32
Умри молодым
Мустанг настояла на том, чтобы зайти к Тактусу до начала совещания. Теодора провела нас в медицинский отсек, где мы обнаружили Рока, сидящего у постели умирающего. Рок сложил ладони перед грудью в молитвенном жесте, как будто Тактус еще мог выжить. Возможно, у него и был бы шанс… в другом мире, где нет людей, подобных Лорну.
– Он сидит рядом с ним с того момента, как мы вернулись с Европы, – тихо говорит Теодора.
– А ты не сказала мне, что он здесь!
– Он попросил меня не сообщать вам.
– Вообще-то, ты моя служанка, Теодора!
– А он ваш друг, господин!
– Перестань, Дэрроу! – пихает меня в бок Мустанг. – Видишь, она еле на ногах держится.
– Иди отдохни, Теодора, выспись хорошенько, – говорю я, взглянув на служанку.
– Отличная идея, господин! Как всегда, рада вас видеть, госпожа! – улыбается Виргинии Теодора, а потом неодобрительно косится на меня. – Пока вы отсутствовали, хозяин явно был не в духе! – заявляет она и с достоинством выходит из отсека.
– Повезло тебе с ней, – смотрит ей вслед Мустанг, а потом осторожно трогает Рока за плечо.
– Виргиния! – тут же открывает глаза он.
За тот год, что все мы провели в цитадели, они очень сблизились. Ни одному из них так и не удалось уговорить меня пойти в оперу, так что они ходили туда вдвоем. Вообще-то, я люблю музыку, просто все свободное время проводил у Лорна.
– Как ты? – Она пожимает его руку.
– Лучше, чем Тактус, – отвечает Рок, искоса глядя на меня.
Готов поспорить, что если бы они остались наедине, то он сказал бы кое-что еще. Но тут Рок замечает, как взвинчена Виргиния, и обеспокоенно морщит лоб:
– Что-то не так?
Мы рассказываем ему о последних событиях. Рок устало проводит рукой по волнистым волосам и тихо произносит:
– Плохо дело. Не ожидал от Плиния такой смелости.
– В десять будет совет, обсудим, что делать дальше, – говорю я, но Рок меня просто игнорирует.
– Мне очень жаль, что так случилось с твоим отцом и братом, Виргиния.
– Надеюсь, они живы, – отвечает она, смотрит на Тактуса и долго молчит. – А я сожалею, что так вышло с Тактусом.
– Он ушел так же, как жил. Жаль только, что прожил он недолго, – тихо произносит Рок.
– Думаешь, он и правда бы изменился? – спрашивает Мустанг.
– Он всегда был нашим другом. Мы должны были помочь ему, по крайней мере попробовать. Хотя нам пришлось бы нелегко, – бормочет он и украдкой смотрит на меня.
– Ты прекрасно знаешь, что я пытался не допустить этого, – обращаюсь к нему я. – Я хотел, чтобы он вернулся к нам!
– Ну да, а еще ты хотел поймать Айю, – фыркает Рок.
– Я объяснил тебе, почему дал ей уйти.
– Ну разумеется! Она убила нашу подругу! Убила Куинн! Но мы упустили фурию ради более великого замысла! У всего есть своя цена, Дэрроу! Надеюсь, ты скоро устанешь расплачиваться за свои поступки жизнью друзей!
– Не говори так, это нечестно! – быстро вмешивается Мустанг. – Ты же знаешь, что все не так!
– Для меня очевидно лишь то, что наши друзья покидают нас один за другим, – отзывается Рок. – Не все из нас такие бойцы, как Жнец! Не все из нас хотят быть воинами!
Он, естественно, думает, что я сам выбрал такой образ жизни. Детство Рока было безоблачным, детские игры и книги, родовые поместья в Новых Фивах и в горах на Марсе. Родители не хотели слишком загружать его учебой, поэтому наняли для него фиолетовых и белых педагогов, которые обучали его во время прогулок и тихих бесед на лоне природы рядом с чудесными озерами.
