Глава сорок вторая
Неисповедимы пути Господни, как неисповедимо и Слово Его, которым Он наделил людей, имея к ним слабость неисповедимого свойства.
Кто и что видел в Сибири, то через две недели Божьим изволением, уже словесно, узнавали на Казани, а еще через неделю и на Москве.
– Англы уже сходили в Китай, потеряли одну шхуну в том походе, а теперь одной шхуной идут назад! – в середине месяца августа доложил царю Ивану Васильевичу дьяк посольского приказа. – Так говорят в Сибири.
Иван Васильевич стукнул царским посохом о каменный пол палаты, сшиб на ковер свою тюбетейку и вторым ударом посоха пригвоздил ее к ковру.
Дьяка посольского приказа самоходно вынесло за дверь царской палаты, в поту и в страхе.
* * *
В конце августа о возвратном пути англов из похода на Сибирь и Китай узнал Осип Непея, тративший на английских доглядчиков и доносчиков фунт серебром в день.
* * *
Граф Эссекс, в ожидании именно такого радостного известия, два месяца оттягивал свой отъезд в Ирландию. Перед отъездом в Виндзорский замок Елизавета назначила своего фаворита командующим английской оккупационной армии.
Узнав сибирские вести, граф решил в Ирландию не ездить совсем.
Королева Елизавета не узнала ничего. Она в последний день августа последний раз ходила на молочную ферму, где последний раз в этом сезоне исполнила древний обряд вкушения свежего масла от королевских коров.
Первого сентября, к вечеру, Елизавета Первая прибыла в свой дворец в Уайт Холле. И первым же своим осенним указом королева лишила графа Эссекса права сбора таможенных пошлин с импортных вин, лишила единственной статьи дохода. Отныне граф был нищ, как свинопас.
* * *
Господин Эйнан, снимавший дом в Лондоне под именем италийского купца Марамелло, узнав благостную весть о сибирском походе, немедля послал доверенного человека на печатный королевский двор с заказом спешно напечатать визитерские карточки: «Эйнан Миланский, картограф и купец. Югорский торговый дом».
Такую карточку второго сентября получил граф Эссекс. На обратной стороне он прочел: «Сегодня, пополудни».
Граф Эссекс вдруг почуял нутром, кто он есть, при наличии в Лондоне этого человека. Собака он на привязи, и более никто! Собака лохматая, грязная, голодная. Убогая.
Граф Эссекс возжелал выпить рома, но оного во дворце не оказалось. Велел седлать лошадь, а сам достал из потайного отделения комода несколько криво сшитых клочков бумаги. В той книжице корявой рукой прописаны всякие люди, нужные для разных дел темного свойства.
Сунул книжицу обратно в потай комода, а из ящика отсыпал в карман десять золотых монет, подаренных господином Эйнаном. Ухмыльнулся в бороду, надел пояс с кинжалом и шпагой и вышел во двор.
В книжице граф прочел, что нужный ему человек, живущий теперь в отставке, обитает на краю Лондона, по дороге в Букингемский дворец.
По дороге граф иногда читал отрывки молитвы, заклиная судьбу тем, чтобы королевский морской лучник Грин имел доброе здравие и сильные пальцы.
Оказалось, что лучник Грин имеет доброе здоровье, сильные пальцы и сохранил дальнобойный лук и стрелы к нему. Десять золотых монет настроили лучника на рабочий лад. Он тут же, при графе, вышел в сад и начал наводить на точильном камне жало стального наконечника длинной стрелы. Граф же рисовал кинжалом на земле расположение окрестностей того дома, возле которого лучнику предстояло засесть перед обедом.
По существу назреваемых событий, граф не должен был выпивать. Но он, противу правил и по зову своей души, заехал в паб «Корсар» на Большой Западной дороге в Лондон. И там с чувством выпил крепкого контрабандного напитка со смачным названием «виски».
* * *
Только закончили бить полдень часы на башне Большого Бена, как граф Эссекс вошел в дом господина Эйнана.
