Глава одиннадцатая

В Улангае праздник. Сегодня Югана приносит жертву великой богине Гунде. Это она, Гунда, мудрая мать всего пчелиного царства, живущего в урманах Вас-Югана, прогнала из Улангая «мальцемеров» и мужчин, которые хотели разломать школу. Так считала Югана, старая эвенкийка.

У богини Гунды имеется свой клочок земли, свое место на чудной поляне среди кедров, на окраине Улангая. Какого роста, какой красоты и образа богиня Гунда? Чтобы понять это, надо заглянуть в далекую историю племени Кедра, вспомнить те времена, когда первобытные люди тайги могли понимать язык зверей, птиц; могли разговаривать с орлом и лебедем, а также могли понимать язык пчел и цветов, трав и деревьев. Кто же может поведать обо все этом, как не Югана.

Лет пятнадцать назад кто-то из местных нефтеразведчиков, жителей Улангая, украл богиню Гунду. То ли увез куда-то, то ли продал в томский музей. И вот тогда-то Югана дала заказ Андрею Шаманову вырезать из громадного ствола кедра такую богиню Гунду, чтобы не мог утащить ее даже самый сильный мужчина. И Андрей Шаманов с радостью и вдохновением выполнил заказ Юганы. Из привезенного кедрового сутунка, возраст которого, судя по срезу, более пяти веков, вырезал Андрей богиню Гунду, ростом в два метра. Была эта идолица-богиня комлевой частью вкопана намертво в землю. Площадка около Гунды была обнесена изгородью из жердей.

За столиком для жертвоприношений сидят Югана, Михаил Гаврилович и молодые вожди: Орлан, Карыш, Ургек, Таян, В жертву Гунде принесены страшные «звери».

Вот они, эти звери, все уместились на небольшом берестяном блюдце: рыжий сорокопут, жулан, отъявленный истребитель пчел-сборщиц, а рядом с ним филант, зовут его еще пчелиным «волком», представляет собой этот «волк» земную осу; лежат еще несколько ос из другой породы, которые своих личинок вскармливают пчелами. А три шершня покоятся с почетом на красной тряпочке, как знак уважения к силе и отваге этих хищников, которые ловят пчел у летка, «придумывают» и другие разные приемы охоты – нападают на пчел из-за угла, подкрадываются к отверстию летка и хватают ту или другую пчелу; бывает, что охотятся из засады, затаившись под ульем. И наконец, две крупные стрекозы, которые также воюют с пчелами, поедают их при любом удобном случае. Не забыты и муравьи-лакомки, около десятка этих лесных санитаров покоится рядом с шершнем. Да еще лежит на жертвенном берестяном блюде бабочка «мертвая голова», которая в ночное время отваживается воровать мед прямо из улья.

Горит на маленьком костре «зверье», горят вечные недруги богини Гунды. И Югана на эвенкийском языке воздает хвалу государыне пчелиного мира:

– Все души умерших детей превращаются в пчел. А у тех маленьких детеночков, которых матери невзначай сонными прижмут и задушат, превращаются в сов, филинов. У пчел и людей одна душа, один большой ум. Пчелы научили людей жить по закону трудолюбия, по закону мира и добра. Смотри, богиня Гунда, нынче пришли к тебе молодые вожди племени Кедра! Они пришли к тебе в первый раз, пришли благодарить за помощь в большой войне, жертву дают! Пусть дымом, пеплом развеются все враги богини Гунды.

Хвалебная языческая молитва Юганы, обращенная к Гунде, была немногословной. Суть не в словах, а в том, что думает человек, что у него на душе, языческие боги без слов понимают эти добрые чувства. Так зачем Югане много шевелить языком, длинно говорить.

Необычно и напыщенно выглядит стоящий на жертвенном столе современный магнитофон. Югана посмотрела на Орлана и попросила:

– Пусть молодой вождь племени Кедра говорит языком «модафона», – так Югана зовет удивительный говорящий ящик.

Магнитофон включен. Полилась по поляне средь кедров музыка мелодичных скрипичных струн, а потом неожиданно запел соловей, затем закричал дрозд, закуковала кукушка… И вот, во много раз усиленная, полилась песня пчел. Пели перед выходом из роя пчелиные матки, пели они гимн большого полета и продолжения жизни, рода. Пели также матки свою вечернюю песню материнства, песню счастья, радости.

– Т-у-тюу-юу-у, – такие песенные звуки издает матка, разгуливающая по сотам.

