День третий
Утром обнаружилась Ежевика. Она пришла в номер Паши, оценила его состояние как стабильное и велела собираться на завтрак.
— Ты только не упоминай при Роберте об Ираиде, ладно? Сделай вид, будто не в курсе. Я, вообще, не объяснила ему, почему тебя позвала. Просто сказала — друг старый приехал. Первая моя любовь.
— Гос-споди, ты видно спятила! — ответил Паша, простодушно моргая белесыми ресницами. — Он же армянин. Зарэжет!..
— Дурак! — ответила она и ушла.
Паша, кряхтя, полез под душ. Как он ни ленился плавать, мышцы таки потянул…
Зеркало платяного шкафа, перед которым Павел Петрович остановился, перед выходом из номера отразило рыжего и слегка обгорелого мужика лет тридцати пяти, худого, но чем-то очень довольного. А ведь кучу денег вчера продул!
Роберт с женой завтракали в маленькой столовой, которая располагалась по соседству со столовой большой. Солнце, проникавшее в широкие окна зальчика, включало яркость красных стягов, развешанных по стенам, на полную мощь. Паша наморщил нос.
Владелец отеля произвел на Седова неожиданно приятное впечатление: крепкий армянин с уверенным рукопожатием. Приятное открытое лицо с тяжелыми веками и умными глазами за стеклами очков в тонкой металлической оправе, красиво очерченные полные губы, седые виски. Спокойный, сдержанный, но не отчужденный.
— Рад познакомиться, — чуть заметно улыбнулся он.
— Взаимно, — кивнул ему Паша.
Ощущения треугольника за столом не возникало.
Роберт стал рассказывать Паше об отеле — о косметическом ремонте, сделанном год назад, о пляже, который они считают самым важным местом… Гордиться Роберту было чем — всего за пять лет работы отель «Заря коммунизма» стал популярным местом для любителей морского отдыха. Сюда приезжали со всей России, причем многие — несколько раз подряд.
Паша посмотрел на бывшую свою любовь. Вика слушала мужа, кивала в такт его словам, глядя на него чуть ли не с восхищением. Роберт тоже часто поглядывал на жену, словно ему крайне необходимо было видеть ее одобрение.
«Какая пара!» — подумал про себя Паша, скрывая под иронией легкую незаконную ревность.
В свою очередь Седов выразил полный восторг по поводу проделанной Робертом работы, а также благодарность за гостеприимство.
— Вчера только крупно лоханулся, — сообщил он в завершение спича.
— Что случилось? — спросила Вика.
— В бильярд продулся. У вас тут профи орудуют — я и попал.
Паша рассмеялся, Роберт — поддержал его.
— Да, — сказал он, — у нас тут жестко. А с кем играли? Я, знаете, тоже в бильярдной иногда бываю…
— С Иваном.
— О, я с ним знаком… А сколько проиграли?
— Пять штук.
— Он вас пощадил. — Роберт встал. — Простите меня, бежать надо.
Пожав Паше руку, он отбыл.
— Расстроился… — сказала Вика. — Жаль, я не знала, что ты играл. Не надо было об Иване вспоминать.
Паша удивился:
— Роберт тоже сильно проигрался?
— Нет. — Вика закусила губу. — У Ивана несколько лет назад дочь погибла. А тут у нас Ираида пропала…
Паша сочувственно покивал:
— Да-да. Может, и не надо было бы говорить. А что с дочерью бильярдиста случилось?
— Я толком и не знаю. — Вдруг она встрепенулась: — Вот я дура! Забыла сказать, что деньги из камеры хранения пропали, а Ираида не вернулась.
На пляже Пашка решил не валяться. Он вчера немного припекся на солнце, так что прописал себе моцион по бережку в шортах и рубашке.
Гуляя, добрел до рокерского пляжа, прошел мимо. Дальше был тот самый обрыв, на краю которого они с Викой стояли позапрошлой ночью. Паша задержался немного, глядя на этот обрыв, вспомнил о часах Вики и решил двинуться по полосе ласкового прибоя вперед. Он надеялся найти часы.
Ракушки на дне были крупнее, чем на берегу, а их осколки — крепче. Несколько раз, наступив на них, Паша остановился, чтобы нацепить сланцы, которые все это время тащил в руке. Тут его рассеянный взгляд и наткнулся на тело, лежащее в узкой расселине обрыва.
