Глава тридцать восьмая
Очнулся Макар непонятно где. Открыл глаза – над ним, вверху, дыра, а в дыре – полная луна. Остро пахло костром, но огня вокруг не заметно. А лежать – жарко, будто в печи.
– Эй, где я? – спросил в темноту Макар.
Никто не ответил.
Захотелось сразу много чего – и пить, и вылить, и чтобы стало светло. Макар сорвал то, что его укрывало. Оказалось, что лежит в одних исподниках, а покрывает его меховое гладкое одеяло. Макар встал, вытянул руки, сделал шаг. Сзади, совсем рядом, тихо и предупредительно зарычала собака. Потом гавкнула во весь голос. Макар замер.
Послышались шаги бегущего человека, перед глазами Макара вдруг что-то откинулось, и в глаза ударил свет лампы, открывший махонький шатер, крытый шкурами, и лицо Тимофея Изотова.
– Фу ты, Господи! – пробормотал Макар. – Одежа моя – где?
Пока одевался, да выходил на улицу, Тимофей Изотов развел в чуме костер.
– Извини, Макар Дмитрич, голову поправить у нас нечем.
Вошедший с улицы Макар поморщился.
– Здесь такого добра держать нельзя, – пояснил Изотов. – Народец здесь таковский, что ежели присосется к зелью, его не оторвать. Через день становится горьким пьяницей.
– Ну? Пошто так?
– А так, что тыщу лет окромя воды ничего не пили, организмы свои супротив зеленого змия настроили. Не приемлют у них организмы нашего зеленого змия…
– Ну и ладно, ну и хорошо. Садись так, насухую поговорим.
Сели, поговорили.
Купец Изотов купцом бы не был, ежели бы не понимал все с половины сказанного.
– Я, конечно, в таком деле решил бы так, – Изотова разобрало от значительности государева дела. – Пущай англы добегут до Китая и, ежели там живы останутся, пущай возвертаются. Ведь другой дороги им нет. А мы тут их достойно встретим! Будет нам время подготовить им добрую втсречу!
– Тимофей! Сказано же – не пущать злыдней в Китай и кончать здесь! Ну, не совсем здесь, а подалее. Последний приют им царем Иваном назначен там, где Иртыш впадает в Обь…
Тимофей Изотов задумался. Вертел в руках болванчиков из белой кости, размышлял.
– Денег бы… – сказал наконец он. – Немного денег, и англам каюк!
И выжидательно посмотрел на Макара.
Макар молчал.
– Да не мне денег! – вдруг заорал на весь белый свет Изотов. – Не мне! У меня пушнины здесь – десять бочек! Так ее окрест на тыщу верст, у каждого хана по десять бочек. Денег – нет! Серебра – нет!
За шкурами от голоса хозяина чума забесились, залаяли собаки. Макар шумно выдохнул воздух:
– Да, не думал я, что ты на мне хочешь заработать денег, хан Изота! Не думал!
На лай собак прибежали Хлыст и Бывалый Сенька. Оба с ножами в руках. Лезвия скупо блестели в свете костерка.
– А ежели вместо серебра будут каменья? – осторожно спросил Макар. – Драгоценные каменья… Это – как тут?
– Это тут – да! Тут это царское богатство, Макар Дмитрич.
Хлыст грубо хохотнул:
– На деревья станешь вешать цветастые каменья, Тимоха? Колядовать с имя станешь?
Бывалый Сенька толкнул Хлыста кулаком под ребро. Тот икнул и замолк.
Изотов прямо-таки засветился лицом:
– Понимаешь, в пяти днях пути, туда, на юг Сибири, у меня стоит настоящий дом. Мой как бы ханский дворец. Сам дом рубил, и сам баню ставил, амбары, лабазы… Ждет меня там бухарский купец Ильбан…
– А жена твоя, что, не ждет тебя? – снова влез в разговор Хлыст.
– Жена моя, Хлыст, твоими заботами о моем богатстве прошлой зимой скончалась… За пермским перевалом через Камень. Там и упокоена…
Макар показал Хлысту кулак. Бывалый Сенька снова нешутейно двинул ушкуйнику под бок.
– И что там бухарский купец Ильбан? – быстро спросил Макар.
– Он по всей Оби носится и все пытает про золото да про каменья… Готов душу положить за одно слово – где есть золото, али каменья есть.
– А золото да дорогие каменья… они здесь есть? – не утерпел теперь Бывалый Сенька.
– Есть, – очень серьезно ответил Изотов. – Да пока не про нашу честь.
За чумом вдруг послышались голоса сибирских людей. Мигом залаяли сотни собак. Луна села на край низкого леса. Макар встал:
– Так что же может бухарский купец?
Изотов тоже поднялся.
