Книга: Стопроцентная блондинка
Назад: Глава 15 Мастер экстравагантных выходок
Дальше: Глава 17 Бенефис Золушки

Глава 16
Развратные действия г. Атаманова

Приехав в город, Настя проверила квартиру – в ней все было так, как она оставила полмесяца назад. Ничего не изменилось. Огромный транспарант – «НАСТЯ, Я БЫЛ НЕ ПРАВ, ПРОСТИ И ВЕРНИСЬ! ТВОЙ МИШУТКА» – так и не украсил ее дверь. Ну и ладно!
Полчаса, сначала интимно постукивая, затем неистово колотя, Настя ломилась к Маше. Но – увы, подруга отсутствовала, и обсудить с ней особенности поведения художника не удалось.
Настя отправилась тратить деньги, заработанные честным трудом. Она прошвырнулась по магазинам, но этот привычный маневр не принес удовлетворения. Она вспоминала, как бродила по бутикам в свою бытность возлюбленной Платонова. Тогда ее сумочка трещала по швам от обилия дензнаков и кредитных карточек. Тогда она, приобретая платье или туфли, думала о том, как продемонстрирует их мужу. Теперь все было иначе.
Внезапно перед Настиным мысленным взором возник голый Атаманов на фоне заснеженных еловых веток, и ее настроение моментально улучшилось…
– Ну, как ты там, рассказывай! – потребовала на следующее утро Мария.
Они пили зеленый чай, закусывая особым печеньем – калории в этом ванильном шедевре были сведены на нет (именно это сейчас и требовалось Маше). В пределах видимости слонялась Люсьен. Она в пятисотый раз нервно вытирала пыль с тумбочки и недоумевала: зачем звать в гости незнакомку и трепаться с ней целый час, если в доме есть она, Люся, родная, осведомленная?
Настя подробно отчиталась о ее жизни в лесной глуши. Особое внимание она уделила психологическим полутонам и нюансам их отношений с художником.
– Он тебе нравится! – поняла Мария.
– Вот еще! – фыркнула Настя. Словно это не она просчитывала, симпатичные ли получатся дети от художника. – Он совершенно мне не нравится! Он ненадежен и непредсказуем!
– Ты прожила пять лет с абсолютно надежным и стабильным Платоновым. И что в результате?
– Да…
– Поэтому отбрось сомнения. Художник – это классно!
– Если честно, он меня не очень-то и замечает.
– Правда?
– Угу.
– Слушай, мне внезапно захотелось познакомиться с твоим Атамановым. Если мужчина не замечает та-акую блондинку, к тому же полностью подчиненную его власти… Наверное, он большой оригинал.
– И не говори.
– Съешь еще печеньку.
– Извини, но это редкая гадость, – скукожилась Настя. – Ты сама, что ли, пекла?
Мария скорчила страшную физиономию, протестуя против подобной оценки ее кулинарных навыков.
– Куда нам, крестьянам, до вас. Хотя печенье пекла не я. Купила в аптеке. Оно специальное, для озабоченных фигурой. Ешь и худеешь. Расщепляет жир.
– Честно? Это все меняет! – Настя быстро сунула в рот три печеньки. – И в принципе довольно вкусное. Я с собой еще несколько штучек возьму, ладно?
– О, великая сила рекламы! – улыбнулась Маша.

 

