Часть шестая Клюква в сахаре

Стукнувшись коленями об пол, Вовус упал рядом с братом. Копчик отозвался острой болью. От усталости и навалившегося горя мысль о смерти Лексуса никак Вовкиным мозгом не оспаривалась. Он понял: тот, кто рисует нам судьбы, решил наказать его за один только замысел убийства. И это не показалось ему несправедливым.

А вот когда Алешка вдруг слабо дернул головой и еле слышно захрипел, Вовка вздрогнул всем телом.

– Лешка, мать твою, – зашептал он, обнимая брата за плечи, точно так же, как делала это Вера, обнаружившая мертвую сестру. – Ты живой? Ты живой, скажи?!

Алексей снова захрипел, а потом сделал глубокий вдох, как пловец, вынырнувший из морских глубин. Прошло еще несколько секунд, и его глаза широко раскрылись.

– Ты? – просипел он еле слышно. – Ты откуда… взялся?

Голос Лешки был слабым, а вот счастье Вовуса – мощным и всепоглощающим, как тот ливень за окном. Он сильнее обнял брата, но тут же отпустил его, чтобы не причинить еще больше боли.

– Что случилось, Лексус? – спросил Вовус, уже догадываясь что.

Его низкий, чуть осипший голос прозвучал в этой комнате как раскат грома.

– Я случайно… выстрелил в себя, – запинаясь на каждом слове, прошелестел Лексус. – Я – идиот! Увидел пистолет. В спальне, под кроватью… Взял в руки. Пьяный… Пистолет из пальцев скользнул… Я подхватил. Выстрелил… Случайно…

– Почему же он тогда у Веры в руке?

– Где она?

– На диване. Спит, кажется.

– Жива? – Лексус дернулся всем телом и застонал. – Она жива? Точно?

Вовка кинул в сторону Веры внимательный взгляд и ответил:

– Ничего с ней не случилось. Почему пистолет у нее? Говори!

– Она, наверное… подняла его. – Алешка постанывал. – Я выстрелил. Упал. Она встала.

Испугалась. Взяла пистолет. Упала в обморок… Разбуди!..

– Потом, – ответил Вовка, вытаскивая пистолет из безвольной руки Веры. Оружие он положил на посудную горку, для чего ему пришлось приподняться на цыпочки.

Бегом бросился на кухню – и откуда силы взялись? – притащил аптечку, задрал футболку Лексуса. Собрал кровь ваткой, смоченной в перекиси водорода. При виде раны брата Вовуса повело в сторону, качнуло, пробил пот, задрожали руки. Сообразив, что сейчас сознание его покинет, Вовус позвал сноху:

– Вера, очнись!

Та открыла глаза и выпрямилась на диване.

– Вовка, ты вернулся? – В ее голосе было столько изумления и радости, что Вовус слегка опешил: она что же, не видит раненого мужа?

Буркнул в ответ:

– Вернулся.

– Я видела сюжет в новостях и подумала, что ты погиб! – Она продолжала смотреть мимо раненого. – Ты мокрый насквозь, тебе переодеться надо!

Вера встала с дивана и только тут заметила Лексуса.

– Что случилось? – спросила она уже другим тоном. – Это ты?..

– Я нашел его раненым, – быстро ответил Вовус. – Иди уже сюда, помоги!

Она послушалась: присела рядом, взяла из рук Вовуса ватку. Алексей в этот момент закрыл глаза.

– Это огнестрельное ранение, – объяснил ей Вовус. – Говорит, что выстрелил в себя нечаянно. Ты слышала выстрел?

– Нет, – помедлив, ответила Вера. – Мне снилось что-то: война, бомбежка, как в кино. Наверное, это из-за звука выстрела.

– Он был очень громкий, почему ты не проснулась?

Вера растерянно пожала плечами:

– Я не знаю.

Алексей слабо застонал.

– Лексус, – позвал брата Вовка, – очнись!.. Ну…

– Ты бледный… – заметила Вера, снова позабыв о раненом. – Тебе плохо?

– Вера, твою мать, ты не видишь, что Лешка умирает?! – рявкнул Вовка, и она опустила голову.

Вдвоем они обработали, как могли, рану на груди Лексуса. Вера авторитетно заявила, что легкое не задето, Вовка с ней согласился.

Алексей попросил сделать ему инъекцию обезболивающего. В их аптечке хранились довольно серьезные лекарства – на всякий случай, ведь «скорая» сюда будет добираться часа три. В числе этих лекарств были и сильные обезболивающие средства. Вера склонилась над мужем, верной рукой ловко ввела иглу шприца в его вену.

– Спина тоже… – прошептал Алексей.

– Выходное отверстие, – сообразил Вовус.

Вера и Вовка обработали и эту рану, аккуратно перевернув Лексуса на бок. После процедуры Лексус взял жену за руку.

– Спасибо, – сказал он, и его взгляд просветлел. – Ты прощаешь меня?

Супруги смотрели друг другу прямо в глаза, а что у обоих было на уме – Вовка не понимал.

– За что? – Вера удивленно смотрела на него.

– За прошлое. – Лексус почти улыбнулся. – Я понимаю, что ты чувствуешь, я все понимаю.

Вера отвернулась, чуть заметно прищурившись, и стала что-то искать в аптечке. Вовка вгляделся в ее лицо, пытаясь понять, что произошло. Он очень устал и ощущал это все сильнее. Потеряв надежду разобраться в происходящем, Вовус достал из бара бутылку текилы, взял стакан, выпил.

– Принесу тебе сухую одежду и еду, – захлопотала вокруг него Вера. – А мы тут за тебя так испугались! В новостях показывали съемку с вертолета – разрушенную дорогу, все такое. А в провале машина была, точно такая, как твой «фольксваген». И человек рядом лежал. Мы думали, это ты!

– Да, это я был, – голосом, совершенно лишенным эмоций, произнес Вовус.

Не ожидая вопросов и не вдаваясь в подробности, он рассказал о том, как свалился вместе со своим фольксом в яму, как упал с машины в грязь, потерял сознание, очнулся через минуту и заметил пролетевший над ним вертолет. В двух словах описал и свое пешее возвращение. В любых других обстоятельствах из своего маленького, но утомительного приключения он сумел бы создать целую сагу. В той саге было бы много неожиданных сюжетных поворотов, ярких метафор и эффектных флешбэков, превращающих любой рассказ в увлекательную байку о дорожном приключении. Но это было бы в любых других условиях. Сейчас слов хватило только на трехминутное изложение событий с вычетом одной подробности – находки в лесу перекрашенного «форда».

Закончив рассказ, Вовка опрокинул еще треть стакана текилы себе в горло и сел на пол, рядом с диваном. Рядом с кровавым пятном.

Вера ушла на кухню.

– Лексус, что случилось на самом деле? – спросил Вовус брата, глядевшего в потолок пустыми усталыми глазами. – Говори, или я…

– Перестань, – ответил брат, даже не поворачивая к нему голову. – Перестань, блин, я все тебе сказал.

– Иди на хрен! – взбесился было Вовка, но силы его быстро растаяли. – Ты же врешь! Я не скажу никому, если ты боишься…

– Я сам в себя выстрелил, – сказал Алеша размеренно. – Это правда. Мне нечего бояться.

– Не за себя, Лексус, – уточнил Вовус, разглядывая профиль брата.

– За нее? – спросил он, чуть повернувшись в сторону Вовки. Теперь он выглядел немного возбужденным, говорил быстро, гладко. – Да, за нее я боюсь. Она совсем беззащитная, совсем связь с жизнью потеряла. Ты не представляешь, что с ней творится, ты даже не представляешь!.. Ох, я сейчас как под кайфом – боль отпустила, так хорошо! – Пушнин-младший беззвучно рассмеялся.

– Что тут у вас произошло?

– Да ничего особенного! – весело ответил Лексус. – Я дурака свалял, признался, что у меня роман был. Правда был. Знаешь, я ведь Веру никогда не любил. Ты сам меня жениться на ней заставил, из-за ребенка. А тут я… встретил женщину. Молодую совсем, необыкновенную. Я полюбил ее, она – меня. Все у нас было прекрасно. Я решил уйти от Веры, но тут она меняться начала, словно спятила. И я остался. А с ней все хуже. Она больна, я точно это знаю. Хочешь знать, что у нас тут было?

– Да, что?