– Он без охраны не ездит. И охрана у него – триста сабель бешеной татарской конницы. Они за каменья тебе, Макар Дмитрич, проложат дороженьку до самого Урала…
– Мне дороженька пока без надобности. Мне бы англицкую шхуну…
– Про шхуну ты сам с купцом решишь, – быстро сказал Изотов, – не мое это – ханское дело, влезать в нетутошные распри. Поехали. Вам надо еще обряд вступления пройти, без него тут никак нельзя. Поехали, будете идолище салом кормить…
* * *
Вдалеке, там, где низкий край неба сходился с землей, темнела полоса бескрайней, черной тайги. А здесь, в мелколесье, растущем на аршинном слое хвои и сучков, вдруг оказалась каменная гора. Не совсем, конечно, гора, а такая каменная плита огромных размеров. Она поднималась над редколесьем саженей на сто, и с первого взгляда казалось, что на нее неоткуда залезть. Стена и стена, без ворот и калиток.
Но калитка все же нашлась. Изотов подогнал нарты к узкой, незаметной расщелине в старом камне горы. Крикнул своим охотникам, что надо делать. Да они и сами знали. Пять охотников повели в расщелину двух оленей, за ними пошел высокий, худой старик. У него на груди висело вроде плоского барабана и колотило старика по коленкам.
Вслед за охотниками пошли Изотов и ватажники. Поднимались долго по кривому и узкому ходу.
А когда поднялись, Хлыст в голос выругался.
Над ровной, как стол, горой поднимался к небу каменный же столб. Это с первого взгляда казалось, что столб. Когда подошли ближе, увидели, что столб и есть идолище. Глаза у него есть, нос и огромный рот. И выбиты даже руки, опущенные вниз, повдоль туловища.
На ровной площадке возле идолища лежали кучи сухого дерева. Охотники Изоты натаскали из куч два костра дров, запалили огонь; потом махом завалили обоих оленей и принялись разделывать туши.
Ватажники подошли вплотную к идолищу.
– Сажени три высотой будет, – опасливо прошептал Бывалый Сенька. – Сколько я по земле хаживал, а такого огромного не видал. Много видал маленьких, ниже себя. А такого огромного – нет. Страх Божий! – И перекрестился.
Макар с опаской положил ладонь на идола. Камень под ладонью оказался на удивление ровным и гладким, будто вчера тесанным.
– Мои старые охотники говорили мне, что когда их предки с начала времен пришли сюда, этот идол здесь уже стоял…
Изота поманил ватажников за собой. Они обошли идола и стали позади него. От головы до земли спину идола покрывали непонятные знаки и узоры. Правда, это как понимать – узоры. Азбука, она тоже узор.
– Это еще не самое страшное, – вдруг сказал Изотов, – вот сюда пошли.
Он сделал шагов десять от идола в сторону севера и остановился. Среди ровного каменного поля Макар заметил углубление в землю, углубление строгое, человеческое, не природное. Нечто вроде остатка рва, какой роют перед стенами крепостей. Углубление оказалось почти до краев засыпано мелкими камнями, обломками дерева, костями.
Сзади них внезапно низко, медленно и грозно зарокотал барабан.
– Шаман зовет, – сказал Изотов и повернулся идти на зов.
– Обожди, – удержал его Макар, – чего не договорил – договори.
– Тут давным-давно имелась длинная ямина. Так старики мне сказывали. И туда, в ямину, вела каменная лестница…
Изотов замолчал, поежился.
– Лестница в Нижний мир? – спросил Бывалый Сенька.
– Она. Ты-то – откуда знаешь? – удивился Изотов.
– Ходил на Карелы … по молодости, набегом с ватагой туда ходил… Там нам такую же лестницу вниз показали. Бежали мы оттель, ломая ноги и руки. Как головы не сломали…
Бубен шамана рокотал чаще и громче. У Макара стало давить под сердцем.
– Да, Нижний мир где-то тут, – Изотов шумно выдохнул. – Опять же старики мне сказали, будто много лет назад, когда остяки да вогулы исполняли здесь обряд, идол вдруг пошел вниз. Стал тонуть…
– Камень в камне – стал тонуть? – удивился Хлыст.
– Да, камень в камне. Он, идол, – погляди лучше, – стоит в камне основы по пояс. А раньше был в два раза выше. Ногами стоял на камне…
Хлыст вдруг стал креститься:
– А там, в Нижнем мире, есть что? Что говорят твои старики. Там – ад?
– Нет, не ад там, – Изота пошел на зов бубна. – Там, говорят старики, вход в большущие туннели, которые идут отсюда до Уральских гор и вообще – неизвестно, куда еще идут… Тогдашние ханы, увидев такое дело, сразу постановили: открывшийся с потоплением идола ров – засыпать. Засыпали. Вход в Нижний мир, значит, засыпали.
