В середине особняка, который заняла Скара, располагался заросший внутренний двор. Он был забит сорняками, задушен плющом, однако в прошлом за ним ухаживали: поздние цветы по-прежнему распускали бутоны, поднимая под солнечной стеной ароматный мятеж против дикого запустения.

И хотя листья облетали, а год клонился к холодам, Скаре нравилось тут сидеть – на облепленной лишайником каменной скамейке. Дворик напоминал ей обнесенные стеной сады позади палат Леса, где мать Кире учила ее названиям лекарственных трав. С тем отличием, что лекарственные травы тут не росли. И не было в живых матери Кире.

– Погода в Скегенхаусе стоит…

– Нездоровая, – закончила за нее мать Ауд.

Как обычно, служительница подобрала удачное слово. Горожане погружены в пучину страха и недовольства. Остатки союза стран точат клыки, примериваются к глоткам недавних соратников. Повсюду рыщут воины праотца Ярви: на плащах пошит белый голубь Отче Мира, однако взвинченные, скорые на расправу руки не расстаются с орудиями Матери Войны.

– Пора отчаливать в Тровенланд, – сказала Скара. – Нас ждет много дел.

– Корабли уже готовят, моя королева, – произнес Синий Дженнер. – Я собирался предложить весло Рэйту…

Скара въедливо на него посмотрела.

– Он просился в команду?

– Он не той породы. Но, говорят, с Колючкой Бату у него не заладилось, и не то чтобы его теперь взяли носить меч за Гормом…

– Рэйт сделал свой выбор, – надтреснуто отрезала Скара. – С нами он не поедет!

Дженнер сморгнул.

– Но… он сражался в проливах за вас. Спас мою жизнь на Мысе Бейла. Я сказал ему, что у нас для него всегда есть местечко…

– Не следовало так говорить. Не от меня зависит исполнение вашего обещания. – Ее ранило то, как сильно уязвили его эти слова.

– Слушаюсь, государыня, – буркнул он и на негнущихся ногах прошел в дом. Скара осталась наедине со служительницей.

Ветер зябко вихрил во дворе. Листья гонялись друг за дружкой среди старых камней. Где-то в сухом плюще чирикала птица. Мать Ауд прочистила горло.

– Моя королева, я должна вас спросить. Ваша кровь исходит без перебоев?

У Скары внезапно тяжело стукнуло сердце. Лицо зарделось, и она потупилась в траву.

– Государыня?

– Нет.

– И… возможно, в этом причина… вашей неохоты дать весло Гормову меченосцу? – Да, Синий Дженнер сбит с толку, но мать Ауд, очевидно, догадалась о правде. Беда с прозорливыми советниками в том, что они легко раскусят как вражескую ложь, так и вашу.

– Его зовут Рэйт, – заворчала Скара. – Называйте его, хотя бы по имени.

– Тот, Кто Взращивает Семя благословил вас, – мягко произнесла служительница.

– Он меня проклял. – При этом Скара понимала: винить, кроме себя, ей некого. – Когда не знаешь, переживешь ли завтра, о послезавтрашнем дне не задумываешься.

– Никому не под силу постоянно совершать лишь обдуманные поступки. Как вы хотите разобраться теперь?

Скара уронила голову на руки.

– Спасите меня, боги. Понятия не имею.

Мать Ауд склонила колено.

– Вы можете выносить дитя. И даже оставить все в тайне. Но есть вероятность осложнений. Для вас лично и вашего престола.

Скара пересеклась с ней глазами.

– Или же?

– Мы можем заставить вашу кровь снова затечь. Существуют разные способы.

Язык лип к небу, когда Скара проговорила:

– При этом тоже возможны осложнения?

– Возможны. – Мать Ауд невозмутимо глядела в ответ. – Но их я расцениваю как меньшие.

Скара приложила ладонь к животу. Никаких изменений не ощущалось. С тошнотой все, как обычно. Не было и намека, будто внутри что-то растет. Скара представила, как это уйдет из нее – и мысль не принесла ничего, кроме облегчения. С оттенком вины за то, что больше она ничего не почувствовала.

Но она уже пообвыклась откладывать в сторону сожаления. И она прошептала:

– Я хочу это убрать.

Мать Ауд осторожно взяла ее за руки.

– Когда доберемся до Тровенланда, я все приготовлю. Больше не уделяйте этому мыслей. Вы и так несете свою непомерно тяжкую ношу. А эту – понесу я.

Скара еле смогла остановить слезы. Угрозы, и лютую ярость, и саму Смерть она встречала с сухими глазами, но от капельки доброты захотелось рыдать.