– По телевизору сказали, что весь Предгорный район затоплен, федеральная дорога разрушена, и я решил через заповедник добираться до ближайшего населенного пункта. Не проехал, там дорога спиленными ветками завалена. Вернулся, а под дверью, снаружи, она сидит – войти не может. А дверь-то не заперта! – Лексус хотел привстать на постели, но застонал и откинулся назад. – Вдруг это опухоль мозга? – продолжил он, глядя в потолок. – Аленку жалко, как она с такой матерью расти будет? Вовка, если я не выкарабкаюсь, я прошу…

– Заткнись, – тихо, но очень строго велел старший брат. – Просто заткнись.

Он выпил еще текилы, внимательно разглядывая рисунок на занавесях. В комнату вернулась Вера.

– Вов, пойдем, я покормлю тебя, – позвала она.

Пока Вовка ел разогретый Верой шашлык, щедро запивая его алкоголем, Алексей уснул. Вера укрыла мужа пледом, ушла на кухню, обнаружив там только грязные тарелки. Вымыла посуду, присела за барную стойку, нашла дистанционный пульт от телевизора, стала искать что-нибудь такое, что могло бы отвлечь ее от происходящего в Доме. Она устала. Она ничего не понимала и от этого устала.

Самым интересным из всех телеканалов оказался канал новостей. Новой информации о небывалом ливне в Гродинской области не поступало. Метеорологи были убеждены, что ливень не прекратится в ближайшие несколько дней. Слушая их, Вера привалилась к прохладной гладкой штукатурке, закрыла глаза.

– Черт побери, что тут произошло?

От звука Вовкиного голоса Вера вздрогнула и подскочила на месте. Оказалось, она задремала.

Вовка уселся напротив нее, придвинул к себе бутылку текилы и отхлебнул из горла. Молча достал сигареты, закурил. На Веру он не смотрел, отчего она чувствовала себя обвиняемой.

Прошло около трех минут. Пьяно щурясь и сутулясь над пепельницей, Вовус докуривал сигарету. Его лицо было красным, обветренным, белки глаз – нездорово-желтоватыми. Выражение лица казалось бессмысленным, осоловелым. Он погасил окурок в пепельнице, сложил на барной стойке руки, как послушный первоклассник, и опустил на них голову. Через пару минут стало ясно – Вовус спит.

Вздохнув с облегчением, Вера подошла к деверю, положила его руку себе на плечо и потащила к кушетке, стоящей за обеденным столом. Он был безумно тяжелый, неловкий, неудобный. Наконец, Вовус свалился на кожаное сиденье, раскинув руки, запрокинув голову и неловко подогнув правую ногу. Вера с сомнением посмотрела на него и махнула рукой – пусть сам устраивается, ее силы на исходе.

В гостиной спал Алексей. Трогать его не было никакой необходимости, зато пятно крови на полу, о котором Вера уже забыла, оставлять не хотелось.

Вера принесла из ванной тряпку и ведро с водой. Возможно, ту же самую тряпку и то же ведро, которыми пользовался Лексус, замывая кровь Аси. Предстоящее дело Веру немного пугало. Она тронула пальцем красную жидкость на полу, посмотрела на нее, будто узнавая, размазала между пальцами, понюхала. Кровь была такой же, как и та, что текла по ее артериям, – красной и липкой. Вера решительно выжала в ведре тряпку и стала собирать ею кровавую лужу.

Лужа уменьшилась довольно скоро, а в паркете, в том месте, где раньше был центр лужи, обнаружилась дырка. Присмотревшись, Вера разглядела в ней кусочек металла. Попытавшись выцарапать металл пальцем, Вера убедилась, что он плотно сидел в деревяшке, будто вбитый молотком. Пришлось прогуляться к чуланчику, взять с полки отвертку и с ее помощью достать сплющенную пулю. Конечно, это была пуля, Вера могла бы и не сомневаться. Ополоснув ее в покрасневшей от крови воде, она рассмотрела ее и спрятала в карман джинсов.

Сон раненого становился все более беспокойным, наконец он вскрикнул во сне, а потом резко дернулся, будто пытаясь встать. И тут же открыл глаза.

Увидев стоявшую на коленях жену, Лексус просипел:

– Вера, я уснул ненадолго…

– И хорошо, спи еще. – Мельком посмотрев на мужа, Вера вернулась к своему занятию.

Алексей скрипнул зубами от боли, приподнявшись на локте.

– Мне что-то приснилось, я не помню точно, – пробормотал он.

– Еще поспи.

– Это был кошмар, представляешь!

Вера снова обернулась к нему, опустив руки на край ведра так, чтобы красноватые капли падали с пальцев в воду. Она привыкла делать вид, будто внимательно слушает все, что говорит ей муж.

– Это был не сюжетный сон, нет, – рассказывал он. – Знаешь, скопище каких-то неприятных образов… Мне раньше ничего такого не снилось: пятна какие-то, люди. Они угрожают, мне страшно, но я могу спастись, убежать. И убегаю… Кажется, что спасся, а потом – все плохо.

– В смысле? – не поняла Вера.

– Оно навалилось на меня, острая боль…

– Ты просто заворочался, и рана дала о себе знать, – объяснила Вера очевидное для себя обстоятельство. – Алеша, это просто сон, а ты ранен, болен.

Он покачал головой и помрачнел. Помолчав немного, подытожил:

– Что-то случится страшное, я чувствую.

– Алексей, тебе плохо? – спросила Вера.

Прошло около сорока минут с тех пор, как Лексус пожаловался жене на дурные предчувствия. Вымыв пол в гостиной, Вера и сама решила вздремнуть. Она устроилась в глубоком кресле, рядом с диваном, на котором лежал муж, но проспала всего полчаса – Алексей вдруг вскрикнул во сне.

Проснувшись, Вера ощутила, что озябла, – ее спина и лоб покрылись холодным потом, как и тогда, перед тем, как она слышала голос сестры в ванной. В комнате тихо работал телевизор, а за окном все хлестал и хлестал проклятый ливень. Влажную одежду следовало бы сменить, но у Веры не было с собой ни единой запасной тряпки. Оставалось только порыться в сумках Аси, которая даже для нескольких дней отдыха в лесу привозила с собой целый гардероб.

Едва переступив порог Асиной спальни, Вера включила свет. Ей было не по себе – мало ли что ждет ее здесь? Но, оглядевшись, она не увидела ничего пугающего. Только вещи ее сестры – косметичка на комоде перед зеркалом, мокасины у порога, скомканная белая шерстяная кофта, в которой Ася приехала в Дом. Остальные вещи оставались в сумке, стоявшей у ножки кровати. Вера села на пол, расстегнула замок, выбрала джинсы и свитерок. Джинсы были Вере впору, разве что пришлось их немного подвернуть, а свитер оказался тесноват.

«Худая корова – еще не газель!» – сказала себе Вера, мельком глянув в зеркало.

Нагнулась, чтобы застегнуть сумку, и увидела под кроватью продолговатый газетный сверток. Присев и потянувшись к свертку, Вера услышала крик мужа, донесшийся снизу. Тревожный, испуганный короткий крик. Она вскочила и побежала вниз.

– Алексей? – позвала она мужа, вбежав в гостиную. Лексус открыл мутные глаза. – Ты совсем бледный. Тебе плохо?

Его блуждающий взгляд сосредоточился на ее лице. В сером свете серого дня Вера заметила, как жутко осунулось его лицо – желтоватая кожа обтянула скулы, виски ввалились, возле рта пролегли морщины.

– Больно… Можешь принести воды? – попросил он едва слышным шелестящим шепотом.

Вера принесла ему стакан минералки с лимоном, но он едва отпил полглотка. Застонал. Тогда она принесла шприц и сделала очередную инъекцию обезболивающего.

– Спасибо, – сказал Лексус. – Сейчас… отпустит.

Прошло около пяти минут, и наконец на его щеках проступил легкий румянец.

– Отпускает, – признался он, – правда, уже намного легче.

Вера поправила плед, укрывавший раненого, прошла к бару, налила себе бокал красного вина. Голова Веры слегка кружилась.

«Я что-то собиралась сделать, – вспомнила она, отпивая глоток темно-красной жидкости из пузатого бокала. – Но вот что же? Я опять забыла! Опять, опять забыла! Когда же это кончится?!»

– Вера! – услышала она голос мужа.

