Утром Паша проснулся под шум дождя.

Перевернулся на бок и невольно застонал — рана на голове проснулась вместе с ним. Рука и ребро ощущались намного слабее. Ребро так и вообще не ощущалось, если не тыкать в него пальцами.

Приняв вертикальное положение, Паша решил, что напавшие на него мерзавцы — слабаки. Двое одного молотили, да бейсбольными битами, а он живой и почти здоровый.

На тумбочке возле кровати лежали три оранжевые таблетки — это был запас на тот случай, если боль будет невыносимой. Принимать их прямо сейчас Паша не стал, так как знал, что вторая ночь может оказаться хуже первой. У него был весьма обширный опыт физической боли.

В дверь постучали.

Натянув штаны, хозяин номера поплелся к двери.

— Это я… — Голос за дверью явно принадлежал симпатичной блондинке тридцати пяти лет от роду, по имени Виктория. — Паш, ты живой?

— Да, — ответил он, открывая дверь.

— Пашенька, — запричитала подруга детства, — что они с тобой сделали!.. У тебя синяки под глазами, губы разбиты…

Паша покосился на свое отражение в зеркале стенного шкафа прихожей.

— Ну и рожа… — сказал он, действительно впечатленный. — Я сегодня, пожалуй, из номера выходить не буду.

— Я тебе завтрак сюда закажу, — заботилась о друге Ежевика.

Сейчас она очень напоминала себя маленькую, в те времена, когда Пашка с пацанами играл в войнушку, а Вика была у них санитаркой. Седов грустно улыбнулся и пошел заправлять постель.

Спустя час и одну копченую курицу Пашка достал из холодильника бутылку пива. Плевать он хотел на запреты и недовольный вид санитарки Виктории. Дождь за окном как-то странно его нервировал.

Выбивал из колеи и повисший в воздухе вопрос:

— Паша, это же Яна тебе звонила вчера? — Вика курила на балконе, привалившись плечом к дверному косяку.

Сделав очень большой глоток пива, Паша пробормотал:

— Гос-споди!..

— Я хотела с тобой поговорить, — сказала Вика, стряхивая пепел с сигареты за парапет балкона.

— И о чем ты собираешься говорить?

— Вы серьезно встречаетесь? Ты собираешься на ней жениться? Или просто развлекаешься?

Паша вздохнул. Яна выросла в том же дворе, что и Паша с Викой. Все детство они провели вместе с другими маленькими соседями, а взрослая жизнь развела Седова почти со всеми друзьями и подругами.

В прошлом году Яна появилась на пороге его квартиры и попросила помощи в одном интересном расследовании. Паша помощь оказал. С тех пор Яна взялась заботиться об алкоголике и неудачнике, причем сам алкоголик и неудачник долго старался избегать близких контактов со старым новым другом. Не потому, что Яна ему не нравилась — она не могла не нравиться. Только Паша никаких основательных отношений не планировал и ничего серьезного обещать не мог. Более того, он честно говорил, что жить дальше не собирается, не может, не хочет и не будет. О причинах не распространялся, прямые вопросы игнорировал, на намеки отвечал тем же. И страшно злился на Яну, которая знать не желала о его мрачных планах и беспрерывно боролась с его дурными привычками.

Так или иначе, но Пашка привык к Яне, привязался и в какой-то мере даже полюбил. Ее ненавязчивость, умение быть нужной даже ему, человеку, лишенному потребностей, ее нежность, ее преданность трогали его душу.

— Я не собирался семью заводить, — слова застревали у него в горле, — но сделал ей предложение… Она отказалась, и, если честно, так будет лучше и для нее, и для меня.

— Почему лучше? — спросила Вика. — Зачем ты придумал о себе всякую ерунду — что ты алкоголик, что ты неудачник? А пьяным ты никогда и не бываешь! Что тебе мешает жениться на Яне?

— Не хочу об этом…

— Но почему?.. Что такое случилось в твоей жизни?

Паша нахмурил рыжие брови. Они столько лет не виделись и не разговаривали, а теперь он вдруг начнет живописать ей свой глубокий, душераздирающий, полный трагизма внутренний конфликт! Не дождешься, старая подруга!..

Он пожал плечами и махнул рукой — отстань! На Вику жест не произвел ни малейшего впечатления. Она продолжала смотреть на него серьезно и внимательно.