– Спасибо, – только и шепнула.

– Душещипательная картина!

Мать Ауд быстро вскочила на ноги, обернулась – и на дорожку их садика ступил праотец Ярви.

Он носил все тот же линялый плащ. Тот же потертый меч. Посох эльфийского металла по-прежнему с ним, хотя и исполнял совсем другую роль, с тех пор как им был убит Яркий Йиллинг. Только на шее висела цепочка праматери Вексен, и на ней уже шелестели бумагой собственные его записи. И переменилось лицо. Жестокий блеск в его глазах прежде Скара не замечала. Наверно, он вынужден был надеть маску суровости, после того как переехал в башню Общины. А может быть, коль в ней отпала нужда, позволил себе скинуть маску добродушия.

Когда мы низлагаем нечто нам ненавистное, но не сносим до основания и не начинаем свое с нуля, то часто оказываемся на его прежнем месте.

– Даже кремень с давними сколами в моей груди потеплел от подобной близости между владыкой и служителем. – И Ярви изобразил улыбку, в которой напрочь отсутствовало тепло. – Вы, королева Скара, женщина, которая вдохновляет на преданность.

– Волшебства тут нет. – Она и сама поднялась, аккуратно разгладила платье. Аккуратно разгладила и лицо, чтоб по нему ничего нельзя было прочесть – как наставляла ее мать Кире. Предчувствовалось, что в следующую пару минут ей понадобятся все уроки матери Кире без остатка. – Стараюсь относиться к людям так, как хотелось бы, чтобы они относились ко мне. Владыка не обязан быть исключительно жестоким, праотец Ярви. В нем должно присутствовать и великодушие. Должно найтись место и милосердию.

Первый из служителей заулыбался над такой ребячьей наивностью.

– Прекрасные чувства, о государыня! Скоро, я знаю, вы уплываете в Тровенланд. Но сперва мне бы хотелось переговорить с вами.

– Пожелать доброй погоды и попутного ветра, о достопочтеннейший праотец Ярви? – Мать Ауд сложила руки на груди и встала перед ним. – Или о делах государственных?

– О делах, обсуждаемых лично, – сказал он. – Оставьте нас.

Служительница вопросительно зыркнула исподлобья, но Скара подтвердила, едва заметным кивком. Есть вещи, которые полагается встречать в одиночку.

– Я буду тут, за дверью, – сказала мать Ауд, входя в дом. – Вдруг я вам понадоблюсь…

– Не понадобитесь! – Взгляд бледных глаз первого из служителей остановился на Скаре. Холодный, как свежий снег. Взгляд того, кто знает о своей победе еще до начала игры. – Расскажите, как вы отравили Гром-гиль-Горма?

Брови Скары взлетели.

– Я? С чего бы? По эту сторону Последней двери он был мне куда полезней. Это вы выгадали от его смерти больше всех.

– Не всякий заговор – моих рук дело. Но, признаюсь, кости выпали для меня удачно.

– Везунчик опасней хитреца. Так говорят, праотец Ярви?

– А значит, трепещите, когда перед вами тот и тот сразу! – Снова его улыбка, но на сей раз нечто плотоядное в ней заставило вздыбиться волоски на загривке. – Действительно, с последних наших с вами договоренностей у курганов на Мысе Бейла поменялось многое. Стало… проще. Не нужно рассусоливать о союзах, уступках и голосах.

Ты одолеешь страх, лишь выйдя ему навстречу, спрячешься от него, и он одолеет тебя, – говаривал дед. Скара попробовала подтянуться, смотреться величественно, как он сам, идя навстречу Смерти.

– Атиль и Горм ушли за Последнюю дверь, – молвила она. – Остался один голос, и он…

– Мой! – гаркнул Ярви, распахивая глаза. – Не могу выразить словами, какое наслаждение беседовать без обиняков с тем, кто зрит в корень вопроса. Поэтому не стану оскорблять вас расплывчатыми фразами. Вы выходите замуж за короля Друина.

Скара приготовилась почитай ко всему, но в ответ на это даже «ах» застряло в горле.

– Королю Друину только три.

– Значит, он окажется куда менее требовательным супругом, нежели Крушитель Мечей. Мир изменился, королева. И, как мне кажется, от Тровенланда… – Ярви поднял усохшую руку и повращал в воздухе кистью, – сейчас никакой пользы. – Раздался звонкий треск – служитель каким-то образом умудрился щелкнуть огрызком единственного пальца. – Отныне ему надлежит сделаться частью Гетланда, и, сдается, ключ от казны разумнее и дальше носить моей матери.

