13

Ориентируясь на подсказки старосты, разведчики без особых усилий нашли в развалинах лаз. Не теряя ни минуты, они взялись за дело. К утру наблюдательный пункт был готов. Сверху лаз прикрыли обгоревшими досками и присыпали их мусором помельче. Земляной пол в подвале тоже местами застелили досками, чтобы можно было прилечь на них и отдохнуть.

Когда убежище было готово, Яшка, очень довольный проделанной работой, воскликнул:

– Одно слово – бункер! Поздравляю, товарищи, Гитлеру такой и не снился!

Степан и Свирид, глядя на него, заулыбались, а Яшка даже сплясал на радостях цыганочку с выходом, притопывая и тихо присвистывая.

– Кто знает, сколько нам здесь сидеть придется. А хибарка наша стоящая получилась!

Затем они перекусили, и Степан объявил:

– Дежурим по два часа. Я заступаю на пост первым.

Устроившись поудобнее, он приподнял голову над лазом и, поднеся к глазам бинокль, долго рассматривал окрестности. В чистом и прозрачном воздухе поселок был как на ладони.

И вот на крыльцо дома вышел Васька Носов. Степан скрипнул зубами и судорожно сжал бинокль обеими руками. Пальцы в суставах побелели, губы пересохли от волнения.

– Дай бинокль, – прозвучал сзади голос Яшки, и, не ожидая разрешения, он выхватил прибор из рук Калачева.

Яшка тоже увидел Ваську и смачно матюгнулся.

– Порву гада! – прорычал Степан. – Ей-богу, порву, как только доберусь!

– Вместе рвать будем, когда мышеловка сработает, – поддержал его Яшка, возвращая бинокль. – Иди, поспи, Степаха, а я покуда подежурю.

– Спать? – Калачев с недоумением посмотрел на Стрельца.

– Так уже два часа прошло, – ухмыльнулся тот, тыча пальцем в наручные часы.

– А мне спать не хочется. Вражина рядом, под носом гуляет, а я…

– Обожди, тихо, – перешел вдруг на шепот Яшка. – Вижу какое-то движение вокруг.

Степан напрягся. Все тело обдало холодом, как будто на него вылили ледяной воды.

– Людей вооруженных вижу, – продолжал Яшка, не отводя от глаз бинокля. – На партизан похожи, голов двадцать-тридцать.

– Что они делают? – Степан схватил друга за руку и с силой затряс.

– Ничего пока, – ответил тот, продолжая наблюдение. – Залегли вокруг отвалов рудника и будто чего-то выжидают.

Степан задумался. Услышанное не укладывалось в его голове. Партизаны, сопровождавшие их до поселка, должны были оставаться на месте и ожидать их возвращения. Их там человек десять, не больше. О каких «двадцати-тридцати» говорит Стрелец? Может, какой-то другой отряд решил покуролесить в поселке? Но им незачем соваться в зону Деда Фомы…

– Чую подляну, – отводя от глаз бинокль, прошептал Яшка, присаживаясь. – Те, кого я сейчас разглядывал, не из отряда Фомы. И партизаны ли они вообще?

– Я думаю, затевается какая-то провокация, – предположил Степан. – Вот только против кого?

– Уверен, что против нас, – нервно хмыкнул Яшка. – Этот староста хренов сразу мне не понравился. Какой-то, и «вашим», и «нашим». Пока мы у него на подворье торчали, все тихо было. А как он нас сюда спровадил, сразу и проблемы нарисовались!

– Хреново дело, – Степан крепко выругался. Слова Стрельца звучали слишком убедительно, их нечем было опровергнуть. – Ты думаешь, Матвей сдал нас?

– А чего тут думать, и так все наглядно, – ответил Яшка, передавая бинокль Калачеву и беря в руки автомат. – Теперь нам остается только жизни продать подороже.

