Глава тридцать девятая
Молодший Ерошка был еще плох. Сильно ударился парень о твердый берег, отбил себе нутро. Кашлял, а по нужде ходил с кровью.
– Чего делать-то станем, а? – спросил Бывалый Сенька у Изотова.
Говорили в бане, где парились перед тем, как засесть за торг с бухарским купцом Ильбаном. Тот после удара Хлыста поорал-поорал – и вознамерился было уйти со двора хана Изоты. Да хан побег гостя исключил, подарил купцу дорогущую шкуру черно-бурой лисицы.
Хлыст орал:
– Изотов! Пусть он меня хлобыснет по роже! Да не один раз! А шкуры не трать!
Купец Ильбан на ответные удары согласия не дал, а на шкуру купился.
* * *
Облившись холодной водой, готовясь выходить из парной, Изотов заметил:
– Ты, Хлыст, на походе с татарами теперь береги спину. Купец не так прост, чтобы одной лисьей шкурой пойти на твое прощение. Ведь зарежут…
– Меня с самого детства режут, – невнятно ответил Хлыст. – Я привычный.
– Что с Молодшим Ерошкой делать? – опять спросил Бывалый Сенька.
– Двигать его нельзя. Здесь останется, – Изотов помолчал. – Дам ему четыре молодайки в жены, будут ухаживать. Отобьют его от смерти, будь уверен. Ради такого мужа местные бабы на медведя пойдут с одними палками.
– Зачем бабам – на медведя? – ошарашился Сенька.
– А медвежья печень как бы лекарство. Да и жир медвежий тоже хорош.
– Погоди, погоди, – заторопился Бывалый Сенька, – ведь парню всего пятнадцать лет. Как ему жениться? Еще рано.
– Здесь, на Югре, рано только солнце встает. А все остальное – как раз. Да и борода у твоего Ерошки уже обозначилась. Пора детей заводить.
– Ну, ладно, – согласился Бывалый Сенька. – Ну, одну жену ему можно. По религии его. Зачем ему остальные три?
Старинов одевался, отвернувшись от спорящих. Его разбирал смех. И досада тоже разбирала. Он давно заметил, как сам Бывалый Сенька ходит, как встает, как садится. Скрипят у него ноги, и становой хребет уже гнется. Ему бы тоже надобно здесь остаться. Доживать…
– Затем Ерошке здесь четыре жены, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят! – сказал Сеньке Макар. – Здесь устав расписан на четыре жены, значит, тому и быть!
– У меня вот восемь жен, – внезапно признался Изотов. – Меньше никак нельзя. Назвался ханом – корми восемь жен.
– Ну и как ты, – загорелся лицом Хлыст, – справляешься?
– Попробовал бы я не справиться! Ведь сразу сбросят с ханского престола!
Старинов и Бывалый Сенька уже оделись и вышли на улицу. Хорошо на улице, да после бани! Легко, пружинисто.
– Ты, Семен, тоже здесь оставайся, – неожиданно для Сеньки сказал Макар. – Поди, набегался, поди устал.
– Да как же я останусь, Макар Дмитрич? Так нельзя. Не в русский обычай! В обычай – идти до конца, с кем пошел.
– А в русский обычай своего парня бросать? Ведь парень отчаянно плох. А ты же вроде отца ему. Так?
Бывалый Сенька что-то пробормотал, отвернувшись. Даже махнул рукой возле глаз.
– То-то! Ты, Семен, здесь нужен много больше, чем на походе, сообразил? Изота здесь один, мало ли что? Слышал же от бухарского купца, что бухарцы здесь ходили с татарами и будут ходить. Кому это по нраву? Из русских – кому по нраву?
Сенька повернулся к Макару:
– Никому.
– Вот! А я вам оставлю весь плотницкий инструмент, ружья, порох, свинец. Багинеты оставлю – переделаешь их в ножи, али в пики.
– Да, это конечно… – Бывалый Сенька хотел выразить некую мысль, она ему не давалась.
Макар помог подмыслить:
– Потихоньку срубишь здесь часовенку, станешь молиться. Есть, поди, за кого молиться, за чьи души…
Бывалый Сенька вдруг упал на колени перед Макаром:
– Просветлил ты меня, Макар Дмитрич! Надоумил под конец жизни. Спасибо тебе! И за тебя буду в той часовенке молиться. Помимо тех душ, которых я загубил! Дай Бог тебе здоровья и радости жизни!
