Часть четвертая Горелые пироги

Лексус гнал свой «ровер» назад к Дому. Его план – выбраться из Долины туманов через заповедник – провалился, а ведь он почти пересек охраняемую государством территорию! Первое препятствие встретилось ему в самом начале пути: на въезде в заповедник дорогу перекрывал старинный деревянный шлагбаум. К этой встрече Лексус подготовился заранее: топор из ящика с инструментами уже лежал на сиденье рядом с водительским. Вышел из машины, подошел к шлагбауму, перерубил крепление из толстой проволоки на деревянной балке, оттащил ее в сторону и вернулся за руль.

Дальше ехать было легко, несмотря на сгустившуюся темноту. Дорогу через заповедник проложили очень правильно, чуть выше уровня земли, и ливневые потоки, не образуя луж и заводей, стекали с асфальта вниз, под корни деревьев. Лексус был уверен, что проехать ему удастся. А выберется он из заповедника как раз возле развилки, расходящейся на Гродин и курортные города области. Туда-то Алексей и направлялся.

Через полтора часа дороги, совершенно неожиданно, мощный свет фар «ровера» выхватил из мокрой тьмы огромную кучу бурелома, перегородившего путь.

– Ё… – произнес Лексус досадливо, в точности как делал в таких случаях его брат. – Это что же такое?!

Подобравшись ближе, он застегнул на себе куртку, надвинул капюшон на лоб и, не заглушив мотор, выскочил из машины. Побегав вокруг поваленных деревьев, Алексей убедился: ему не сдвинуть с места и десятой доли древесного мусора. По-видимому, в заповеднике проводились профилактические работы, после чего служащие заповедника свалили на дорогу обрезанные ветки и спиленные бревна. Возможно, свалка на дороге была удобна рабочим, а вот Лексусу она основательно попортила планы. Надеясь обнаружить объездные пути, он обошел препятствие, спустился в лес, убедился, что деревья растут так часто, что «роверу» тут не пройти.

Чертыхаясь, Лексус вскочил в машину и начал разворачиваться.

Приходилось возвращаться в Дом. Учитывая силу и настойчивость непогоды, это решение с каждой минутой нравилось Лексусу все больше. Буквально через час «ровер» оказался возле Дома.

Дистанционно открыв ворота, Лексус въехал во двор. Фары осветили привычную для него картину – фасад его Дома и одну непонятную деталь – чью-то скорчившуюся фигуру. Лексус с удивлением разглядел Веру. Щелкнув пальцами, он пригляделся. Его жена сидела, прижавшись к деревянной притолоке спиной, обхватив руками ноги и опустив голову на колени. Она не шевелилась. Лексус остановил машину, выключил фары, заглушил двигатель, вышел из «ровера». Быстро перебежав от машины под козырек Дома, он присел на корточки рядом с Верой. Тронул своей теплой ладонью ее мокрое плечо, ощутил, что оно не просто холодное, а ледяное и мелко дрожит.

– Вера? Что случилось?

Она молча подняла голову. Ее губы были синими от холода. Лексус понял, что говорить она не может физически и вряд ли понимает его сейчас. Он посмотрел по сторонам, а потом толкнул входную дверь. Дверь приветливо распахнулась.

– Почему ты не входишь? – спросил он Веру. – Что произошло? Кто-то в доме?

Она продолжала смотреть на него пустым взглядом.

Заговорила Вера минут через сорок после того, как Лексус опустил ее в горячую ванну и влил в горло глоток коньяку.

– Не смогла войти, дверь захлопнулась, – произнесла она хрипло.

К ее щекам начала приливать кровь.

Алексей сидел на крышке унитаза, держа в руках бокал.

– Вера, замок у нас не захлопывается в принципе, – заметил он чуть раздраженно. – Дверь была открыта, как же ты не смогла ее открыть?

– Не знаю, – прошептала она и опустила голову на бортик ванны.

Ее тело под водой казалось неестественно белым. Лексус вдруг припомнил, как его жена выглядела год назад, когда весила около восьмидесяти килограммов. Тогда она была совсем другим человеком. Прежняя Вера никогда бы не попала в такую дурацкую ситуацию.