– Ква-а-ку-ва-а… – Вместо «тюуканья» полилась новая песня. Это с тревожной радостью поют матки, находящиеся в маточниках.

Голоса птиц, шум лесного ветра записаны на магнитофонную ленту на пасеке у деда Чарымова по личному заказу Юганы. В далекую старину и в бытность Юганы мужчины и женщины племени Кедра относились к пчелам, как к живым людям, в которых заключены души умерших детей их племени. А все духи и души любят слушать песни, сказания, музыку. И сказитель племени исполнял перед образом Гунды хвалебные песни на примитивном музыкальном инструменте со струнами из волоса или жил. Но зачем нынче искать сказителя, музыканта, когда есть умная машинка «модафон»; кто может лучше его отблагодарить богов? Никто. Так понимает Югана. И эвенкийку не удивляет своей таинственностью этот маленький блестящий ящик. Не удивляет потому, что Югана считает, что точно такой «приборчик» всегда жил, всегда был и есть на земле, только спрятан он у человека, птиц и животных в языке. А «модафон» всего-навсего эхо языка живых существ. Просто, казалось Югане, люди города смогли поймать древнего веселого и хитрого Ультана-пересмешника и позаимствовать у него маленький «говорящий ящик». Ультан – эхо, оно живет всегда и везде.

Пусть чудный, напевный голос магнитофона радует богиню Гунду. А в это время можно посмотреть на царицу пчелиного государства внимательно, рассказать скупыми словами о ее красоте и величии. Гунда – высокогрудая, у нее тонкая талия, но зато удивительно большие, пышные бедра и стройные ноги. Голова богини чуть склонилась, она смотрит смущенно себе под ноги, как бы стесняясь своей красивой, женственной полноты, но в то же время гордясь своим телосложением.

Андрей Шаманов ничего нового не внес в образ богини Гунды. Он вырезал ее из кедрового ствола такой, какой дошла эта языческая идолица до наших дней. А пришла она к нам из тысячелетий запечатленной в камне, на бивне мамонта, отлитой из бронзы и, наконец, в дереве. Но единственное, в чем покривил художник Шаманов, – вместо полного живота беременной женщины, какими бывают богини плодородия, дал он Гунде удивительной красоты талию и лицо, резанное с любовью, отточенное до мельчайшего штриха.

В первый же год, когда была установлена богиня Гунда на своем древнем, узаконненом месте, кто-то додумался и порубил у богини Гунды грудь. Нашлись молодые люди, которые изрезали бедра богини ножами, оставили «автографы». Казалось бы, Югана должна была страшно обидеться на современную молодежь. Но нет, она рассудила по-другому: «Надо плохих людей учить. Пусть богиня Гунда сама наказывает и любит тех, кто будет приходить к ней». И после этого рядом с богиней Гундой были установлены два дупла, ульи-дуплянки. В каждом таком дупле поселились пчелы. И с тех пор стали охранять Гунду пчелы. И с тех пор никто ничего не резал ножом на теле богини и земля вокруг нее поросла травой и цветами.

Югана с дедом Чарымовым выпили по небольшому стаканчику душистой и довольно крепкой медовухи. А молодые вожди соблюдают строгий закон, они дали клятву: никогда не пить спиртного, не курить. Югана гордится молодыми вождями – они всегда крепко держат свое слово, а клятвенное обещание особенно.

Ребята за жертвенным столиком пили чай, густо заваренный листьями и стеблями брусничника. Этот чай бодрит и крепит человека, веселит здоровую кровь.

– Орлан спрашивает Югану: где жила богиня Гунда? – посмотрев на молодого вождя, переспросила Югана. Говорила она на эвенкийском языке. – Югана еще девочкой была, седьмой весенний лист березы встречала. И видела Югана Унгу, женщину-пчелу. Она жила в красном чуме, она спала не на оленьей шерсти, а на перьях и пухе лебедя. Были у Унги большие груди, как березовые губки на могучем стволе. У нее был живот больше, чем у беременной женщины, и шибко толстые, мясистые бедра. О, она была такой же красивой, как Гунда, что стоит рядом с нами. Унге, когда она была маленькой девочкой, запрещалось бегать, скакать и много ходить. Ее всегда кормили оленьим молоком и сливками; питалась она еще мясом рябчика, стерлядью и другой разной вкусной едой. Когда Унга стала девушкой, ей сшили платье с узким и тугим ремнем на подоле. В таком платье Унга не могла совсем бегать, а могла она только ходить коротким шагом. И всегда кормили ее вкусным, жирным мясом и молоком. Когда Унге было четырнадцать лет, она стала жить в своем чуме. Но замуж выходить Унге запрещалось. Она стала земной богиней Гундой, пчелой. Никогда Унга во время кочевья не ходила пешком. Она была тяжелая, даже спина сильного быка-оленя гнулась под ней, как под ветром тонкая осинка. Унгу не мог возить на себе олень, и молодые мужчины носили ее на носилках в любом кочевье, по любой тропе. Все мужчины племени шибко любили мягкую, толстую и приятную Унгу. Так было всегда: одна Унга старела, на смену ей выбирали из девочек новую, молодую Унгу. Люди племени Кедра жили по закону пчелы, по закону земли и неба, у них была своя, земная богиня Унга-Гунда.

