Глава двенадцатая
1
Несколько дней назад Петр Катыльгин с Иткаром Князевым прилетели в Кайтёс из Ханты-Мансийска. А еще до этого навестил Петр свою родовую деревню Катыльгу.
Название маленькой таежной деревушки Катыльга стало знаменитым на томской земле совсем недавно, когда было открыто поблизости месторождение нефти и начато строительство современного вахтового поселка нефтяников. Сейчас идет прокладка ветки нефтепровода Катыльга – Раскино.
Река Катыльга, левобережный приток Вас-Югана, лежит среди низинных болотных берегов. Предки Петра Катыльгина, юганские угры, жили в этом месте с незапамятных времен.
И сегодня, с раннего утра, Петр решил поработать над очерком о нефтедобытчиках, строителях трассы Катыльга – Раскино.
В утренней тишине, со стороны Перыни, от кузницы, доносился перезвон. «Что-то мастерит Громол Михайлович спозаранку», – подумал Петр. Он встал из-за стола, подошел к открытому окну. Заметив идущего Перуна Владимировича, пожелал ему доброго утра и спросил:
– Не татарское ли войско идет – наша кузница день и ночь оружие кует?
– О, нет-нет, Петруша. На нашей земле мир и покой. А вот парусный цыган Федор Романович не дает нашему Громолу Михайловичу поутру на постели нежиться.
– Я слышал вчера, что он купил самую дальнюю пасеку на Кипрюшке. Саша Гулов говорит, что Федор Романович на той пасеке чуть ли не зимовать собирается. Продуктов завез – на год хватит.
– Расспрашивал меня Федор Романович про те места, где было родовое стойбище Тунгиров, – сказал Перун Владимирович. – И вот, оказывается, в тех местах пасеку купил, пчеловодством ли решил заняться?
– Парусному цыгану пчелы нужны как медведю жареная луна.
Решил Петр навестить кузницу. Поговорить с Федором Романовичем. Кроме любопытства, что там куется, хотелось расспросить старого цыгана, кочевника-речника, о таежной катыльгинской стороне, доводилось ли ему встречаться с местными шаманами.
– Проходи, Петр, к наковальне, полюбуйся! – пригласил Громол Михайлович.
Лежал на наковальне родовой герб обских парусных цыган, выкованный из железа. Крыло чайки – символ паруса, а на нижней части, обвенчанный солнечным кругом, белохвостый орлан с гордо вскинутой головой.
– Красивая работа! – похвалил Петр.
На расспросы Петра парусный цыган отвечал шутками, прибаутками:
– Зачем герб кую? На юганской земле буду организовывать цыганскую республику! Без знамен и гербов как тут?
– Желаю удачи, Федор Романович, – сказал Петр и тут же принялся расспрашивать о том, что у старика осталось в памяти из жизни катыльгинских угров.
– Много можно пообсказать тебе, Петруша, про те края… Помню, сам возил на своем коче батюшку-попа по малым рекам. Решил батюшка «особолиться», собрать божью дань пушниной с югров Вас-Югана, да заодно крестить полукочевников-нехристей и дать им фамилии, имена. Угнездился он на моей галере, и поплыли мы по малым притокам Вас-Югана. Безымянный толмач, полукровок из ясашных, пояснил попу, когда привел я свой коч на Катыльгу: «Тут, батька-священник, живут угры. Тамга ихня, родовой знак – Берг-Агач, Дерево Ель. Зовут они себя: Кат-Ылка. По-русски, бог-батька, это получается Солнечная Ель». И были бесфамильные остяки по этой реке окрещены священником из Медвежьего Мыса. Одних он крестил Катыльгинами, других Ельниковыми.
Парусный цыган приумолк, посмотрел на Петра, а потом, вытащив из кармана штанов трубку, пососал чубук «холостой» носогрейки, вроде покурил.
– А дальше, дедушка? Рассказывай…
– Можно сказывать, – улыбнувшись, согласился старик. – Чудным был священник Велимир из Медвежьего Мыса. Подчалится речной коч к берегу, а на горе – юрт, поселение. Бегут остяки встречать ладью и наперебой говорят, коверкают русские слова: «Батька-бог, муки тай! – просят одни. – Хо-хо, батька Велимир, вотку тай!» – просят другие. Своим чутким ухом, конечно, священник ловил каждое слово таежных людей и тут же, в обмен на меха, дарил фамилии: Мукутаев, Водкутаев.
Возвращался Петр из кузницы домой и думал о том, что все это уже пустяки: кто и когда кого крестил да какие фамилии давал. Главное, он гордился своим родом югорским, который считается старожилом этого края. И вдвойне горд Петр, что на земле его предков найдено месторождение нефти и построен поселок нефтеразведчиков, будет проложена «нитка» нефтепровода.
Петр накормил вареными рыбьими потрохами Куима и прилег на диван почитать. Вдруг зазвонил телефон.
– Куим, – попросил Петр, – возьми трубку и послушай.
Кобель рывком метнулся к столу, взял зубами телефонную трубку и положил на стол.
– Р-р, ав-ав… – сердито прорычал и тявкнул Куим над телефонной трубкой, что означало: «Какого черта вам надо? Мой хозяин отдыхает».