Словно бы читая мысли мужа, Вера открыла светло-серые глаза и сказала:

– Говорю тебе: что-то заклинило в двери!

Лексус развел руки, изображая недоумение.

Вера отвела взгляд и спросила:

– А ты почему вернулся?

– Не проехал, – объяснил он, – завал из стволов и веток на дороге. Пытался оттащить, но они такие тяжеленные! А Вовка?..

– Его нет, – ответила Вера и осеклась. Она вдруг вспомнила новостной блок на канале «Погода и природа», перевернутый серебристо-серый автомобиль и тело рядом. – Боже мой… Алеша, кажется, с Вовкой случилось несчастье! Я видела репортаж из наших мест… – Она выпрямилась в ванне и начала пересказывать репортаж.

С каждым словом Веры лицо Лексуса все больше мрачнело. Его нижняя губа, такая же полная, как и у его брата, чуть отвисла, открывая ряд нижних зубов, ровных и белых, как в рекламном проспекте. Он сжал ладони в кулаки и вдруг встал.

Вера закончила свой рассказ, и на несколько секунд в ванной повисла тягучая пауза.

– Я, знаешь, тоже душ приму, – пробормотал Лексус. – Там, в другой спальне.

Он протянул Вере бокал и вышел. Пожалуй, в первый раз Вера видела своего мужа в таком состоянии.

«Значит, – подумала она, – он поверил в то, что это был именно Вовка! Значит, это и в самом деле он!..»

Усилием воли Вера сдержала слезы, понимая, что разревись она сию секунду – и потоку соленой воды не будет конца. Начав жалеть себя, она, конечно, тут же побежит за мужем и выложит, что ей мерещилась в лесу сестра. Вера попыталась вообразить реакцию Лексуса, решись она описать ему свои приключения, и пришла к единственному выводу: лучше молчать.

Вода в ванне начала остывать, а еще Вере захотелось включить телевизор, поискать новости. Может быть, того человека, возле серой машины, уже спасли?

С трудом поднявшись на ноги и обернувшись в полотенце, она вышла в спальню, включила телевизор. Новостей не нашлось ни на одном из пятидесяти каналов, зато Вера успела озябнуть за время, потраченное на поиски. Надо было одеться.

Она обернулась к шифоньеру и замерла, широко раскрыв глаза. На зеркальной дверце шкафа было выведено красной помадой: «Вера, я жду тебя!»

Почерк был Асин.

Вера вскрикнула. Раньше она никогда не была такой курицей, чтобы кричать от испуга, а сейчас, увы, это было в порядке вещей.

Окна спальни были большими, занавески – полупрозрачными, но в такие сумрачные дни, как этот, света в комнате недоставало. Вера кинулась к выключателю, закрыла глаза, нажала пальцем на клавишу. Стоя с закрытыми глазами, досчитала до десяти, открыла глаза и обернулась, только чтобы снова посмотреть на надпись. В комнате стало светло и ясно, но слова, написанные красной помадой, остались на прежнем месте, ничуть не изменившись.

Тогда Вера открыла стеклянную дверцу шкафа, вытащила с верхней полки наволочку и взялась отчаянно оттирать помаду со стекла.

– Черт, черт, черт, – тихо бормотала она, чувствуя, как болят от напряжения мышцы предплечий.

Завершив работу, Вера сунула испачканную помадой наволочку под шифоньер. Оделась в сухие вельветовые штаны, водолазку и услышала голос мужа:

– Вера? Ты где? Вера, я хочу футболку переодеть, принеси мне…

С беспокойством оглядев зеркальную дверцу шкафа, она порылась в шкафу, скоренько обнаружила свежую футболку. Отнесла ее мужу, в ванную третьей спальни на этаже, пустующей. Лексус оделся и предложил поесть.

– Поесть? – растерялась Вера. Она вспомнила, что на кухне разлито кровавое пятно, и ее брови сошлись над переносицей.

Лексус всплеснул руками, сообразив, о чем подумала его жена, и сделал самое необычное предложение за все время их совместной жизни:

– Давай я уберу на кухне?