– А мне? – Скара едва сохраняла голос ровным, сердцебиение нарастало и нарастало.

– А вы, государыня, что б ни носили, будете выглядеть первой красавицей. – И праотец Ярви повернулся к двери.

– Нет. – Она поверить не могла, как определенно и окончательно прозвучало это слово. На нее снизошло странное спокойствие. Вероятно, его-то и ощущал Бейл Строитель перед сражением. Пускай она не воитель, но это – ее поле боя, и она готова к войне.

– Нет? – Ярви опять повернулся к ней, его улыбка подвыцвела. – Я пришел объявить вам, как будет, а не спрашивать вашего мнения. Или я переоценил вашу…

– Нет, – снова сказала она. Слова станут ее верным оружием. – Мой отец погиб за Тровенланд. Мой дед погиб за Тровенланд. Я все отдала ради того, чтобы драться за Тровенланд. Пока я жива, я не увижу, как его раздирают на части, как стая волков мертвую тушу.

Первый из служителей шагнул к ней, худощавое его лицо стянуло злобой.

– Не вздумай передо мной выступать, беспризорная блевалка! – зарычал он и сухой рукой ткнул ей в грудь. – Ты и понятия не имеешь, чем я пожертвовал, через какие страдания я прошел! Тебе и во сне не приснится, какой огонь меня закалил! У тебя нет ни золота, ни людей, ни мечей…

– Звон мечей – всего лишь полвойны. – Мать Кире всегда повторяла, что от улыбки с нее не убудет, – поэтому Скара сладко раздвинула губы и протянула сложенную в пальцах полоску бумаги, которую прятала за спиной.

– Подарок для вас, праотец Ярви, – молвила она. – От Яркого Йиллинга.

Быть может, на всем море Осколков и не сыскался бы человек, равный этому служителю в премудрости, но по лицам Скару читать научили. И, уловив, как слегка дрогнуло его веко, она поняла, что последний шепот Йиллинга на поле боя у Мыса Бейла был правдой.

– Да, я – беспризорная блевалка, чего скрывать? – сказала она, когда Ярви выхватил из ее пальцев бумагу. – Мне говорили, что я прячу страхи в желудок. Но и меня худо-бедно подзакалили последние несколько месяцев. Узнаете руку?

Он поднял голову, челюсти сжаты.

– Наверно, узнали. Потрясающе предусмотрительно со стороны матери Кире было обучить меня чтению.

На это его лицо снова дрогнуло.

– Разве пристойно распространять секрет рун вне Общины?

– О да, ведь мать Кире плевать хотела, что пристойно, что нет, когда речь идет о будущем Тровенланда. – Теперь она подпустила в голос железа. Пора показать свою силу. – Так же как я.

Отец Ярви скомкал бумажку в трясущемся кулаке, но Скара лишь улыбнулась шире.

– От души прошу, оставьте ее себе, – разрешила она. – Йиллинг надавал мне их полный кошель. Есть семеро моих доверенных людей в разных концах Тровенланда – и у каждого по листочку. Вы никогда не узнаете, кто. Вы никогда не узнаете, где. Но если вдруг меня постигнет несчастный случай – пошла гулять ночью, поскользнулась и выпала в Последнюю дверь, прямо как мой жених, – полетят послания, и по всем закоулкам моря Осколков молва разнесет весть о том… – Она наклонилась к нему и промурлыкала: – что отец Ярви был предателем нашего союза.

– В это никто не поверит, – ответил он, однако лицо сбледнело куда как сильно.

– Новость дойдет до мастера Хуннана и гетландской дружины. Им скажут, что это вы предали их любимого короля Атиля.

– Хуннана я не боюсь, – ответил он, однако рука дрожала на посохе.

– Новость дойдет до вашей матери, Золотой Королевы земли Гетландской. Ей скажут, что родной сын продал врагам ее город.

– Мать ни за что не выступит против меня, – ответил он, однако в глазах его блестел страх.

– Новость дойдет до Колючки Бату, чей муж Бранд был убит в ходе набега, который устроили вы. – Холоден стал голос Скары, неспешен и неумолим, как прилив. – Но, может быть, внутри она кротка и отходчива, не то что с виду. Вы-то всяко лучше моего ее знаете.

Словно палка, которая гнулась, гнулась и разом треснула, праотец Ярви сдавленно охнул, и в ногах его вмиг не осталось никакой силы. Он пошатнулся, напнулся на каменную скамью и грузно на нее повалился. Эльфийский посох заклацал, выпав из здоровой руки – служитель уцепился за камень, ища опору. Сел, неотрывно глядя пылающими глазами на Скару. Глядя сквозь нее, точно взор его блазнили призраки за гранью этого света.