Приподняв светлые брови, он направился к телу. Оно лежало на сухом участке песка, ногами к морю, лицом вниз. Это был Сэм, и он не шевелился.
Протянув руку, Паша положил пальцы на шею парню. Шея была теплой, но и температура воздуха была не меньше тридцати градусов. Паша нажал пальцами на кожу, чтобы ощутить пульс.
— Эй, — пробурчал Сэм. Седов с облегчением вздохнул. Он не любил находить трупы.
— Ты жив? — спросил он парня, усаживаясь рядом с ним на песок.
— А? — Сэм повернулся к нему, разлепляя глаза. — Ты? Я тебя видел раньше…
— Видел, друг, видел. Ты жив еще?
Сэм окончательно проснулся, перевернулся на спину, потом сел, ссутулившись и подтянув тощие колени к груди. Его темные волосы были взлохмачены, в них запутались обрывки сухих водорослей и мелкие ракушки. Глаза были мутными, но это уже вряд ли лечилось.
Паша протянул ему сигарету. Парень прикурил.
— Сэм, а как ты думаешь, где Ираида?
— Откуда я знаю?! — Сэм снова начал впадать в слезливую патетику обиженного судьбой праведника. — Она попросила помощи — я помог.
— Чем помог?
— А чё ты спрашиваешь?
Порывшись в заднем кармане шортов, Седов достал купюру, которая, согласно его расчетам, должна была обеспечить другу пропавшей девушки несколько часов сплошного счастья. Едва увидев дензнак, Сэм выхватил его из Пашкиных пальцев.
— Ну, ни о чем таком она не просила… — Парень спрятал деньги и продолжил: — Она, знаешь, отца очень любит, хочет, чтобы он с ней больше был. А он со своей сучкой…
— Потише!
— С женой… Ираида и ревновала. А теперь захотела, чтоб он призадумался, что будет, если Ираиду похитят!
— Не понял. — Паша наморщил нос.
— Ну, она спрягалась, а сделала вид, что ее похитили. Чтоб он за нее испугался!
— Теперь понял. Волки, волки…
— Чего? — теперь не понял Сэм.
— Ничего. А потом?..
— Ну… Она у матери жила. — Глаза Сэма теперь немного прояснились. Ровно настолько, чтобы показать, как в тех глазах пусто.
— В Гродине?
— Где?
— Ладно, не важно. — Паша следил за Сэмом, параллельно с разговором размышляя: был ли парень туповатым от природы или таким его сделали наркотики? — Почему ты решил, что она пропала?
— Мы на пляже встречались каждую ночь. А позавчера она не пришла. Я тут ее ждал, пока не заснул. И вчера…
— Ее же тут могли увидеть знакомые. Зачем же вы встречались на этом пляже, недалеко от отеля?
— Она приходила так поздно, что тут уже никого и не было, а еще Ираиде нравилось рисковать.
Паша вытянул ноги и оперся спиной о шершавый камень. Это простое действие принесло необыкновенно приятные для тела результаты — мышцы спины расслабились, а глаза оказались в тени, и не надо было больше щуриться и морщиться.
— А деньги куда делись?
— Какие?
— Выкуп.
— За что?
— За Ираиду.
— А… — Сэм затих. Потом встретился взглядом с Пашей и вспомнил его вопрос. — Бабосов я не видел… Знаю, что Ираида хотела пятьсот тысяч евро, а потом на триста согласилась. Ее отец должен был положить бабосы в камеру хранения на автовокзале. Но я никаких денег не видел.
— Может, она без тебя с деньгами смылась? — предположил Седов бесцеремонно.
Сэм очень обиделся:
— Да что ты несешь! Мы же любим друг друга! С ней что-то случилось!
Паша наморщил нос, не выказав признаков улыбки.
— А кто отцу Ираиды звонил? — продолжил он задавать вопросы.
— Ираида сама звонила.
— И он голос не узнал?
— У Ираиды был этот… как его… голосовой…
— Модулятор, — подсказал Паша. — А с какого номера?
— А я паспорт у одного парня украл и фото переклеил. Купил на этот паспорт сим-карту.
В номер Паша вернулся потный, мокрый и усталый. Однако душ и припасенная в холодильнике бутылочка пива его заметно освежили. И пусть часы подруги детства он не нашел, но жизнь в отеле становилась все интереснее с каждой минутой.