– Наверное, нельзя убирать, – предположила Вера, справившись с удивлением. – Это место преступления.

– Фигня! – ответил муж. – Пока они приедут, мы тут с голоду умрем. Да и что там особенного, на той кухне? Лужа крови и больше ничего.

Поднявшись на ноги, Алексей улыбнулся Вере своей самой лучшей улыбкой – открытой и дружелюбной. Так он не улыбался жене много лет.

– Сиди тут, жди меня.

Все время, пока он набирал воду в ванной на первом этаже, искал в кладовке тряпки, возился на кухне, сливал воду в туалете, мыл руки, она сидела неподвижно. Снизу вдруг пахнуло кровью, запах заставил ее передернуться.

Наконец Алексей вернулся.

– Ну вот, – сказал он, остановившись на пороге. – Знаешь, на улице, кажется, ветер стих…

На серой майке, прямо в середине живота, краснело небольшое пятнышко, и это пятнышко накрепко приковало к себе взгляд Веры. Лексус заметил это, снял со спинки стула рубаху, надел ее и застегнул. Жестом позвал жену за собой на первый этаж.

Словно очнувшись, она встала и пошла за ним вниз.

Если бы кто-то наблюдал за ними, например с помощью запрятанной в углу кухни малюсенькой камеры, он бы решил, что выглядят Вера и Лексус точно так же, как и любая другая семейная пара, решившая поужинать.

Поднос с едой Лексус отнес в гостиную. Супруги сели за темный полированный обеденный стол, стоявший возле большого окна. Занавеси были раздвинуты, по оконным стеклам плотным потоком стекала вода, искажая заоконную реальность.

– Ливень, – сказал Лексус пресно.

Очнулась Вера поздно ночью. Без всякой ясно различимой причины. Просто вдруг открыла глаза. В горле пересохло, кости ломило, водолазка на спине промокла от пота.

Она привстала на диване, обнаружив, что телевизор бубнит что-то несуразное про какие-то острова в Эгейском море, а муж ее спит рядом с ней в самой неудобной для человеческого тела позе: голова закинута, ноги, спущенные на пол, неловко вывернуты в коленях. Если бы он не похрапывал с довольно противным повизгивающим хрюканьем, то Вера забеспокоилась бы о нем.

Привстав, она подняла его тяжелые длинные и вовсе не худые ноги на диван, а плечи чуть развернула. Тогда спящий и сам стал устраиваться поудобнее, пока не улегся так, как ему требовалось.

Выключать телевизор Вера не стала. Ее пугали эти милые сестрички: тишина и темнота. Она взяла пульт дистанционного управления, уговаривая себя отвлечься от муторных мыслей. Вера уверяла себя, что ливень кончится, в Дом вернется Вовка с милицией, потом они все отправятся домой. А в Гродине Веру ждет дочь и море забот, связанных с похоронами сестры и продажей бизнеса. Вот об этом и стоило думать – о возвращении.

Подумать следовало и о том, что монстр в голове Веры остался несолоно хлебавши. Она не сделала того, что запланировала, и уже не сделает. Ей придется отложить свой замысел на неопределенный срок, а это значит снова жить в страхе, в терзаниях, в предчувствии большой беды. Эта последняя мысль была отвратительна на вкус, она вызывала тошнотворную головную боль.

Надо было глотнуть холодной воды из-под крана, не важно, с какими последствиями. Вера взяла с кресла плед, накинула его на плечи и вышла в темный холл. Из-под кухонной двери пробивалась полоска света, вдруг поманившая к себе Веру, словно бы она была ночной мошкой. Осторожно ступая босыми ногами по полу, не ощущая сквозняка, Вера пересекла холл и остановилась.

Медленно открыв дверь, Вера заглянула в кухню и отшатнулась: на полу красным языком растеклась лужа, оказавшаяся лишь частью лужи большой, разлитой в том самом месте, где и раньше. А в ее середине лежала Ася.

Вера бросилась к ней, обняла, подтянула себе на колени. Лицо сестры было закинуто назад, волосы разметались, но Вере не хватало сил поднять ее голову, чтобы заглянуть ей в лицо.