Автомобиль Насти мчался знакомой дорогой в сторону гор. Оставалось минут десять пути, и Настино сердце сладко замирало. Почему-то ей казалось, она возвращается домой. Она свернула в лес. Минуя один за другим повороты узкой дороги, она с нетерпением ждала, когда расступится частокол елей, сосен и берез и откроется волшебная поляна с красочной избушкой посередине.
«Соскучился ли он? Как встретит? Да, думаю, он понял, что гораздо лучше жить не одному, а с кем-то… Как приятно, когда рядом возится милое светловолосое существо. Нет, не болонка! Ну что за гадости!» – возмущенно крикнула Настя своему внутреннему голосу, услужливо подсказывающему слова.
К великому разочарованию амбициозной экономки, у дома стояла чужая иномарка. Атаманов явно не сумел справиться с тоской, вызванной отъездом Насти, и кто-то скрасил его одиночество. Наверное, позвал в гости друга.
Или подруг.
Одна из них прошлепала мимо Насти, истуканом замершей на пороге. На девице были розовые плавки и короткий топ, ее волосы стояли дыбом, и она прижимала к груди бутылку шампанского.
Не успела Настя опомниться, новое зрелище открылось ей – по лестнице спускалась другая девица, вся покрытая искусственным загаром характерного оранжевого оттенка. И эта мисс тоже без стеснения демонстрировала миру тугую грудь и упитанную попу – из одежды на ней были одни лишь стринги и бюстгальтер. Длинные черные волосы, подстриженные а-ля Клеопатра, струились по ее спине блестящим шелковым покрывалом.
Копченая Клеопатра со словами «Тут я где-то видела салями» нырнула в холодильник. Настя передернулась. Кто позволил этой стерве хозяйничать на кухне?!
Наверное, ей позволил владелец дома.
Настя огляделась. В ее отсутствие здесь явно устроили шабаш ведьмы. Вещи валялись в беспорядке, в мойке громоздилась грязная посуда, в углу стояли пустые бутылки. Одна картина в холле висела криво, два стула лежали поверженные, беззастенчиво задрав ножки.
Когда еще одна ведьмочка приползла на кухню в поисках провианта, Настя зло подумала: «Все, с меня хватит». Она бросилась вверх по лестнице, намереваясь найти Атаманова и выразить ему протест.
Живописец задумчиво торчал в мастерской перед начатым холстом. Он держал мольберт и, склонив голову набок, размышлял, куда впечатать новый мазок. Так, чтобы сделать полотно бессмертным.
Голодные девицы кучковались в спальне. Они устроили пикник на кровати, пили шампанское и обгладывали сандвичи. Художника эта голышня не беспокоила. Наверное, им уже нечего было сказать друг другу.
– Знаешь что! – с обидой в голосе выкрикнула Настя, врываясь в мастерскую. – Я от тебя ухожу!
– О, привет! – обрадовался Атаманов. Он повернулся к девушке, его лицо озарилось солнечным светом. – Ты долго.
– Я от тебя ухожу! – повторила Настя. – Я собираю вещи! Что ты здесь устроил? Какой бардак! Бордель! Девицы шастают, как тараканы, еду таскают! Сколько их тут! Три?! Или больше?! Все, до свидания! Зря я с тобой встретилась!
Пока рассерженная блондинка на запредельной скорости преодолевала десять метров до входной двери, ее щеки покрылись влажными дорожками слез.
– Нет, а вещи? – вспомнила она и бросилась в свою комнату.
Тут и настиг ее обескураженный Атаманов. Он схватил девушку за плечи (очевидно, с твердым намерением изменить ее точку зрения на промискуитет). Настя отбивалась.
– Настя, не уезжай, – загундел Андрей, как провинившийся шестиклассник. – Пожалуйста, не уезжай! Настюша!
– Не уговаривай меня!
– Останься! Настенька! А вот и не пущу!
– Ты гнусный, развратный тип!
– Есть немного, – согласился художник. – Но я работаю над собой. Смотри, ограничился тремя девицами. И даже не пил. А раньше… Знала бы ты… Настя, останься!
Ограничился тремя девицами.
Зачем ему эти девицы, если…
Если есть она!
– Я уезжаю.
– Девицы приехали и уехали, а мы с тобой две недели прожили душа в душу! – сыпал аргументами Андрей.
– Душа в душу?! Я этого как-то не заметила!
– Нет, правда! Я сделал удивительное открытие. Оказывается, и блондинки бывают молчаливыми. Я боялся, ты изведешь меня пустой болтовней. А ты… Настя, девочка моя! Я тебя не пущу!
Настя оторвалась от сумки, почти теряя сознание от счастья. У нее перед глазами взорвалось солнце.
Девочка моя!
Как нежно он это сказал!
Он к ней неравнодушен!
Он просто ловко маскирует свои чувства!
– Я пропаду без тебя, Настя. Ты только посмотри – уехала всего на сутки, и как это на меня повлияло? Ты видишь?
– Ничего себе, – возмутилась Настя. – Ты устроил здесь бордель, а я, значит, виновата!
– Конечно. Пока ты за мной присматривала, я вел себя как примерная католичка. Разве нет? А девицы… Я их прогоню. И потом… Они ведь натурщицы.
– Натурщицы? – опешила Настя.
– Нет, серьезно! Ну что ты смеешься?
Экономка-дезертир и вправду начала нервно хихикать. Затем громко захохотала. Приступ веселья не отпускал Настю минуты три. У нее даже навернулись слезы на глаза.
– Да ладно тебе! Настя! Перестань ржать!
Надо было знать стиль Атаманова, чтобы оценить его шутку. Уж кто-кто, а он совершенно не нуждался в визуальных подсказках. Натурщицы! Страшно даже представить, как изобразит юноша этих девиц, когда пропустит их соблазнительные формы сквозь мясорубку сумасшедшего воображения.
– Ну хватит смеяться!
– Просто вспомнила картину Пикассо «Художник и модель»! Как ты думаешь, он звал натурщицу, чтобы нарисовать ее в виде трехглазой этажерки?
«А этих бесстыдниц, – подумала Настя, – пусть он изобразит в духе де Кунинга. На его «Женщину I» нельзя смотреть без содрогания! Тогда я буду считать себя отмщенной».
«Как я завидую этим девицам!
Но он сказал: девочка моя».

