фракция не пользовалась влиянием на конференциях, поскольку представляла не степное население, а часть казахов, в основном закрепившихся на своей земле, интегрированных в рамках одной территории и глубоко травмированных памятью о геноциде и репрессиях 1916 года.