Прошло два года, как Колл побывал в Ройстоке, и поселение это, подобно опухоли, расползлось ввысь и вширь на своем заболоченном островке.

Деревянные щупальца протянулись над водой на шатких сваях. Дома, точно настырные раковины-прилипалы, лепились к извилистым дамбам. Халупы надстраивались над хибарами под всеми углами, лишь бы не вровень. Внизу – гнилая чащоба бревен-подпорок, сверху – сотни труб обволокли город дымным покровом. Отдельные комочки – срубы, сараи, хижины разлетелись по сторонам, как брызги харкотины, впивались во всякую кочку, лишь бы сухую, лишь бы держалась лачуга – здесь, посреди трясины и топей в широком устье Священной.

Столько тесаной древесины в одном месте Колл еще не встречал.

– Разрастается, – заметил он, морща нос. – По-моему, развитие налицо.

Колючка попросту зажала ноздри.

– Вонь развели – прямо в лицо. – Ядреная смесь вековых пластов навоза и соленой гнили водорослей с едкой приправой от коптилен рыбы, красилен тканей и дубилен шкур гасила Колловы вдохи в глубине горла.

Но королева Лайтлин была не из тех, кого отпугнет от намеченных дел запашок.

– Ройстокские заправилы растолстели на торговых путях вдоль Священной, – сказала она. – Вместе с ними отек жиром и город.

– Варослав прибыл откусить свой кус мяса. – Колл невесело разглядывал приближающиеся причалы. – И немало кораблей он привел.

Глазами, суженными в щелки, Колючка обвела длинные и поджарые суда.

– Я насчитала тринадцать.

– Многовато, если просто показывать силу, – задумчиво промурлыкала Лайтлин. – Полагаю, Калейвский князь решил тут остаться хозяйничать.

Снаружи припекала Матерь Солнце, однако в палате стояла холодина. Князь Варослав восседал во главе длинного стола, столь гладкого, что можно было разглядеть расплывчатые отражения друг друга.

И отражения одного только князя хватало, чтобы Колла не отпускала тревога.

Он не был крупным мужчиной, не носил оружия. На его голове, подбородке и даже на надбровных дугах не росло ни волоска. На лице не проступало ни гнева, ни презрения, ни скрытой угрозы – только каменное бесстрастие, отчего-то пугающее сильней свирепого рыка. За ним полукругом встали воины – отряд рьяных головорезов. И другой полукруг – коленопреклоненные рабы в тяжелых оковах. Подле князя его стройная, как копье, подручная: с косынки вокруг лба подмигивают пришитые монеты.

Девять градоначальников Ройстока сидели по одну сторону стола, между Варославом и Лайтлин. Разодетые напоказ в тончайший шелк с дорогими каменьями, однако тревога ясно читалась на лице каждого. Словно судовая команда, без руля дрейфуя в северных льдах, от безвыходности уповает на течение, что невредимо пронесет их меж двух могучих айсбергов. Закрадывалось подозрение, что на этой встрече все их упования тщетны.

– Королева Лайтлин, Зарница Севера. – Голос Варослава был сух и вкрадчив, словно шелест опавших листьев. – Боги возлюбили меня, вновь осияв вашим лучезарным ликом.

– Великий князь, – ответствовала Лайтлин. Ее окружение смиренно склоняло голову за спиной королевы. – Море Осколков содрогается от вашей поступи. Примите поздравления в честь вашей славной победы над народом конных табунов.

– Если угодно звать победой всякий мах хвоста, которым лошадь отгоняет мух. Мухи все равно слетаются снова.

– Я привезла вам подарки. – Два невольника Лайтлин, близнецы с пучками волос до того длинными, что могли б их наматывать на руку, выдвинулись вперед, держа сундуки наборного дерева, привозной роскоши из самой далекой Каталии.

Однако князь поднял руку – Колл заметил на мозолистых пальцах глубокие канавы, продавленные многократными занятиями стрельбой из лука:

– И у меня есть подарки для вас. Обменяемся ими позже. Сперва стоит обсудить дело.

Золотая королева удивленно приподняла золотую бровь:

– Какое же?

– Великую реку Священную, и деньги, что текут по ней, и то, как мы их между нами разделим.

Лайтлин, крутнув кистью, отослала невольников обратно.

– Разве заключенные меж нами договоренности не питают выгодой нас обоих?

– Скажу прямо, мне бы хотелось питаться повыгодней, – произнес Варослав. – Мой служитель изобрел разные способы этого добиться.

Тишина.

– У вас есть свой служитель, великий князь? – спросил Колл.

Варослав обратил на Колла стылый взгляд, и ученик почувствовал, как у него, прячась под теплый живот, поджимаются яйца.