Допив вино, обернулась с улыбкой, которая должна была скрыть раздражение.

– Иди сюда, – позвал он тихо, – я хочу тебя видеть!

– Зачем? – Вера подошла к дивану, опустилась в кресло.

– Я тут вдруг кое-что припомнил перед тем, как уснуть.

– Что же? – поинтересовалась Вера несколько рассеянно.

– Ну, я не то чтобы припомнил это, а просто раньше не хотел тебе говорить. – Он помолчал немного, по-видимому ожидая вопроса. Не дождавшись, задал его сам: – Ася всегда говорила, что она уснула и поэтому Анечка захлебнулась, помнишь?

Вера выпрямилась в кресле. Смерть своей маленькой племянницы она переживала очень тяжело, и не столько из-за себя, сколько из-за Аси с Вовкой. Вспоминать это сейчас было слишком больно.

– Что за вопрос? – резко спросила она.

Повернув к ней голову, Алексей полуприкрыл глаза.

– Не так давно я узнал всю правду. Вера, я не хотел тебе говорить, знаю, что ты страшно расстроишься, но я боюсь, что не выживу. А ты должна это знать.

Чуть подавшись вперед, Вера тронула пальцами плечо мужа:

– Алеша, ты о чем? У тебя рана сквозная, а я слышала, что это не так страшно, как если бы пуля у тебя в теле осталась. И пуля пробила только мышцы, даже кость не задела. Ты поправишься, это совершенно точно!

Алексей не слушал ее.

– Я рассказывал вам всем вчера, что встретил в городе Метелкину, помнишь? – настойчиво напомнил он.

– Ну?.. – Вера отпила вина.

– Мы не минуту с ней разговаривали, а несколько часов. Сидели в «Хемингуэе», у Ника Сухарева. – Алексей говорил, не глядя на жену, как будто ему было все равно, слушает ли она его. – Гелька в дикой депрессии, все о муже говорила. Он долго умирал, мучился сильно.

Какая-то форма рака, крайне болезненная. Видно, боль его так доконала, что он растерял остатки душевных сил. Знаешь, что он ей рассказал?

Вера машинально переспросила:

– Что?

– Признался, что изменял Гельке. Причем вовсе не единожды. Про каждый раз, который у него случился, ей рассказал. Это Гелю больше всего добило. И в том числе была особенная история: у Метелкина, пока он гулял напропалую, был роман и с Асей…

– Алешенька, перестань! – попросила его Вера, с трудом скрывая раздражение. Она уже догадывалась, что Лексус сейчас расскажет нечто крайне неприятное, может даже отвратительное. – Вася соврал жене, или ты сейчас что-то путаешь. Или Гелька тебе это рассказала, чтобы нас всех поссорить. Она всегда сплетницей была. Я никогда не поверю в такую гадость! Он, может, хотел, чтобы у него был роман с Асей. Все мужчины этого хотели! Даже ты!..

– Что значит «даже ты»? – спросил Лексус недоуменно.

– Ну, – в растерянности Вера прикусила губу, – это я неправильно выразилась…

Чуть поморщившись от боли, он повернул к ней свое бледное до сероватого оттенка лицо и строго сказал:

– Вера, я не просто так рассказываю тебе подобные вещи! Слушай меня, все очень серьезно! И не забывай, пожалуйста, что я тоже любил Асю! Она была единственной женщиной в мире, которая…

Его жена, смирившись, покачала головой и опустила взгляд.

Алексей удовлетворенно продолжил:

– С Асей Метелкин встречался всего-то месяц, не больше. Но потрясает другое: в тот день, когда Анечка захлебнулась, они – Ася и Василий – были вместе. Ася забыла о дочке, потому что занималась любовью с Метелкиным, с чужим мужиком!

Вера вскочила с места, расплескав из бокала вино:

– Это неправда!

– Милая моя, – вздох Алексея был глубоким, – иногда правдой становится именно то, во что не можешь поверить.

Разозленная и расстроенная Вера вышла из гостиной. Постояла перед узким, как бойница, окном. Ливень…

В Доме было тихо. Едва слышно работал телевизор на кухне, да гудела, стучала, шумела опостылевшая вода, низвергаемая злыми-злыми богами на Дом, построенный на горе Змейка.

Вере хотелось бы подремать немного, но она вдруг решила спуститься вниз, в подвал, и увидеть сестру еще раз. Может быть, ей надо было попрощаться с Асей, а может, убедиться в том, что она действительно мертва. И еще извиниться перед сестрой за то, что слушала о ней гадости.

Она прошла к люку, осторожно, боясь разбудить мужчин в Доме, подняла крышку и опустила ее на кафельный пол. Так же тихо и осторожно спустилась по лестнице. Подвал под Домом казался очень большим, просто огромным, возможно, потому, что был абсолютно пустым и полутемным. Помещение освещал только квадрат света, проникавший из люка.

Справа, в двух шагах от Веры, на матрасе лежало накрытое простыней тело. Маленькими неуверенными шажочками Вера подошла к нему и откинула простыню.

Казалось, Ася спит, но инстинкт подсказывал Вере – она не спит, она умерла. Слишком уж спокойным было лицо сестры, слишком бледным и расслабленным.

Спокойно и уверенно Вера взяла руку сестры, прощупала ее запястье, сжала маленькую холодную ладошку.

– Асечка, – попросила Вера сестру, – не приходи ко мне больше. Я люблю тебя, я ни в чем перед тобой…

Где-то поблизости раздалось бренчание телефона. Вера замолчала и прислушалась. В первую секунду ей примерещилось невероятное: это с того света звонит ее сестра! Но тут же Вера приказала себе собрать мозги. Звонок повторился. Поискав вокруг себя, Вера заглянула под простыню, обошла тело. Телефон нашелся возле матраса. Вера схватила серенький невзрачный аппаратик.

– Алло? – сказала она, нажав на кнопку с зеленым значком.

– Алло… – отозвался женский голос, и после небольшой паузы связь прервалась.

Несмотря на прерванный разговор, настроение Веры значительно улучшилось. Из проклятого Дома надо было выбираться, а работающий телефон мог бы помочь в этом.

На экране найденного Верой телефона значился бренд сотового оператора – «Бонус», – и это было хорошо. Все Пушнины пользовались услугами конкурирующей с «Бонусом» компании под названием «Камелот», и если связь «Камелот» не работала, то оставался шанс на то, что связь «Бонус» окажется надежнее.

Но этот шанс не оправдался – сигналы о помощи до абонентов не доходили.

– Вашу мамашу! – вскипела Вера.

С досадой размахнувшись, она швырнула мобильник о стену подвала. Аппаратик рассыпался на бетонном полу. И тут Вера словно очнулась: если этот дешевенький телефончик не принадлежал никому из Пушниных, значит, она разбила о стену мобильник убийцы.

Вернувшись на кухню, Вера положила разбитый телефон в пустой ящик тумбы. Смысла, по ее мнению, в этом телефоне уже не было, но следствию он, возможно, пригодится. Может, эксперты обнаружат вызывающие подозрение отпечатки пальцев или смогут узнать что-нибудь о владельце сим-карты «Бонуса».

После этого она села в удобное креслице напротив телевизора, взяла в руки пульт. Сам по себе нашелся местный ТВ-канал. Еще несколько часов назад он не работал, а сейчас его деятельность восстановилась.

Не глядя на ливень за окном, Вера ловила обрывки новостей о небывалом ливне и принесенных им бедствиях. Ситуация оставалась критической: потоки воды продолжали заливать половину Предгорного района, в результате чего Долина туманов, окруженная Ардын-горой, горами Баран и Змейка, оставалась отрезанной от остального мира.

Когда им удастся выбраться отсюда? Люди в окружающем мире даже не знают, что тут произошло, в этом красном автономном доме, построенном по заокеанским образцам.

«Мы и сами толком не знаем, что тут произошло!» – констатировала Вера.

В этой ситуации лучше всего отключиться, так легче будет пережить ночь. Выключила телевизор, поднялась в спальню. Упала на кровать. Закрыла глаза.

Прошло много, очень много времени, прежде чем Вовка наконец вынырнул из глубокого, мрачного сна. Он очнулся в одну секунду. Сознание, воспоминания, чувства, эмоции вернулись в его мозг с энергией взрыва.