– Тактус не продал ту скрипку, – помолчав, добавляет Рок.
– Ту, что ему подарил Дэрроу?
– Да, того страдивариуса. Он ее продал, а потом пожалел, связался с аукционом и отменил сделку. Занимался тайком, пытался восстановить утраченные навыки. Говорил, что хотел сделать тебе сюрприз, Дэрроу, и сыграть сонату.
На сердце становится совсем тяжело. Значит, Тактус никогда не переставал быть моим другом. Просто он запутался, пытаясь угодить семье, а друзья любили его таким, каким он был. Мустанг кладет мне руку на плечо, догадавшись, о чем я думаю. Рок наклоняется к Тактусу, целует его в щеку и произносит последние слова:
– Лучше уйти в иной мир в зените славы, испытывая страсти, чем медленно угаснуть с течением лет. Живи быстро и умри молодым, друг мой! Ты станешь мне проводником!
Рок встает и уходит, оставляя нас с Виргинией наедине с Тактусом.
– Тебе нужно с ним помириться, – говорит она. – И поскорее, а то потеряешь еще одного друга.
– Знаю, – отвечаю я. – Вот только разберусь еще с тысяча и одной проблемой…
* * *
Наконец мы все в сборе в зале совета. Огромный деревянный стол заставлен чашками с кофе и подносами с едой. Мустанг сидит рядом со мной, положив ноги на стол, как обычно, и рассказывает, почему миссия ее отца потерпела поражение. Кавакс настороженно подался вперед, в ужасе от одной мысли, что Августус проиграл эту битву. Он нервно заламывает руки и приходит в такое волнение, что Даксо забирает у него Софокла и сажает на колени Виктре, которая явно не в восторге от такой компании. Голос Виргинии гулко звучит под сводами зала, когда она комментирует видеозапись, которую дал ей Плиний. Отряд корветов бесшумно несется сквозь космос к знаменитым верфям Ганимеда, окружающим промышленную планету, поверхность которой покрывают пятна зеленого, голубого и белого цветов.
– Он отправил туда отряд серых ищеек, спрятав их в грузовых отсеках двух танкеров. Им удалось отключить три ядерных реактора защитной платформы. Потом отец, как всегда, пошел в атаку на штурмовиках и корветах – сжег все двигатели, разбомбил платформу, а затем вернулся на позиции.
Там обнаружилась настоящая сокровищница – семнадцать боевых кораблей и четыре дредноута в сухом доке, большинство практически достроены и в полной боевой готовности. Предположив, что на борту каждого находится минимальный экипаж, Августус попытался захватить их одновременно. Отправил штурмовик с двумя мечеными к луноколу. Однако оказалось, что их ожидает не рабочая команда, а преторы и боевые отряды серых штурмовиков, да еще и всадники-олимпийцы!
– И он… сдался? – с паникой в голосе спрашивает Кавакс.
– Мой отец? – смеется Мустанг. – Никогда! Он почти сумел выбраться из западни! Убил Рыцаря Очага, но потом наткнулся на старых друзей…
На видеозаписи Августус расшвыривает в стороны двенадцать серых, двигаясь легко и грациозно, будто пробираясь через заросли тростника. Его лезвие-хлыст поет и стонет, высекая искры из стен, и, словно нож в масло, входит в тела и латы, пока губернатор не сталкивается с мужчиной в доспехах цвета пламени. Рыцарь Очага. Быстрая серия выпадов, потом на экране повисает красная дымка. Отрубленная голова с глухим стуком падает на пол. Затем появляются еще двое: один в шлеме с изображением солнца, второй – Фичнер, в шлеме в виде волчьей головы. Они убивают меченого, и Августус, истекая кровью, падает на землю.
– Госпожа… – взглянув на меня, начинает Лорн, но тут же поправляется: – Мустанг, кто этот человек в доспехах с солнцем?
Виргиния Августус молчит.
– Это доспехи Рыцаря Зари, – отвечаю я. – Значит, Кассию вылечили руку. Или сделали биопротез.
