Утром Паша проснулся рано, часов около пяти утра. Ему снова хотелось к морю.

Собираясь, Седов припомнил, что на одной из станций по пути в Боровиковку он купил пирожок «с котятами», положил его в целлофановом пакете в карман сумки, а съесть, по обыкновению, забыл.

Прихватив пирожок для собачьего пляжного племени, он вышел из номера, оставив за спиной тихий сонный отель, прошел через сквер, разместившийся внутри буквы «П», по аллейке направился в сторону моря. Оно было уже видно — светлое и огромное. Радость, которая зажглась в душе Павла Петровича, была сюрпризом для него самого.

До пляжа оставалось всего несколько метров, когда под цветущей магнолией Паша обнаружил парнишку лет семнадцати. Он сидел, обхватив колени, и смотрел на море.

— Привет, — сказал Паша. Ему показалось странным, что юное существо, которое в силу возраста должно в это время спать беспробудно, сидит вот так, само по себе, под магнолией.

Парень поднял голову. Одного взгляда в его глаза хватило Паше, чтобы распознать человека, знающего толк в запрещенных средствах. Седов решил отложить знакомство на долгий срок.

Он уже прошел мимо парня, когда услышал:

— Эй, брат! Нет покурить?

— Есть. — Паша обернулся, кляня свою услужливость.

Парень продолжал сидеть на земле, привалившись спиной к стволу дерева, — бледный, как вампир, одетый в грязную растянутую майку. Протягивая ему пачку, Седов скользнул взглядом по его рукам.

Он заметил это и заговорил жалобным тоном, который Паша сто раз слышал от подобных ему:

— Спать не могу… моя девушка вчера куда-то делась. — Парень сунул в рот сигарету, Пашка поднес огонек зажигалки. — А щас к матери придешь, она пилить затеется!..

— Как твою девушку зовут? — небрежно спросил Седов.

— Ираида, — ласково произнес парень имя, которое Седов услышать и собирался. — Я ее люблю…

Сделав вид, что считает нормой вещей, когда местный оборванец наркоман крутит любовь с дочкой миллионера, Паша поинтересовался:

— Так Ираида уже три дня как пропала, а ты говоришь — вчера?

Парень насторожился, словно небольшой зверек, постоянно ощущающий приближение опасности.

— Ты чего? — спросил он грубо. — Ты — мент? Я про вчера ничего не говорю…

— Ладно, не ершись, — миролюбиво сказал Седов. Он знал, что таких типов надо сразу брать за жабры, иначе беседовать бессмысленно. — Отдыхай… Пока!

И направился к морю, уже видя вдалеке голодное собачье семейство.

Ко времени завтрака, то есть часам к девяти, солнце было уже достаточно горячим, так что день обещал быть жарким. Седов решил вернуться в номер и спокойно полежать под кондиционером.

По дороге он заглянул в столовую на втором этаже. Вика, невзирая на его протесты, вручила Паше какую-то волшебную ВИП-карту, сказав, что наличие этого куска пластика поможет Паше не умереть с голоду. На карте были какие-то суммы, и ее принимали в качестве оплаты во всех местах общепита отеля. Засада была только в том, что ВИП-картой нельзя было расплатиться за алкогольные напитки, а в Пашином случае это сводило на нет все перспективы сэкономить.

Переступив порог просторного помещения столовой, Седов оценил шик эпохи пятидесятых. Сталинский ампир, так это следовало назвать: белые колонны, лепнина, роскошные бронзовые люстры со сверкающими подвесками, тяжелые багровые занавеси, алые стяги с золотой бахромой, портреты людей в глухих мундирах. На столах — белые крахмальные скатерти, вазы с фруктами, хрустальные графинчики с водкой. Как Паша узнал позже, рюмка водки с малосольным огурчиком — это был комплимент от заведения всем гостям.

Фоном звучали военные марши тридцатых годов.

Бал тут правила высокая элегантная немолодая дама: она гоняла официанток, одетых в темные короткие платьица и белые крахмальные переднички, рассаживала гостей и вообще выглядела значительно. Пашка прозвал ее про себя «Буфетчицей».

Народу сейчас, в девять утра, было достаточно. Всего три-четыре столика в зале остались свободны, но Пашу Буфетчица разместила хорошо — у окна, выходящего на море. Поздоровавшись с сидевшей за столиком семьей, Седов улыбнулся в окно. Он снова ощутил в душе давно забытое состояние покоя.

— А вы — новенький! — с улыбкой заметила молоденькая официантка, подходя к Пашиному столику. — Меня зовут Марина. Вам у нас нравится?

— А меня — Павел, — улыбнулся ей в ответ Паша. Девушка показалась ему приятной: яркая брюнетка с сочным ртом и пышной грудью. — Я у вас тут мало еще что видел.

— Но что-то же видели? — Она протянула меню.