– Обожди, не дергайся, – сказал Степан, которому в голову пришла более здравая мысль. – Если вокруг не партизаны, а переодетые в них немцы и полицаи, тогда чего они здесь высиживают и дожидаются? Если предположить, что староста нас предал, то немцы понаехали бы в грузовиках и в своей форме. Зачем им рядиться в партизан и ломать перед нами комедию? Не-е-ет, тут что-то другое намечается, нас не касаемое.

– А ведь ты прав, Степаха, – прошептал Яшка задумчиво. – Может, Васькой Носовым еще кто-то крепко заинтересовался? А вдруг он своих чертовых собратьев полицаев из других сел в чем-то кинул, и они, сговорившись, приехали сюда с ним отношения выяснить?

– Может быть и такое. Вполне, – ответил Степан неопределенно. – Я вот еще о чем подумал…

– О чем? – оживился Яшка.

– Против кого бы провокация ни готовилась и кто бы ее ни замышлял, нам бы неплохо подумать о своей безопасности!

– Нечего и думать, пришипимся здесь, в подвальчике, как крысы в норе, и выждем, куда кривая выведет.

Степан зажег спичку и осмотрелся.

– Эй, ты чего? – посмотрел на него недоуменно Яшка.

– Я ничего, – огрызнулся нетерпеливо Степан. – Над подвалом, в котором мы сейчас находимся, дом стоял, так ведь?

– Ну, стоял, – поддакнул Яшка, еще не понимая, куда клонит Калачев.

– А в доме жил богатый придурковатый барин, предположительно сектант!

– Ну и что с того?

– Его навещали подозрительные люди… – продолжал Степан, вновь зажигая спичку.

– Да не тяни ты, – не выдержав, возмутился Яшка.

– Все, нашел! – усмехнулся Степан, тыча пальцем в правый угол подвала. – Буди Лешего – и за дело.

– Ты чего, клад, что ль, нашел? – обалдел Яшка.

– Может быть, и клад, – пожал плечами Степан. – Только возможность умереть богатым меня не радует. Для нас сейчас было бы лучше, если бы в углу затаился не тайник с сокровищами, а замаскированный проход из подвала в шахты рудника!

Вилли Штерн остановил машину, не доехав пары километров до поселка. На вопросительный взгляд Бригитты он ответил:

– Не люблю сюрпризов, душа моя. Меня жизнь много трепала и многому научила, а потому…

Он взял с заднего сиденья бинокль и вышел из машины. Отойдя на десяток шагов в сторону, Штерн долго рассматривал поселок и окрестности, после чего передал бинокль спутнице.

– Посмотри. Что наблюдаешь, Альбина? – спросил Штерн, перебирая поклажу в багажнике.

– Ничего особенного.

– Да, этого следовало ожидать, – сказал Штерн, подходя к передней дверце машины, за которой в салоне сидела женщина. – Чтобы что-то видеть в бинокль, нужны сноровка и умение. А я вот заметил с его помощью то, что и хотел.

Он рассмеялся, увидев лицо Бригитты. Глаза её округлились при виде мужа, а брови взметнулись вверх.

– Как я тебе? – спросил он явно довольный произведенным эффектом.

Женщина с открытым ртом разглядывала стоявшего перед ней молодого красивого генерала. Строгий серый мундир, рыцарский крест на груди, красные лампасы на галифе, начищенные до зеркального блеска хромовые сапоги.

– Василий, ты ли это? – прошептала она. – Ты где украл эту форму?

– Спешу тебя разубедить, дорогая, – рассмеялся еще громче Штерн. – Она моя! Я еще несколько месяцев назад получил генеральское звание, а вот форму сегодня надел лишь в третий раз.

– Но зачем? – смутилась Бригитта. – Поздравляю, но ты кого-то собираешься обольстить?

– Скорее напугать, – последовал ответ. – От того, как я сегодня выгляжу, может зависеть очень многое.