– Еще там были корабли Юлиев, – продолжает Мустанг, поглядывая на Виктру. – Они-то и добили флот моего отца!
Севро сердито смотрит на Виктру и забирает у нее Софокла, как будто ей нельзя доверить даже лиса, а потом бурчит:
– Что, неловко себя чувствуешь? Надеюсь, что да!
– Мы это уже обсуждали, – устав оправдываться, отвечает Виктра. – Правительница шантажирует мою мать. Матери плевать на политику, да и вообще на все, кроме денег.
– То есть на преданность ей тоже плевать? – уточняет Мустанг. – Интересная особа!
– Ха, да Агриппина всегда была той еще сучкой! – ворчит Кавакс.
– Осторожнее, громила, – предупреждает его Виктра, – она все-таки моя мать!
– Мне очень жаль! – скрещивает свои огромные руки на груди Кавакс. – Очень жаль, что она твоя мать!
– А почему мы не должны думать, что ты с ними заодно, Виктра? – вкрадчиво спрашивает Даксо. – Может, ты шпионишь за нами? Выжидаешь подходящего момента? Почему ты доверяешь ей, Дэрроу? Она легко могла бы сообщить им…
– Я тоже думала об этом, – внимательно смотрит на меня Мустанг.
– А почему я доверяю тебе, Даксо? Или тебе, Кавакс? – говорю я. – Вы оба можете оказаться в крайне выгодном положении, заслужить прощение, получить территории и приличные деньги, если доставите мою голову правительнице.
– Ага, а сердце – матери Кассия, – добавляет Севро.
– Спасибо, что напомнил!
– К твоим услугам! – откликается он, берет со стола куриную ножку и протягивает Софоклу, а потом задумчиво откусывает от нее сам, что-то тихо бормоча лису.
– Я доверяю Виктре по одной-единственной причине: она мой друг, так же как и все вы, – поясняю я, стараясь не смотреть на Севро.
– Друг, ну как же! – Мустанг со стуком опускает на стол чашку кофе. – Буду откровенна: я доверяю Юлиям только тогда, когда держу лезвие у их горла!
– Просто ты меня боишься, малышка, – спокойно произносит Виктра.
– Малышка?! – выпрямляется Мустанг.
– Я на десять лет старше тебя, дорогуша. Однажды ты будешь вспоминать себя в этом возрасте и от души смеяться. Неужели и я была такой глупой? К тому же ростом ты не вышла. Поэтому я буду звать тебя малышкой.
– Я с тобой цапаться не намерена, – холодно цедит слова Мустанг. – Я не доверяю тебе, потому что совсем тебя не знаю. А то, что твоей матери плевать на политику, – ложь! Она интриганка и взяточница! Ни для отца, ни для меня это не новость, тебе самой все прекрасно известно!
– Пусть так, в каком-то смысле моя мать интриганка! И я тоже, да и ты! Но не смей называть меня лгуньей! Ни разу в жизни я не врала и не собираюсь! В отличие от некоторых! – добавляет она, многозначительно приподняв брови, чтобы все поняли, о ком идет речь.
– Яблоко от яблони недалеко падает, Дэрроу, – предупреждает Даксо. – Не дай своим чувствам затмить разум! Ее воспитала опасная женщина. Мы не должны обращаться с ней плохо, но ей не место на этом совете! Лучше попроси Виктру не выходить из ее покоев, пока это все не закончится.
– Да! – Кавакс стучит костяшками пальцев по столу. – Согласен! Яблоко от яблони!
– Поверить не могу, что ты втянул меня в такое, Дэрроу! – бормочет Лорн. – Не доверяешь даже собственному совету!
Аркос здесь и правда не к месту: слишком старый, слишком седой, чтобы принимать участие в подобных разборках.
– Старый ворчун! Может, у тебя сахар в крови упал? – смеется Севро и бросает ему обглоданную куриную кость, но Лорн не обращает внимания на его выходку, его лицо совершенно бесстрастно.