На пороге бани замерли Изотов и Хлыст. Не каждый день увидишь, как человек, бравший на топор города от Балкан до Балтики, валяется в ногах у простого боярина.
* * *
С бухарским купцом торговались недолго. Сидели вдвоем – Макар и купец Ильбан – и торговались.
Сторговались же так. Макар дает купцу Ильбану пять лалов яркого красного цвета, каждый величиной с кулак младенца. Да пять изумрудов, зеленых, как молодая весенняя трава. Изумруды те – уже величиной с мужской кулак. За это купец отдает ему в полное подчинение пятьдесят татарских конников, с воинскими и съестными припасами на два месяца.
Макар брюхом чуял, что он сильно прогадывает, отдавая бухарцу такие драгоценные камни и в таком количестве. Но деваться некуда. Срочная военная подмога в царском деле ему вот как нужна, и подмога немалая.
– Там, на нашем деле, придется и убивать, – осторожно закончил торговлю Макар.
– По нашему обычаю – убитый моим воином достается моему воину, – быстро сказал Ильбан. – Со всем имуществом.
– Уважаю чужие обычаи, – так же быстро ответил Макар.
Порешили: завтра по раннему утру двигаться на Сургут, где имел торговую факторию купец Ильбан. Ударили по рукам и разошлись.
* * *
Изотов с Хлыстом управлялись по будущему хозяйству Бывалого Сеньки да Молодшего Ерошки. Освободили большой лабаз, перетаскали туда все оставшееся у ватажников добро. Бывалый Сенька, получивший в подчинение сорок охотников, велел тем таскать глину, месить ее и формовать кирпичи. Ругался черным матом на неумелых охотников, но те на непонятные слова только смеялись.
Макар пошел посмотреть на хозяйственные хлопоты и нечаянно столкнулся с двумя охотниками, которые рвали друг у друга немецкий багинет. При этом сильно кричали лицо в лицо, видать, ругались.
Макар было шагнул к спорщикам, хотел развести. Его шепотком из-за бани окрикнул Изотов:
– Не лезь!
Макар обошел спорщиков и зашел за баню.
Изотов что-то ковырял в земле под нижним венцом сруба. Сказал только:
– Они как дети малые, Макар Дмитрич. Пусть сами спорят. Не надо им судьей быть. А то потом замучаешься ихние дела решать. Сейчас поспорят, потом подерутся, потом помирятся… Вот, уже пошли драться!
С немалым удивлением Макар увидел, что спорщики сунули багинет под пенек и бок о бок вышли из ворот Изотовской крепостицы.
Старинов осторожно вышел за частокол и затинился в кусты возле ворот. Оба спорщика раскрыли свои кошли, что болтались на поясе, и достали из них куски дерева. Так Макару показалось. Но то были не деревяшки, а толстая древесная кора. Оба надели куски коры на свои злые рожи, и Макар с удивлением убедился, что то были личины, которые и русские надевают в бою. Только русские надевают железные личины – те покрепче.
Подвязав на рожи личины с прорезями для глаз, носа и рта, охотники пошли в разные стороны. Разошлись шагов на сто друг от друга. Сбегаться почнут, что ли? От те и драка!
Охотники почти разом вынули луки и принялись стрелять друг в друга. Одновременно они кричали из-под личин нечто злое. Правда, стрелы летели отчего-то мимо драчунов. И намного мимо, шагов на пять. Как же они при такой меткости белок с деревьев бьют? От же, загадка!
Выпустив по десять стрел, охотники сблизились, сняли личины. Закивали головами. В чью собственность поступал немецкий штык, видать, охотники решили.
Всем бы так драться!
Макар вышел из кустов, подошел к пеньку и вытащил багинет. Маленькие ростом драчуны растерянно и совсем незло смотрели на высоченного бородатого русского. Макар вынул свой засапожный нож и так, с багинетом в одной руке и с ножом в другой, пошел к двум охотникам. Протянул дорогущие в тайге железные предметы спорщикам.