– Я считал… что смогу управлять Ярким Йиллингом, – зашептал он. – Подумал, скормлю ему наживку из мелких секретов и подсеку крюком одного большого обмана. Но в проливах подсек меня именно он. – Из влажного глаза просочилась слеза и поползла по дряблой щеке. – Наш союз все топтался на месте, ни шатко, ни валко. Решимость короля Атиля шла на убыль. Мать больше выгод усматривала от примирения. Горму и Скейр доверять я не мог. – Он сложил в кулак-крючок левую руку. – Но я принес клятву. Я поклялся луною и солнцем отмстить убийцам моего отца. Я не мог смириться с миром. – Он глупо замигал, по бледному лицу покатились слезы, и Скара осознала, пожалуй, впервые, насколько он молод. Всего-то на считаные годы старше ее самой.

– И я велел Яркому Йиллингу напасть на Торлбю, – шептал он. – Учинить разгром, пробудить гнев, после которого обратной дороги не будет. Я объяснил ему, когда и как. Я не желал Бранду смерти. Ведают боги, не готовил ее, но… – Он подавил спазм, дыхание порывисто скрежетало в горле. Сгорбились плечи, голова повисла, будто тяжесть всего содеянного навалилась, давила его. – Я принял сотню решений, и всякий раз ради наименьшего зла и наибольшего блага. Отмерил тысячу шагов, и каждый шаг влекла необходимость. – Он уставился на эльфийский посох на земле, и губы скривились от отвращения. – Так как же они завели меня сюда?

Скара больше не испытывала к нему ненависти, одну только жалость. Она по горло засыпана собственными горькими сожалениями и понимала, что не накажет его ничем страшнее той муки, на какую он обрек себя сам. И вообще ничем его не накажет. Слишком отчаянно она в нем нуждалась.

Скара опустилась рядом с ним на колени, цепь яблок мечей постукивала ее по груди. Ладонями обхватила его лицо в подтеках слез. Теперь пора показать свое сострадание. Свое великодушие. Милосердие.

– Послушай. – И она встряхнула ему голову, чтобы пересечься с его остекленелым взором. – Ничего еще не потеряно. Ничего еще не разбито. Я все понимаю. Мне ведом гнет власти, и я не осуждаю тебя. Но мы с тобой должны быть вместе.

– Как раб на цепи у хозяйки? – буркнул он.

– Как верные союзники, связанные общими узами. – Она смахнула слезы с его щек кончиками пальцев. А вот сейчас приспело время проявить хитроумие и заключить сделку, которой гордилась бы и Золотая Королева. – Я стану королевой Тровенланда не только по имени, но и на деле. Я никому не буду присягать и кланяться и получу полную поддержку Общины Служителей. Вершить дела моего народа я стану единолично. Своего мужа я выберу сама и когда сочту нужным. Проливы принадлежат Тровенланду на равных правах с Ютмарком. Половина податей, взимаемых там твоей матерью, будет отправляться в мою казну.

– Мать никогда…

Скара снова встряхнула его лицо, тверже.

– Знаешь сам, одно верное слово рассечет моток любых «никогда». Тровенланд перенес самое худшее на твоей войне. Мне необходимо золото, чтобы отстроить, что пожег Яркий Йиллинг. Серебро – платить моим воинам, покупать моих союзников. И тогда ты останешься праотцом Общины, и твои тайны в моих руках будут храниться столь же надежно, как в твоих собственных. – Она наклонилась, подняла с дорожки посох и вручила ему. – Ты служитель, однако шел дорогой Матери Войны. Мы все сыты кровью. Кто-то должен встать на сторону Отче Мира.

Он обвил пальцами эльфийский металл, насмешливо изогнув губы:

– И мы с тобой под ручку потанцуем вперед, к твоему чудесному будущему, и между собой будем держать в равновесии все море Осколков.

– Вместо этого мы можем уничтожить друг друга – вот только ради чего? Если праматерь Вексен и научила меня одному уроку, так это тому, что ты – лютый враг. Нет, уж лучше мне с тобой подружиться. – Скара встала и поглядела на него сверху. – Может статься, тебе не помешает друг. Мне-то точно понадобится.

Бледные глаза первого из служителей снова сухие.

– Навряд ли у меня есть какой-либо выбор?

– Не могу выразить словами, какое наслаждение беседовать без обиняков с тем, кто зрит в корень вопроса. – Она отряхнула несколько листьев, приставших к платью. Дедушка сейчас бы очень ею гордился. – Остался один голос, праотец Ярви, и он – мой.