Ася снова была теплой, ее тело ощущалось как живое, трепещущее. Вера смотрела на запрокинутую голову сестры, оцепенев от странной смеси ужаса и надежды, и вдруг… О, ужас – голова Аси начала приподниматься. Вера еще не видела лица, но явно различала напряжение движения. Еще мгновение – и она увидит лицо Аси!

Вера нервно передернулась и потеряла сознание.

– Верочка, ты чего? – услышала она голос мужа. – Что ты тут лежишь? Что случилось?..

Сначала был только его голос, ласковый и требовательный, потом его теплые сухие пальцы, пахнущие чем-то приятным, потрепали ее по щеке. Открывая глаза, Вера уже понимала, что ей приснился страшный сон. Странным было только то, что лежала она посередине кухни.

Вера села, запустив пальцы в волосы и прикрыв ладонями глаза. Спазм горла и мучительное гулкое сердцебиение не давали нормально вздохнуть. В висках пульсировала боль. Плюс к тому – тошнотворные остатки пережитого ужаса…

Она огляделась. Кафель вокруг нее был чистым, Аси рядом не было.

– Сколько времени прошло?..

– С какого момента? – спросил Лешка, садясь рядом с ней на пол. – Я минуту назад проснулся, а вот сколько ты тут лежишь – не знаю. Ты совсем холодная, потому что в Доме похолодало за последние часы. Систему кондиционирования надо было перепрограммировать, да я позабыл.

Он положил длинную крепкую руку ей на плечи, привлек к своей груди. Его голос, такие обыденные речи о Доме и системе кондиционирования звучали убаюкивающе. Вера освободила свое плечо от его руки. Он не мог понять ее страхи, он не был членом Клуба десяти процентов. В этот клуб автоматически, без учета пожеланий, принимались только те, чьи близкие родственники были шизофрениками.

– Ну, что произошло? – спросил Лексус, трогая губами ее влажные от пота волосы на макушке. – Ты упала в обморок? Тебе не лучше?

Вера отняла руки от лица, выпутала пальцы из своей гривы и подняла на мужа красноватые отекшие глаза.

– Алеша, мне лучше, – пробормотала она хрипло, отводя взгляд в сторону. – Я проснулась посередине ночи, не помню, в какое время, не смотрела на часы. Встала, потому что воды хлебнуть захотелось. В кухне вдруг вспомнила, что тут было – кровь… И упала в обморок.

Покачивая головой, Лексус снова поцеловал Веру в макушку:

– Что ты, ничего же не произошло… все нормально, все в порядке.

– Алеша, – так же хрипло, но уже решительно проговорила Вера, – на мне крови нет?

– Нет. Ты ударилась, когда упала?

Алексей взялся осматривать голову жены, несмотря на ее упрямые попытки оттолкнуть его руки от своей головы.

Когда он отстал, Вера сама оглядела себя, ожидая найти в складках укрывавшего ее пледа кровавые пятна. Плед оказался чистым. Вера оглядела свою одежду. Лексус улыбнулся, узнавая эту ее манеру – быть дотошной даже в мелочах.

Тут она вскрикнула:

– Вот! – и протянула Алексею ладонь. – Вот же, смотри, кровь!

На рукаве ее черного свитера было нечто вроде пятна, отличающегося от остальной ткани скорее фактурой, чем цветом, – будто бы Вера влезла в темную краску. Поцарапав пятно, она предъявила Алексею красные крошки.

Потрогав следом за женой пятно, Лешка убедился, что оно уже сухое и плотное, выглядящее именно так, как должно выглядеть пятно крови на черной ткани. Он огляделся, пытаясь понять, как именно Вера могла бы испачкаться в крови. Потом протянул руку и вытащил из щели между кухонными тумбами плоский, почти пустой пакетик из-под кетчупа.

– Ну… – сказал он, разглядывая неровно отодранный угол пакетика, – из этой упаковки кетчуп и мог пролиться. Ты вообще зачем на кухню отправилась посреди ночи?

