Целую неделю беглецы пробирались дремучим лесом по самому гребню возвышенностей, которые тянутся по левому берегу реки Сатледж. В этой дикой стране много хищных зверей, и путникам снова приходилось устраиваться на ночлег на больших деревьях. Шли они целый день, от зари до зари, и только в самую жару на часок-другой делали привал. Мали побаивался за Берту – хватит ли у нее сил на такой трудный и длинный переход. Но Берта не отставала от своих спутников и шла молодцом, ни на что не жаловалась и своим неизменно веселым настроением поддерживала во всех бодрость духа.

На восьмой день спутники добрались до последнего перевала, откуда открывался прекрасный вид на обширную равнину Пенджаба. Равнина эта простирается от Гималаев до Афганских гор и орошается пятью многоводными реками.

– Теперь пандарпурцы нам не страшны – им ни за что нас не догнать, – сказал Мали. – Вопрос только в том, кого мы здесь встретим: друзей или врагов?

– Пенджаб ведь английская провинция, – отозвался Андре, – значит, здесь мы в полной безопасности.

– Да, если победа на стороне англичан, – ответил Мали. – Если же нет, нам плохо придется от повстанцев… Как бы там ни было, надо продолжать путь – отступление нам отрезано. При известной осторожности и благоразумии мы, надеюсь, и здесь пройдем благополучно. Только бы добраться до Раджпутана, тогда мы спасены – благородные «сыны короля», как называют себя его жители, не станут нас обижать. Пока что давайте завернем вон в ту деревню, узнаем, как нам быть дальше.

В двух-трех верстах от горы на гладкой равнине зеленела рощица манговых деревьев, в тени которых приютилась деревенька. Туда и направились беглецы. Идут и диву даются: солнце давно уже встало, пора рабочая, а на полях ни души. Ничто не нарушало зловещей тишины: не слышно было ни веселых песней пахарей и пастухов, ни голосов домашних животных, ни шума мельниц, словом, ни одного из обычных деревенских звуков. Мрачное предчувствие овладело душами путников.

Но вот они и в деревне. Страшное зрелище представилось их глазам. Вся деревня выгорела, кое-где торчали серые закоптелые стены. На улицах ни души, и только местами виднелись лужи крови. Путники прошли всю деревню и на другом конце наткнулись на груду наваленных друг на друга мертвых тел.

– Да ведь это все повстанцы! – вскричал Андре. – Стало быть, англичане победили!

Мали внимательно осмотрел убитых и сказал:

– Не совсем так. На мундирах некоторых сипаев пуговицы с английской короной, значит, это не мятежники. Вам ведь известно, что Нана разрешил своим солдатам носить форменное платье, но только с тем, чтобы на мундирах не было бы оставлено ничего такого, что хоть немного могло напоминать английское владычество. Сказать, какая из воюющих сторон взяла верх, нельзя. Будем надеяться, что победили наши друзья.

Отдохнув немного, беглецы отправились дальше и к вечеру снова подошли к поселку. И тут война оставила свои страшные следы. По улицам валялись трупы, дома были сожжены, все жители разбежались.

– Какой ужас! – воскликнула Берта, потрясенная страшным зрелищем. – Как могут люди быть такими жестокими, безжалостными?

– Трудно сказать, кто виноват во всех этих ужасах, – ответил Мали. – Злодеяния моих соотечественников возмущают меня до глубины души, да что говорить – поступки их красноречивее всяких слов… Но не будем слишком строги к несчастным. Было время, когда эти плодородные равнины, чудные горы, словом, вся прекрасная Индия принадлежала им. В то отдаленное время, когда ваша холодная Европа представляла собой, как говорят, лишь гнилое болото, предки их строили города, памятники и создали мудрые законы и утонченную цивилизацию. Прошли века. Слух о наших богатствах достиг европейцев, и они явились к нам смиренные со сладкими речами на устах. Вместо того чтобы прогнать их, как это сделали наши соседи – китайцы, мы, индусы, дружелюбно приняли пришельцев и поделились с ними нашими богатствами. Они же, заметив царившие у нас раздоры и неурядицы, стали извлекать из них для себя пользу и, наконец, почувствовав свою силу, под предлогом, что кожа у нас желтая и мы поклоняемся идолам, мало-помалу отняли у нас города, земли и поделили между собой все наше имущество. Теперь чаша терпения индусов переполнилась, и они восстали. Думаю, всякий согласится, что они имели на это право. Их можно осудить лишь за одно – вместо того чтобы лицом к лицу, как подобает честным воинам, выйти на бой с врагом, они словно тигры подкрадываются к беззащитным людям, к женщинам и детям и убивают их. Вот почему все честные люди отшатнулись от повстанцев, и им, несмотря на все их упорство, придется в конце концов сдаться. Но, повторяю, можно ли их одних во всем винить?