Ребята сидели спокойно и, слушая Югану, лукаво улыбались.

Каждый молодой вождь представлял мысленно образ богини Гунды по-своему.

Во второй половине дня эвенкийка попросила Орлана «запрягать» «вездетоп» и ехать с подарками для Гунды в урман.

– На Чагил-Дар надо ехать молодым вождям. Это на берегу маленькой речки Нинк-ин-ёган, Девичья Река по-русски называется, – пояснила Югана Орлану.

Еще ранней весной, когда дятлы долбили и облюбовывали для гнезд дупла, Югана попросила ребят, чтобы они на окраине Улангая повалили два кедра, стоящих у самого берега Вас-Югана. Из стволов этих кедров были выдолблены четыре прочных и громадных дуплянки для ульев. И вот теперь предстояло эти дуплянки-ульи отвезти в тайгу на заветное место и подарить Гунде домики для пчел, ее детей.

Весело и ровно рокочет двигатель вездехода. Рядом с Орланом в кабине сидит Югана, курит трубку и посматривает в набегающую средь молодого осинника дорогу. Таян, Ургек, Карыш разместились в кузове на мягком сиденье. Рядом с ними в вырубках, лежках, пригнездились большие дуплянки.

За сырым лесистым логом началась старая дорога, уходящая в материковую тайгу. Орлан сбавил газ, вездеход начал лениво и осторожно оседать по ныркам, ухабам. По такой таежной, разбитой лесовозами дороге быстро не поедешь. Да и куда торопиться? В кузове лежит большая, утепленная сукном палатка; есть хлеб, сухари и сушеное мясо, урак. Можно будет нынче заночевать в тайге.

Когда вездеход выбрался на крутогривый холм, поросший буйным, молодым березником вперемешку с кедрачом, Югана, посмотрев на Орлана, попросила:

– Надо тут остановить вездетоп. Он хорошо бежал, вспотел. Пусть отдохнет. Там дальше, два года назад был пожар. Остров кедровый выгорел. Болото лежит за островом, там еще дальше… В ту сторону надо ехать. В тех местах, рядом с большим болотом, много высоких, толстых и дуплистых кедров. В дуплах, которые долбили дятлы, жили белки, соболи – хорошие дома им дарили желны. Теперь там живут в дуплянках пчелы.

– Приехали, – сказал Орлан, когда вездеход остановился у болотной кромки, поросшей густыми зарослями багульника. В стороне, в двухстах метрах, за болотцем, виднелся большой остров с выгоревшим лесом. Обугленные могучие кедры стояли на корню, как скорбные, прокопченные свечи.

– Югана, чем дальше будем заниматься? – спросил Ургек, когда были выгружены из кузова вездехода четыре дуплянки.

– Хо-хо, дальше будем драть вот с этой пихты кору, потом стелить ее на земле, а затем вон с той толстой и чистоствольной березы надо будет снять «кож» и сделать четыре небольшие куженьки, блюдца. Потом в эти куженьки-блюдца ложить надо чистого сухого мха немного.

Долго ли молодым, проворным рукам снять «кожу» с пихты: взмах ножа – надрез сделан; поднялась рука с острым ножом, полоснула вдоль ствола, снята пихтовая шубка. Вон он, лист пихтовой коры, с белотелым внутренним слоем, расстелен на земле. Быстрые руки Таяна ловко оголили от коры березу.

Сделаны куженьки, схвачены жомами по углам. Лежит сухой мох в каждом берестяном блюдце.

– Не могу понять, Югана, зачем все это? – спросил Ургек.

– Кого тут понимать, сейчас надо всем вам штаны снимать… – улыбаясь, ответила эвенкийка.

– Ну ты, Югана, скажешь тоже – штаны снимать, – недоуменно возразил Карыш.