– Мы с радостью прислушаемся к твоему мудрому совету, Аркос, – уважительно произносит Кавакс.
– Я бы прислушался к членам совета, Дэрроу, – хрустит суставами пальцев Лорн. – Мои шрамы старше, чем большинство присутствующих, но они вовсе не наивны. Лучше перестраховаться. Виктра должна оставаться в своих покоях.
– Но, Аркос, ты же меня вообще не знаешь! – вскакивает на ноги Виктра, с нее наконец слетает привитая воспитанием холодность, и теперь все видят, что она настоящий воин. – Это оскорбительно! Я сражалась бок о бок с Дэрроу, когда ты тихо сидел в своем летающем замке и притворялся, что сейчас Средневековье!
– Время не есть доказательство преданности в отличие от шрамов, – возражает Лорн, дотрагиваясь до лица.
– Ты заработал эти шрамы, сражаясь за правительницу! Ты был ее мечом! Сколько крови ты пролил по ее приказу? Сколько человек сгорело на твоих глазах, когда ты стоял рядом с Повелителем Праха?
– Не смей говорить со мной о Рее, девочка!
– Так, значит, за этими морщинами и побитым молью тряпьем и правда еще жив Рыцарь Гнева? – сверкает жестокой улыбкой Виктра.
Лорн внимательно разглядывает ее, видит свойственный молодости задор, а потом переводит взор на меня, словно размышляя над тем, что же я за человек, если со мной рядом оказываются такие золотые, как Тактус и Виктра. В его глазах читается немой вопрос: «Знаю ли я, кто ты такой на самом деле?» Конечно же нет. Откуда ему знать.
– «Честь прежде всего. Честь до самого конца». Девиз моей семьи. Что же до вас… юная леди, имя Юлиев не вызывает ассоциаций с особым благородством, правда? Вы просто торговцы.
– Мое имя ничего не говорит о том, кто я такая!
– Змеи порождают змей, – отвечает Лорн, отворачиваясь от нее. – Твоя мать – змея. Она породила тебя. А значит, ты тоже из этого племени. А что делают пресмыкающиеся, дорогая моя? Они извиваются. Хладнокровно ждут в траве, а потом наносят смертельный удар.
– Может, нам ее обменять? – спрашивает Севро. – Скажем, что убьем ее, если Агриппина не присоединится к нам или, по крайней мере, не перестанет срывать наши планы!
– Ах ты, злобный маленький говнюк! – не выдерживает Виктра.
– Я золотой, сучка! Чего ты ожидала? Теплого молока с печеньем, просто потому, что я карманного формата?!
Рок откашливается, ждет, пока на него не обратят внимание, и спокойно говорит:
– Похоже, что мы все ведем себя нечестно, даже лицемерно. Всем вам прекрасно известно, что в моей семье много политиков. Возможно, некоторые из вас считают, что я потомок благородного рода. Но мы, Фабии, бесчестный народ. Моя мать сенатор, она набивает себе карманы деньгами, которые должны идти на сельское хозяйство и субсидии на лечение для низших цветов, и все ради того, чтобы купить очередную виллу и утереть нос собственной матери. Мой дед-патриарх отравил собственного племянника из-за фиолетовой старлетки в четыре раза моложе его, а та, узнав, что старик убил ее любовника, зарезала его, а потом выколола себе глаза. Но они не идут ни в какое сравнение с еще одним из моих предков, который кормил миног слугами, потому что прочитал, что так поступал император Тиберий. И все же, вот он я, не запятнанный всеми этими грехами, и никто не ставит под вопрос мою преданность.
Почему же мы сомневаемся в искренности Виктры? Она всегда была верна Дэрроу, еще со времен училища. Никого из вас там не было. Никто из вас ни черта об этом не знает, так что попридержите языки! Даже когда ее мать потребовала, чтобы дочь покинула Дэрроу и Августуса, она осталась с нами! Не сбежала, когда преторы пришли за нашими головами на Луне! Сейчас мы представляем собой импровизированную армию самозванцев, тем не менее Виктра поддерживает нас, а вы сомневаетесь в ее преданности?! Вы мне отвратительны! Печально, что приходится находиться среди склочных баб! И если кто-то из вас осмелится еще раз упрекнуть ее, я окончательно потеряю веру в наше братство и покину его раз и навсегда!