«Ужас Амитивиля» – вспомнил, просыпаясь, название одного из своих любимых ужастиков Вовус. Сюжет заключался в том, что люди в доме сходили с ума и начинали убивать родных и близких. Ну и если уж продолжить фантазии на эту тему, самое время припомнить, что на соседней горе, неподалеку от руин храма, некогда находился сумасшедший дом. Для женщин.

Вспомнив о Вере, он вскочил на ноги. Вовка точно знал, что проспал около пяти часов. Усталость, алкоголь и беспокойство улетучились из его организма раз и навсегда. Сон придал силы, а также оптимизм, энергию и желание разобраться, что же произошло в Доме. Он готов был встретиться с любой неприятностью лицом к лицу.

Рысцой Вовка пробежал в гостиную, подскочил к дивану. Он не сразу заметил, что в комнате нет пятна крови, а когда увидел это, испытал облегчение. Вид крови его немного пугал. Оглядел комнату и похвалил себя за то, что втайне от Веры и брата перепрятал пистолет в сейф в своей комнате.

Лексус спал. Взяв в свою руку горячую ладонь брата, Вовка чуть заметно улыбнулся, и на душе его стало значительно легче. Только теперь Вовка услышал шум ливня за спиной, ощутил, что в Доме стало сыровато, а за окном царила серость. Почему-то вспомнились ему тускло-желтые блики пожелтевшей степной травы, рыжие кустарники, грозовые, еще такие малоопасные облачка, подсвеченные утренним солнцем, и небо – сиренево-синее, высокое, огромное. Так выглядел окружающий мир в то время, когда Вовка, Ася и Вера ехали к Дому. Эта осень обещала быть такой красивой…

«Вся эта жизнь тоже много чего обещала. – Мысленно пожав плечами, Вовус выпустил руку брата из своей. – Но где же Вера?»

На втором этаже было очень тихо. Полумрак, который царил теперь в Доме даже в разгар дня, победил. Больше не было ярких красок, не было прежнего уюта. Вовус потер кончик носа, словно сомневаясь в своих намерениях, и толкнул дверь в комнату снохи.

Чертов полумрак прижился и тут. Прищурившись, Вовус оглядел комнату.

Вера лежала на кровати в позе зародыша, какая-то совсем уж маленькая, одинокая, потерянная. Во всяком случае, Вовус именно так и подумал о ней: потерянная. Потерявшаяся, потерявшая себя. Он шагнул к кровати, опустился рядом с ней. Склонился над ее лицом, помедлив, словно сомневаясь, поцеловал ее в висок.

– Не бойся, – зашептал Вовус на ухо Вере, – ты не бойся! Я никому не скажу правду, никого это, кроме нас, не касается! Я сделаю все, чтобы ты поправилась, выздоровела!

В дыхании Веры ощущался запах алкоголя и еще чего-то кисло-сладкого. Он тронул Веру за плечо. Она сонно вздохнула, а через секунду открыла глаза.

Вовус был так близко к ней, так пугающе, волнующе близко! Она приподнялась на локте, и их глаза оказались на одном уровне. Шепотом она спросила:

– О чем ты?..

– Я с тобой, понимаешь? – Вовус отстранился от Веры, чтобы видеть не только ее глаза, но и лицо. – Все будет хорошо…

После этих слов он обнял ее. Вера была вялой, как тряпичная кукла, а как ее оживить, Вовус не знал. Тогда он поцеловал ее в лоб, поцеловал в щеку, а потом тронул губами ее губы. Ощутив их солоноватый привкус, уже не смог оторваться.

И его поцелуй оказался живительным для них обоих. Она испуганно ахнула, ее губы раскрылись, ее ладони легли ему на виски.

Из того, что сказал Вовус, Вера не поняла ни слова. Она ничего и не хотела понимать.

Очень может быть, думала Вера, прижимаясь к его груди, трогая губами его кожу, все это очередная иллюзия. А может быть, Вовусу просто нужно утешение после смерти Аси? В таком случае она оказывается не в самой лучшей ситуации.

Но если это и есть ее единственный шанс получить то, о чем она даже не смела мечтать?

…Когда Вере исполнилось двадцать два, она была уже очень взрослой и самостоятельной.

От даты маминой смерти прошло семь лет, папиной – шесть. У них, как у сирот, был и опекун – двоюродный мамин брат, но девочки видели его всего пару раз, что было скорее хорошо, нежели плохо. Опекун оказался человеком неприятным, всем всегда недовольным, жил он с молодой женой и маленьким сыном, который его явно побаивался.

Сам он племянницам никогда не звонил, в гости не звал, а если Вера решалась обратиться с просьбой, то в ответ он твердо обещал помочь, а потом куда-то пропадал. И его жена лживым тоном отвечала Вере по телефону, что он уехал в командировку.

Разучившись верить дядиным обещаниям, Вера устроилась работать.

Сначала стояла с соседкой, которая торговала на рынке фруктами, потом освоила парикмахерское искусство. Она работала, училась, готовила еду, платила по счетам, стирала, убирала, ходила на школьные собрания на правах старшей сестры и главы семьи. Все ее подружки встречались с парнями, бегали на дискотеки, сидели в барах в компаниях хороших и не очень хороших друзей, а Вера чувствовала себя сорокалетней теткой с кучей проблем.

Вера не жалела себя, ее не научили жалеть себя, но иногда она очень остро ощущала неполноценность своей «взрослой» жизни. Ах, как же ей хотелось хоть иногда красиво нарядиться, сбегать на свидание! Некогда, некогда! Да никто и не звал.

Последнее обстоятельство расстраивало больше всего. Появись хоть один ухажер на горизонте, Вера почувствовала бы себя куда лучше. Но они не появлялись. Иногда, если выпадало лишних пятнадцать минут на утренние сборы, Вера останавливалась перед зеркалом, всматривалась в отражение и видела толстоватую девицу с широкими бровями и неухоженными темными волосами. А если добавить, что Вера жутко смущалась в присутствии молодых людей, отчего выглядела дурочкой, то становилось ясно: шансов у нее побегать по свиданиям не было.

А тут вдруг новости: Ася выходит замуж! Сначала Вера жутко раскричалась, возмутилась, распереживалась. Асе семнадцать лет, ей учиться надо, профессию получать, а не замуж выскакивать сломя голову. Вот останется она одна с ребенком, и что тогда? Будет у Веры вместо одного – два ребенка, а она не вытянет, не вытянет, не сможет…

Ася очень убедительно объясняла, что волноваться Вере нет причин. Вовка намного старше Аси, он не пустозвон, он обеспечит и свою жену, и даже ее сестру. Ася об этом позаботится. Им обеим будет лучше, легче, если она выйдет замуж. А ребенка бояться не надо, Ася не собирается вот так, прямо сейчас беременеть, жирнеть и терять свою красоту, кроме которой у Аси нет ничего за душой.

Примерно на этом месте вдохновенной речи сестры Вера расхохоталась.

– Бедняжка моя, – приговаривала она, обнимая Асю, – бедняжка! Ничего нет у нее! Мозгов нет, характера нет, а только третий размер груди и осиная талия. Ах-ах!

– Что ты ржешь? – смутилась Ася. – Я серьезно… А Вовка такой классный, он тебе понравится, правда!

Ох, как же она была права…

Все случилось осенним вечером, когда в их дворе жгли листья и тянуло сладковатым дымком. В тесную квартиру сестер вошел темноволосый парень, который смущенно улыбался и тушевался не меньше, чем старшая сестра невесты. Ничего в нем не было особенного, совершенно ничего. Разве что хорошо скрытое, но понятое Верой с первой минуты простодушие, да смех в глазах, да самоирония, да полное отсутствие позерства. Он не был таким обаятельным, как его младший брат, с которым, на свою беду, Вера познакомится позже. Он был совершенно обычным парнем.

Весь тот вечер Вовус Пушнин скромно просидел у стола, ласково глядя на Асю, которая кокетничала сверх всякой меры. Счастливая пара так и не заметила, что Вера влюбилась.

– Я люблю тебя, – неожиданно для самой себя прошептала Вера. – Люблю тебя с той минуты, как увидела. Все это время, все эти годы…

Она расстегивала рубашку Вовуса, ее пальцы дрожали. Она боялась посмотреть ему в лицо, боялась, что он очнется, вспомнит о жене, отведет ее руки, оттолкнет ее. А ей так хотелось ощутить его, пусть даже их близость не обещала ничего хорошего.