– Прикажите открыть окно, – попросил граф, – у вас весьма душно.
– Без надобности сидеть при открытом окне, – ответил Эйнан Миланский, – разговор будет быстрый.
Граф Эссекс тогда начал снимать с себя одежду. Снял короткий кожаный камзол, начал развязывать льняную рубашку. Под рубашкой графа господин Эйнан уловил тусклый блеск кольчуги. При этом на хозяина дома от гостя пахнуло жгучим запахом пота и дряного спиртного напитка.
Господин Эйнан не стал кричать слугу, а сам отодвинул оба запора и поднял окно. Из окна потянуло свежим речным воздухом. Граф Эссекс подошел к окну, обмахивая себя руками. Господин Эйнан, уже много поживший и слышавший от раввинов много голой правды про нравы других народов по отношению к купцам, картографам и менялам, благоразумно встал в простенок между окнами.
– Королева вернулась в Лондон, – сказал господин Эйнан. – Завтра будет суббота. Завтра с утра вы, граф, подготовите к делу своих сторонников, чтобы ночью вам не пришлось им рассказывать, кому куда бежать и кого при том резать.
– А куда моим сторонникам надо будет бежать?
– В королевский дворец, граф. Не делайте вид, что у вас недоумная болезнь.
Граф Эссекс начал скрести грудь по кольцам кольчуги, стараясь унять внезапный зуд. «Все страшное – просто, и все простое – страшно», – говорил его приемный отец, граф Лейстер, силой сделавший перезрелую принцессу Елизавету женщиной.
– План таков, – строго продолжил господин Эйнан. – Ваши люди ворвутся во дворец с парадного входа. Это событие заставит тут же прибыть ко дворцу королевы ваших заклятых врагов – сэров Сесила и Ралея. Пусть их тут же прикончат ваши люди…
– Сэр Сесил и сэр Ралей прибудут со своими вооруженными людьми, – возразил граф.
– Ну и что? Я вам уже два года плачу за содержание в постоянной готовности двух сотен вооруженных дворян! Или у вас нет двух сотен вооруженных дворян? Тогда – где мои деньги?
– Есть, есть дворяне! Есть!
– Вот пусть они и делают второстепенное дело насчет ваших врагов Сесила и Ралея. А ваша задача, граф, совсем проста. Вы знаете тайный ход в спальню королевы, и у вас есть ключи от дверей того хода. Зайдете в спальню «коровы» и сделаете свое дело. И король шотландский Яков Шестой уже воскресным утром станет королем английским Яковом Первым! Так сбудется то, чего хотим мы и чего желает вся Европа. То есть и мы, и Европа желаем восстановления попранной справедливости, погибшей в этой стране на плахе вместе с Марией Стюарт! То есть – торжества католической веры!
Граф стоял спиной к господину Эйнану и слушал его простые и даже ласковые слова. Напротив, через дорогу от дома Эйнана, стояла гостиница «Якорь». На втором этаже гостиницы темнело раскрытое окно. Вроде как там мелькнула тень… От окна гостиницы до окна дома Эйнана, если мерить шагами, то восемьдесят шагов. Граф самолично измерял этот факт.
– А если…
– Дорогой граф! Дело зашло так далеко, что «если» быть не может. Не может! Затея с воцарением короля Якова обошлась деловым людям Италии уже в полмиллиона фунтов стерлингов. Или в миллион испанских дукатов, или в два миллиона французских ливров. Считайте в любых деньгах, и при любых деньгах это будет много. И учтите, что по этому делу работаете не вы один. И тем людям тоже идут немалые деньги…
Граф Эссекс решил больше не возражать миланскому гостю. Незачем. У господина Эйнана, картографа и купца, собраны бумаги, которые просто уничтожат и графа, и всю его фамилию. Выхода точно, нет. Вернее, светится одна маленькая дырочка, в которую можно пролезть, измазавшись для ловкости в королевской крови…
Граф отошел от окна, надел военный камзол.