– Пусть Карыш скажет Югане: где живут пчелы, где у них таятся дупла-ульи, в которых они мед свой складывают? – задала вопрос Югана и, показывая при этом руками в разные стороны, спросила: – Там, а может, там, в болоте, за корягами гнилыми?

– Искать надо, – ответил Карыш. – Походить не мешало бы как следует по таежной округе, понаблюдать…

– Хо, зачем ходить, ноги мучить. Зачем искать дупла-ульи? Надо крикнуть богине Гунде, сказать, чтобы она в гости к нам шла, угощение от нас получила, вот на этой чистой пихтовой скатерти попробовала сок из мужского «корня».

Собирание меда диких пчел было известно людям юганской тайги с древнейших времен. Как разыскать дуплистое дерево, в котором живут пчелы? Это, как и многие другие промысловые приемы, подсказано было самой природой, а понято человеком благодаря его наблюдательности. Охотились за пчелами, разыскивали дупла-ульи с помощью солонца. Обычно, по весне, каждый эвенк выбирал, облюбовывал открытое близ гарей место и там устраивал солонец. Для этого достаточно было содрать с пихты кусок коры и расстелить его на чистом, ровном месте. На пихтовую кору ставилась берестянка, блюдце с мхом, который пропитывался свежей мочой человека. Это и есть солонец. Затем промышленник разводил небольшой костер-дымокур, клал в него сухие гнилушки. Пчелы-разведчицы сразу летели выяснить, где и что горит, опасно ли это для жизни улья, пчелиного государства. И когда пчелы убеждались, что огонь мал и поблизости находится человек, то сразу же производили наблюдение, осмотр. Возможно, пчелы-разведчицы думали и рассуждали так: «Вот белеет на земле содранная кора пихты, там всегда есть сладкий сок. Ага, еще тут имеется что-то с необыкновенным запахом, надо попробовать. Соленая вода! Это всегда вкусно. Надо попить всласть и лететь обратно, сообщить всем об этом». Пчелы напьются соленой воды и летят к своему дуплу-улью. Достаточно промышленнику проследить их путь, а он всегда бывает прямым, и тогда без особого труда можно найти дерево, в котором живут пчелы. Найденное дуплистое дерево каждый промысловик метил своей родовой тамгой-печатью, и дерево считалось собственностью рода, племени. Мед брался осенью. Иногда в одной дуплянке-колоде бывало поболее трех пудов чистого меда. Такой промысел у людей племени Кедра именовался одним словом – арпал. С помощью солонца можно было «арпалить», охотиться за пчелиным медом до половины июля.

– Орлан, – сказала Югана, после того как были приготовлены куженьки, – Югана просит, чтобы молодые вожди сделали солонцы. Югана ничего не увидит. Пойдет Югана вон туда, к болоту, и у того старого великана кедра будет курить трубку большого отдыха.

Легкий табачный дым из женской трубки уходил синеватым облачком, плыл над головой Юганы, скользил по шершавой коре могучего кедра и терялся.

Сидела эвенкийка, прислонившись спиной к стволу кедра, и думы ее были как этот дым из трубки: уходили в неизвестность, заглядывали в далекую юность, острыми когтями филина саднили душу воспоминания. Тогда Югане было семнадцать лет. Она родила второго ребенка. Но кто, какая злая сила приказала во время родов захлестнуть шею ребенка пуповиной и удушить? Мертвого ребенка, завернутого в меховой мешок из заячьей шкурки, захоронила Югана в дупле стоячего кедра. Вот он, тот далекий, старый дуплистый кедр, лежит теперь сырой, полугнилой колодой, поросшей густодернистым зеленым мхом. Девочка Юганы, рожденная мертвой, давно уже превратилась в пчелу и живет в таежной округе в образе старой, многоопытной матки-гунды, а может быть, живут ее внуки и правнуки, душа девочки переселилась в новый, еще не понятый разумом человека мир. И вот сегодня четыре юных мужчины будут приглашать молодых пчел-гунд на свидание. Сегодня богиня Гунда благословит детородные мужские корни, и будут они у парней всегда плодовитыми. И может быть, где-то летит пчела, ее внучка или правнучка, в которой живет душа дочери Юганы, и, возможно, сегодня состоится родство душ, будет заключен союз молодыми вождями с богиней Гундой. Она, Гунда, поможет молодым вождям в ближайшие годы выбрать безошибочно невест, будущих жен. Обо всем этом будет сегодня просить Югана у доброй, нежной и воинственной богини Гунды.