– Я же сказала, – ответила его жена, взяв пакетик кетчупа и поднеся его к носу. – Пить, наверное, хотела.

– А я думаю, что не пить, а есть! Ты не ела ничего за ужином, вот и проголодалась. И в обморок от голода упала. – Лексус потер пресловутое пятно на свитере жены пальцем и воскликнул: – Ну, что я говорил! Это точно кетчуп!

Вера отрицательно мотнула головой.

– Ладно-ладно, – смирился Лексус. – Давай-ка я тебя отнесу на диван? Не вставай, я сам…

Руки мужа были сильными, надежными, но Вера напряглась, оказавшись в его объятиях. Если бы не физическая слабость, она бы постаралась высвободиться.

На диване явно было удобнее, чем на полу. Вера закрыла глаза и почти сразу провалилась в глубокий, без видений, сон.

Утро не принесло в Дом ни яркого света, ни добрых новостей. Открыв глаза, Вера обнаружила, что в комнате было ни светло, ни темно, точно так же, как и во все эти ужасные часы и дни после смерти Аси.

Лексус стоял у окна и смотрел в серость осеннего утра, в нескончаемый ливень.

– Алексей, дождь не кончается? – спросила Вера, прекрасно зная, что дождь льет как из ведра.

– Нет, – ответил он, обернувшись. – Все утро смотрю телевизор, а новостей нет. То есть крутят одно и то же, говорят, что никаких перемен не происходит.

– А Вовка?.. – вырвалось у Веры.

Лексус подошел к бару и взялся наливать в два стакана светло-коричневую жидкость. Вера решила, что это виски.

– Не знаю… – ответил он тихо, не обернувшись.

Вера начала осторожно подниматься с дивана.

– Куда ты? – спросил муж, не отрываясь от своего занятия. – Выпей сначала.

Вера подошла к нему, взяла со стойки стакан и опрокинула его в рот, не поморщившись. Лексус повторил ее жест, но не скривиться ему не удалось.

– Мне в туалет надо, – сообщила Вера.

– Сама доберешься?

– Конечно, не волнуйся. – Алкоголь придал Вере уверенности.

– Не запирайся изнутри, – посоветовал Алексей, усаживаясь перед телевизором. Краем глаза Вера заметила, что на экране появились кадры съемок очередного Великого потопа, этого самого, оставившего их двоих в почти полной изоляции от окружающего мира.

В туалете тоже было не жарко, а еще Веру трясло как ненормальную. Поежившись, она пожалела, что оставила плед на диване. Она никак не могла взять себя в руки, собраться, сосредоточиться. В голове то шумело, то кто-то злой забивал гвозди. Руки дрожали, колени подкашивались.

Открыв кран с горячей водой, она замерла, подставив руки под теплую струю.

Вдруг в дверь постучали.

– Со мной все в порядке, Алеша, – сказала Вера так громко, как могла. – Сейчас выйду, сейчас!

– Вера, это я, – донесся до ее слуха голос Аси. – Это я пришла. Вера, я жду тебя. Скорее приходи.

Вера резко развернулась, чтобы распахнуть дверь ванной, но голова у нее закружилась, и она оперлась мокрой ладонью о край раковины.

– Вера, зачем ты меня убила? – услышала она невероятные слова. – Вера…

Рука соскользнула с края раковины, и тело Веры тяжело рухнуло вниз, врезавшись своим глупым лбом в порожек душевой кабинки.

На этот раз Вера пришла в себя только на диване, куда ее принес Алешка.

– Вот я идиот! – причитал муж. – Идиот, иначе не скажешь! Ты ведь могла не просто шишак заработать, а и голову пробить! Как я мог тебя одну отпустить?

Глаза у Веры были огромными, от слез прозрачно-голубыми. В них читались боль и растерянность.

– Страшно, – призналась она шепотом.

Закрыв лицо ладонями, Вера дала слезам волю.

– Тебе Ася видится, так? – вдруг спросил Лексус.

От его слов Веру будто бы прошило током. Объятия мужа вдруг согрели ей плечи, он поцеловал ее в лоб и произнес:

– Вера, прости меня… Я хочу признаться.