Он так мало изменился за эти десять лет: худощавый, заметно сутулящийся мужчина с грубоватыми чертами лица и смешно торчащими ушами. Его темные волосы немного поседели и поредели, на висках проступила седина, а на лбу все так же можно было разглядеть шрам от ожога (последствия детских шалостей – они с братом делали пороховые бомбочки).

Часто он бывал и бывает груб, и тогда его мощный голос разносится по всему супермаркету, а в выражениях он никогда не стеснялся. Многие считают, что Владимир Пушнин слишком уж черствый и холодный человек, зацикленный на деньгах. Но Вера знает о нем совсем другое.

Он ленив от природы, но постоянно насилует свою сущность работой. При этом Вовка просто не может бросить то, что начато. Иногда даже во вред делу. Он жалуется на паранойю, но сам не совсем понимает, что хочет этим сказать. Просто он слишком много на себя берет, а потом боится не справиться, пытается не халтурить, тянется изо всех сил, запрещая себе отдыхать, расслабляться, выпускать вожжи из рук.

Его безумно бесят люди, плывущие по жизни без парусов и ветрил, он не доверяет тем, кто ищет в каждом дне своего существования только источник удовольствия. Он ненавидит мещан, которым кажется смешным все, что не вписывается в круг их представлений. Его жизнь не легка, а он и не верит в легкую жизнь. Вовка всего-навсего усталый Сизиф.

Ну разве можно было предугадать, что именно такой человек будет нравиться и спустя много, много лет? Что этот человек, как бутон, будет распускаться у тебя на глазах, открывая в себе все новые прекрасные черты? Возможно ли видеть такие вещи заранее? Все, что связано с любовью, – совершенно необъяснимо.

Она изумлялась его страсти, ведь это ее любовь хранилась десять лет за семью печатями, в тайне, стыде и ужасе. Это Веру, а не Вовку разрывают сейчас чувства, пугавшие ее долгие годы.

Сейчас ей кажется необыкновенным и волнующим все, что происходит здесь, с ними двоими. Возбужденное дыхание Вовки, его тихие слова, его улыбка, в которой столько нежности, столько грусти… Он снова и снова гладит, ласкает, целует ее губы, шею, грудь. Она замирает, затаив дыхание, когда к ее бедру прикасается его небритая щека. И его ладонь лежит прямо на ее сердце, отчего согреваются всегда холодные пальцы рук Веры, и ее колени, и плечи.

Ее любовь из несчастной перерождалась в счастливую, что было непривычно хорошо. Она засмеялась тихо и беззвучно, а Вовус поднял голову, всмотрелся ей в глаза. Зрачки у него были расширенными, затуманенными. Его губы дрогнули, будто он хотел улыбнуться ей в ответ, но передумал. А после он прижал ее к себе и замер.

Вера вспомнила, как десять лет назад, влюбившись в жениха сестры, она поняла, что просто так ей с этим чувством не справиться. Сначала она надумала бежать. Подготовилась к осуществлению плана, но осталась дома вопреки всему.

Тут как раз случился день рождения Вовки, на котором Вера и познакомилась с Лексусом Пушниным. Младший Вовкин брат был того же возраста, что и старшая сестра Аси. Он счел своим долгом поухаживать за Верой, а она приняла эти ухаживания с деланым восторгом. Так и повелось с их первой встречи: Вера лгала Алексею, безбожно и бессовестно, притом ничуть не раскаиваясь. В любви каждый старается для себя.

План выйти замуж за брата Вовки, чтобы оказаться к любимому еще ближе, со стороны показался бы совершенно абсурдным, но только не для Веры. Она знала, что любовь – это желание быть рядом, очень близко и долго, очень долго. Став родственницей Вовуса, она автоматически становилась частью его окружения, частью его семьи, а о чем еще можно мечтать? И вдруг бы – иногда Вера позволяла себе такие мечты – Ася нашла бы для себя другого мужчину? В этом случае Вере выпадал бы шанс…

Выбрав именно этот путь, Вера призадумалась. Женить на себе Лексуса, яркого, необыкновенного, симпатичного парня, – задача непростая. Тем более если ты вовсе не так хороша, как Ася, а как раз наоборот: просто уныло выглядящая девица с толстой попой.

Тогда Вера разработала стратегию поведения: забросила учебу, стала больше работать, а деньги спускать на красивые тряпки. В той же самой парикмахерской, в которой она отпахала последние пять лет, ей сделали модную стрижку, поправили форму бровей, научили пользоваться косметикой. Вера взялась худеть, отказавшись от сладкого, жирного, соленого. По утрам девушка бегала, вечерами качала пресс и тягала гантельки. Всего за одну зиму, за три месяца, из унылой толстухи Вера превратилась в миловидную молодую женщину.

И все это время она демонстрировала свою любовь к Алексею. Звонила вечерами, приглашала в кино, жаловалась Асе, что прекрасный Лексус к ней равнодушен. Как раз в это время Алексей придумал открыть в Гродине первый супермаркет КУБ, но реализация затеи показалась ему слишком скучным мероприятием, и он укатил в Израиль. Тогда в дело впрягся Вовус, за ним – Ася. Вера, сделав вид, будто ей нужна работа, пришла на помощь сестре и ее мужу.

С тех самых пор Вера стала самой счастливой и самой несчастной женщиной в мире! И все это в один и тот же момент. Рядом с ней были и Ася и Вовка. Обоих она любила и обоих дико ревновала друг к другу. Возможно, Вера была мазохисткой, потому что именно это состояние души, которое смешивало в себе любовь, ревность, зависть к сестре, страсть к ее мужу, чувство вины, холодный расчет, – именно это жуткое снадобье стало для Веры главным источником сил.

Она уже не могла оторваться от этого напитка, отравы и эликсира одновременно, она уже пустила адскую смесь себе в кровь. И чтобы эта музыка стала вечной, Вера затащила в постель Лексуса, вернувшегося из Израиля. Забеременела, а потом успешно разыграла эту карту. Счастливая несчастная Вера!

Алексей Пушнин стал первым и единственным ее мужчиной. Они никогда не любили друг друга, разве что немного симпатизировали в самом начале их отношений. Возможно, поэтому секс стал для Веры сущим наказанием. Иногда она позволяла себе вообразить: а как бы это было с Вовкой? Неужели так же стыдно, больно, неловко, ужасно, как и с Алексеем, ее мужем и отцом ее девочки? А вдруг с Вовусом это как в кино, когда люди прикасаются друг к другу с нежностью, раскрываясь полностью, даря друг другу море счастья?

Она была уверена, что не узнает этого никогда.

Он обнимал Веру, уложив ее голову на свое плечо. Его ленивые пальцы поглаживали ложбинку вдоль ее позвоночника. Вовус ощущал пульсацию ее тела. Может, она рыдала, а может, снова смеялась.

– Ты как себя чувствуешь? – спросил он тихо.

– Не знаю, – ответила она, не поднимая головы.

Ее теплое дыхание щекотало его кожу.

– Мы на полу лежим, – напомнил он, поерзав на прохладном полу.

– Нет, – возразила она. – Это ты лежишь на полу, а я – на тебе.

Вера была права.

– Давай в постель переберемся. – Вовус стал осторожно приподниматься.

Вера вздохнула, отпустила его, встала. Ее тело казалось белым в полумраке спальни. Машинально она стала подбирать их одежду. Ее свитер, его рубашка, ее трусики (она натянула их), его носки. Из кармана ее джинсов выпало что-то металлическое и стукнулось о паркет.

Вовус протянул руку, ловко уцепил кусочек металла.

– Пуля? – Он сел на полу, рассматривая находку.

– Да. В паркете нашла, когда убирала лужу крови. Она так плотно сидела в дощечке, что я еле выковырнула ее ножом.

– Он лежал, когда в него стреляли, так?

Вовус смотрел на Веру тяжелым пугающим взглядом.

– Стреляли? – переспросила Вера иронично. – Скажи уж то, что думаешь: по-твоему, это я в него стреляла? Как же ты можешь такое думать обо мне сейчас?

В ответ Вовус многозначительно промолчал.

Покачав головой, Вера села на постель и обняла себя за плечи. Потом стала одеваться. В ее опущенных глазах, в каждом движении сквозили усталость и разочарование.

– Вера. – Голос Вовуса рокотал в тихой комнате как двигатель автомобиля. – Я же сказал, ты не должна бояться!