– Отнюдь нет, – промолвил Андре. – Главные виновники всех этих несчастий – мы, европейцы. Но мне отрадно сознавать, что мои предки французы, первые завоеватели Индии, не только не восстановили против себя жителей за короткое время управления страной, но сумели заставить себя полюбить.

– Правда твоя, – ответил Мали. – Французы были для нас не господами, а братьями, и мы будем всегда поминать их добром.

Путники переночевали кое-как в полуразрушенной хибарке и рано утром отправились дальше. По дороге им встретилось несколько деревенек, тоже покинутых жителями. Всюду было полное запустение. Между тем взятая с собой провизия подходила к концу, запастись новой в заброшенном и опустевшем краю было нельзя. Мали решил повернуть в другую сторону и идти не в Лагор, а в Патиалу.

После двухдневного перехода они набрели на уцелевшую, по-видимому, деревню. Над крышами домов курился сизый дым и в безветренном воздухе высоко поднимался к небесам. Путники подумали было, что в деревне пожар, но, подойдя ближе, увидели, что дым поднимался из гончарных печей, около которых суетились рабочие. Из расспросов беглецы узнали, что деревня называлась Чати, была в двух милях от Патиалы и жили в ней все гончары.

Успокоенные этими сведениями, путники вошли в деревню и попросили указать дом местного брамина. Брамин, почтенный старец, радушно принял их.

– Я иду с детьми Андре, Бертой и слугой Миана из Пандарпура, – сказал Мали. – Мы были приглашены почтенным магаджи по случаю помолвки наследного королевича с принцессой Дулан-Сиркар, племянницей могущественного Дунду, принца Битурского.

– Не принц Битурский, а его высочество Нана, царь магаратов, – поправил его жрец. – Разве не знаешь, что тот, кого ты называешь принцем Дунду, теперь повелитель Индии? Он выгнал англичан из долины Ганга и теперь послал войска на север вдогонку за ними. Города Дели, Лерут, Патиала уже взяты им; а теперь капитан Дода отбивает у англичан дорогу в Лагор. Сражаются они недалеко отсюда.

– Несказанно удивил ты меня, старик, – ответил Мали. – По ту сторону Гималаев ничего об этом не слыхали. Даже король, с которым я имел честь говорить несколько раз, ничего не знает. Кто мог подумать, что могущество англичан так непрочно! Значит, здешние жители на стороне Нана?

– Нельзя сказать, чтобы появление войск его высочества очень нас обрадовало, – ответил брамин. – Что мы выигрываем от этой войны? Англичане не мешали нам заниматься нашими делами: мои односельчане хорошо зарабатывали от продажи гончарных изделий, зерна и овощей.

Теперь же сторонники Нана, под предлогом освобождения нас от английского ига, жгут наши деревни, портят поля и сады. Соседние селения уже все разрушены; мы с ужасом думаем, что и нас ждет та же участь, и только одного желаем, как бы скорей окончилась война. Не думай, однако, – прибавил осторожный брамин, – что я не желаю победы моему законному государю, могущественному Нана-Сагибу; напротив, я каждый день молю бога войны Картисея, чтобы он помог ему одолеть врага.

Очевидно, в душе старый брамин был на стороне англичан, но, боясь мятежников, не решался сказать это прямо. Доверяться ему было рискованно, Мали решил не посвящать его в свою тайну, а, воспользовавшись его гостеприимством, провести денек в Чати и хорошенько отдохнуть. Вечером беглецы удалились в отведенную им комнату и улеглись спать. Только успели задремать, как ночную тишину прервал раскатистый выстрел, от которого дрогнули тонкие стены дома брамина. За первым выстрелом последовали другие, и земля задрожала от сильной канонады.

– Вставайте, дети, бежим! – крикнул Мали. – Видно, вблизи разгорелся бой!

Мигом все вскочили и выбежали в соседнюю комнату, где застали брамина, окруженного обезумевшими от страха крестьянами.

– Скорей, скорей бежим! – крикнул Мали. – Ядра того и гляди зажгут соломенную крышу, и мы все сгорим.

– Поздно! – сказал один из крестьян. – Кругом кипит бой, и выйти отсюда, значит, наверняка погибнуть. Я попытался было бежать через поле, но пули так свистели кругом, что я еле ползком добрался назад.