Один мигом схватил багинет, другой со счастливым смехом ухватился за нож. Оба повернулись и убежали вон из крепостицы.
– Ну и как? Крепко дерутся мои охотники? – спросил Изотов, выходя из-за бани.
– Крепче не бывает!
– Вот то-то и оно! Хлыст мне всю шею перепилил: «Дай нам пару сотен твоих охотников»! Я бы дал, а толку с них в вашем убойном деле?
– Да, толку от них нету. Да и слава Богу! Не всем же на этой земле резаться? Ведь не всем?
– Не всем! – подтвердил Изотов. – И слава Богу!
* * *
Ночью собрались в доме у Изотова – посидеть перед дорогой. Сидели за столом, собственно, только Изотов и Макар Старинов. Хлыст рубил на дорогу пули из листа свинца особым пробойником. Ему помогал отчего-то помолодевший и повеселевший Бывалый Сенька. Они сидели на полу, у большой русской печи, и под стук пробойника шептались. Бывалый Сенька под вечер прибил к дому Изотова длиннющий шест, на верхушку коего привязал стяг с ликом Спасителя. Стяг теперь внезапно и громко хлопал на ветру, отчего всем в доме становилось уютнее.
Макар разложил на столе свои карты и лоции, уже сильно потрепанные в лихом деле. Изотов бегло глянул на основную карту. Потер бороду.
– Погоди. Свою карту достану.
Покопался в небольшом сундучке, достал потертый, кожаный сверток. Развернул. На коже чернели всякие линии, разбегающиеся в разные стороны. Между линий чернели кружки и овалы. Большая часть старинной карты имела красный окрас.
– Красный – это Васюганские болота и вообще – гиблые места. Вот, смотри, Макар Дмитрич.
Смотреть было на что. Изотов указал место, где Иртыш впадает в Обь. Чуть ниже, уже по Оби, синел кружок. Под ним надпись: «Сургут».
– Десять дней отсюда идете до Сургута. Потом, уже с татарами, на конях, переправляетесь через Обь и еще дней шесть идете до Иртыша – к тому месту, где в Иртыш впадает река Тобол. Потом делаете переправу через Иртыш…
– Да мы так, с переправами, будем идти до второго пришествия! – не выдержал Макар. – С конями переправиться через Обь возможности нет! А если татары пойдут на подвиг переправы, то потеряют и меня, и половину своих людей! Англы тогда точно будут в Китае!
– Не будут. Их возле стрелки Обь – Иртыш здорово напугали казаки боряского сына Войтовского. Тот шел от Урала на Сургут и завел казачий отряд в болота. Ему бы южнее взять, а он пошел севернее. В Югре такое случается. Тут не по Москве шастать. Тут прямых улиц нет. И кривых улиц тоже нет. Полное бездорожье… Ну, казаки тогда встали на стрелке Обь – Иртыш и почти три недели рубили дощаники. Англы затинились и ждали. Мои охотники еще вчера об этом донесли…
– Казаки! Во дела, Изотов! А может быть, мне казаков вместо татар взять на дело?
– Оно бы хорошо сталось. Только кто тебе казаков даст? Они люди поверстанные, служивые. И потом… дело твое таковское, что боярский сын Войтовский тебя скорее зарубит, чем пойдет на англов. Ему брать разбойную славу на свою гриву ни к чему…
Макар побарабанил кулаком по столу.
– Дело разбойное, или еще какое, но дело государево.
– Да я тебя, Макар Дмитрич, понимаю. И сумления твои мне понятны. Но ежели англы нам подлость, то мы что же – должны им кланяться? Подлость идет на подлость, и весь сказ!
– Ладно… Пошли дальше…
– А дальше будет так. Казаки – а их идет на Сургут двести человек – через Обь все же переправились и дощаники бросили. Только днища порубили… слегка. Если с татарами не выйдет сговора переправы на конях, поведешь их к стрелке Иртыша и Оби. Найдешь дощаники, законопатишь дыры и сделаешь переправу…
– Не смогу так. Время потеряю!