Позвонил Вике.
— Новости есть, — сказал он ей. — Ираида сама себя похитила. И думаю, с деньгами смылась. Парень у вас тут ошивается — сын администратора столовой, Сэмом его кличут. Он помогал твоей падчерице, но она его кинула.
— Черт! — воскликнула Вика. — Я сейчас же Роберту скажу. Он уже думает, что похитители Ираиду убили.
— Он в милицию обратился?
— Нет.
— Уговори его. Вашу дурочку найти надо. С такими бабками она может влипнуть в неприятности.
— Я попробую, — сказала Вика. — Побежала к Роберту! Спасибо тебе, Седой…
— А милиция еще быстрее разобралась бы. Значит, и благодарить не за что!
— Мы встретимся чуть позже, ладно? Седов был не против. Свою миссию он считал выполненной.
Завалившись на кровать, Паша включил телевизор, нашел какой-то в меру тупой боевичок и задремал. Ничего содержательного ему не приснилось. Только какие-то темные силуэты, бильярдные шары и ощущаемое так, как это ощущается только во сне, чувство потери.
Очнулся часам к шести вечера — снова потный и разбитый. Во сне ему мерещилась всякая дрянь, во рту был гадкий вкус. Это адаптация организма, решил он. Такое бывает.
Ужинать Павел Петрович решил в столовой, где опять дежурила очаровашка Марина. Они поболтали минуту-другую под строгим взглядом Буфетчицы, а потом Паша съел большой кусок жареного угря. Аппетит на побережье просыпался небывалый.
За алкоголем направился в бар. Пиво решил не пить, надоело. Заказал коньяк с лимоном. Первый, самый обжигающий глоток он сделал еще у стойки.
— Хорошо? — спросил его бармен, совсем молоденький парень, приветливый и ловкий.
— О да! — ответил Седов. — Это местный сорт, вы сказали?
— Местный. На нашем винзаводе делают. Виноград, кстати, тоже местный. У нашего завода свои виноградники. Этому коньяку пять лет. Оценили?
Паша сделал второй глоток, одобрительно кивнул бармену. На самом деле он ничего в коньяках не понимал, просто обижать приятного парня не захотел. Прихватив еще бокальчик пятилетнего виноградного спирта, Седов отправился в соседнее помещение, откуда доносился стук шаров и возбужденные восклицания игроков и зрителей.
Как и предположил Паша, в бильярдной, заполненной сигаретным дымом, игра шла полным ходом. Ивана видно не было. Паша допил первый бокал коньяка, сунул за щеку кусочек лимона и взял в руки кий. В партнеры он выбрал невысокого спокойного мужика, чьи руки были так расписаны самодельными наколками, что не оставалось и трех квадратных сантиметров чистой кожи. Оценив татуаж этого человека, Паша надеялся послушать что-нибудь интересное из его биографии. Увы, мужик оказался неразговорчивым. Тогда Паша спросил у него об Иване, и татуированный тип пробурчал, что Иван в бильярдной проводит далеко не каждый день:
— У него есть вроде как работа.
— Как это — вроде как? — поинтересовался Седов, загоняя третий шар в лузу. Ему сегодня везло.
— Ну, он сторож на пирсе. В бухте, что рядом.
— Зачем ему? — удивился Паша. — Такие деньги тут зашибает!
— Прописка, полис, все такое…
— На что же он свои мильоны тратит? — шутливо поинтересовался Седов.
Мужик пожал плечами:
— Заработок-то у Ивана только летом. Вот я работаю в конторе, бычков дома держу. То есть жена моя держит. А Ваня — что летом заработал, то и на весь год.
Ввиду отсутствия Ивана в этот вечер взять полноценный реванш Паше не удалось, но денег он немного отыграл. А, отыгравшись, решил, что домой ему ехать еще рано. Почему бы не отдохнуть в отеле еще с недельку?
Он добрал коньячку и вышел из бара.
Отель располагался немного выше моря, и с того места, где стоял Седов, было отлично видно, что на диком пляже снова горят костры. Оттуда же доносилась музыка.
Любопытство повело уже слегка расслабленного Павла Петровича по магнолиевой аллейке к морю.
На пляже отеля было пустынно. Только из воды выбирались два бодрых аксакала, явно помешанных на своем здоровье и идее активной жизни до ста лет. Паша заподозрил, что, вернувшись в номер, они примут сеанс уринотерапии.
