Глава 8
В ДЕНЬ ПЛЮЩА

К четырем часам мистер Страттон наконец обошел всех домочадцев, включая кухарку и садовника. Конечно, мистер Паскуале по воскресеньям всегда отсутствовал, но, узнав о прибывшей полиции, явился и взялся пропалывать уже прополотые цветочные клумбы, демонстрируя отсутствие каких-либо намерений уходить до наступления ночи или отъезда полиции, что бы ни случилось первым. Новость об ужасной кончине Мэри Брэдфорд распространилась повсюду, вышла за пределы Араби, и начали собираться зеваки. Ими занималась полиция, но уже слышалось бормотание Кейт насчет необходимости вывесить знак «Стоянка запрещена», как было в случае автомобильной аварии, на что Рид отвечал, что в любом обществе, городском или деревенском, всегда найдутся люди, которых убийство в высшей степени воодушевляет, а место преступления неописуемо восхищает. По его мнению, представители этого типа в восемнадцатом веке ходили смотреть на повешенных, а во времена Тюдоров на разорванных и четвертованных.

Поскольку уже стукнуло четыре часа, мистер Страттон согласился вместе со своей когортой перекусить сандвичами и выпить по стакану молока. Склонился он к этому неохотно, явно побуждаемый лишь откровенно голодным пыхтеньем коллег и известием, что до ближайшего ресторана шестьдесят миль пути туда и обратно. После трапезы он пригласил трех «леди-профессоров» в библиотеку. Еда определенно не улучшила расположения его духа, которое вдобавок отяготилось до крайности попытками сразиться с Джеймсом Джойсом.

— Может быть, — сказал он, когда все собрались, — вы, три профессора литературы, сумеете разъяснить мне Джеймса Джойса.

— Я припомнила, мистер Страттон, — сообщила Грейс Нол, — роман Томаса Гарди, по-моему, второстепенный, хотя название от меня ускользнуло. В данном конкретном произведении мужчина, ухаживая за молодой женщиной, вынужден ей признаться, что в прошлом делал предложения ее матери и бабушке.

Судя по выражению лица мистера Страттона, он уже сожалел о своем решении обратиться к ним за консультацией.

— Но как же, — начал он, — может один мужчина…

— Предлагаю вам не погружаться сейчас в математику, — посоветовала Грейс. — Поворочайте над этим мозгами, когда будете стараться заснуть нынче ночью, и учтите, что в то время женщины выходили замуж и рожали детей в шестнадцать лет, а также подумайте о несомненно признаваемой вами пользе бесед с тремя старыми девами разного возраста. — Физиономия мистера Страттона свидетельствовала, что он как раз об этом и думает или, вернее, готов был подумать, ибо мышление Грейс Нол, превосходившее скоростью воображение любого другого блистательного ученого, безусловно на несколько ходов опережало ход мысли простого полисмена.

— Так насчет Джеймса Джойса, — повторил мистер Страттон.

Три женщины вопросительно на него взглянули.

— У него есть рассказ под названием «В день плюща». Поглощая любезно предложенный мисс Фэнслер завтрак, я прочел его в книге, любезно предложенной мне в свою очередь мистером Эмметом Кроуфордом. Поскольку он, кажется, постоянно упоминает этого писателя, Джеймса Джойса, я спросил его, не найдется ли небольшой рассказ, который я мог бы прочесть. В этом рассказе восемнадцать страниц, и я не понял ни одного слова. Так же, — добавил он, — как мой коллега.

— Да, — согласилась Кейт, — фактически этот рассказ всегда был весьма сложным. Вы хотите сказать, мистер Страттон, что в нем вроде бы ничего не происходит?

— Именно так я хочу сказать.

— Но в этом-то, понимаете ли, весь смысл. В Ирландии вообще ничего не происходило. На самом деле все люди мертвы, не способны любить.

— Как Мэри Брэдфорд, — вставила Лина.

— Ну, раз уж вы ее упомянули, точно как Мэри Брэдфорд, — подтвердила Кейт.

— Не по этой ли причине, — предположила Грейс, — Форстер сказал, что Джойс швырнул грязью во всю Вселенную?

— Форстер говорил об «Улиссе», и я в любом случае думаю, что позже он взял свои слова назад. Он сказал их в то время, когда все считали Джойса аморальным.

— Я слышала одну историю, — добавила Грейс, — будто кто-то, обедая с Джойсом, поднял бокал и провозгласил тост за аморальность. Говорят, Джойс сказал: «Я не желаю за это пить» — и опрокинул свой бокал с вином.

