16
Подъезжая к зданию ОГПУ, Степан Калачев придержал коня. Возбужденные люди сновали туда-сюда. Они собирались в кучки, что-то взволнованно обсуждали.
Не успел Степан поинтересоваться, что случилось, как из дверей Управления выбежал посыльный. С ним чуть не столкнулся солдат, несший в руках десяток винтовок. В другое время эта ситуация вызвала бы смех и шутки, но сейчас всем, видимо, было не до смеха.
У здания остановился отряд солдат. Рядом тут же образовалась толпа.
– Коростин идет! Коростин… – послышались возгласы.
Начальник ОГПУ Оренбургской губернии выслушал доклад командира и, хмуря брови, объявил:
– На сборы еще пятнадцать минут, и немедленно выступаем! Всем, кто еще не получил оружие, немедленно на склад…
В ту самую минуту, когда Степан разглядывал человеческий муравейник, из подъезда неожиданно вышел начальник следственного отдела Горовой. Его тотчас обступили и завалили всевозможными вопросами. Он что-то громко объяснял, требовал, но его слова тонули в шуме голосов. Горовой, увидев Калачева, махнул ему рукой и указал на входную дверь.
Когда Калачев вошел в кабинет, Дмитрий Андреевич стоял у окна, профиль его четко вырисовывался на фоне светлого окна, но лица не было видно.
– Садись… Говори быстро и по существу, – начальник посмотрел на циферблат карманных часов.
– Обожди, Андреевич, дай с мыслями собраться, – выпалил Степан. – Всю ночь в седле… Извини, устал как собака.
В висках у него вдруг заломило. Он принялся их растирать кончиками пальцев.
– Где Бурматов и Теплов? – спросил Горовой, усаживаясь за стол.
Прежде чем ответить, Калачев залпом выпил стакан воды.
– Оба опера в руках у бандитов.
– Как это случилось? – Дмитрий Андреевич строго взглянул на Степана.
– Случилось вот… Окружили, обезоружили и в усадьбу увели.
– А ты почему не с ними? Почему они у бандитов, а ты нет?
– Я?
Не ожидавший такого вопроса Калачев растерялся. Он снова принялся растирать пальцами виски. Обруч, стягивающий лоб, немного расслабился.
– Я действовал так, как позволяла обстановка.
Степан подробно рассказал, что произошло у забора усадьбы, не упустил ничего. Но, судя по изменившемуся лицу Дмитрия Андреевича, понял, что его рассказ произвел на начальника обратное впечатление.
– Что ж это получается, Калачев: когда бандиты напали на твоих товарищей, ты у забора отсиживался? – спросил он, тяжело дыша и сжимая кулаки.
– А что я мог сделать? – промямлил, опуская голову, Степан.
– С наганом в руках ты не знал, что делать? – закричал Горовой и подался вперед.
– Я мог в темноте попасть в Бурматова или Теплова, – выдавил из себя оправдание Степан и почувствовал, что оно прозвучало совсем неубедительно.
Прежде чем продолжить разнос, Дмитрий Андреевич с минуту смотрел не мигая в бегающие глаза подчиненного:
– Вот гляжу я на тебя, Калачев, и не пойму. То ли тупица ты непроходимый, то ли скрытый и коварный враг, затесавшийся в ряды ОГПУ?
– Я?! – Степан побледнел, задрожал и вскочил со стула.
– А ну сядь, мразь! – заревел Горовой, сделавшись непохожим на самого себя.
Он был страшен в гневе. Степан присел опустошенный, униженный и сломленный невероятным обвинением.
– Волокита – раз! – Дмитрий Андреевич загнул указательный палец на правой руке. – Никаких результатов – два! Неоказание помощи попавшим в беду товарищам…
Горовой, как плевки, бросал в лицо Степана одно обвинение за другим, не забывая загибать пальцы. Все обвинения были необоснованными, но звучали столь веско и убийственно, что Степан ничем не мог их опровергнуть. Сделав паузу и немного успокоившись, Дмитрий Андреевич продолжил:
– Пока ты волокитил дела, Калачев, бандиты действовали нагло и дерзко… Разгул банды мог бы продолжаться еще дольше, если бы не помощь неизвестного доброжелателя!
Он взял со стола исписанный мелким убористым почерком лист бумаги, помахал им в воздухе и продолжил:
– Банду возглавляли два безграмотных подонка, которые на деле оказались намного мудрее и изворотливее опытных сотрудников ГПУ! – Дмитрий Андреевич посмотрел на сделавшееся пепельным лицо Степана. – Да-да, именно тебя я имею в виду, следователь Калачев! Так это что: невероятное везение, сопутствующее бандитам или предательство следователя?
– Да ты с ума сошел, Андреевич! – вскричал возмущенно Степан и снова вскочил со стула.