Лицо Виктры озаряется лучезарной улыбкой, похожей на рассвет: сначала робкой и неуверенной, а потом ослепительно-яркой. Виктра улыбается долго, куда дольше, чем можно было бы ожидать. Рок тоже удивлен ее искренней радостью, смущается, густо краснеет.
– Я не такая, как моя мать, – громко говорит Виктра. – Совсем другая! Мои корабли принадлежат мне. Мои люди мне присягали… – Ее широко расставленные глаза абсолютно спокойны, даже кажутся сонными. – Доверьтесь мне, и не пожалеете. Однако последнее слово в любом случае за Дэрроу.
Все разом оборачиваются в мою сторону, а я молчу. Сказать по правде, я думал вовсе не о Виктре, а о Тактусе, о том, как легко он понял, что я держу его на расстоянии. Я попытался выразить свою любовь к нему и подарил скрипку, он отверг мой подарок, я обиделся и тут же отвернулся от него. Мне стоило довериться своим чувствам и не отступаться от них, тогда удалось бы достучаться до него. Он не покинул бы меня и сейчас сидел бы в этом зале вместе с нами. Второй раз я такой ошибки не совершу, и уж тем более по отношению к Виктре. Я протянул ей руку дружбы однажды в коридоре, когда мы были наедине, а теперь сделаю это при всех.
– Судьбе было угодно, чтобы мы родились золотыми, а ведь мы могли стать и представителями других цветов! Судьба дала нам наши семьи, а вот друзей мы находим сами. Виктра выбрала меня, а я выбираю ее, точно так же, как и каждого из вас. А если мы не можем доверять нашим друзьям… – произношу я, умоляюще глядя на Рока в ожидании отпущения грехов, – то зачем вообще жить?
Поворачиваюсь к Виктре. Ее взгляд столь красноречив, что я тут же вспоминаю слова Шакала, которые тот сказал мне после покушения, устроенного Эви: Виктра любит меня. Неужели все действительно так просто? Всему, что она делает, есть объяснение, не связанное с выгодой и прибылью, как это принято у Юлиев. Она поддалась обычным человеческим чувствам. Интересно, а смог бы я полюбить ее? Нет. Нет, потому что, будь этот мир иным, Мустанг никогда не стала бы сражаться, никогда не проявила бы жестокость, а Виктра останется собой при любых обстоятельствах. У нее душа воина, совсем как у Эо, – слишком дикая и пламенная, чтобы найти покой и удовлетворение в мирной жизни.
Мустанг замечает, что между мной и Виктрой что-то происходит, и быстро говорит:
– Так тому и быть. А теперь вернемся к делам насущным. Плиний готовится к встрече с нами, в его руках основная часть нашего флота. Он заставил всех знаменосцев отца подписать документ, согласно которому они сдаются на милость верховной правительницы и поддерживают реструктуризацию Марса. Насколько я понимаю, благодаря этому политик станет главой собственного дома. Вместе с Юлиями и Беллона Плиний будет править Марсом. Как только мир будет заключен, сделку скрепят публичной казнью моего отца во дворе нашей цитадели в Эгее, – сообщает Мустанг, обводит взглядом всех нас, а потом продолжает, подчеркивая важность каждого слова: – Если нам не удастся спасти Августуса, считайте, что война проиграна. Лорды лун не придут к нам на помощь, а, наоборот, пошлют против нас свои корабли. Силы веспасианцев с Нептуна тоже встанут на сторону победителей. Мы останемся одни против всего Сообщества, а потом умрем.
– Так, понятно. Значит, долго думать тут нечего, – киваю я. – Надо сначала вернуть наш флот, а потом – Марс. У кого есть предложения?