– Ох, Куим, еще в Томске сколько мучился, учил тебя – поговорил по телефону, трубку клади обратно на рычаги. – Петр встал, подошел к столу, поднял трубку: – Иткар, ты? Ну да, Куим… Приходи ко мне. Бездельничаю. Тоскливо на душе.
В Кайтёсе телефонная связь – новинка. Нынче зимой Саша Гулов организовал, привез старенькую «подстанцию» из Тюмени. И сразу оживилось селение, зимой теплые разговоры подолгу ведутся.
Куим выжидательно смотрел на Петра.
– Иткар в гости к нам придет, Куим. Зарядим патроны и, может быть, отправимся в тайгу, – Куим кинулся к хозяину, положил ему на плечи лапы, лизнул несколько раз в лицо. Слово «патроны», «тайга» хорошо понимает Куим, знает, что это сулит ему.
Петр вышел из дома, сел на завалинку. Он смотрел на располневший Вас-Юган. На задах поселка, в березнике, грохотал тягач, глухо лязгали гусеницы на липкой, торфянистой земле. У кайтёсовской пристани суетился буксирный артельный катер, который оттаскивал паузок, нагруженный новыми ульями. Кочевая пасека – новинка для Кайтёса. Из низинного речного тумана послышался гудок маленького пассажирского теплохода.
У калитки показался Григорий Тарханов. В руке он держал туго набитый портфель.
– Издалека? – спросил Петр, когда Григорий присел рядом с ним на завалинку. – По личным или служебным делам в Кайтёс нагрянул?
– Да вот только что из Яхтура. Встречался с Хингой Тунгировой. Куда ни сунусь – везде тупик. Достались Хинге серьги и напалечное кольцо от матери, которая умерла в прошлом году. Откуда эти древние вещички у них, где и кем они подняты?
– А с Тунгиром разговаривал?
– В том-то и беда… Уехал на свою заимку, в тайгу. А Иткар, оказывается, у него спрашивал про это. Ответил ему Тунгир: «Пошто не знать. Были у моей бабы золотые сережки, кольцо на пальце носила. Тунгир за свою Тэму давал калым – десять оленей. Брал ее к себе в чум не голую». Завернул к тебе, решил просить: будете с Иткаром скитаться по тайге – присматривайтесь. Чуть что, сообщите мне в Медвежий Мыс. Хорошо?
– Ясное дело, сообщим… – Не успел Петр досказать – через поленницу дров перескочил Куим, в зубах он держал оторванную телефонную трубку. Услужливый кобель приветливо повилял хвостом и положил телефонную трубку на колени Петру: на, мол, послушай, кто-то звонил…
– Ну, Куим, ты у меня просто гений… Ну и как я могу разговаривать теперь, если сам аппарат дома?
– Югана считает, что Пяткоступ не один бугры курочит. И ведь, черт, как сквозь землю проваливается. Вроде нападу на след, но что-то помешает…
– Знаешь, Гриша, умный бугровщик-грабитель сейчас, скорее всего, должен отдыхать. И праздновать он будет до августа. Пропадет гнус, пообсохнут болота, реки помелеют, и он появится на своем облюбованном месте…
– Почему, Петр, бугровщик должен выйти на промысел в августе?
– Сейчас над Вас-Юганом курсируют вертолеты, самолеты пожарной авиации. А вот рыбалка, охота запрещены. Любой человек, живущий в тайге, где-то на отшибе, может показаться подозрительным. Ну а потом если человек ищет в захоронениях, культовых местах ценные, золотые вещи, то он должен быть очень осторожным.
– Так-так, считаешь, что бугровщик выходит на промысел под осенний шумок, когда в тайге появляются бригады шишкарей, ягодников, заготовителей лекарственных растений, рыбаки, охотники.
– И считать тут нечего: у того, кого ты ищешь, есть облюбованное место и он выжидает удобный момент. Прикопайся к человеку: где и что он искал, если осенью в тайге у нас все в дыму, людей тьма-тьмущая, Кто и зачем в урман забрел, ничего не разберешь.
– А что, Петр, ты прав.
Григорий и Петр вошли в избу.
На полу валялся разбитый телефонный аппарат.
– Я понимаю, Куим, человек, который разговаривал с тобой, малограмотный, не знает собачьего языка, Но больше ломать телефон не надо. Хорошо?
На пороге появился Иткар Князев.
– Эй, Куим! – сказал он громко, обращаясь к собаке. – Почему не передал хозяину, что я хочу выпить стакан вина и пообедать?
– То-то он от радости оттяпал зубами телефонную трубку и притащил ко мне на улицу. Ну что ж, война войной, как говорится, а обед обедом. Господин желудок всегда свое требует. Есть у меня отварная оленятина, холодец рыбный.
Петр вошел в небольшую прирубную кухоньку. Достал из холодильника кастрюльку с мясом, вывалил его на стол, начал резать на ломтики. И вдруг он мысленно увидел себя юным: вот в этом доме, в этой кухоньке они жили с Райгой в первый год после женитьбы. Тогда он только что кончил университет и был направлен в кайтёсовскую школу учителем русского языка и литературы. Куим занимал «разговором» гостей, пока его хозяин готовил на кухне обед.
– Ну, Куим, здравствуй! – говорил Иткар, беря протянутую, уже не в первый раз, лапу.