— Женщину, которую я полюбил, убил совсем не тот человек, которого я подозревал, — сообщил он тоном диктора, рассказывающего о погоде на юге Франции. — Я думал, что убийца — это ее муж. Позволил себе ревновать.

— И эти ожоги?..

Паша ответил коротко:

— Да.

Вика помолчала. Если бы она сейчас начала говорить, что в жизни все бывает и если ты жив, то надо жить, а не сдаваться, то он бы встал и ушел. Не так давно рыжий сыщик уже слышал нечто подобное, ему предостаточно! Но Вика не стала этого делать.

Пашка закурил, выдул дым изо рта и ноздрей, напомнив Вике дракончика из мультфильма.

— Она всегда курила «Мальборо», — сказал он зачем-то.

Вика вернулась в комнату и села в кресло. Паше подруга детства казалась безумно красивой и при этом — безумно родной. Он любил ее, как любят только тех, с кем связаны самые чистые и светлые воспоминания жизни. Только бы она не задавала больше своих дурацких вопросов.

Однако она спросила. К счастью, совсем не то, чего он опасался:

— Так ты понял, куда пропала Ираида? Ты думаешь, она погибла?

Паша пожал плечами:

— Пока нет тела, думать мы можем что угодно. А ты рассказала Роберту о Лене?

— Конечно. И о том, что деньги Лена утащила.

— Больше ему ничего не говори. Есть одна идея. Ты никогда не слышала о маньяке, который гуляет по пляжу и в День Нептуна похищает девушек?

— Что ты! — испуганно воскликнула Вика. — Что ты такое говоришь! Да кто к нам после этого приедет?! Этого Роберту нельзя говорить…

— Друг мой, — обратился к ней строго и иронично Паша, — в таких вещах стоит разобраться, даже если это просто байка. Вот представь, два года подряд на пляже пропадают шестнадцатилетние девушки…

— Это были совпадения! А в этом году и вовсе никто не пропал!

— Да? — Серые, холодноватые в своей глубине глаза Паши смотрели прямо в карие глаза Вики. — Ты уверена?

— Роберт, здравствуйте, — сказал Паша по возможности бодрым тоном, сознавая, что если к его битой морде добавить унылый голос, то заплакал бы даже Гитлер.

Мужчины встретились в холле второго этажа. Сменщица Корины — медсестра по имени Алена — в срочном порядке вызвала его в медкабинет. Понимая, что пострадавшие такого масштаба, как он, в медкабинете отеля — большая редкость и прямо-таки дефицит, Седов решил порадовать Алену своим посещением. И коробкой конфет. Кроме того, надо было взять справку о причиненных ему травмах.

— Ох, — вместо приветствия, ответил Роберт, пожимая руку другу своей жены. Он бесцеремонно, но с большим сочувствием разглядывал лицо Паши. — Мне жаль, что это у нас тут случилось. Я уже позвонил в Боровиковскую милицию, там у них участковый Петр Макарыч есть, он обещал разобраться с вашими обидчиками.

— Спасибо за заботу, — улыбнулся Паша. — Я как раз собираюсь написать заявление в милицию. Хорошо бы узнать, кто на меня покусился.

— Макарыч разберется. А я вчера мать Ираиды встретил, — признался Роберт. — Она мне сказала, что муж ее в отеле работает. Кажется даже, вы с ним знакомы. Он бильярдист. Но на самом деле ей был нужен не он, а я. Знаете зачем?..

— Она просила, чтобы вы не отбирали у нее деньги, оставленные «похитителям» в камере хранения.

Хозяин отеля серьезно сказал:

— Вы ясновидящий.

— В данном случае это нетрудно, — поскромничал Павел Петрович. — Но вы-то что ей ответили?

— Сказал, что если деньги она прикарманит, то я обвиню ее в вымогательстве. В похищении моей дочери. В шантаже моей жены.

В поселок Паша снова направился пешком. Дождь, накрапывающий с утра, все не прекращался, хоть и не усиливался. При ближайшем рассмотрении этот дождь оказался так себе дождичком, не больше. А все-таки Седов, презиравший зонты, на этот раз зонт прихватил. Его нервировала одна мысль о том, что в рану на голове будут попадать капли воды.