— Вино было белое, — уточнила Кейт.

— Разве важно, — спросил мистер Страттон тоном, свойственным долго и молча страдавшему человеку, — какого цвета было вино?

— Конечно, важно, — заявила Кейт. — В этом вся суть произведений Джойса. В рассказе «В день плюща» самое важное, что пробка вылетела из бутылки, издав звук «пок».

Казалось, мистер Страттон сам вот-вот издаст звук «пок».

— Для начала что это за «день плюща»? — поинтересовался он.

— Есть книжка в бумажной обложке, по-моему, под названием «Читательский путеводитель по Джеймсу Джойсу», — сообщила Грейс, — составленная Уильямом Йорком Тиндаллом. Вы должны разрешить мне презентовать вам экземпляр. Я пользуюсь факультетской дисконтной карточкой — сия привилегия распространяется даже на почетных профессоров. Если я правильно припоминаю, Тиндалл утверждает, будто все в этом рассказе приобретает смысл в связи с намеком на Парнелла. Правильно ли я поняла, мистер Страттон, что вы предполагаете, будто все в этом деле приобретает смысл в связи с Джеймсом Джойсом?

— Значит, «день плюща» — это день рождения Парнелла?

— Забавно, — заметила Кейт. — Я не уверена, что это день его рождения или смерти или какого-нибудь события, связанного с разводом. Но в этот день, шестого октября, каждый человек в Дублине, желавший почтить память Парнелла, носил в петлице листок плюща. Разумеется, все они пребывали в параличе.

— Ну, конечно, — сказал мистер Страттон.

— Как вы думаете, почему Эммет предложил мистеру Страттону «В день плюща»? — спросила Лина.

— Это любимый рассказ Джойса, — пояснила Кейт. — Все остальные, естественно, предпочитают «Мертвых» — один из величайших рассказов в английской литературе.

— А это про что? — полюбопытствовал мистер Страттон.

— Про мужчину по имени Габриел Конрой, который так никогда и не научился любить, — ответила Кейт. — Про тот истинный факт, что в Ирландии все мертвы, за исключением, может быть, мертвецов.

— Похоже, веселый был парень, — неожиданно вставил коллега мистера Страттона.

— «Улисс» гораздо веселее, — заверила Кейт.

— Разве это не безнравственная книга? — спросил мистер Страттон.

— Ни фактически, ни по закону, — сказала Кейт. — В сущности, это одна из самых высоконравственных книг, написанных по-английски. Блум несет любовь мертвому городу и еще не состоявшемуся художнику, который пока не научился любить. Он несет свет язычникам.

— Я думал, там очень много секса, — отважно заявил мистер Страттон.

— В жизни очень много секса, — сказала Кейт.

— В жизни некоторых людей, — уточнила Грейс Нол.

Кейт старалась не встретиться взглядом с Линой.

— Как по-вашему, этот Джойс важен? — спросил мистер Страттон.

— Конечно важен, — сказала Грейс. — Почитайте биографический труд Ричарда Эллманна. Блестяще. По-моему, он не издавался в бумажной обложке. Не могу предложить вам экземпляр — слишком дорого, даже по факультетской дисконтной карточке. Может быть, — предположила она, — вам удастся включить его стоимость в накладные расходы.

— Я никогда не понимаю, что люди имеют в виду под понятием «важный», — сказала Лина.

— Тут кругом валяются его письма… — продолжал мистер Страттон, не позволяя развиться литературной дискуссии. — Мистер Кроуфорд сообщил, что за ними гоняется библиотека конгресса и куча университетов.

— Ах, — хмыкнула Грейс Нол.

— Странно, что эту женщину убили возле дома, где хранится коллекция писем ирландца.

— Вероятно, тут нет вообще никакой связи. Что касается Мэри Брэдфорд, — добавила Кейт, — она принадлежала к тому сорту людей, которые сочли бы «Улисс» грязной книгой, а Блума — грязным типом. Разумеется, — оговорилась она, — Басы не извлекают из Джойса особой пользы.

— Басы? — переспросил мистер Страттон, приготовившись выслушать что угодно.

— Белые англосаксы: протестанты, пуритане, кальвинисты.

— Я кальвинистка, — объявила Грейс Нол.

— Я уверена, Джойс сделал бы некоторые исключения, — улыбнулась Кейт. — Фактически нам известно, что он их делал. Но его взгляд охватывает в основном мир католиков и иудеев. Знаете, были моменты, когда он подумывал стать священником. Говорят, он сказал: «Я отказался от общества иезуитов ради общества иудеев».