– Это они зря засыпали, – внезапно сказал Хлыст. – Там, говорят, в Нижнем мире, можно себе выпросить золота, серебра… жизнь себе можно выпросить. Я про такое слыхал. Макарка, может, когда англов порешим, сходим туда? Вместе? С тобой я бы сходил, а?
Макар не выдержал и перекрестился:
– Тебя, Хлыст, туда не пустят. Так что – не пойдем.
В намечающуюся распрю вмешался Изотов:
– Ну а теперь, благословясь, делайте, как я.
* * *
Когда вернулись к кострам, над ними уже торчали колья с кусками истекающей соком оленины. По очереди, вслед за Изотой, подходили к миске с топленым нутряным жиром оленей. Зачерпывали теплый жир ладонью, поднимались по короткой лестнице до головы идолища и совали ему в большой рот жир.
Потом шаман обошел каждого, сотрясая воздух частым гулом. Хан Изота каждому надел на голову шапку из соболя, с волчьим хвостом. Сидевшие у костра охотники тотчас вскочили, начали кланяться.
– Они не вам кланяются, – предупредил Изота, – а волчьему хвосту. Это их прародитель. Поняли?
Ватажники промолчали.
Потом сразу пошли в расщелину, стали спускаться на мягкую землю.
Макар вдруг остановился, хлопнул себя по лбу:
– Вот же, суена корова! Забыл! Про Молодшего Ерошку – забыл! Он – где?
Изотов помолчал, потом ответил:
– Я его еще вчера велел везти туда, ко мне в дом. Там у меня местные шаманы такой силы – от смерти вылечат. Вот увидишь…
* * *
К дому «хана Изоты» ехали недолго – три дня. «Ехали» – слишком заливисто сказано. Больше бежали. Бежали за нартами, а когда чуяли, что сейчас падут, валились на нарты. Собаки оглядывались, радостно взвизгивали и поддавали хода. Потом, через версту, начинали скулить. Тогда люди соскакивали с нарт и снова бежали, бежали…
Прибежали, наконец.
Свой дом «хан Изота» обнес частоколом из острых поверху бревен. Ворота у него не открывались, а падали вперед. Петель железных у хана не имелось. Позади дома шли по трем сторонам сплошные деревянные строения. Между ними и домом ханские охотники из охраны – или обслуги, не поймешь, – поставили три чума и жгли костер. В стороне от них, почти в углу ханского острога, возвышался шатер, крытый яркой невиданной материей.
Когда ворота упали и стало можно войти, навстречу Изоте первым вышел бухарский гость – Ильбан. Его красный халат пестрел вышитыми птицами среди невиданных растений.
Ильбан радостно улыбался:
– Салям алейкум, хан Изота!
– Ва алейкум ас салям, дорогой гость! – ответил Изота.
Оба поклонились друг другу, обнялись. И тут бухарский купец увидел ватажников в шапках с волчьими хвостами.
– Ай! Шайтам бекши! Урус! Урус!
– Урус лукар, дорогой гость! Русские купцы! От Урала ехали, когда узнали, что ты гостишь у меня. Камни тебе привезли. Дорогие камни.
Говоря так, Изота повернулся к ватажникам и подмигнул.
Что надо делать, – сообразил Бывалый Сенька. Он вышел вперед и отчетливо и важно заговорил на татарском языке. Хлыст выставил вперед правую ногу и задрал вверх подбородок. Макар сложил руки на груди.
На речь Бывалого Сеньки Ильбан ответил татарской же скороговоркой.
– Вот же, а? – удивился Хлыст. – Гостюет у нас, в Сибири, будто у себя в Персии! Уважения нам не показует. Как не боится?
Изотов повернулся к Хлысту, съязвил:
– Они сюда до Ермака Тимофеевича пятьсот лет ходили. Жить в снегах боялись, а за дорогими шкурами – ходили. Под приглядом чингизовой да татарской рати. И ты бы так ходил.
Бывалый Сенька угрюмо сообщил:
– Говорит: «Пять дней торговаться за камни будем».
Макар хлопнул Сеньку по плечу:
– Переведи. Камни наши, время наше. Время нам дорого. Дороже камней. И добавь, обязательно добавь, что царь Иван станет на Бухару гневаться, если мы вовремя не вернемся в Москву.
Бывалый Сенька, смачно выговаривая татарские слова, перевел.
– Ай, Ак Сар Ибан джаман! Масакава улус джаксы!
– Сказал, что Белый Царь плохой, а Москва – город хороший.
Хлыст, балда стоеросовая, размахнулся и вкатал бухарскому купцу кулаком в лоб.