Вера пристально всмотрелась в его лицо:

– Бояться? Чего?

– Тюрьмы, лечения, чего угодно. – Вовус поднялся, надел трусы, накинул рубашку. – Я не отдам тебя никому, я вылечу тебя, я буду рядом в любой ситуации. Не знаю, что брату скажу, но ты теперь под моей защитой, поняла? Расскажи мне все, прошу тебя!

Она снова опустила голову, ей казалось, что ее мир рушится. Вовус подошел к ней и обнял, прижался губами к ее виску.

– Вера, мне Ася рассказывала о вашей маме. Многое рассказывала.

Вера отстранилась от него, заглянула в его серые глаза, подозрительно блестящие:

– Ты о чем-то конкретном хочешь напомнить?

– Тот случай, с ножом…

Вере потребовалось несколько минут, чтобы понять, о чем он говорит. Наконец она вспомнила: однажды мама бросилась на папу, держа в руках нож. Папа чудом избежал ранения, маму через двадцать минут увезла «скорая». Много лет спустя Вера узнала, что с шизофрениками так бывает: больной режет хлеб на кухне, а злые голоса в его голове беспрерывно нашептывают, что рядом ходит он, тот, кто хочет тебя уничтожить. Шорох за спиной – и человек с ножом бросается на звук…

– Вов, ты зачем это вспомнил?

Ему захотелось отвести глаза, но Вера смотрела на него с нарастающим отчаянием, и предать ее было невозможно. Прерывистым шепотом она спросила:

– Ты думаешь, что это я стреляла в Лексуса?

Он не отвечал.

– Из-за того, что он мне изменял?

– Ты знаешь это? – удивился Вовус. – Вот почему Лексус извинялся перед тобой!

Вера вдруг очнулась:

– Вовка, поверь мне, я не стреляла в мужа! Он признался мне, что у него был роман с… – Вера осеклась – она не знала, как отреагирует Вовус, когда услышит имя своей покойной жены. – Не важно с кем. Но я-то знаю, что романов у него не было! Поверь мне, я знаю! И поверь мне, у меня нет повода ревновать его, я Алексея никогда не любила!

Вовус помолчал немного.

– Но вдруг ты просто не помнишь? – спросил он осторожно. – Вера, если с тобой творится то же, что и с твоей мамой, то тебе и не нужно повода для того, чтобы выстрелить…

– Я сумасшедшая, по-твоему? – Ее голос осекся.

И вдруг ей показалось, что все стало на свои места: она сумасшедшая, конечно! Она хотела убить Лексуса, составляла планы убийства, а тут вдруг, когда она была пьяна, пистолет оказался у нее в руках – и она выстрелила! Но признаться в этом Вовусу невозможно, ибо тогда надо будет рассказать и о том, почему Вера ненавидит отца своей дочери и строит планы его смерти.

– Боже мой!.. – прошептала она, не в силах сдержать ужас. – Боже мой, неужели это я?..

Вовус продолжал обнимать ее, всматриваясь в ее лицо, словно ожидая от нее судьбоносного признания.

– Неужели ты прав, мне надо лечиться? Мама ведь тоже не помнила, как бросилась на отца! И о том, как сожгла однажды все наши фотографии, – ей показалось, будто это фотографии чужих людей, которые хотят прописаться в нашей квартире. Она не помнила, почему пряталась в ванной четыре дня, а мы с Асей и папой просились в туалет к соседке, тете Ларисе. Мама ничего не помнила из своих темных периодов. Как и я, получается. И ей мерещились разные люди…

И, глядя ему прямо в глаза, Вера тихо призналась:

– Вовус, я видела живую Асю после ее смерти.

Они стояли перед шкафом в спальне Веры и Лексуса.

– Тут была надпись? – Вовус указал на дверь.

Он включил в комнате люстру, но света было недостаточно. Тогда Вовус щелкнул выключателем лампы, стоявшей на тумбе возле кровати, поднял лампу за ножку и направил свет лампочки на зеркало. Наклонил лампу вправо, потом влево, внимательно пригляделся, провел пальцем по стеклу.

Вера достала из-под шкафа скомканную наволочку со следами помады.

– Вот этой наволочкой я стерла надпись. Побоялась, что Алексей увидит. А знаешь, что Ася мне написала? «Я жду тебя!». То есть Ася ждет, когда я тоже умру, понимаешь? А как я умру? Только если убью себя…

Вовус поставил лампу на место. Оглянулся на Веру, покачал головой:

– Вера, мертвые уже ничего не ждут. – И, не ожидая реакции Веры, спросил: – А что с дверью? Там, внизу? Лексус сказал, ты в Дом войти не могла.

– Дверь была заперта, что бы там Лексус ни говорил, – откликнулась она обиженно. – Я выскочила на улицу, потому что Ася звала меня. Я побежала за ней, к лесу, но она исчезла. Потом я вернулась к Дому, но войти не смогла. Очень замерзла, думала, простужусь. Лексус приехал и открыл дверь.

– Отпер ключом?

– Не знаю, я уже ничего не замечала, совсем околела. Он говорил, что просто толкнул дверь, она и открылась. – Вера стояла перед Вовкой как обиженная девочка, потупившись и опустив руки. – Я не знаю, почему не смогла ее открыть. Может, я слишком замерзла, руки не слушались. Или дверь немного заклинило. А Лексус сильный, он резко ручку повернул – и открыл!

– Ну ладно, – согласился Вовус. Объяснения Веры были вполне логичны. – А позже Ася тебя звала?

– Ох, потом и был самый ужас! – Собираясь пересказать события недавнего прошлого, Вера почувствовала себя по крайней мере идиоткой. – Ася звала меня, когда я была в ванной. Стучалась. Я от испуга поскользнулась и ударилась головой – вот! – Она взяла его руку и положила его пальцы на шишку чуть выше правого уха. – Но понимаешь, все это время, с тех пор как Ася погибла, я сонная, вялая, мне все время нехорошо. Я поспала после того, как Лексус принес меня из ванной. Но самое страшное случилось еще до этого.

Она замолчала, смущенная его взглядом – Вовус смотрел на нее, немного прищурившись, как смотрят на яркий свет.

– Что случилось? – поторопил он хрипло.

– Она была на кухне, в луже крови, – призналась Вера. – Снова, как и в первый раз, когда мы с тобой ее нашли. Но теперь она была как живая, даже шевелилась… От ужаса я потеряла сознание, а когда очнулась, Аси не было на кухне, крови не было. Недавно я решилась спуститься в подвал и убедилась, что Ася мертвая там лежит. Она холодная совсем была! – Вера задохнулась от нахлынувших эмоций, перевела дух и уже гораздо спокойнее добавила: – Телефон возле матраса нашла, с симкой от оператора «Бонус». Он зазвонил, я ответила. Женщина сказала только «Алло!», и разговор прервался. Я ее голос услышала и вспомнила про «пертуссин».

– «Пертуссин»? – удивился Вовка.

– Ну, не знаю, как объяснить. – Вера говорила все быстрее и быстрее. – Это, наверное, не важно. Я услышала одно слово, и разговор прервался, а потом уже перестала работать и связь. Я разозлилась, швырнула телефон об стену. Тот телефон убийце принадлежал, а я, дура, отпечатки пальцев, наверное, стерла. Потом я хотела вставить симку «Бонуса» в своей телефон, но все равно связи не было, видно, и «Бонус» уже в Долине туманов не берет. Нам отсюда не выбраться…

Она вдруг всхлипнула и закрыла лицо руками.

Вовус шагнул к ней и снова обнял, снова прижал к себе, будто защищая от внешнего мира. Сейчас он знал, что любит эту женщину со всеми ее бреднями и проблемами, был уверен в этом совершенно точно.

Судорожно сглотнул, вздохнул и сказал:

– Я не ясновидящий, но знаю, что тут произошло!

– Что же?

– Ты убила Асю.

Зло отпихнув Вовуса, со вскипевшими на глазах слезами, Вера выбежала из комнаты сестры. Еле удержавшись на ногах, он бросился за ней:

– Подожди, прошу тебя!

Догнать Веру удалось только в ее спальне. Вовус схватил Веру за руки, развернул к себе.

– Это уже слишком! – вскрикнула она. – Отпусти! Я не могла ее убить! Ни за что! Ты думаешь, что я настолько ненормальная? За что ты со мной так?