Вид у мистера Страттона и его коллеги был весьма шокированным.

— Похоже, вам очень много известно о Джойсе, мисс Фэнслер, — сказал мистер Страттон.

— Уверяю вас, очень мало.

— Мне показалось, вы назвали своей специальностью викторианцев.

— Да, но нам никак не позволяется строго-настрого замыкаться в рамках определенных периодов, сколь бы широкими они ни были. Я читаю курс истории английского романа, куда мы включаем ирландцев.

— Ну, — заключил мистер Страттон, вставая, — пожалуй, теперь лучше мне побеседовать с мистером Маллиганом. Он был здесь, как я понял. Не ушел еще, вы не знаете?

— По-моему, он беседует с Эмметом, — сказала Кейт, тоже поднявшись. — Прислать его к вам?

— Если будете так любезны, — отвечал мистер Страттон. — Спасибо вам всем за литературную помощь.

— Это доставило нам удовольствие, — сказала Грейс Нол, выходя впереди всех из комнаты, и, едва закрыв за собой дверь, спросила: — А как зовут другого мужчину, который всегда рядом со Страттоном, но практически не произнес ни слова?

— Не имею понятия, — сказала Кейт, — но называю его Макинтош.

— Почему? — поинтересовалась Лина.

— Читайте «Улисса», — маниакально приказала Кейт.

— Я должна записать это, — сказала Грейс, — и всю прочую только что полученную интересную информацию. Белое вино. — Она вытащила из кармана записную книжку и принялась записывать.

— Вы все записываете? — с любопытством спросила Лина. — И таким образом все запоминаете?

— Абсолютно. Даже ужасные вещи.

— Я запоминаю их без всякого труда, — рассмеялась Лина.

— Ничего подобного. Когда Алиса вытащила Черного Короля из золы, он сказал: «Этой ужасной минуты я не забуду никогда в жизни!» — а Черная Королева предупредила: «Нет, забудешь, если не занесешь в меморандум». Поскольку, — продолжала Грейс, снова сунув блокнот в карман, — из зала заседаний нас выставили, не пойти ли нам погулять? Кстати, интересно, не настал ли, случайно, час дойки коров?

— Судя по рассказам Лео, он, вероятно, как раз сейчас заканчивается, — сказала Кейт. — Но я, разумеется, не заносила этого в меморандум.

— Как вы думаете, мистер Брэдфорд, не станет возражать против нашего вторжения, особенно сегодня?

— На самом деле он вполне терпелив в этом смысле. По-моему, Лео с Уильямом взяли в привычку присутствовать там ежедневно при дойке, пока не разузнали об этом деле больше самого мистера Брэдфорда. В любом случае нам, может быть, стоит прикинуться детективами и понаблюдать за его реакцией. Пойдем? Через поля или по дороге?

— Думаю, по дороге, — сказала Грейс. — Я лучше знаю, как иметь дело с автомобилями, чем с неизвестными мне опасностями, которыми, кстати, кажется, перенасыщена сельская жизнь. В свое время мне были знакомы многие дикие страсти, начиная с голых амбиций и заканчивая голой похотью, но в результате никто никого не застреливал, хотя для точности должна добавить, что кое-кто сам стрелялся. Я осуждаю деревенскую жизнь не за более сильную прирожденную склонность к насилию, а за более тесное знакомство с оружием и насильственной смертью. На мой взгляд, тот, кто не раз видел разорванных в клочья оленей и лесных сурков, гораздо вероятнее смирится с мыслью о разорванном на куски человеческом существе.

— Брэдфорд однажды рассказывал мне, — сказала Кейт, — что здесь практически нет воровства именно по причине всеобщей осведомленности об имеющемся у каждого ружье, а также о том, что каждый умеет им пользоваться и непременно воспользуется.

— Поэтому, — подхватила Грейс, — скорее получается, что каждый мог схватить ружье и из чистого раздражения застрелить Мэри Брэдфорд, вместо того чтобы вкладывать пулю в чужое, не так ли? Я хочу сказать, действительно ли это преступление кажется вам деревенским? Я больше склоняюсь к мысли, что его совершил человек с метафорическим мышлением.

— Вы хотите сказать, с джойсовским? — уточнила Лина.

— В любом случае — с литературным.

— Не могу согласиться, — возразила Кейт. — Мне представляется, что некий сельский тип, ненавидевший Мэри Брэдфорд, обнаружил возможность от нее избавиться и использовал этот шанс. Тот факт, что таким образом он навлечет кучу неприятностей на городских сумасшедших, добавил подобному методу привлекательности. Вон машина идет.