– Сядь! – рявкнул Горовой и положил перед собой наган. – Кто из нас сошел с ума, чуть позже покажет следствие! А сейчас… Сдай-ка мне оружие, гражданин Калачев, а сам отправляйся под арест в камеру!
Раздавленная страшным безосновательным обвинением душа Калачева вдруг воспылала праведным гневом. Он медленно расстегнул кобуру, достал из нее наган и швырнул его на стол.
– Тут людей спасать надо, а ты…
– С этой минуты не «ты», а «вы», – отрезал Дмитрий Андреевич. – Время фамильярности прошло. Теперь, пока не восторжествует истина, ты не следователь ГПУ, а подозреваемый гражданин Калачев!
– Хорошо, время покажет, кто из нас прав! – резко отозвался Степан. – Но не забывай про Теплова и Бурматова, гражданин начальник, их прямо сейчас спасать надо, понял?
Горовой убрал револьвер Калачева в ящик и ухмыльнулся:
– О них надо было тогда побеспокоиться, когда они в руках бандитов оказались. Ну ничего, и до их освобождения дело дойдет… Подождут, пока мы с бандой в городе разделаемся!
Калачев едва не задохнулся от ярости, столкнувшись с таким цинизмом.
– Да их убьют, ты понимаешь это?! – заорал он на Горового, едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на него с кулаками.
– Будем надеяться, их минует чаша сея, – усмехнулся Дмитрий Андреевич. – А теперь встать, руки назад и шагом марш к выходу!
Степан не пошевелился.
– Эти «войска» на улице все на банду двинете? – спросил он, доставая из кармана пачку папирос.
– А ты думал, война началась? – ухмыльнулся Горовой, посмотрев на часы. – Ну, вставай, я сам отведу тебя в камеру.
– Кто руководит бандой? – неожиданно спросил Степан. – Не поверю, что не Купец?
– Дело хозяйское, можешь не верить. А бандой руководили Прокофий Исаев и Михаил Московой. Тебе о чем-то говорят эти имена и фамилии, если они не твои приятели?
Калачев пропустил сарказм начальника мимо ушей, а Дмитрий Андреевич продолжил:
– Тогда руки за спину, вставай и пойдем в камеру… У меня больше нет времени с тобой разговаривать.
* * *
Первого задержанного доставили в Управление через пару часов, ближе к полудню. Дежурный не разбираясь распорядился посадить его в камеру, в которой содержался Калачев. Как только дверь за «новичком» захлопнулась Степан сел на нарах и посмотрел на него.
– Как доски, не прогибаются? – спросил прибывший, подходя к нарам и пробуя их на прочность. – Было дело, подо мной ломались прогнившие доски.
Степан промолчал. Он находился в таком угнетенном состоянии, что было не до разговоров.
– Меня зовут Яшка-хромой, – представился вошедший.
Степану ничего не оставалось, как пожать протянутую руку, но рта для взаимного приветствия он так и не открыл.
– Давно здесь паришься? – поинтересовался Яшка, укладываясь на бок и устраиваясь поудобнее.
– Твое какое дело? – не выдержав, буркнул Степан, начиная понимать словоохотливость соседа: на Калачеве не было формы, и, видимо, потому Яшка принял его за своего.
– Сидишь тут пыхтишь… Видать, за какую-то мелочугу паришься, – подмигнул ему сосед. – А в городе что творится, мама родная! Менты, гэпэушники такой шухер устроили. Малины громят и урок пачками загребают!
– С чего бы это? – горько ухмыльнулся Степан. – Может, ищут кого?
– Да, банду залетную, – оживившись, присел Яшка. – Они тут столько делов понаворочали, что местным уркаганам и не снилось. Я краем уха слышал, что всех, кто под гребенку попадет, разом под расстрельную статью подпишут!
– Херня все это, – вздохнул Степан, – разбираться будут…
Яшка потер лоб:
– Видали мы эти «разборы», знаешь где? А ты, фраерок, будто не от мира сего… Кто в нынешние времена разборками себя утруждает? Расстреляют и взятки гладки. На крайняк делянку в тайге лет на двадцать отмеряют. Мы теперь есть кто? Враги народа! А на таких ни доказательств собирать не надо, ни судить по-людски. Вывезут в Зауральную рощу и пальнут без сожаления…
Они замолчали. Калачев встал, потянулся, расправил закоченевшие конечности. Воздух в камере был затхлым, затрудняющим дыхание, но все равно очень хотелось курить.
Вдруг со стороны дежурной части послышались обрывки разговора. Яшка хотел что-то сказать, но Степан подал ему знак, чтобы тот не шевелился.
– С чем пожаловал, Бугров? – спросил дежурный, видимо, у посыльного.
– Камеры готовить приказано, – прозвучал ответ. – Там столько урок повылавливали, что не знаю, как размещать будете.