– Для правителей моря Осколков они, по всей видимости, обязательны. И я подумал, стоит купить такого и мне.

Он едва наклонил лысую голову – и одна из рабынь встала и откинула капюшон, и утробно зарычала Колючка.

Кроме тонкой пряди над ухом, все волосы женщины выстригли до соломенной щетины. Ее вытянутую, тонкую шею опоясывал рабский ворот из серебра, а запястье охватывал браслет, и между ними натянулась тонкая цепь, недостаточно длинная, чтобы считаться удобной.

На щеке наколот вздыбленный конь – клеймо княжьей собственности, однако похоже, что поработить ее ненависть так и не удалось. С розовыми жилками глаза, утопленные в синих глазницах, сверкали ею, выплескивали на весь зал.

– Боженьки, – пробормотал Колл под нос, – вот так невезуха.

Ее лицо он узнал. Исриун, дочь изменника Одема, брата короля Атиля, некогда нареченная отца Ярви, затем служительница Ванстерланда, но дерзнувшая перечить Крушителю Мечей – и проданная за это в рабство.

– Одемова тварь снова клацает на меня зубами, – прошипела королева Лайтлин.

Самый видный из градоначальников, востроглазый пожилой купец с серебряными цепочками поверх платья, прочистил горло:

– Грознейший великий князь! – Голос лишь на секунду дрогнул, когда глаза Варослава скользнули к нему. – И досточтимая королева Лайтлин, эти вопросы затрагивают всех нас. Если мне дозволено будет…

– По устоявшемуся обычаю скотник и мясник делят вырезку, не спрашивая у свиней их мнения, – перебил Варослав.

На мгновение тишина поглотила все. Затем изящная подручная калейвского князя неторопливо наклонилась через стол к отцам города и оглушительно хрюкнула, точь-в-точь как боров. Ближайший к ней отпрянул и сжался. Все побледнели. Да, за этим столом они поназаключали много прибыльных сделок, однако до дрожи ясно, что сегодня им уже не светит провернуть ничего.

– Что вы хотите, великий князь? – задала вопрос Лайтлин.

Исриун что-то зашептала над ухом Варослава, мягко касаясь прядью княжеского плеча. Ее огненный взор метнулся к Лайтлин, потом обратно.

Лицо ее хозяина оставалось непроницаемой маской.

– Лишь справедливого.

– На все найдется свой способ, – по-деловому сухо произнесла королева. – Предположим, мы выделим вам сверху десятую часть от десятой части каждого груза…

Исриун опять наклонилась, шепча, шепча, пальцы с обгрызенными ногтями поглаживали наколку на щеке.

– Четыре десятых с десятой части, – мерно прогудел Варослав.

– Четыре десятых так же далеки от справедливости, как и Ройсток от Калейва.

В этот раз Исриун не озаботилась озвучивать свои слова через хозяина, а просто бросила в лицо Лайтлин ответ:

– На поле боя справедливости нет!

Королева сощурилась:

– Так значит, вы приехали биться?

– Мы к битве готовы, – молвила Исриун, презрительно кривя губы.

Пока она шепчет ядом в княжьи уши, с него где сядешь, там и слезешь. Колл припомнил людей с содранной кожей, висельников на калейвских причалах и проглотил слюну. Варослава не раздухарить подначками, не задобрить лизоблюдством, не подколоть хохмами. Здесь сидел муж, дерзнуть на которого никто из прочих мужей не отважится. Человек, чья власть зиждется на слепом страхе.

Лайтлин и Исриун сошлись в единоборстве, схватились умело и люто, ничуть не уступая поединкам на боевой площадке. Без жалости колошматили друг друга мерами и ценами, кололи десятиной и отбивали удары низким процентом. А Варослав спокойно сидел в кресле, накрытый маской – своим бесстрастным и гладким лицом.

Лишь одна возможность брезжила перед Коллом, и он просунул пальцы под сорочку, трогая гирьки. Бедная мать кричала, чтобы он слезал с мачты. Разумеется, на палубе безопасней. Но если ты возжелал изменить мир, то придется брать на себя риск. И не раз.

– Великий княже! – И удивился сам – голос прозвенел легко и чисто, будто у Рин в кузнице. – Не лучше ли вам вернуться в постель, а завершенье дел возложить на вашу служительницу?

Быть может, пережить необъятный ужас сподручнее трусу, нежели храбрецу, ибо он сталкивается со страхом изо дня в день. Колл заставил ноги ступить вперед, заставил губы сложиться в улыбку и простодушно панибратски всплеснул руками.