Все трое сошли на обочину, а автомобиль замедлил ход лишь настолько, чтобы чересчур быстро гнавший машину неизменный подросток мужского пола успел выкрикнуть некое приглашение, окрашенное сарказмом. Вернувшись на дорогу, Грейс хмыкнула.

— В каком-нибудь произведении детективной литературы в этом автомобиле сидели бы не завывающие юнцы, а авантюрист. Вы читаете детективные рассказы?

— Обязательно, — кивнула Кейт. — И про двойных агентов. Я обнаружила, что они либо ведут двойную деятельность, либо играют в бридж, ходят на яхтах или гоняют на лыжах. А почему вы спросили?

— Любопытно, — изрекла Грейс, — насколько в действительности эти истории не похожи на жизнь. Дело в том, что в них слишком много всего происходит. Я уж не говорю обо всех этих книжках Яна Флеминга. Даже милые английские детективные рассказики, которые Оден отнес к типу «труп в доме приходского священника», изобилуют событиями. У нас сейчас тоже произошло убийство, но мы делаем только одно — разумеется, рассуждаем о нем и все вместе идем по дороге — три странных леди в теннисных туфлях — взглянуть, как муж жертвы доит коров.

— Я понимаю, о чем вы говорите, — сказала Кейт. — Английский детектив начинается с того, что кто-то читает в «Таймс» объявление, которые эксцентричные англичане привыкли публиковать на первой странице, где сказано: «Питер, если хочешь узнать обо мне, пойди повидаться с Генри. Колин». Питер бежит повидаться с Генри, который оказывается восьмидесятилетней старухой нянькой, а потом вы узнаете, что он оказался запертым, точно в ловушке, в некоем доме за «железным занавесом» и выбирается оттуда, раз за разом вбивая в кирпичную стенку какую-то железяку. Если бы кто-то меня запер в доме, что, безусловно, в высшей степени невероятно, я сидела бы там, пока меня не спасли бы, или, скорее, умерла с голоду.

— Все равно это очень хорошая книжка.

— Конечно, хорошая. Есть еще одна, я читала ее недавно, про тридцатипятилетнюю старую деву, которая отправилась в отпуск в Европу, используя свой автомобиль для переправки во Францию какой-то контрабанды, оказалась в конце концов запертой в камере с неким великолепным французом и ухватилась за эту возможность, чтобы узнать наконец, что означает спать с мужчиной, покуда преступники сбрасывали в океан трупы.

— Это тоже хорошая книжка.

— Превосходная. Но по-моему, дело в том, что с людьми, прожившими тридцать пять лет и более без каких-либо происшествий, ничего уже не происходит.

— Вы правы, — согласилась Грейс. — Если б меня в тридцатипятилетнем возрасте заперли в камере с французом, сколь бы великолепным он ни был, я в конце концов стала бы обсуждать с ним некоторые трудные для понимания аспекты средневековой культуры, если он образован, а если не образован, позволила бы ему рассказывать мне о риске, которому подвергается французская экономика, или о галльской военной отваге. Либо ты принадлежишь к тому сорту, с которым случаются приключения, либо нет. И подозреваю, что принадлежащие к этому сорту только переживают всевозможные приключения, но не слишком много думают или читают.

— Несомненно, едва ли кому-то из нас доведется попасть в запертую камеру вместе с великолепным французом, — заметила Лина.

— А если бы довелось, мы бы так огорчались при мысли о сбрасываемых в океан трупах, что даже не думали бы ни о каких приключениях.

— Я бы думала, — сказала Лина.

— Весь смысл детективных романов в том, — подытожила Грейс, — что ужасно приятно читать, как другие люди делают вещи, которых тебе самому никогда делать не доведется.

— Мы принадлежим к тому сорту, который читает детективные романы и составляет меморандум, — улыбнулась Кейт.

Они подошли к коровнику. Брэдфорд доил коров; ему помогал фермер, живший ниже по дороге.

— Вы хотите сказать, они доят коров машинами? — спросила Лина, оглядываясь.

— Они все делают машинами, — сказала Грейс. — Уж это-то мне известно.

— А коровам нравится стоять, когда у них так зажаты головы? — спросила Лина, после того как пришедшие с визитом леди подобающим образом представились и вместе с Кейт принесли свои соболезнования.

— Нравится, потому что их кормят в таком положении, — объяснил Брэдфорд, — но по новой теории лучше держать их в коровнике с открытыми загонами и помещением для доения без стойла. Вот, смотрите. — Он дотянулся поверх коровьих голов и открыл в потолке откидную дверцу. Сверху с сеновала свалился сноп. Брэдфорд развязал его и принялся раскладывать сено перед коровами.