— Море. Пляж. Людей. Одного наркомана, — перечислил он, погружаясь в перечень блюд.

— А, это вы про Сэма? — Официантка мелодично рассмеялась над Пашиным ухом. — У нас тут только один наркоман и есть. Не поверите, но он сын нашего администратора.

Паша поднял голову и глянул на Буфетчицу.

— Бывает, — сказал он. — А правда, что этот Сэм с дочерью хозяина отеля встречался?

Официантка приняла загадочный вид и на полтона тише заговорила. Посетители за соседним столом были заняты кормлением четырехлетнего малыша и не обращали на Марину никакого внимания. Со стороны можно было подумать, будто она рассказывает про блинчики с икрой или овсяную кашу.

— Тут ничего странного нет. Вы видели эту Ираиду? Одета, конечно, круто, но страшная!.. Правда! Она на каждого парня тут вешалась, хвасталась, что дочка Роберта Аванесовича, и в Москве учится, и по крутым клубам там ходит. А ее все равно отшивали. Она злобная, глупая…

— Марина! — через весь зал окликнула новую подружку Седова Буфетчица.

Марина кивнула через плечо начальству, снова повернулась к Паше и деловито поинтересовалась:

— Так, что выбрали?

После завтрака Седов решил немного побродить по отелю. Сначала, правда, поискал Вику. Выяснил на регистрации, что Виктория Борисовна уехала в поселок — в отделение банка. Звонить ей не стал — если бы похитители вернули дочь, она бы, скорее всего, сообщила. Значит, пока дело не сдвинулось с мертвой точки. Это настораживало.

Тогда он продолжил экскурсию по отелю. В прежние времена, когда главным делом жизни Седова было не пьянство, он умел находить общий язык с людьми. Сейчас же способность с легкостью вступать в разговор с первым встречным была им почти утрачена. Тем не менее, поднапрягшись, Паша нашел темы для необязывающей беседы и с продавщицей газет в холле на первом этаже, и с медсестрой, к которой заглянул в медкабинет, чтобы попросить таблетку от несуществующей головной боли, и с дежурящими на каждом этаже администраторами, и с горничной, катящей впереди себя тележку с бельем.

В итоге Паша обнаружил еще одну причину любви Роберта Каспаряна к архитектуре и дизайну эпохи социализма, кроме его счастливого детства в пионерских лагерях. Владелец отеля был настоящим тираном, вот почему антураж эпохи сталинизма был так ему приятен.

Прогулявшись в ходе ознакомления по территории отеля, Седов обнаружил перспективный по количеству и качеству напитков бар при солидной бильярдной с двумя столами для русского бильярда и столом для пула.

После обеда Паша задремал, а проснувшись, отправился на пляж. Все никак не мог насмотреться на море, а глядя на него, впадал в странное состояние — то ли транса, то ли медитации. Странным образом в голове всплывали только хорошие воспоминания, и он смаковал их с особым удовольствием, потому что долгие годы его мысли к этим темам не обращались.

Вспоминалось детство, вкус мороженого, которое покупали ему родители в ту пору, когда весь мир казался одним большим аттракционом в луна-парке. Вспоминалось, как он с родителями возвращался домой из морских путешествий, как встречал Вику. И радости от встречи было столько, что они пинали друг друга в бока локтями, смеялись и болтали, как сороки, круглые дни. И то, как они вместе ходили в школу. И как он поцеловал ее в первый раз.

Это было лет в пятнадцать, наверное. Отца уже не было. В те времена на море Пашку уже не возили. Он понимал, что мама не выдержала бы этой поездки — с ума бы сошла от тоски по мужу.

Но первая любовь разгорелась именно после лета. Вика выросла. Паша вдруг ощутил энергию гормонов. Они глянули друг на друга совсем иными глазами. Вика увидела симпатичного рыжеволосого парнишку с озорной улыбкой, а Паша — красивую высокую девушку с чудными карими глазами.

Роман их, очень нежный и невероятно трепетный, длился всю зиму, пока мама Вики не положила ему конец. Она, как понял намного позже Пашка, давно прекратила бы их дружбу, но как-то не находила повода. А когда повод — ее дочь целовалась в подворотне с сыном той шлюхи! — нашелся, живо велела Вике больше с Пашкой даже не разговаривать.

Дети понесли наказание за грехи родителей. Классический сюжет, что и говорить. Будучи жестоким подростком, Паша здорово злился на мать, обвиняя ее в том, что теперь Вика ходила по другой стороне улицы. А ведь мало что понимал на самом-то деле. И мама не могла ему объяснить, как это бывает, когда в жизни даже самой скромной и порядочной женщины случается что-то, отчего она теряет контроль, волю и стыд. А потом остается только раскаяние.

Мама умерла пять лет назад. Но об этом Седов сейчас не вспомнил. Море не позволило думать о плохом.