 

Андрей вышел из комнаты. Наверное, он и для натурщиц нашел верные слова. Они безропотно повиновались. Одна из девушек, самая вменяемая, села за руль, две погрузились сзади. Они не выглядели рассерженными и весело помахали Атаманову из машины.
Настя смотрела в окно и прислушивалась к себе: достаточно ли убедителен был художник, чтобы она нашла силы простить его? Силы нашлись, и быстро. Теперь, когда Атаманов вроде как виноват перед ней, их отношения в конце концов войдут в правильное русло. Нет, уезжать нельзя.
Андрей внес в комнату покаянную головушку. Он даже изобразил на лице некоторое смущение.
– Надеюсь, ты уже не сердишься?
Анастасия холодно улыбнулась. Она смотрела строго. И не собиралась окончательно прощать босса. Ах, как он умолял остаться! Еще бы! Наконец-то прочувствовал, каково ему будет без Насти.
Девочка моя.
– Я рад, что ты передумала уезжать. Слушай, сгоняй в поселок, а? Эти кобылки выжрали весь холодильник. А я ужасно голоден. Съездишь?
– Конечно, – сникла Настя. – Обязательно. Сейчас чего-нибудь куплю и приготовлю ужин.
Она вспыхнула, как бенгальский огонь, но тут же погасла и отправилась выполнять поручение. Уговоры художника имели под собой сугубо меркантильную основу – Атаманов нуждался в прислуге. И чтобы не лишиться первоклассной служанки, он использовал все свое обаяние. Настя купилась на ласковые слова – ведь она так сильно хотела услышать их от Андрея!