– В Сибири, Макар Дмитрич, времени нет. Одни расстояния. Так что ничего ты не потеряешь… А дальше ты … вот, смотри сюда… Ты переправляешься через Иртыш вот здесь. Англы теперь идут медленно, с опаской, плывут только ночью, лодку с доглядчиками впереди гонят. Им еще Иртыш вредит. Там фарватер найти – одно мучение, там дно такое – то яма, то бугор. И течение хлесткое, вихляющее. Я полагаю, что ты ворогов встретишь как раз у места, где в Иртыш впадает Тобол… Ну и в добрый тебе час их безгласно кончишь.
– Хорошо, дойду до Тобола. Остановлю англов. А дальше как?
– А дальше как по скатерочке покатишься. Переправ тебе больше не случится. Повдоль Тобола идет уже набитый тракт до Урала. А там челябинский проход. Тоже накатанный. И там уже стоят казаки. И даже вроде стрельцы. Рванешь с Урала на царский город Санчурск. А там уже и Волга, и Ока, и город Москва недалече…
– Недалече! Сказал тоже!
Но лицо Макара сияло улыбкой – душа замерла и больше не болела за поход.
Ничего, еще поболит.
Купец Изотов тоже улыбнулся. Встал, прошел в чуланную пристройку. Оттуда выкатил в комнату одну бочку, вторую, третью. На боках пятиведерных бочек чернели надписи русским полууставом. Макар подошел к бочкам, наклонил одну, прочитал выжженные на дереве буквы:
«Царю Московскому и всея Руси Ивану Васильевичу хан Изота челом бьет и дань дает».
Макар удивился надписи, приподнял бочку. Легко поднимается.
– Там, в каждой бочке, по десять сороков соболей… – купец Изота просто сиял. – Да не переживай ты за соболей! Они набиты плотно, да пересыпаны мятой и такой едкой травкой, агалакой, от покушения на мех разной насекомости.
Макар взвился:
– Тридцать сороков соболей! Да меня татары дальше Сургута с этим грузом и не пустят. Зарежут в канаве – и гуляй, англы! Не возьмусь везти твою дань!
– Ты, Макар Дмитрич, наверное, долго в Англии жил, – купец Изота покраснел лицом. – Ты забыл, что дань никто трогать не вправе. Или царь наш потом таких трогальщиков найдет, или я найду… А там уж смотри под ноги, куда воровская голова катится!
– Изотов правду говорит! – сказал от печки Бывалый Сенька. – Лет двадцать назад мы ушкуйничали на реке Кокшаге, что при Волге. И случаем взяли пять телег вятской дани, кою везли на Казань всего трое возчиков без охраны… Нас потом татары казанские два года гоняли. А с ними нас гоняли и вятские данники. Татары с вятичами объединились в загон и телеги с данью отобрали. А из двадцати ватажных душ нас трое тогда и осталось. Вот так…
Вернулись за стол, сели, помолчали. Купец Изотов нагнулся, достал из– под стола кожаную кису. Брякнул ею об стол. В кисе туго звякнуло.
– Здесь на всякий случай серебро, бухарское. Мелочь, а в дороге пригодится… И вот еще что, Макар Дмитрич, грамоту свою забери.
Изотов предал Макару грамоту, писанную Макаром же в Кирилло-Белозерском монастыре, к коей за царя Ивана Васильевича подписался старец Феофилакт.
– Грамота писана на меня, – сказал Изотов, – да здесь я без нее обхожусь. А ты, когда выйдешь на Русь, будешь ею махать направо да налево. Ты русские порядки знаешь. Всякий встречный-поперечный начнет просить грамоту и царем стращать. Так что возьми.
Макар стукнул себя кулаком в лоб и достал из потая в подкладе уже потрепанного лоцманского кителя кошелек с остатком драгоценных камней.
– Ты прав, хан Изота. А вот тебе здесь, на Югре, пригодится каменье дорогое… Полагаю, что и царь наш тебя не забудет.
– Эх! – громко вздохнул Хлыст. – Прощаемся не по-людски! Выпить бы на дорожку!
– Твой укор, Хлыст, я учту в следующий раз, – ответил Изотов. – А пока не взыщи. На большой путь выходят тверезыми.
… Через десять дней, под обед, как и указывал хан Югорский Изота, Макар Старинов, да Хлыст, да бухарский купец Ильбан въехали в Сургут, в татарскую улу, где бухарского купца дожидались три сотни охранных татар.