– Завтра ночью дело будет сделано, – сухо сказал он и пошел к двери.
Господин Эйнан шагнул к окну и начал шарить поверх рамы пружину, держащую поднятое окно.
Сказал в спину уходящему:
– Совсем забыл! Позвольте поздравить вас, граф, с приобретением Сибири и всех…
Стрела длиной в полтора ярда вонзилась картографу и купцу в шею и вышла из глотки. Договорить он не успел.
Граф Эссекс мельком оглянулся и вышел из комнаты. Плотно закрыл дверь, чтобы изнутри щелкнула пружинная дверная задвижка.
Задвижка щелкнула.
* * *
Через час отставной королевский морской лучник сидел в своем пабе, угощая кучку таких же отставных вояк пивом, и рассказывал, что в городе нельзя стрелять из длинных, дальнобойных луков.
– На море стрелять хорошо. Там ветер не делает обратных рывков, как в городе. А дует себе прямо и прямо. И ты можешь делать точную поправку на ветер. А в городе, господа мои, сущая дрянь с ветром. То сюда несется по улице, то туда. В городе пора применять в нашем деле только ружья. Исключительно ружья.
– В каком деле? – спросил Грина отставной матрос, нанятый Осипом Непеей для сбора флотских слухов и россказней.
– А в том деле, друг мой, при котором надо уничтожать разных паразитов, снова проникающих на наш добрый остров и снова вгоняющих нас в долги и в нищету… Возьмите, например господина, который жил напротив гостиницы «Якорь»…
– Почему жил? – опять встрял отставной матрос.
– Потому, что мы сейчас пьем и веселимся на деньги графа Эссекса, доброго господина, понимающего доброту простых жителей нашего королевства и зло иноземцев…
Лучник выпил уже шесть кружек темного эля и за мыслью следить перестал…
А отставной матрос вышел, будто по нужде, и побежал со словами лучника Грина к московскому послу.
* * *
После обеда, к вечеру второго сентября, Осип Непея, московский посол с полными царскими полномочиями, внезапно появился в королевской канцелярии. Здесь теперь сидели допоздна, за лето накопилась уйма дел. Королевский канцлер не скучал в своем кабинете, а споро расправлялся с бумагами.
– Давай, подпиши мне отказ в сватовстве моего царя к королевской племяннице, и я сегодня же откланяюсь перед королевой Елизаветой.
Канцлер откашлялся и без всякого выражения на лице, сухими от возраста глазами уперся в московского посла.
– Так дела не делаются, – наконец произнес он.
Непея нарочно звякнул тугим кошлем, чтобы канцлер по звону узнал золото. С той же мелодией тонкого звона кошель встал на столе. И тут же исчез в больших ящиках.
Канцлер порылся среди бумаг, нашел заготовку отказного письма московскому царю. Крикнул писца, отдал ему бумагу, чтобы перебелили…
– К Ее Величеству пойдем вместе, – сухо сообщил канцлер.
– Как скажешь, господин мой, – по-русски ответил Непея.
* * *
Королева Елизавета Первая, помолодевшая на свежем воздухе среди тишины виндзорского поместья, без всякого удивления встретила московского посла. Она читала в кабинете донесения своих шпионов и очень жалела, что читать приходится на ночь. В донесениях подробно описывалось, как люди по всей Европе убивали и продавали людей, поджигали города и селенья, молились и плакали. Такое и утром читать – уютный завтрак портить.
Королева едва взглянула на лист отказного письма. Вернула лист канцлеру:
– Подпиши сам.
Канцлер долго выводил свои регалии и наконец поставил роспись с завитушками.
– Теперь иди.
Канцлер долго вставал с кресла, долго поправлял камзол.
– Иди, иди! – шумнула Елизавета.
Канцлер вышел. Непея скатал бумагу в рулончик, обмотал припасенной суровой ниткой.