Бригитта не находила слов. Ее пугало поведение супруга, не поддающееся никакому объяснению, настораживала та игра со смертью, которую он вел хладнокровно и расчетливо, не сомневаясь в успехе.

Вилли Штерн тем временем сел за руль и запустил двигатель.

– Мы едем в поселок? – спросила Бригитта.

– Да. Навестить старого друга.

– Он нас ждет?

– Может быть. Но то, что он не будет рад нас видеть, это точно!

– Тогда для чего же мы к нему едем?

– Чтобы блеснуть генеральскими погонами, – хмыкнул муж. – Надеюсь, они произведут на Носова именно то впечатление, какое я ожидаю.

– Так мы едем к этому скопцу? – воскликнула Бригитта возмущенно.

– К нему, – ответил Штерн, прибавляя скорость. – Сегодня тот самый день, когда наши с ним пути пересекутся в последний раз!

Он молча проехал по поселковой улице и остановил машину у дома, на крыше которого красовалось знамя со свастикой.

– В письме, которое я нашел в Библии, – сказал Штерн супруге, – черным по белому написано, что клад может взять в свои руки только скопец! И пусть это полная чушь или бред сумасшедшего, но первым до сундука дотронется Васька Носов! Что будет потом – жизнь покажет, но от условий, изложенных в письме, я не отступлюсь!

– Эх, Петро, – сказал Васька, – наломали мы здесь дров! Мыслю, пришла пора нам делать ноги.

– Бежать, что ль? – спросил полицай, поднося к столу сковородку с шипящей яичницей.

– Вот именно, бежать, – кивнул Носов. – Что мы здесь делали, скажи-ка, Петька?

– Ясный хрен, немцам помогали.

– Не помогали, а служили им и задницы лизали, – мотнул головой Васька. – А это дело подлое… Подлое дело мы делали, Петька. А люди здешние судили нас по делам и поступкам нашим! Черт подери, а что у нас общего с фашистами, Петька?

– Ничего, – сказал полицай равнодушным тоном, каковым отвечал всегда перепившему начальнику. – Сейчас выпьем, вишенкой закусим и…

– Да пошел ты! – Схватив со стола пустую бутылку, Васька швырнул ее в голову своего верного помощника.

Полицай ловко увернулся и… трах! Бутылка с треском разбилась, ударившись о печь.

– Русские еще далеко, немцы близко, в поселке спокойно, и нам вольготно, – резюмировал Петро, наполняя стакан самогоном и ставя его перед начальником.

– Нет! – заревел Васька раненым медведем. – Нету нам больше житья спокойного на земле русской! Я хоть и болен смертельно, а умереть нормально хочу, не в петле и не при расстреле. Немцев я ненавижу! Насрать мне на них и на фюрера ихнего. Гитлер есть кто? Убийца, каких свет не видывал! Он ведь всех славян порешить хотел, гнида тифозная! Хотел, а вот не вышло. Славяне хлопцами хваткими оказались. Теперь они уже решать начали, как с немчурой поступать!

– Вот за это и выпьем! – взялся за стакан полицай. – Хочешь, еще и за русских выпьем, и за немцев в пристяжку? За нас тоже надо бы выпить. А русские придут – покаемся. Мы же ничего особо плохого не вытворяли.

– Это с немцами можно договориться, дурак – начиная остывать, сказал уже более спокойно Васька. – А с русскими… Для них мы предатели, хуже немцев! Нас и слушать никто не станет. Мы отщепенцы, с которыми не будут церемониться.

Он схватил стакан и залпом выпил, заливаясь пьяными слезами запоздалого раскаяния:

– Вся жизнь моя наперекосяк…

Петро глянул в окно и отпрянул от него как ошпаренный:

– Ефрем Романович!

– Чего тебе?

– Там машина подъехала.

– Так иди и узнай, кого черти принесли.

– Немцы это.

– И что? Цепляться начнут – в рыло прикладом бей, дозволяю!

Послышались шаги, скрипнула дверь, и кто-то вошел в сени…