К вечеру Паша проголодался. Прямо с пляжа, чувствуя на коже соль, он направился в обнаруженный днем барчик. Место было оценено им как очень симпатичное, ибо привкус эпохи СССР сюда не просочился. Вполне современное заведение — зеркальная ниша за барной стойкой, где выстроились узнаваемые буржуйские алкогольные бренды, полумрак, свечи на столах и витражи.

В баре была и полноценная кухня. ВИП-карта тут не работала, но Седову на это было плевать. Он заказал пиво, колбаски к пиву, пиво, салат из сочных толстых красных перцев, политых каким-то необыкновенным соусом и присыпанных специями. И еще пиво.

Вкладывая ненужную ВИП-карту в бумажник, Паша подумал, что зря согласился ее взять. При его образе жизни, когда деньги тратились только на недорогой алкоголь и совсем немного — на еду, денег ему всегда хватало. Жил он практически на деньги арендаторов родительской квартиры, которые иногда даже успевали скапливаться в его секретере.

Он позвонил Вике. Голос подруги детства звучал встревожено: от похитителей не было никаких известий, Ираиды все нет, Роберт держится отлично, но Вика знает, что он просто хорошо скрывает отчаяние.

Паша посоветовал скорее звонить в милицию. Вика ответила — муж боится, что похитители, узнав об этом, убьют дочь.

— Постарайся настоять, — тихо сказал Паша, прикрывая трубку ладонью. Тут было очень шумно. — И не в Боровиковку обращайтесь, а пусть твой муж ищет связи — в ФСБ…

Вика ответила, что передаст Роберту его слова.

Съев ужин за несколько минут, Паша со всем своим пивом переместился в бильярдный зал. Устроившись поближе к зеленым столам, он стал наблюдать за игрой и игроками.

Бильярдисты, судя по всему, делились на приезжих и местных. Приезжих было много, они играли, проигрывали или нет и уходили. Местные тут работали. Их было четверо, не больше. Бледные, постоянно курящие люди, чьи удары были точны, а эмоции — скупы.

Среди профессионалов выделялся один мужчина, лет сорока пяти — пятидесяти. Он был подтянутый, улыбчивый, со светлыми, аккуратно подстриженными волосами. Одет в синие джинсы и расстегнутую до середины незагорелой гладкой груди серую рубашку. На шее бильярдиста болтался большой золотой крест. Мужик играл виртуозно, держась при этом грациозно, но без показухи. Словно танцевал танго.

У этого игрока была привычка постоянно отряхиваться, счищать мел с рук и рубашки. Даже выбрав позицию и прицелившись кием в выбранный шар, он отвлекался, чтобы сдуть пылинку с зеленого сукна или отряхнуть рукав.

Когда-то очень давно Паша и сам неплохо играл, а сейчас, следя за ходом игры, он почувствовал, что с удовольствием ощутил бы в руке приятную тяжесть кия.

У Пашиного столика остановился седой крепкий мужчина в тельняшке.

— Можно? — спросил он, указывая на свободный стул.

— Конечно, садитесь.

Мужчина в тельняшке оказался постоянным посетителем бильярдной. Его звали Вадимом, он приехал из Сургута на целый месяц. Привез жену и двоих внучек, а так как сам море терпеть не может, то уже две недели спасается от пляжных забав и унылых вечеров с семьей тут, в бильярдной. Бильярдиста, примеченного Пашей, он знал уже хорошо.

— Это суперпрофи, — сказал он. — Его Иваном зовут. Если сыграть с ним хочешь, то имей в виду — только на деньги. Но разует!

Еще три бутылки пива Паша выцедил, наблюдая за Иваном. К часу ночи тот немного устал, а игру продолжал. И Паша решил рискнуть.

Следующим утром подробности того боя на зеленом столе восстановить в полной мере Седов уже не мог. Кажется, сначала дело шло неплохо. Играли в пул, три шара Паша закатил, а потом как-то все стало сливаться перед глазами.

Надо отдать Ване должное — он не торопил неумеху, а, наоборот, давал советы, ободрял и радовался удачным Пашиным ударам не меньше самого Паши. Только ударов было… не больше пяти за всю игру.

— Вот этот шар возьми, — советовал Иван, обходя стол. — Эх! Да не в ту лузу!.. Ладно. Но ты не расстраивайся. В жизни всегда есть второй шанс, правда?

Паша согласно кивал, хоть знал, что это неправда. Он уже был настолько пьян, что соглашался со всеми и любил весь мир.

Да, о любви они тоже поговорили. Что послужило тому поводом — Паша не мог вспомнить.

— И любви надо дать второй шанс, — философствовал Иван, склоняясь над столом. После четкого резкого удара, проследив за тем, как послушно свояк возвращается к месту встречи с кием, он продолжал: — Это не дело, если раз не вышло. Пусть будет другой, третий. Так?

И снова Паша соглашался.

И проиграл почти пять тысяч — не слишком маленькую сумму для его бюджета.