По мере приближения к кострам людей встречалось все больше, и были они все пьянее и пьянее — девушки, скорее раздетые, чем одетые, парни, которые этим отчаянно пользовались, люди постарше, примерно в том же настроении флирта и легкомыслия, что и молодежь.
За костром располагалась уже знакомая площадка, где толпилась основная масса народу. Слух собравшихся радовала рок-группа, скорее всего, та самая, что зажигала и в День Нептуна. Четыре парня ловко управлялись с барабанной установкой, двумя электрогитарами и саксофоном. Играли они неплохо и очень громко, что приводило в восторг их поклонников.
Раздобыть себе алкоголь было проще простого — пиво, вино, водка и всякие коктейли в баночках тут и продавались, и разливались просто так. Седов успел везде. Сделав необходимые запасы, а именно рассовав по карманам бутылки с пивом, он нашел местечко на берегу и примостился отдохнуть.
В соседи ему досталась компания девушек, активно подпевавших рок-группе. Глядя на них, Паша улыбнулся. Он и забыл, что значит — быть молодым.
Рокеры утомились и решили выпить. Без музыки стало слышно, как плещутся волны за спиной. Девушка, сидевшая рядом с Пашей, повернулась к нему.
— А я вас раньше не видела! — сказала она то ли весело, то ли с вызовом.
— А я вас — тоже! — улыбнулся Паша. Девушка была пышнотелой и кудрявой, а такие всегда особенно радовали его глаз.
— Мы тут часто бываем! — так же напористо заявила она.
Ее подружки обернулись к ним.
— А мы тут впервые, — сказал Паша. — Хотите пива?
Поделившись запасами, он тут же стал членом маленькой девчачьей компании.
Началась вторая часть концерта, и дальше было весело — сначала они пели и даже плясали, а потом попрыгали в море, причем одетые. Именно в этом и заключалась интрига.
Мокрые девушки снова бросились в гущу событий — музыканты исполняли какой-то свой хит, а Паша, проводив их умиленной улыбкой, остался у линии прибоя. Он не сразу заметил, что одна из подруг, а именно та самая, полненькая кудряшка, с которой он познакомился в первую очередь, составила ему компанию.
— Вы тут живете, в палатке? — спросила она из-за Пашиной спины.
Вздрогнув от неожиданности, Пашка рассмеялся:
— Я вас не увидел… Простите… Нет, я — в отеле.
— А я местная. Меня зовут Кира. Я в газете тут работаю.
— В поселке издается газета? — Как ни был пьян Паша, он удивился.
— Не совсем. Газету издает отель — корпоративное издание, для отдыхающих. Называется «Красный отдыхающий».
— Прикольно называется, — оценил Паша.
— Зато все остальное — чушь полная: стихи отдыхающих, фотки их сопливых деток. Дерьмо, а не газетка.
— Меня Павел зовут. А я тут просто… гуляю.
— Вам можно просто гулять, — загадочно сказала Кира.
— А вам?
Девушка села на песок — она тоже была не слишком трезвой. Мокрая широкая юбка облепила ноги. Свои длинные мокрые волосы девушка пыталась собрать в хвост.
— А нам — не очень. — Ей удалось зацепить пряди заколкой, и она подняла глаза на Пашу. — У нас тут маньяк.
Посерьезнев, Паша опустился на землю рядом с Кирой. Девушка бредит, это — несомненно.
— С чего ты взяла?
Кира бросила возиться со своими волосами, они упали на плечи.
— В прошлом году тут девчонка пропала и в позапрошлом. Приезжали спасатели, сказали — утонули они, а трупы остались в воде. Только все местные хорошо знают: утопленников море всегда на берег выбрасывает. Просто так тут люди не пропадают…
Разговор, неожиданно свернувший на темы, имевшие для Паши особое значение, прервал вой сирены. Повернувшись в сторону дороги, Кира, Седов и многие другие, отдыхавшие на диком пляже, увидели приближающиеся милицейские мигалки. Через полминуты на песок въехали три легковых автомобиля — два милицейских и черная иномарка. Из нее вышел Роберт.
За легковыми машинами остановился микроавтобус, который привез с десяток здоровых мужиков, размахивающих дубинками. Мужики были подписаны: ОМОН. Они вышли на пляж, распространяя вокруг ощущение плохо скрытой угрозы.