– Вижу я, что решения за вас принимает племянница короля Атиля. Змея, что источает яд даже в оковах. К чему тратить время и притворяться? В конце-то концов… – и Колл положил одну руку на грудь, а другой указал на Исриун, – …по устоявшемуся обычаю скотник и мясник делят вырезку, не спрашивая, – а теперь вытянул обе руки на королеву Лайтлин и князя Варослава, – у свиней их мнения.

Разлилась неверящая, невероятная тишина. Потом стража Варослава встрепенулась, пришла в движение. Один выругался на языке коневодов. Другой сделал шаг и потянулся к изогнутому мечу. Потом резко, с оттяжечкой, хряснуло – Колючка тыльной стороной ладони заехала Коллу по морде.

Было б здорово заявить, что на пол он упал специально, но, правду говоря, его словно саданули кувалдой. С трудом приподнялся на локте, с саднящей рожей и кружащейся головой – королева Лайтлин, встав над ним, метнула гневное пламя:

– За это ты у меня отведаешь батогов.

Канавчатая ладонь Варослава лениво приподнялась, осаживая воинов, и Колл почувствовал, как моча замерзает в пузыре от его пристального, холодного взгляда. Всего несколько дней назад ученик внушал себе: прекрати считать себя большим умником!

Иным хоть кол на голове теши.

Исриун припала к Варославому уху:

– За это вы обязаны затребовать его шкуру…

Ойкнув, она осеклась, когда князь рывком цепи пригнул ее книзу.

– Больше не объясняй мне мои обязанности. – И он отшвырнул Исриун к двери, а Колючка с пугающей силой схватила за руку Колла и поволокла следом.

– Отлично проделано, – шепнула она. – Я тебя не очень больно?

– Лупишь, как девчонка, – пискнул он, когда она, как мешок, выкинула его в придверную палату и с грохотом захлопнула створки.

– Небось рад по уши, – сердито буркнула Исриун.

Колл медленно сел, ощупал губу, отвел от лица алые пальцы.

– Сильней бы радовался, не разбей в кровь мне рот.

– Хохочи от счастья! – Исриун обнажила зубы, скорее в агонии, нежели в улыбке. – Ведают боги, на твоем месте я заливалась бы смехом. Я была королевской дочкой! Была служителем у самой праматери Вексен! А сейчас… – Она тряхнула плечом, и в ее шею впился ошейник, но, как бы ни напрягались мышцы, цепь не давала выпрямить руку. – На твоем месте я б хохотала надо мной до упаду!

Колл покачал головой, поднимаясь на ноги.

– Не на моем. Я знаю, каково быть рабом. – Он помнил подвал, где держали их с матерью. Ту темноту. Тот запах. Он помнил тяжесть ошейника и что почувствовал, когда отец Ярви приказал его сбить. Позабыть такое непросто. – Прости. Пользы от этого никакой, но я прошу твоего прощения.

Наколотый на лице Исриун конь встрепенулся, когда она проскрипела зубами:

– Я делала лишь то, что нужно. Вставала за тех, кто стоял за меня. Я старалась исполнить свой долг. Я старалась держать слово.

– Я знаю. – Колл поморщился, опустив глаза. Ну какой из него настоящий мужчина? – Но то же самое приходится делать и мне.

Прошло много времени, прежде чем отворились двери, и в приемную ступила королева Лайтлин.

– Вы добились уговора, государыня? – спросил Колл.

– Поскольку яд выдавили из раны. Твоя задумка была тонка и искусна. По-моему, из тебя выйдет превосходный служитель.

На Колла повеяло таким теплом, что скрыть улыбки не получилось. Похвала могущественных хмелит. Он искренне поклонился как можно ниже.

– Вы слишком добры ко мне.

– Не стоит и упоминать, что если ты снова выкинешь подобный фортель, то взаправду отведаешь батогов.

Колл поклонился еще ниже.

– Вы безгранично добры ко мне.

– Оставался последний вопрос, на котором мы с князем все никак не сходились.

Колючка насмешливо посмотрела на Исриун:

– Твоя цена.

– Моя? – пробормотала она с расширенными зрачками.

– Я давала за тебя чудесный красный самоцвет и девку, что ухаживает за моей прической. – Лайтлин пожала плечами. – Но Варослав запросил еще и сотню серебряных гривен.

Лицо Исриун перекосило, зажатое между страхом и непокорством.

– И ты заплатила?

– За такие деньги я куплю хороший корабль с моряками и прочим. Зачем столько платить ради зрелища, как какую-то чернавку топят в помойной яме? Хозяин заждался, и он сегодня не ласков.

– Я вам еще отомщу! – рявкнула Исриун. – Тебе и твоему калеке-сынку! Я поклялась!