Примерно на середине пути Паша замедлил ход. От этого места он стал перемещаться медленнее, внимательно глядя под ноги и озираясь по сторонам. Несколько раз он даже возвращался на несколько шагов назад, чтобы лучше разглядеть выбранный участок дороги.

Вдруг он наклонился и, постанывая от боли в боку, поднял с земли человеческий зуб. Рыжий сыщик присвистнул с радостным удивлением.

В поселке он быстро нашел отделение милиции и Петра Макарыча, с виду вылитого участкового Аниськина, — немолодого человека, скрывавшего под маской наивности цельную натуру и развитой интеллект.

Зуб Пашиного врага Петр Макарыч встретил аплодисментами:

— Ну, ты — мужик, Павел Петрович! Хвалю. Двое на одного, а ты исхитрился молодчику стоматологию попортить!

Паша скромно улыбнулся:

— Разозлился я…

— Эт молодец, что разозлился. Давай-ка зуб сюда — уликой будет.

В кабинете участкового было душновато. Макарыч встал, открыл окно, достал из шкафа стопку белых листов и протянул Седову:

— Пиши.

Паша стал писать.

— Так ты не понял — за что тебя? — спросил участковый. — Может, обокрасть хотели?

— Грабители — на машине гарцуют, а жертва — пешком шкандыляет, — иронично усмехнулся Паша, продолжая строчить заявление.

— Ну да… — раздумывал Макарыч. — Верно. А ты с кем-нибудь ссорился в последнее время? Из-за девушки, скажем? Ты женат?

— Я вообще с людьми редко ссорюсь, — Седов оторвался от бумаги. — Разве что… — изображая озарение, он боялся переборщить: — Да, вспомнил! Поссорился с теткой на пляже, что пирожками торгует. Я отравился ее пирожком, сказал ей это, а она — в крик. Я тоже разозлился и говорю: нажалуюсь на вас в санэпидемстанцию.

— Свидетели есть?

— Нет.

— Ладно, — кивнул Петр Макарыч. — Санэпидемстанция — как раз то, чего они больше смерти боятся, отравители поганые. Местные у Трендякиной ни в жизнь ничего не покупают.

— Так меня ее сын побил?

Макарыч постучал пальцами по столешнице и ответил:

— Ну, это мы разберемся. Дай срок. Иди, лечись, отдыхай, а я тебе позвоню.

Паша поблагодарил участкового и ушел.

Обратную дорогу в отель Паша совершил на попутке. Крапавший дождик начинал раздражать, ребро и рука болели, в голове сгустился туман. Он устал, ему нужны были обезболивающее и постель.

Но, попав в душный номер, Паша передумал валяться на кровати. Ему даже кондиционер не хотелось включать, чтобы времяпрепровождение в помещении не показалось вдруг соблазнительным. Он проглотил необходимую таблетку от боли, вышел на балкон.

Перед ним раскинулось глянцевое серое море, чье дурное настроение было так же приятно Пашке, как и настроение хорошее. Над морем хмурилось небо, навесив над водой серые тучи. Даже в отдалении от этих стихий он ощущал свежий запах соленой воды и озона. Море снова манило его.

Где-то вдалеке, в тучах, блеснула молния, через пару секунд раздался раскат грома.

Паша вернулся в номер, надел утепленный спортивный костюм, который взял с собой именно ради дождливой погоды, но о котором благополучно забыл. Сунул ноги в кеды. Прихватил деньги и мобильник, вышел из номера. Выскочив из отеля, накинул на голову капюшон, радуясь, что его костюм с водоотталкивающей пропиткой.

На магнолиевой аллейке застыло невидимое облако цветочных ароматов. Оно было сладким и тяжелым, а смешиваясь с запахом дождя, напоминал амбре парфюмированного дезодоранта для туалета.

Вблизи оказалось, что море разбушевалось не на шутку! Серферы, привыкшие к океанским волнам, эти волны не оценили бы, но для маленькой бухты маленького моря шторм выглядел пугающе.

Свернув в пляжный магазинчик, Паша прикупил себе на ночь бутылку коньяка. А потом забрался под деревянный навес и расположился на холодном лежаке. Об одеяле он заранее не подумал, но знал, что с коньяком уснет даже на спине у черта.

«Пьяным она меня никогда не видела! — подумал он сердито. — Много ты знаешь, глупая Ежевика!»