Музыка прервалась, девушки завизжали, навстречу милиционерам направились несколько человек — делегация. Но не успели они начать разговор, как их окружили омоновцы.
А Паша подошел к Роберту.
Муж подруги узнал его и сдержанно посоветовал отправляться в номер.
— Но тут ничего противозаконного не происходит, — сказал Паша, прекрасно понимая, что говорит чушь.
— У меня есть распоряжение администрации — прекратить эти сборища, — сообщил Роберт. — Они мешают моим гостям! Я несколько раз пытался им по-человечески объяснить, но они не понимают. Извините, Павел, я пойду…
Тем временем представители дикого народца и милиция уже перешли на повышенные тона. Предчувствовалось и рукоприкладство.
— Вот о чем бы написать! — прозвучал голос за Пашиной спиной.
Седов обернулся. Кира в окружении подруг уже удалялась в сторону поселка.
— Сволочь этот Роберт Аванесович! — напоследок добавила она.
Вечеринка угасла. Музыканты предусмотрительно собирали аппаратуру, люди расходились к палаткам, костры заливали водой. Огни погасли.
Паша пошел к отелю. По дороге он искупался в море, посидел на берегу. Облака скрыли Млечный Путь и луну, на берегу стало очень темно. Темно по-настоящему, а не так, как в городе, когда где-то поблизости светятся окна в домах и обязательно горит скучный фонарь.
Эта природная темнота была пугающей. Глотнув ее однажды, можно было поверить в слепоту и в… маньяка.
В вестибюль отеля Седов вошел одновременно с Робертом, успешно завершившим свои репрессии. Выглядел душитель свободы очень собранно и по-деловому.
— Могу я пригласить вас на чашку кофе? — тоном, не терпящим отказа, спросил он.
— Конечно, — ответил Паша, мечтая рухнуть мордой в подушку и проспать сорок часов кряду.
— В моем кабинете, — предложил Роберт. Он направился к лифту. Паша последовал за ним.
Кабинет Роберта отличался от декораций всего отеля: дорогая мебель темного дерева, кожаные кресла, картины с морскими пейзажами. Почему-то свое личное пространство Роберт обустроил совсем не по-советски.
Кофе он налил из кофемашины, сам подал, поставил вазочку с конфетами. Алкоголь не предложил. Паша стрельнул глазами по кабинету — бара тут явно не было.
— Павел, — сказал хозяин очень даже дружелюбно, — я должен вам спасибо сказать за то, что вы разузнали о моей дочери.
— Главное — ее найти, Роберт…
— Я написал заявление в милиции, — предупредил Пашины слова хозяин отеля. — И еще хочу сказать, что зря моя жена скрыла истинные причины вашего появления в отеле. Она мне помочь хотела, так что я ей благодарен. И кстати, я навел справки о вас. Узнал, что вы работали в органах, были следователем и вас ценили. Потом вы бросили службу и стали частным детективом. А после одного случая оставили и это занятие. Сейчас иногда работаете охранником, но чаще просто сидите дома и напиваетесь. Вы не имеете привычки ездить куда-то отдыхать. И сюда вы бы ни за что не приехали, если бы вас не позвала Вика.
— Все верно, Роберт, я приехал из-за Вики. Из-за Вики и моря. Я рад, что смог немного помочь вам. — Паша подумал недолго и добавил: — У меня только один вопрос: участвовала ли в похищении Ираиды самой себя ее мать? Как вы думаете, это возможно?
Роберт удивленно приподнял брови:
— Не может быть… То есть… как раз — наоборот: вполне вероятно. Наверное, вам это надо как-то объяснить. Если вам не скучно, я расскажу свою семейную историю. — Тут Роберт неприятно усмехнулся.
Паша поощрительно кивнул собеседнику, достал сигарету. Рассказчик жестом попросил одну.
— Спасибо, — сказал он, жадно закуривая, — я бросил, но… не бросил.
— А как вы с Леной познакомились? Она не вашего круга штучка.
Роберт небрежно махнул рукой:
— Ой, я не смотрю на круги! Хотя, конечно, если в целом… Лена парикмахером работала, я стригся у нее. Она мне понравилась, я стал с ней встречаться. Быстро понял, что дамочкой она была… жадной, все в жизни мерила деньгами. Не хочу о Лене говорить плохо, она мать моего ребенка, но жалею, что сразу не разглядел. После того как расстались, я ее года полтора не видел. Потом — появилась! И первое, что сказала: мне деньги нужны! Она ребенка родила от меня, так что я ей должен. Я попросил ее хотя бы дочь мне показать. Она принесла девочку. И я уже ничего не мог с собой поделать — сразу понял, что это мой ребенок, что я не могу от нее отказаться… Ну и так далее.
