8
Оргрим сам отобрал тех, кто отправится вместе с ним. Кург’нал рассказал ему, где именно его охотничий отряд нашел следы.
– Жаль, что я не могу поехать вместе с вами, – сказал старый орк.
– Позволь другим тоже добыть немного славы, – ответил Дуротан. Он имел обыкновение чередовать отдых с деятельностью по нескольким причинам, и немаловажной было то, что каждый орк жаждал завоевать честь принести домой добычу. В глубине души он тоже жалел, что не едет со своим другом. – Оргриму нужно чем-то возродить свою гордость. Его клинок теряет остроту.
– У него нет клинка, – язвительно заявил Нокрар, – у него есть Молот Рока!
Все рассмеялись. Дуротан чувствовал, как убывает энергия членов клана. Свежее мясо подняло бы всем настроение и придало сил. Отряд Оргрима проводили в путь одобрительными криками.
Они должны были вернуться не раньше чем через два дня. Дуротан надеялся, что успех будет им сопутствовать. Даже запасы сушеной рыбы подходили к концу. Вождь отправил одного орка по имени Делгар собрать нескольких орков, а потом, хладнокровно отмахнувшись от жалоб, велел всем им одеться потеплее, чтобы не замерзнуть, и половить рыбу на льду.
Гейя смотрела им вслед.
– Ты хорошо руководишь, сын мой, – сказала она. – Твоему отцу пришлось бы пригрозить мак’горой, чтобы заставить воинов клана Северного Волка отправиться на рыбалку!
– Рыбалка – это тоже охота, – ответил Дуротан. – По крайней мере, теперь это так.
– Я пойду навестить окраину, – сообщила мать, имея в виду разбросанные хижины вдали от общинного костра в центре селения. – Мне там обещали дать сушеных корней для вечернего рагу. Может быть, это будет рагу из рыбы.
На них напали в полдень.
Дуротан разговаривал с Дрек’Таром в хижине шамана, когда услышал волчий вой. Он мгновенно понял, что вой раздается не в центре селения, а с южной стороны – на той окраине лагеря Северных Волков, куда ушла Гейя. Через секунду он схватил Удар Грома, вскочил на Острозуба и помчался на юг – туда, откуда доносились яростные вопли.
Полдюжины Красных Ходоков, сплошь покрытые зловещими кровавыми отпечатками ладоней, атаковали с беспощадной свирепостью. Два Северных Волка неподвижно лежали на земле. Гейя, издавая боевой клич и потрясая маленьким одноручным топориком, бросилась на одного из чужаков, который сгибался под тяжестью мешка земляных орехов. Другие Северные Волки, по большей части ремесленники и подростки, вооружившись чем попало, бросились на врагов с такой отвагой, что Дуротана охватили одновременно восторг и горечь.
Он налетел на того Красного Ходока, который тащил мешок, и пронзил его Ударом Грома. Орк слепо уставился на меч, проткнувший его тело, как вертел – окорок талбука.
Еще один чужак, охваченный яростью атаки, наткнулся на нескольких детей. Они прыгнули на него с маленькими кривыми кинжалами и удерживали до тех пор, пока Кагра, жена Нокрара, не проломила напавшему голову булавой.
Гейя запустила свой маленький топорик в еще одного Красного Ходока, лезвие воткнулось между шеей и плечом, и тот споткнулся. Оскалившись, Хранительница законов прыгнула на врага, выдернула топор из раны и прикончила его. Другие Северные Волки уже мчались к ним верхами от центра селения, вооруженные топорами и молотами, полные справедливой ярости. Еще один Красный Ходок пал под их натиском. Оставшиеся двое запаниковали и попытались удрать. Один прижимал к себе охапку мехов, другой – бочонок соленой рыбы. Грукаг и Дуротан прикончили их. Глядя вниз, на еще дергающиеся трупы и тяжело дыша, Дуротан понял две вещи.
Первое: никто из Северных Волков, живущих на окраине селения, не может чувствовать себя в безопасности. Всем им необходимо перебраться как можно ближе к центру.
И второе: нападение произошло, когда почти все воины отсутствовали, уехали на рыбалку или на охоту. А это означало, что Красные Ходоки уже некоторое время следили за лагерем.
Он посмотрел на Гейю. Их взгляды встретились, и вождь увидел, что мать тоже это поняла.
– Пусть каждый соберет свои пожитки, – объявил Дуротан. – Вы все отныне будете жить поближе к главному костру.
Отряды рыбаков и охотников вернули обратно, Дуротан отправил за ними всадников и велел всем возвращаться и помочь членам их клана перебраться в новые жилища.
Наконец, последние семьи переехали со своими нехитрыми пожитками – несколько предметов мебели, шкуры и запасы на зиму, выделенные им. Другим оркам пришлось поселить их у себя, пока не построят новые хижины. Дуротан и Оргрим поставили на место последние вещи, выслушали благодарность семейств и пошли к Дрек’Тару, сидящему возле общинного костра.