И тогда Лайтлин улыбнулась улыбкой ледяной, как крайний север, где не тают снега, и Колл задумался: не беспощаднее ли она Варослава?

– Враги – плата за успех, рабыня. Я наслушалась с тысячу подобных пустых клятв. И до сих пор безмятежно сплю. – Королева щелкнула пальцами. – Идем, Колл.

Он оглянулся напоследок на Исриун – девушка добела туго намотала звенья цепи на пальцы, уставившись в открытые двери. Но отец Ярви вечно твердил, что хороший служитель трезво смотрит на мир и спасает, что в его силах. Колл поспешил за Лайтлин.

– Государыня, что вы ему отдали? – спросил он, пока гетландцы спускались по витой лестнице, где за окнами ворочалась Матерь Море.

– Варослав не дурак, и змеюка Исриун наподсказывала ему много дельного. Он знает, что мы слабы. Он решил расширить свою власть на север, вверх по Священной до побережий моря Осколков. – Она сбавила голос: – Мне пришлось отдать ему Ройсток.

Колл оторопел. Ничто из сегодняшнего не соответствовало напутствию Бранда пребывать в свете.

– Княжеский дар. Но разве город наш, чтобы его отдавать?

– Он Варославов, чтобы его забрать, – произнесла Лайтлин, – разве что мы или Верховный король его остановим.

– Мы с Верховным чуточек заняты друг другом, – прорычала Колючка.

– Мудрый не воюет совсем, и лишь глупец ведет сразу несколько войн.

Колючка кивнула стоящим у покоев королевы ратникам и толкнула створки.

– Чует мое сердце, Ройстоком Варослав не ограничится.

Переступая порог, Колл представил безжизненный взгляд князя, и его затрясло.

– Мое чует, что Варослав не ограничится и краем мира.

– Назад! – гаркнула Колючка, отпихивая королеву к стене. Ее топор взмыл так стремительно, что чуть не отхватил Коллу бровь.

В тени дальнего угла, на столе, ногу на ногу, кто-то сидел. Лохматый, оборванный плащ, капюшон надвинут. От ударов взлетевшего сердца Колл едва не уронил кинжал на ногу. Проворные пальцы теряют прыть, когда щеку холодит дыхание Смерти.

На счастье, поколебать Колючку оказалось труднее.

– Говори, – ощерилась она, вмиг приняв боевую стойку между королевой и их посетителем. – Не то убью.

– Моим топором меня и зарубишь, Колючка Бату? – Клобук колыхнулся, в тени сверкнули глаза. – А ты, Колл, вырос. Помню, как ты висел на мачте «Южного ветра», а мать все орала, чтоб ты слезал. Помнится, ты упрашивал показать тебе волшебство.

Топор Колючки плавно опустился.

– Скифр?

– А что бы просто не постучаться? – вмешалась Лайтлин, отстраняя Колючку и разглаживая платье до всегдашнего лоска.

– Когда стучишься, могут не отворить, Златая Королева. А моя дорога была долгой – из краев под Альюксом, вверх по Запретной и по Священной, в обществе Варослава-князя. Впрочем, без его ведома. – Капюшон Скифр обвис, и Колл сорвался на вздох. Даже в полутьме он разглядел, что левую половину лица гостьи избороздили ожоги, полброви пропало, а в стриженой седине там и сям повылазили плеши.

– Что случилось? – проговорила Колючка.

Скифр улыбнулась. Вернее, улыбнулась половина ее лица. Другая сжалась и перекрутилась, как старый кожух.

– Праматерь Вексен послала людей на юг, голубка. Наказать меня за воровство талисманов из запретных развалин Строкома. – Она зыркнула на эльфий браслет на Колючкином запястье – тот пульсировал ярким бело-голубым светом. – Они сожгли мой дом. Они убили моего сына с женой. Они убили даже сыновей моего сына. Но этим людям оказалось невдомек, что убить меня не слишком легко.

– Память праматери Вексен долго лелеет обиды, – полушепотом произнесла Лайтлин.

– У других тоже долгая память – и это она узнает. – Скифр выпятила подбородок, пестрые ожоги будто блеснули. – Праматерь Вексен пригласила ко мне Смерть. Хороший тон требует вернуть любезность. Я зрела знамения. Я наблюдала за птицами в небе. Я разгадала написанное рябью волн. Ты отвезешь меня через море Осколков, в Торлбю. Тебе еще хочется увидеть колдовство, Колл?

– Ну… нет? – Но, как часто казалось, людям нравилось его расспрашивать, не проявляя особого интереса к ответам.

– Мне надо переговорить с отцом Ярви. – Скифр растянула губы и с обнаженными зубами пролаяла: – А после я иду на войну!