Он заставил Веру остановиться, обхватил руками ее голову, вгляделся ей в глаза. Она всхлипнула и замерла в его руках, похожая на испуганного маленького зверька.

– Вера, ты не виновата, – заговорил он спокойно и уверенно, – с твоей головой что-то произошло. Я думаю, нечто… такое, ну, словом, из области психиатрии, психоанализа… Не знаю, доктор лучше скажет. Ведь с людьми разное происходит, а у тебя еще и…

– Дурная наследственность, – подсказала Вера, не сдержав сарказма.

Она вырвалась из его рук.

– Я могла бы поверить, что выстрелила в Алексея и забыла об этом. Были у меня на это причины. Ты всего не знаешь, измена – это сущие мелочи! За такую ерунду не убивают. Но Ася!.. Нет, сестру убить я не могла! Она для меня…

– Вера, ты час назад сказала, что любишь меня с тех пор, как увидела. Это правда?

– Да, и что? По-твоему, я убила твою жену, потому что люблю тебя столько лет? Только не Асю!.. – Вера даже задохнулась от переизбытка эмоций.

Протягивая к ней руки, Вовус произнес:

– Вера, скажи честно: ты пила вчера вечером, после того как мы приехали в Дом? – Она слабо кивнула. – После этого ты спустилась вниз, на кухню, встретила там Асю, взяла нож и…

– Нет!..

– То, что ты сделала, оказалось слишком ужасным для тебя самой, и твой мозг выбросил эти воспоминания. А твое чувство вины сотворило призрака, который стал звать тебя к себе. Вот и все, – произнес он убежденно. – Поверь мне, я найду для тебя лучшую клинику, лучших докторов. Я буду с тобой всегда. И никто не узнает правды, честное слово!

Вера вдруг всхлипнула, прижалась к нему и закрыла глаза. Она поверила.

Блеклый дневной свет в спальне Веры становился все слабее, пока не угас окончательно, оставив единственный источник – лампу в стиле «Тиффани», стоявшую на журнальном столике у окна. Лампа была подделкой, но подделкой очень хорошей, и поэтому Вера, проснувшаяся от неясного звука или просто из-за предчувствия новой беды, первым делом увидела нежно-розовые акварельные блики на белой занавеси.

Вера сонно улыбнулась. Накануне, после всех тревог дня, Вовус принес из бара бутылку мартини. Выпить было не лучшей идеей, но единственной дельной мыслью, пришедшей ему в голову. Вовус налил мартини в первые попавшиеся рюмки, они одолели по одной и – уснули, забыв раздеться.

Глянув на часы, Вера подумала, что проспать им удалось около четырех часов.

В холле хлопнула входная дверь. Улыбка Веры сменилась выражением тревожного ожидания. Она повернулась к Вовусу, тот спал, раскинув руки и приоткрыв рот.

– Вовка, – позвала она, гладя его по небритой щеке. – Вовка, проснись! Мне послышались какие-то звуки. Кажется, что-то с Алексеем!..

Вовус открыл глаза, недоуменно посмотрел на Веру. Сон, из которого он сейчас выплыл, был глубоким, как наркоз. Имя брата вернуло его в реальность.

– Лексус звал меня? – спросил он, вскакивая на ноги.

Вера только и успела, что пожать плечами, а он уже оказался в коридоре. Никогда раньше Вовка не знал, что такое дурные предчувствия, зато теперь их душная тяжесть упала прямо на сердце.

Поспешившая следом Вера отстала всего на полминуты, а догнав его на пороге гостиной, произнесла:

– Господи, сколько крови…

Она была права: паркет в комнате был измазан темно-красными разводами, брызги крови виднелись на стенах… Снова в Дом вернулся запах мясного отдела, снова обитатели Дома шокированно смолкли. Но убитого здесь не было.

Обернувшись через плечо, Вовус бросил безумный взгляд на Веру и заметался по дому: выглянул за дверь во двор, зачем-то взбежал на второй этаж, открыл комнаты во все три спальни, спустился снова вниз.

Огляделся в поисках Веры. Она сидела на ступеньке лестницы, рассеянно глядя в сторону. Выражение ее лица Вовус не смог распознать: приподнятые брови, закушенная губа. Он лишь понял, что сейчас не выдержит и заорет так, что в Доме вылетят все стекла, а Веру звуковая волна убьет на месте.

«Как я мог позволить ей пить? – ужаснулся он. – Что же она сделала?»

Стиснул зубы, глубоко вдохнул, выдохнул и приказал себе успокоиться.

Когда удалось немного совладать с эмоциями, он принялся бродить между комнатой и холлом, рассматривая кровавые следы на полу. Ему казалось, что сейчас он поймет, где искать брата.

Потом постоял немного в центре холла, размышляя о чем-то, заглянул в чуланчик, находившийся возле двери на кухню, и достал оттуда целлофановый плащ и фонарь. Накинул плащ и выскочил из Дома. Ливень поглотил его фигуру в один момент.

Вера, казалось, этого и не заметила.

Вовус считал себя человеком невнимательным и полностью лишенным воображения. Тем не менее он был абсолютно уверен, что размазанные следы крови в комнате и холле сообщали: его брата ударили ножом, а потом вытащили из комнаты. Выволокли, если говорить точно.

От горя и возбуждения его била дрожь, да так, что стучали зубы.

Он снова заставил себя успокоиться, применив любимый братом метод гипервентиляции. Сырой воздух заполнил легкие, в носу у Вовуса зачесалось, а щеки сразу же замерзли. Покусывая губы, он стал вглядываться в ограниченное копьями забора пространство двора, темнеющий лес за оградой, уходящую за выступ скалы дорогу. Разглядел он только одно: ночь стремительно надвигалась.

Из обрывков смутных догадок в голове сложился довольно ясный план.

«Ждать утра не могу, – подумал он, глядя на низкое темное небо. – А ведь он может еще быть жив! Лексус, только живи!»

Обернувшись к дому, сквозь оконное стекло Вовус увидел Веру, все так же сидевшую на ступеньках лестницы. Несмотря на дождь, темень и близорукость, теперь Вовус отчетливо различал выражение ее лица. Оно было просветленным. Не радостным, а удовлетворенным, умиротворенным.

– Что ты с ним сделала?! – спросил он, зная, что Вера не услышит его. – Куда ты оттащила тело Лешки? Сбросила с горы за Домом, так? Ты решила, что он тебе больше не нужен, ведь ты получила меня!..

Теперь Вовус точно знал, что спасти Веру ему не удастся – она безумна до самой крайней степени, она убийца, с провалами памяти или без.

Часть двора вокруг Дома была засыпана гравием, а борозду от тела, которое волокли, Вовус разглядел на вскопанной земле, превратившейся под потоками ливня в глубокую грязь. На этой части двора планировалось разбить клумбу, но Лексус в последнее время потерял интерес к Дому, увлекшись новыми проектами, вроде магазина охранного оборудования.

Следов ног на мягкой почве Вовус найти не сумел. Получалось, что Вера тянула Лексуса за собой, одновременно «заметая» следы своих ног. А шла она за Дом, туда, где гора резко уходила вниз. Вовус не смог объяснить себе только одного: почему она выбрала размокшую почву, ведь по грязи и тело тащить было тяжелее, и путь выходил длиннее. Будто бы хотела показать, где именно она избавилась от тела.

Там, за Домом, участок огорожен не был. Вовус выскочил между деревьями на самый край склона, упал на колени, стал всматриваться вниз, в темноту. Встал, прошел пару шагов вправо, вернулся, прошел пять шагов влево. И тут разглядел неясное светлое пятно. Пригляделся, понял, что там, в десяти метрах внизу, лежит человек, одетый в светлый спортивный костюм.

Вовус вытер ладонями воду с лица, сунул фонарь за пояс джинсов, схватился за тоненький ствол совсем еще юной сосны и полез вниз. Ноги скользили по листьям и увядшей траве, дождь заливал глаза. Вовус пытался надвигать пластиковый капюшон на лицо, но порывы ветра отбрасывали его за плечи. Перемещаться приходилось с большой опаской, в любой момент вода могла превратить склон в горки природного аквапарка, а веселый аттракцион для Вовуса обещал завершиться смертельным ударом о дерево или подвернувшийся валун.

Он старался не выпускать из виду белое пятно внизу. По ходу продвижения вниз пятно приобретало очертания человеческого тела.