– Дети повзрослели, – высказал свое наблюдение Дуротан.
– С ними такое случается, – невозмутимо ответил Оргрим. Аппетитный запах жареного талбука разносился в прохладном осеннем воздухе; хотя Оргрим вынужден был прервать охоту, он вернулся с добычей.
На несколько мгновений Дуротан развеселился. Он толкнул друга, тот рассмеялся, фыркнул и потянулся к окороку, чтобы отрезать еще кусок мяса, поворачивающегося над огнем. Затем молодой вождь стал серьезным.
– Я не видел новорожденных, – сказал он, и Оргрим тоже стал серьезным.
– И у волков тоже не было помета, – заметил Оргрим. – И в стадах в этом году мало телят.
– В этом есть мудрость, – размышлял Дуротан. – Меньше ртов надо кормить, когда мало еды.
– Да, – подтвердил Дрек’Тар, который сидел рядом с ними, протянув ладони к теплу. – Мудрость. Дух Жизни понимает, что такое приливы и отливы. Но если нет новых телят, которые вырастут и станут взрослыми животными, что мы будем есть? Если в клане не рождаются крепкие молодые орки, что станет с Северными Волками? – Он повернул слепое лицо к Дуротану. – Твоя внимательность спасла жизни, Дуротан.
Дуротан нахмурился и покачал головой:
– Если бы я был более внимательным, Красные Ходоки, быть может, вообще не посмели бы напасть.
– Пусть даже так. Не преуменьшай того, что ты сделал, раз это принесло пользу. Дети, которые могли умереть от голода, если бы о них меньше заботились, живут и играют сегодня у костра. Но внимательность не может создать жизнь.
– Значит, к тебе приходил Дух Жизни?
Дрек’Тар покачал головой:
– Духи не так часто приходят ко мне в последнее время. Но мне не нужны видения или послания, чтобы понять такие простые вещи. Сейчас наш клан сильный и здоровый. Но сейчас – это не завтра.
Дуротану тяжело было это слышать. Он думал о Гул’дане и обещанной им новой земле – плодородной, зеленой, полной жизни. Интересно, колдун и его Орда уже тронулись в путь к этому таинственному месту? Дуротан вспомнил пугающий цвет кожи Гул’дана, зеленый огонь его глаз, мертвые предметы, которыми тот предпочитал украшать свое тело.
Он встряхнулся. Молодой вождь был внутренне убежден, как и Гейя, и Гарад, и Дрек’Тар: что бы ни сулил колдун, за это придется заплатить. Взрыв смеха донесся со стороны только что обосновавшейся на новом месте семьи – свободной, веселой, довольной.
Их клан пока сильный и здоровый. И пока Дуротан будет считать, что этого достаточно.
Зима была жестокой. Она пришла сразу же вслед за засушливой осенью, которая принесла сморщенные плоды, и привела с собой обжигающие до костей морозы. Дрова, собранные с глухими жалобами летом, теперь согревали орков. Высушенное мясо, которое они не съели, а сберегли, когда из него сочились вкусные соки, теперь стало похожим на кожу, но служило утешением, когда снаружи бушевали метели, и нельзя было даже подумать об охоте.
Когда клан собирался вокруг дарящего жизнь костра, Дуротан рассказывал молодежи о своем отце и о своей первой охоте, во время которой он узнал, что в действительности означает быть Северным Волком. Он уговаривал Гейю рассказывать о Гараде в расцвете сил и о себе, когда он был ребенком. Он приглашал старых орков, которые уже не могли охотиться, посидеть у общинного костра и поделиться воспоминаниями о тех временах, когда они были молоды. Он лишь просил, чтобы эти рассказы подбадривали, вызывали смех или иным способом «делали наш клан лучше».
Клан Северного Волка пережил зиму, и никто из его членов не умер от холода или недостатка пищи. А когда весна наконец вернулась, орехи и семена, так старательно сохраненные, посадили и взрастили.
Никто больше не шептался о том, что Гарада «срубили». Никто не упоминал о Гул’дане, кроме тех случаев, когда его порицали за разжигание страха. И Гейя говорила сыну, что его отец гордился бы сыном.
Дуротан никому не рассказывал, – даже Оргриму, с которым делился многим, – как он лежит по ночам без сна и считает про себя бочонки с сухим зерном или гадает, хватит ли у них листьев кевака, чтобы вылечить кашель одного из малышей. Или как он постоянно борется с сомнением, не делает ли что-то неправильно.
Он достаточно знал об отношениях между родителями, знал, что Гарад обращался к своей спутнице за советом. Несомненно, что и он мог так же поведать свои страхи жене. Однако, хотя выбрать себе подругу было бы разумным, Дуротан не чувствовал никакого шевеления в своем сердце.
Возможно, на нем лежала слишком большая тяжесть.