— Мистер Брэдфорд, — сказала Кейт, — не можем ли мы чем-нибудь вам помочь с детьми? Мы с удовольствием возьмем их к себе поужинать и переночевать с нами, если это хоть как-то поможет.

— Спасибо, — ответил Брэдфорд. — Это очень любезно. Но из деревни пришла юная леди, друг семьи, которая обо всем позаботится.

— Ну, — настаивала Кейт, — дайте мне знать, если мы что-нибудь сможем сделать.

Все три леди понаблюдали, как Брэдфорд кормит телят порошковым молоком, разведенным водой, снимает по очереди с коров доильные аппараты, насыпает каждой определенное количество зерна и опытным ухом прислушивается к работе машин на своей молочной фабрике. Там стоял большой бак из нержавеющей стали, в котором, как им сообщил Брэдфорд, молоко за три минуты охлаждается с температуры коровьего тела, составляющей около ста градусов, до отметки ниже шестидесяти. Трижды в неделю молочная цистерна перекачивает молоко прямо из бака и увозит.

— Поразительно, — сказала Грейс. — А весь верх коровника заполнен сеном?

— Скоро будет заполнен запасом на зиму, — подтвердил Брэдфорд. — То сено, которое мы сейчас скармливаем коровам, последнее с прошлого лета. Там уже больше четырех тысяч снопов, а будет еще больше. Хотите посмотреть на работу подъемника? — спросил он.

— Что ж, — согласилась Грейс Нол, — раз уж вы так добры.

— Пожалуйста, не утруждайтесь, — одновременно предупредила Кейт.

— Никакого труда. — Брэдфорд с видимым удовольствием уделял время разъяснениям. — Сноповязалка, — рассказывал он, — забрасывает снопы в фургон. Мы берем каждый сноп из фургона, кладем на подъемник, и он их поднимает наверх. Вот смотрите. — Он запустил машину, и подъемник потащил сноп вверх на второй этаж коровника. Брэдфорд забрался на чердак раньше снопа, схватил его с подъемника и бросил на сеновал. — Поднимайтесь и посмотрите, — пригласил он.

Три леди с разной степенью озабоченности взглянули на перпендикулярную лестницу, ведущую на чердак. Лина и Кейт без особенных колебаний полезли наверх. Грейс Нол осталась внизу.

— Я больше не принимаю приглашений на посещение как подвалов, так и чердаков. Осмотритесь и расскажете мне, — сказала она.

Кейт и Лина были поражены размерами второго этажа коровника. Там не было видно никаких стоек или опор, только открытое пространство и тысячи вязанок сена.

— Какая прекрасная постройка, — сказала Кейт Брэдфорду.

— Я ее сам спланировал. Мэри думала, я свихнулся, но я говорю, есть возможность спланировать абсолютно открытый сеновал. Бедная Мэри, — сказал он, вдруг вспомнив.

Все трое уныло полезли вниз.

— Один человек, — заключила Грейс, когда они снова шли по дороге, — способен управлять фермой при условии, что он гений по части механизации, архитектор, агроном и ветеринар в одном лице.

— Какое необычайное количество сена, — сказала Лина.

— В целом, — проговорила Кейт, — если б пришлось иметь дело с французом, по-моему, камера предпочтительнее. Не так раздражает дыхательные пути и с меньшей вероятностью вызовет акрофобию.

На дороге их поджидал Рид.

— Где вы были? — спросил он. — Вы не должны без разрешения покидать место преступления.

— Вы хотите сказать, что мы под домашним арестом? — уточнила Грейс.

— Мы осматривали сеновалы, — доложила Кейт.

— Обнаружили что-нибудь?

— Не выношу даже мысли, — фыркнула Кейт, — об обнаружении чего-либо на сеновалах. Брэдфорд вовсе не показался мне безутешным.

— А я не могу удержаться, — вставила Лина, — от догадок по поводу девушки из деревни.

— Мистер Страттон расспрашивал мистера Маллигана про Джойса? — поинтересовалась Кейт.

— Скажите мне, ради Господа Бога, — взмолился Рид, — что это за «день плюща»?

— Итак, он расспрашивал про Джойса. А что насчет «дня плюща»?

— Кажется, мистеру Маллигану ничего не известно про «пок». Ну, и мне, разумеется.

— Но ведь ты не писал многочисленных книг о форме и функции в современной литературе.

— Как это странно со стороны мистера Маллигана, — сказала Грейс.