– Что же тогда делать? – спросил Андре, прижимая к себе дрожавшую от страха Берту.

– Останьтесь здесь, – сказал спокойно Мали, – а я схожу посмотрю, как нам отсюда выбраться.

Минут через десять он вернулся и сказал:

– Я обошел деревню и убедился, что все пути нам отрезаны. Во всяком случае, надо быть наготове. Мне показалось, что наши войска теснят противника к северу, подождем еще немного, может быть, нам удастся как-нибудь спастись. Вы, дети мои, – обратился он к своим спутникам, – пока я не подам сигнала, оставайтесь в своей комнате.

Почти всю ночь не прекращался бой вокруг Чати. Тут и там загорались крыши домов от попадавших в них ядер, но пожар, к счастью, не распространился на всю деревню. Под утро канонада стихла, треск ружейной стрельбы стал слышаться все слабее и слабее, и дозорные известили, что храброе войско Пейхваха заставило отступить англичан и преследует его по пятам.

При этой вести среди присутствующих поднялось ликование: «Да здравствует Нана-Сагиб! Да здравствует Пейхвах!» – кричали они.

– Бежим! – шепнул Мали своим спутникам, и они выскочили на улицу.

Но было уже поздно. Повстанцы вступили в деревню, идти им навстречу было бы безрассудно. По знаку Мали молодые люди вернулись в дом брамина и смешались с толпой крестьян.

Немного времени спустя к крыльцу подъехал всадник с отрядом солдат. Сам он был в богатом платье; люди же его были одеты чуть не в рубище.

Всадник ловко спрыгнул с коня и в сопровождении солдат вошел в дом.

– Что же никто не выходит приветствовать спасителей отечества? – грубо крикнул он в дверях. – Где тут хозяин?

– К вашим услугам, – сказал жрец, униженно кланяясь офицеру. – Я не знал, что ваша милость ко мне пожалует, не то…

– Довольно! – прервал его офицер. – Я капитан Дода, командующий Северной армией его высочества непобедимого Пейхваха. Мы только что задали англичанам такую трепку, что они долго будут нас помнить. И устал же я – вот и решил у тебя передохнуть. Подай мне чего-нибудь выпить и закусить, да людей моих не забудь накормить. И живо, смотри! Для недовольных у меня найдутся плети и огонь.

Пока брамин со своими слугами, дрожа от страха, хлопотал и суетился около капитана, Мали и его спутники тщетно обходили весь дом и строения в поисках выхода. Другого выхода не оказалось, и им пришлось вернуться в горницу, соседнюю с той, где были солдаты.

– Что бы ни случилось, умоляю вас, не теряйте присутствия духа, – шепнул Мали спутникам. – Главное, чтобы мятежники не заметили нас. Ни шагу из этой комнаты, может быть, нам и удастся еще бежать.

Возможность спастись казалась Мали очень маловероятной, но он скрывал от молодых людей опасность положения. В капитане Дода он сразу признал жестокого приспешника Нана-Сагиба, того самого, который был во главе грабивших факторию Буркьена, а потом командовал отрядом, конвоировавшим Берту в Гандапур.

К счастью, Берта не видела своего тюремщика, иначе она поняла бы, какая страшная опасность угрожала ей и ее спутникам.

Тем временем капитан Дода, угощаясь араком и пилавом, рассказывал брамину и крестьянам о своих победах, то и дело прерывая свои повествования о грабежах и убийствах громким раскатистым смехом. Но он ни слова не сказал о том, что последние две недели дела повстанцев пошли хуже – им приходилось отступать и отступать… Даже в эту ночь их чуть не обошли англичане, да вдруг в самый критический момент у англичан произошло какое-то замешательство, и они отступили. Капитан не рискнул их преследовать, что не мешало ему, однако, хвастаться своей победой.

– Клянусь Кали, никто из них не уцелел, – говорил он. – Посмотрели бы вы, как они падали под ударами наших сабель, как простирали руки к небу и просили пощады. Да простит мне всемогущий Шива, но рука моя устала разить негодяев, и я топтал их ногами своего коня. Сегодня же отправлю гонца к нашему верному союзнику пандарпурскому королю с вестью о решительной победе.

– А ко мне как раз вчера завернули натхи из этого города, – услужливо сообщил брамин.

– Вот и чудесно! – обрадовался капитан. – Они мне расскажут, как поживают мои друзья, и, верно, не откажутся отправиться обратно в Пандарпур с вестью о нашей победе. Приведите их сюда.

Мали, слышавший разговор из соседней комнаты, шепнул своим: «Ни с места!» – и вошел в комнату, где находился Дода.

