Не тут-то было. Негде было съесть быка. И даже морковки.

Вчерашняя стекляшка оказалась заперта. Кузьма оглянулся. CERN показался ему островом Пасхи в холодных водах океана. И лики каменных, похожих друг на друга домов-истуканов все как один смотрели на северо-запад, там за пеленой тумана видны были горы, громоздкие, древние и близкие. Это Юра, – подумал Кузьма и, оглянувшись на юго-восток, увидел далекие островерхие снежные вершины, должно быть, Альпы…

От полной безнадежности получить хотя бы жареную картошку на завтрак Чанов успокоился и впал в меланхолию. Это была хорошая, светлая меланхолия, похожая на обезболивающую капсулу, в которую тебя поместили целиком. Она была полна мятной свежести. Мятная одиночная камера путешественника в будущее… Чанов быстро и плавно поплыл в этой капсуле по знакомой со вчерашнего вечера шахматной дорожке в сторону бюро пропусков. С помощью белой пластиковой карты с голубою надписью CERN Чанов справился с калиткой и вышел во внешний мир. Мир этот был несколько менее упорядочен, чем CERN, и более обитаем. По газонам скакали синички, воробьи и даже трясогузка.

Кузьма загляделся на птичек и не заметил, как сзади бесшумно подкатил старый и золотистый красавец «Мерседес». Из него, мягко хлопнув дверцей, вышел сухощавый седой господин вида вполне профессорского, типа, кембриджского. Господин мельком глянул, машинально улыбнулся Чанову – неизвестному представителю своей научной касты – и двинулся к шлагбауму у ворот. Кузьма сделал в его сторону поспешный шаг и сказал:

– Pardon Monsieur!

Человек оглянулся, улыбка была уже убрана с его благообразного лица.

– Монинг… – сказал он, как показалось Чанову, надменно.

Кузьма чуть было не выпалил фразу, которая застряла с юности, но не из французского учебника, а из «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова – «Же не манж па сиз жур». Но сдержался и корректно спросил, не знает ли месье, где тут можно позавтракать.

– А вы, простите, не русский ли? Не из Москвы ли?

Кузьма с некоторым облегчением подтвердил, что вчера прилетел, и как раз из Москвы. Господин усмехнулся как-то совсем иначе, не то чтоб тепло, но попросту. Он протянул руку. Кузьма пожал ее и представился:

– Чанов.

Господин поднял брови, глаза его стали больше и голубее.

– Знавал я одного Чанова, Андрея Кузьмича, из института Физики РАН…

– А я Кузьма Андреич. Сын. – Чанов сжал руку профессора, которая его все не отпускала, а тот еще крепче сжал чановскую. Они как будто померялись силами.

– Я Шкунденков, Владимир Николаевич. Не слыхали от отца?

– Не слыхал. Но вашу книгу читал, «Нелинейность времени».

Возникла пауза, в конце которой Кузьма не без усилия вырвал свою руку из шкунденковской.

– О чем же это вы меня по-французски спросить хотели, Кузьма? Я только по-английски с иностранцами могу… и то лучше не с англичанами… – Владимир Николаевич пристально всматривался в Кузьму. – Вообще-то, иностранцев и не люблю… Да и своих не всех жалую. Так спрашивайте!

– Спрашивать?.. – Кузьма задумался, но вспомнил. – Хотел узнать, где тут поесть можно поблизости, стекляшка-то закрыта.

– Знаю я одно заведение в трех шагах. Местное белое вино – очень приличное. Я, пожалуй, вас провожу, да и позавтракаем вместе.

Шкунденков вернулся к «Мерседесу», припарковался на пустой стоянке и повел Чанова завтракать.