 

Валдаев получил приглашение в галерею «Фонтенуа» на открытие персональной выставки А.Л. Атаманова. Элегантную карточку доставили с курьером. Black tie – значилось внизу.
– Чего это? – поинтересовался майор Здоровякин. Он сидел в офисе Валдаева и не только раскачивался в кресле, но творил еще и другие безумства. Например, пил кофе с тремя ложками сахара и маковым бубликом. Пачку сахара и бублики Здоровякин принес с собой. Он знал: скорее Буш признает свою вину перед иракским народом, чем Валдаев угостит чем-нибудь вкусным.
– Вечерняя форма одежды. Смокинг, типа, – объяснил Валдаев.
Он всегда разъяснял другу непонятные термины. Здоровякина отличала неуемная жажда знаний. Очевидно, в прошлой инкарнации он был ученым-теоретиком с энциклопедическим образованием. А сейчас подвизался в роли майора милиции, ментальное поле которого ограждали бетонные столбы повседневности.
На службе от Ильи требовались однообразные действия – осмотр места происшествия, составление сводок, отчет перед начальством. Для этих процедур вовсе не обязательно знать смысл таких слов, как ойкумена или маседуан. А Здоровякину почему-то хотелось! В новую квартиру он перевез тонну словарей. Но для быстрого поиска по словарю необходимо как минимум помнить алфавит. Поэтому Илья предпочитал терзать вопросами друга.
На днях, например, майор озаботился термином ландрас. «Ландрас!» – выкрикивал разъяренный полковник Алимов и топал ногами. Загадочное слово предназначалось не майору, а представителю молодого поколения – лейтенанту Евдокимову. Но Здоровякин не поленился записать выражение на бумажку, чтобы проконсультироваться у Александра.
– Ну, Зуфаралимыч! И где он только их берет? – удивился Валдаев.
– Что-то совсем неприличное? – испугался Илья.
– Да нет. Так. Ну, вроде «очень шустрый мальчик», – ловко расшифровал Валдаев.
– А-а… Ну, Евдокимову это подходит. Он у нас очень шустрый мальчик, правильно. Слушай, а у тебя есть смокинг?

 

– Конечно.
– Откуда?
– Купил года два назад по случаю. И всего один раз надел.
– А у меня нет смокинга, – загрустил Здоровякин. – И Рекс никак не найдется. И Машка совершенно дикая стала.
– Одичала? Рвется в пампасы?
– Хамит и дергается. Прямо дотронуться нельзя.
– Все это мы уже проходили, – вздохнул Валдаев. – Потерпи. У нее гормональные сдвиги. Все нормализуется. Все будет просто чудесно!
Страстность Александра, успокаивающего друга, объяснялась просто: он боялся, что в случае ссоры с Машей Здоровякин опять переедет к нему. Такое уже случалось. Данный маневр представлялся Валдаеву верхом глупости. Здоровякин переезжал в однокомнатную Валдаева, и выверенный холостяцкий быт Александра летел к чертям. Илья храпел, развешивал в ванной носки чудовищного размера, ломал технику, ронял на пол гири… Нет, Саша предпочитал встречаться с другом в менее интимной обстановке. И он тремя руками был за то, чтобы семейный корабль Здоровякиных благополучно миновал все рифы…
– Держи, кстати. Чуть не забыл.
Валдаев достал из сейфа пачку долларов и кинул на стол.
– Твоя доля. За Усольцева.
– А я тут при чем? Я его не спасал. Пусть тебе спасибо скажет.
– Он и сказал. Оформив благодарность в чарующие серо-зеленые тона. Хотя, наверное, веселенькая расцветка евриков была бы предпочтительней. Доллар совсем скапустился. Но ты бери, бери. Ты же помог.
– Ладно, спасибо, – не стал выкаблучиваться Здоровякин и спрятал деньги в карман. – Нам всегда кстати.
– Я думаю. С твоим-то выводком.
– Так ты пойдешь на выставку?
– Конечно! Меня же приглашают!
Валдаеву было приятно получить от Вероники персональное приглашение.
– Там, наверное, и кормить будут, – мечтательно закатил глаза Илья. – Поехали, кстати, перекусим. Или ты теперь вообще не ешь, тростиночка моя? Бережешь свои 90–60–90?
– Ландрас, – прошипел Валдаев. – Поехали. Тут недалеко кафе открылось.
Назад: Глава 15 Мастер экстравагантных выходок
Дальше: Глава 17 Бенефис Золушки