– Вот один из натхов, о которых я тебе говорил, – указал брамин на заклинателя.

– Как! – ахнул капитан. – Это ты, Мали!

– Я самый, господин капитан.

– Какого черта ты делал в Пандарпуре?

– Да то, что везде, – спокойно ответили Мали. – Заставлял плясать змей, а товарищ мой забавлял народ своей обезьяной.

– А кто твой товарищ?

– Сейчас я тебе его покажу… Миана! – позвал заклинатель, и молодой индус вошел в комнату с обезьяной на плече.

– Кланяйся господину капитану, – обратился к нему Мали, – он желает говорить с тобой.

– Какие там разговоры! – грубо оборвал его капитан. – Мне нужен не он, а ты, Мали. Знай, его высочество принц Нана прислал мне из Каунпора приказание схватить тебя и расстрелять.

– А позвольте узнать, за что такая немилость? – спокойно спросил заклинатель.

– Вина твоя в том, что ты изменил родине и перешел на сторону врагов. Говорят, ты помог бежать Буркьену, личному врагу нашего повелителя. Ты же укрыл от нашего мщения его сына. Разве такие преступления прощаются? Но, прежде чем отправить тебя в мрачный Патал к твоим друзьям-сагибам, я желал бы знать, что ты можешь сказать в свое оправдание?

– Ничего! – ответил Мали. – Да и к чему оправдываться, раз меня неминуемо ждет казнь.

– Сознайся, по крайней мере, зачем тебя носило в Пандарпур?

– Я уже сказал вам.

– Так ты запираться вздумал! – разозлился капитан. – Погоди же, я с тобой по-своему разделаюсь… Эй, возьмите этих собак и расстреляйте их, – крикнул он своим солдатам. – Нет, лучше повесьте их вверх ногами. Эта смерть более мучительная – предатели вполне ее заслужили.

Все, от слова до слова, слышали Андре с Бертой из соседней комнаты. Забыв всякую осторожность и следуя только голосу сердца, они вбежали в комнату; Берта кинулась на шею старому заклинателю, а Андре заслонил собой Миана.

– Убейте нас, а их отпустите, – вскричали они в один голос. – Мы одни только во всем виноваты.

Нет слов передать изумление капитана Дода при неожиданном появлении Берты – он был так уверен, что она находится в Пандарпуре в надежных руках.

– Эй, стража! – завопил он. – Забрать этих людей, только девушки никто не смейте касаться.

Стража набросилась на Мали, Андре и Миана и мигом обезоружила их. Берта стояла в стороне, в толпе крестьян и солдат. Вне себя от ярости, Дода вытащил из-за пояса саблю и, бешено размахивая ею, стал шагать по комнате. Он тщетно ломал себе голову, силясь понять, как удалось этим людям освободить Берту – Берту, за которую он отвечал головой перед грозным Нана. В какое безопасное место укрыть ее теперь? А что делать с похитителями? Какую казнь, самую мучительную казнь придумать для них? Брамин, крестьяне, солдаты со страхом глядели на разъяренного капитана и ждали, что гнев его разразится чем-нибудь ужасным. Вдруг среди тишины послышался нежный голосок Берты:

– Зачем ты, Дода, мечешься по комнате, словно тигр в клетке? Или забыл свое ремесло палача и боишься прибавить несколько невинных к длинному списку своих жертв? Жалости ты ведь не знаешь, и если медлишь предать нас смерти, то только потому, что не решил, какую придумать еще новую мучительную пытку. Убивай же нас скорее и начинай с меня.

– Не издевайся надо мной, принцесса! – загремел капитан. – Не то прикажу на твоих глазах изрезать этих негодяев на куски. Ты сама знаешь, что тебе бояться нечего. Я отвечаю за тебя головой, и никто не посмеет даже коснуться тебя.

– Думаешь ли ты меня пощадить или нет, мне все равно, – мужественно продолжала Берта. – Но знай, если друзья мои умрут, умру и я! Гляди, вот она – свобода! – И девушка показала острый кинжал, который был у нее спрятан в рукаве.

Капитан сделал движение, чтобы вырвать у нее оружие.

– Ни с места! – остановила его Берта. – Не то я заколю себя этим кинжалом. Слушай, что я скажу тебе: отпусти моего брата и его товарищей, и я тотчас же, клянусь тебе, брошу кинжал и пойду, куда ты прикажешь.

Дода колебался. Он попытался было еще раз хитростью отнять у Берты кинжал, но это ему не удалось.

– Если так, – окончательно рассвирепел он, – вы все умрете!..