– Поступит приказ, разместим, – послышался спокойный голос дежурного. – Надо будет, стоймя стоять заставим.
– Я присяду, перекурю. Умаялся от беготни по городу. Туда-сюда… С ног валюсь.
– Стрельбы-то много было? – поинтересовался дежурный. – Или бандюганы без сопротивления сдаются?
– А то как же, – ответил посыльный. – Без стрельбы ни разу не обошлось. Вот на Четвертой Буранной засаду организовали. Там бандюга Хвостов проживал. И что бы ты думал? Пресек засаду подлюга. Но уйти не ушел. Как оказалось, в его доме дружок затаился. Хвостов решил тайком, минуя засаду, в дом свой пробраться, чтобы дружка вызволить. К дому-то он подобрался и даже дверь открыл… А вот тот, кто в доме отсиживался, видать, принял дружка своего за кого-то из наших и всадил ему пулю в плечо.
– А того, кто в доме прятался, взяли? – полюбопытствовал дежурный.
– На тот свет отправили, – ответил посыльный. – Когда он Хвоста подстрелил, тут же и началось… Перестрелка завязалась такая, что всем тошно было. Так вот, черта того, кажется, Пронькой звали, уложили пулей в голову. Так себе сморчок. Ну, годочков тридцать, – тридцать пять. Лежит на спине, руки в стороны. В правой – наган с укороченным стволом. Между ног раздвинутых еще два нагана. А одет так, что нам с тобой и не снилось! В хромовых штиблетах и в сером шерстяном костюме. В карманах – документы на имя какого-то Лосева. Ворованные, конечно, без фотографии…
«Вот, значит, как дела обстоят, – подумал Степан, подслушав разговор между дежурным и посыльным. – Теперь Бурматову и Теплову худо придется. Захватившие их бандиты, если узнают про разгром банды в городе и смерть главаря, не пощадят оперативников, это уже точно…»
– Эй, Яшка, двигай ближе, – позвал он сокамерника и зашептал ему в ухо: – Сейчас смена в дежурке меняться будет. Так вот, я предлагаю бежать. Не сидеть же в камере, дожидаясь расстрела?
– Согласен на все сто, – мгновенно согласился Яшка и учтиво посмотрел на Калачева. – Я думал, ты так себе, фраерок беспонтовый, а ты… Уважаю!
В коридоре послышались шаги, затем скрип дверей открываемых камер.
– Чего они делают? – прошептал Яшка обеспокоенно. – Вроде пока не слышно, чтобы арестованных доставляли?
– Они камеры к их встрече готовят, – прошептал Степан. – Когда откроют нашу дверь, сделаем вот что…
У двери камеры кто-то остановился. Послышался скрип отодвигаемой задвижки.
– В нашем распоряжении несколько минут, – прошептал Степан. – Или мы сбежим, или нас подстрелят! Ну так что, рискуем?
– Всенепременно, – заверил его Яшка.
В ожидании конвоира, который должен был вот-вот появиться в камере, Калачев и Яшка приготовились к нападению. Но в камеру так никто и не вошел. Даже шагов конвоира в коридоре не было слышно.
– Черт возьми, что за херня? – прошептал удивленно Яшка. – Что-то мне не нравится эта делюга.
– Сам ничего не понимаю, – прошептал Степан. – Может, нас собираются перестрелять при попытке к бегству?
– Что делать будем? – прошептал взволнованный до крайности Яшка. – Я за то, чтобы испытать судьбу, а там… будь что будет!
– Тогда бежим! – согласился с ним Калачев, и, приняв твердое решение, они выскользнули из камеры.
Коридор оказался пуст. Беглецы незаметно просочились мимо дежурной части, в которой, на удивление, не оказалось ни одного человека, а еще минуту спустя уже бежали к выходу из здания. Прижимаясь к стене, минуя ступеньки… Никого! Будто все вымерли вокруг. Не рискуя пересекать внутренний двор, на котором обязательно должны находиться люди, Степан метнулся в правое ответвление коридора, где имелась лестница, ведущая на второй этаж. Под ней было забитое досками окошко, через которое можно выбраться на улицу.
Яшка ради собственного спасения проявлял чудеса расторопности. Он не отставал от Степана ни на шаг.
Так они оба добежали до спасительного окошечка и выбрались на улицу. Достигнув ближайших кустов, осмотрелись – никого. Обычно многолюдная, мостовая будто вымерла, как и все в здании Управления. «Наверное, улица перекрыта, – подумал Степан, – а как же Управление? Что-то здесь не то, что-то здесь…»
– Чего теперь делать будем, фартовый? – обратился к нему Яшка.
– Прощаться, – ответил Степан. – Убегая, мы были заодно, а теперь – каждый за себя.