Паша чувствовал себя полковым капелланом. Отчасти это было неловко, а в целом — интересно. Любопытство, которое так часто руководило Пашиным разумом и поступками, удовлетворялось словами Роберта, как голодная собака — украденными у хозяина отбивными.
Роберт налил себе еще кофе, предложил Паше. Поставив на столик две чашечки, продолжил рассказ:
— Но из Ленки мать была еще та! Ребенок всегда был грязный, одежка в пятнах, сопли по колено! Кормила девочку вареной колбасой. Курила, держа дочку на руках! — Воспоминания сердили Роберта. — И как-то Лена намекнула, что за деньги отказалась бы от Ираиды. Я сказал, что готов заплатить. Тогда она такую сумму загнула, что я офигел. Поехал к отцу. А он мне сказал: ребенок — это не предмет купли-продажи. Отдай ей, сколько она хочет, получи расписку и забери дочь. Так я и сделал. Удочерил Ираиду по закону, добился от Лены официального отказа от ребенка, чтобы никаких претензий не последовало. Только это не помогло. Кстати, когда Ленка дочь продала, она уже снова была беременна. Без мужа. И еще лет шесть прошло, когда я увидел ее снова. Она была очень бедной, очень жалкой, просила о помощи. Об Ираиде не вспоминала. Я сказал ей — почему о дочери не спрашиваешь? Она говорит — у меня много других детей, за Ираиду не волнуюсь. Трое тогда уже было, кажется… Я дал ей немного денег. И это было ошибкой. Лена тут же сориентировалась и стала звонить мне регулярно. Просила денег взаймы, просила помочь: ее дети голодают. Причем продукты она не брала, а только деньги. Потом придумала, что тоскует о дочери, а я — подлец, который лишил ее дочерней любви! Павел, я клянусь, что она сама мне предложила ее отдать!
— Я верю вам, Роберт. Думаю, вы правильно поступили.
Роберт вздохнул и потянулся к пачке сигарет.
— По-моему, я неправильно поступил, — признался он. — Если бы я поступил правильно, то Ираида выросла бы такой, как я мечтал: умной, доброй, воспитанной. Я много вижу детей вокруг — у меня много родственников, у всех есть дети. Они разные, есть умницы, как моя племянница Офелия. Есть шкоды, как Тигранчик, сын моего троюродного брата. Но такой, как Ираида, нет ни у кого.
— Девочка росла без матери, — сумничал Паша, — говорят, это очень плохо для ребенка.
— Правду говорят, — согласился Роберт с такой горечью в голосе, что Седову вдруг стало его жаль. — Одно утешает — родная мать воспитала бы Иру еще хуже.
— А что в Ираиде не так?
— Она думает только о деньгах. Это у нее, видно, наследственное. Очень печалит, что дочь слова правды не говорит. Зачем столько лгать? Говорит, что идет с подружками гулять, а сама по магазинам в городе ходит. Зачем? Разве я запрещаю по магазинам?..
— Может, с ней поговорить надо?
— Я говорил! С самого раннего детства говорил. Поэтому и в школу определил элитную. В той школе толпа психологов, море всяких педагогов, воспитателей. Я просил их помочь, посоветовать, что мне делать. Как мне дочь отучить лгать, доброй вырастить, открытой? А они: «Ираида хорошая девочка, у нее переходный период… Ложь — это защита». Они так говорят. Но от чего ей защищаться?
— От мачехи.
Выражение лица Роберта смягчилось.
— Нет, что вы! Вика всегда на ее стороне, всегда о дочери по-хорошему отзывается. А Ираида: «Пусть она от меня отстанет!»
Последнюю фразу Роберт произнес, видимо подражая тону Ираиды, и кивнул в сторону своего стола. В белой рамке на столешнице стояла фотография некрасивой девочки: чуть асимметричное лицо, близко посаженные глаза, тонкие губы, круглые щеки. И выражение лица Ираиды Паше показалось неприятным. Может, из-за того, что он услышал от ее отца?