– Печати канцлера на бумаге нет, – сказала Елизавета.
– Будет. Зайду, идучи от Вас, шлепну.
– Имеешь, что мне сказать, Осип? На прощание?
– Имею. Граф Эссекс сегодня послал наемного убийцу к итальянскому меняле. Менялы уже нет.
Королева пожала плечами:
– В Испании их давно уже нет.
Непея засмеялся: королева ловко обошла имя графа Эссекса. Решила она уже насчет графа. Все решила.
– А в Сити у тебя, Ваше Величество, неприглядно жить, – сказал Непея. – Ни тебе толстых стен, ни пушек, ни рва вокруг твоего дворца… А надо бы… По нашим, древним, русским обычаям, коров держат в большой защите. Как пчелы держат свою матку.
– Знаю, старые обычаи ведаю, – ответила Елизавета с трещинкой в голосе. – Знаю и то, что «корова» и «короЛЕва» – одно и то же. Только корова для одной семьи, а королева для всех семей… работает.
Непея встал с кресла и низко поклонился. Выпрямился и положил на стол перед Елизаветой лист бумаги с английским текстом.
Елизавета прочитала начало: «… Разрешите забрать с собой Подданную Вашего Величества, жену Боярского сына Макара Старинова – Катарину Барли, бывшую вдову»…
– Ох, Непея, все же ты кого-то из своих породнил с нашими…
– Породнил.
Елизавета подписала тайную бумагу. Помедлила, потом подвернула большой перстень на левой руке, капнула на него чернилы с пера и сотворила оттиск на поданной просьбе.
Непея снова встал и низко поклонился. И уже не садился.
– У нас под Кремлем подземные ходы есть, – сообщил он. – Царю, когда надобно укрыться на время, он уходит по тем ходам. У тебя такие ходы есть?
– Прощай, Осип, – ответила королева английская Елизавета, – кланяйся от меня московскому царю. И прими мой подарок – морской бриг именем «Святая Мария» завтра ждет тебя на пристани в восемь часов по нашим Большим часам. Доплывешь до Франции… А насчет тайных ходов, то они у меня есть.
Это были очень двоесмысленные слова. Понимай, как знаешь, но лучше не знать.
Непея поклонился, попятился и вышел, не показывая спины королеве англицкой Елизавете Первой. Значит, не прощался еще…
* * *
Осип Непея, да повар его, да Катарина Барли, супруга Макара Старинова, отплыли в субботу на «Святой Марии» во французский порт Ла Рошель ровно в восемь часов утра по Большим часам Англии.
* * *
А ровно в восемь часов вечера субботы двести дворян, вооруженных мушкетами, пистолями и шпагами, прошли орущей толпой от дворца графа Эссекс до королевского дворца в Сити.
И там встали, ибо увидели, что дворец окружен королевскими кирасирами. Кирасиры держали на рогатках наведенные на толпу аркебузы. Фитили ружей дымились. Позади кирасир отсверкивали в лунном свете пики конной гвардейской сотни.
Один из конников подъехал и встал за линией кирасир напротив ошарашенного графа Эссекса. За ним подъехал и второй конник. Граф узнал в подъехавших сэра Сесила и сэра Ралея, самых вредных своих соперников и врагов.
– Зря ты, граф, будишь безобразным шумом добрых жителей Лондона! – крикнул сэр Ралей.
А сэр Сесил добавил:
– Королева не ночует сегодня в своей спальне, граф. Возвращайся в свой дворец и уводи с собой эту пьяную дворянскую рвань.
– Завтра утром за тобой придут, – еще добавил сэр Ралей.
И они отъехали в строй конников.
В толпе дворян кто-то крикнул: «Нас предали!»
О мостовую загремели и ружья и пистоли. Дворяне сыпанули бежать от королевского дворца. Во след им, но поверх голов, ударил рассыпанный ружейный залп королевской гвардии.
При таком подлом деле, как заговор против королевы, кто-то должен хоть раз выстрелить.