Преодолев метров семь, Вовус, делая очередной шаг, поставил ногу на пучок травы. Он торопил себя, надеясь, что брат еще жив. Вдруг нога соскользнула с мягкого бугорка, и Вовус повис, уцепившись обеими – к счастью! – руками за ветви терновника. Тыча носками ботинок в землю, он пытался нащупать более надежную опору. Запястья стали слабеть, а мокрые ветки так и норовили выскользнуть из пальцев, словно живые. Вовус предпринял последнее отчаянное усилие опереться о землю ногами, и тут куст победил, вырвал свои ветви из жадных Вовкиных пальцев.

– Ё… – Вовка хотел выругаться, но не успел.

Он покатился вниз, к телу брата, в грязный поток, стекающий с гор в Долину туманов.

Ожидание в одиночестве было тоскливым и тревожным. Вовус ушел два часа назад, в сумерках, а теперь уже стемнело. Вера бродила по Дому, включая все люстры, лампы, торшеры и телевизоры, которые попадались ей на пути. Она опасалась возвращения призраков.

Отчасти Вера опасалась и возвращения деверя. По взгляду Вовуса, который тот бросил на нее перед уходом, Вера поняла – он уверен, что именно она завершила начатое: встала с постели, пока Вовус спал, спустилась вниз и расправилась со своим мужем. Тело вытащила на улицу, чтобы спрятать. А то, что Вера не удосужилась отмыть от крови гостиную и холл, Вовуса смущать не должно: он знает, что Вера – шизофреничка. Стоит ли ожидать логичных поступков от сумасшедшей?

«И вообще, – думала Вера, со скукой глядя на экран телевизора в своей спальне, – почему он вдруг так добр ко мне? Откуда взялась эта его любовь? Десять лет он любил Асю, а тут вдруг вспыхнула страсть бразильская, нежность пламенная! Не будь я влюбленной дурочкой, столько лет мечтавшей о любом его добром слове, ни в жизнь бы не поверила в такие перемены».

В сердце Веры возвращалась прежняя горечь. Надо было как-то отвлечься, переключиться на иные мысли. Очень кстати проснулось чувство голода – точно такое же, как в прежние времена, когда она ела, чтобы забыть, как несчастна с нелюбимым мужем. Забыть и о том, как счастлива ее сестра с мужчиной, которого любила Вера. Есть Вере захотелось настолько сильно, что даже вид крови, размазанной по холлу, не портил аппетита. Она быстренько пересекла холл, закрыла за собой дверь, нырнула в холодильник, достала сыр, колбаску, взяла из хлебницы пышный белый батон.

Бутерброд был великолепен и на вид, и на вкус.

«Но так ли уж счастлива была с Вовусом Ася? – Эта мысль оказалась настолько неожиданной, что Вера не донесла хлеб с кусочками сыра и ветчины до рта, а так и замерла, держа свой бутерброд перед открытым ртом. – Я была уверена, что они обожают друг друга. И что за историю рассказал мне Лексус? Ну, об их романе и думать нечего – это невозможно, так как Лексусу моя сестра интересна быть никак не могла. А вот история про Васю Метелкина – другое дело. Алексей сказал, что Ася была с любовником и поэтому Анечка захлебнулась в детской ванночке. Но зачем Асе нужен был любовник, если она любила мужа?»

Вера откусила кусок бутерброда, запила холодным молоком из бутыли. Не было никаких сомнений – несмотря на тревожные мысли, к Вере возвращалась жизнь, со всеми своими приятными ощущениями. А причина заключалась в том, что она стала свободна, а ее дочери больше ничто не угрожает. Лексуса в живых больше нет, и пусть Вовус ищет своего брата, если хочет, но Веру гораздо больше устраивает отсутствие этого человека. Абсолютное, тотальное отсутствие, сиречь смерть.

«А знал ли Вовус, что в смерти Анечки виновата Ася? – возник в мозгу Веры новый вопрос, снова заставивший ее прервать трапезу. Ответ на этот вопрос вызывал приступ привычной для Веры тошноты. – Он был сумасшедшим отцом, обожавшим свою красивую дочурку. Простил бы он жену? Простил бы он жену, если бы знал, что она погубила их трехмесячного ребенка, занимаясь сексом с каким-то чужим мужиком?»

Вера забыла про свой бутерброд, не съеденный даже наполовину, встала и вышла из кухни.

В коридоре на втором этаже работал только один из трех светильников. Луч электрического света проник в комнату, когда Вера приоткрыла дверь спальни своей сестры и ее мужа. Она вошла внутрь, робким движением включила люстру. Присела перед кроватью, осторожно, будто ожидая нападения, заглянула под нее. Там, на паркете, покрытом тонким слоем легкой пыли, лежал небольшой продолговатый газетный сверток. Вера машинально заметила, что для обертки была выбрана – случайно или преднамеренно? – страничка из гродинской газеты с рекламным макетом сети супермаркетов КУБ.

Раскрыв сверток, Вера ахнула и прикрыла рот руками, как испуганная девочка в темном лесу.

– Качественно, удобно, быстро, – выговорила Вера и заплакала.

Она выскочила под холодный ливень, лишь накинув свою куртку и сунув ноги в кроссовки. Промокнув за несколько секунд до нитки, Вера мгновенно продрогла, но решительно поспешила к воротам. Ей пришлось сгорбиться под струями воды, придерживая капюшон, сдуваемый ветром. Не имея понятия, куда отправился Вовка, она бессмысленно кружилась по дороге, пытаясь разглядеть, что происходит вокруг Дома, но видела только потоки воды и деревья, тонувшие во мраке.

Вернувшись во двор, она направилась за Дом, туда, где гора резко уходила вниз. Навстречу ей вверх по склону поднимался человек. Он был еще далеко – метрах в пяти, но Вера его узнала.

– Вовус! – яростно закричала она.

Человек выбрался на гору и, пошатываясь, двинулся к ней. К Вере вернулись силы: она бросилась ему навстречу, вглядываясь в черты его лица под надвинутым на глаза темным капюшоном.

– Вовус! – повторила она. – Я нашла твой нож! Я знаю, за что ты убил Асю!

Ливень пытался заглушить ее слова, тем не менее Вовус расслышал каждое слово Веры.

– Нож? Ты нашла нож? Почему ты решила, что это мой нож? – хрипло пророкотал он в ответ.

Дождь слепил и оглушал Веру, мешал различать и осмысливать слова. Не меньше, чем ливень, ослепляла ее и злость. Сжав холодные и мокрые ладони в кулаки, она вспомнила, что держит сверток с ножом в левой руке.

– Вот он! – заорала она как ненормальная. – Вот твой нож! Вот почему ты пытался убедить меня, что я сумасшедшая! Ты хотел свалить на меня все убийства, а сам бы получил деньги за КУБ и радовался! У тебя это не выйдет, не получится! Может, ты и Лексуса убил, а теперь снова будешь убеждать меня, будто я напиваюсь до беспамятства и убиваю людей?!

Быстро, небрежно, не опасаясь пораниться, она развернула газетный сверток, достала нож, протянула его Вовусу. Вовус шагнул к ней, щурясь из-за дождя. Увидел нож, отпрянул было, но тут же протянул руку и взял его за лезвие из мокрой газеты, которую продолжала держать перед ним Вера, и поднес к глазам. Пятна крови на лезвии стали расползаться от воды.

– Ты – проклятый убийца! – С каждым словом Вера заглатывала дождевую воду, но сейчас она этого даже не замечала. – Может, ты сам и в Алексея стрелял, а мне в руку пистолет вложил? Хотел еще тогда с ним расправиться, но не получилось. Ты просто чудовище! Что же мне теперь делать?..

Отбросив в сторону нож, Вовус прижал к себе рыдающую женщину. Она не сопротивлялась, потому что выплеснула вместе с яростью все свои силы.

– Вера, дурочка моя!.. – услышала она его шепот. – Никого я не убивал, честно! И – честно, правда, – я думал, что это с тобой такие ужасные вещи происходят! Но все оказалось не так, я все понял! Пойдем в Дом, надо согреться. Асю я не убивал, я хотел ее убить, все подготовил, все продумал, но не успел, понимаешь? Человека убить непросто. Я расскажу тебе все…

Вера слушала его с нарастающим удивлением: он говорил о себе, но это была история самой Веры.