18. Пепел
Флот Атиля изготовился харкнуть в рожу Верховному королю.
Рыжеволосый тровенландец, встав во весь рост на скале, ревел строфы баллады об Ашенлир – без никакой мелодичности, зато с небывалою силой. То любимое закаленными вояками место, где ближняя дружина королевы готовилась к смерти в доблестной схватке. Все вокруг подпевали одними губами знакомые слова о том, как воины в последний раз ласкали точилами лезвия, рывками набрасывали тетивы и туго затягивали пряжки.
Стоило полагать, что идущие в бой скорее предпочтут песни, в которых герои доблестно уцелеют в битве, чтобы потом умереть своей смертью – старыми, толстыми и богатыми. Но вот таковы они, воины – не много смысла в их поступках, если вдумчиво разобраться. Одна из причин, по которым Рэйт старался ни во что особо не вдумываться, коли можно этого избежать.
С кораблей поснимали любой лишний вес, припасы повываливали на берег, дабы освободить место для большего числа бойцов. Иные из них решили надеть кольчуги – из страха перед клинком иль стрелой. Другие решили снять – из страха перед холодными объятиями Матери Моря. Таков безрадостный выбор – игра безумца на все, что есть в жизни и когда-нибудь будет. Только вот из таких решений войны и состоят.
Всяк солдат по-своему изыскивал себе храбрость. Вымучивал недозабавные шутки и перебарщивал с хохотом, или бился об заклад, кто пожнет больше трупов, или распоряжался, как поделить его вещи, если сам до заката уйдет в Последнюю дверь. Некоторые хватались за святые обереги или за памятки от любимых женщин, обнимались и хлопали соратников по спинам, вопили друг перед другом – с вызовом или братской поддержкой. Другие стояли молча, отстраненно пялились на Матерь Море, туда, где вскоре свершится их рок.
Рэйт был готов. Был готов уже много часов. Много дней. С тех самых пор, как они укрепили ров и Скара вместе с Атилем проголосовали за битву.
Поэтому он повернулся к бойцам спиной, устремив жесткий взгляд на обугленные городские руины над прибрежным песком, и глубоко втянул запах морской соли и дыма. Занятно, что никому не надо наслаждаться вздохами до поры, пока не близок последний из них.
– Он звался Вальсо.
– А? – оглянувшись, откликнулся Рэйт.
– Этот городок. – Синий Дженнер пальцами причесывал бороду – налево, потом направо, потом обратно. – Давеча тут стоял недурный рынок. Ягнята по весне. Рабы по осени. Короче, сонная заводь, зато, когда народ возвращался с набега, творилось буйство. В той усадьбе я провел не одну жаркую ночку. – Он кивнул на покосившийся дымоход, до сих пор торчащий среди мешанины паленых балок. – Кажись, тут и стояла. Только представь, каково оно. Распевать песни с ребятами – нас уже и в живых почти не осталось.
– У тебя был звонкий голос?
Дженнер усмехнулся:
– Я так считал, когда выпью.
– Походу, больше здесь не запоют. – Рэйт попытался понять, сколько семей строило уют под кровом этих сожженных срубов. Под кровом всех жилищ тровенландского побережья вдоль их морского пути на запад. Хутор за хутором, село за селом, город за городом обращены в пепел, в призраки.
Рэйт поразминал пальцы левой руки – опять застарелая боль в костяшках. Не скрыть от богов – он и сам изрядно спалил. Засматривался, с радостным замиранием сердца, как в ночи скачет пламя, и становился могучим, как бог. Кичился этим, хвастался, возносился от Гормовой похвалы. Не думать о пепле – такой в свое время он решил сделать выбор. О пепле и тех непутевых, что все потеряли. И о тех непутевых, кто погиб. Кто сгорел. Однако сны не выбирают.
Говорят, боги шлют тебе те, которые ты заслужил.
– Спору нет, Йиллинг Яркий обожает жечь, – промолвил Дженнер.
– А чего ты ждал? – буркнул Рэйт. – Он ведь поклоняется Смерти!
– Значит, послать его с ней на встречу – добрый поступок.
– Это война. О добре здесь лучше забыть.
– Ты и не вспоминаешь!
Он ухмыльнулся, заслышав этот голос, так похожий на его собственный, и повернулся навстречу брату, залихватски вышагивающему меж моряков команды «Черного пса».
– Глазам не верю, сам великий Рэкий, щитоносец Гром-гиль-Горма! Кого же теперь король заставил таскать его меч?
Рэкки изобразил свою уклончивую ухмылочку, которой Рэйт так до конца и не научился, несмотря на одинаковые с братом лица.
– С трудом, но нашел кой-кого, кто в атаке не спотыкается о собственные ноги.
– То есть не тебя?
Рэкки хмыкнул:
– Оставил бы шутки мужикам поумнее.
– А ты б оставил драки дядькам покрепче. – Рэйт обхватил его – полуобнял, полупридушил и прижал к себе. Он всегда был тем, кто сильнее. – Не дай Горму себя затоптать, понял, братка? Без тебя я не мыслю будущей жизни.
– Не дай Атилю себя утопить, – выворачиваясь на волю, ответил Рэкки. – Я тебе гостинец принес. – Он протянул краюху красноватого хлеба. – Раз уж безбожники-тровены не жрут последний кусок.
– Сам знаешь, я в удачу не верю, – сказал Рэйт, запихивая в рот ломоть с кровяным привкусом.
– Зато верю я, – произнес Рэкки, отступая назад. – Как закончим, повидаемся – охренеешь от моей добычи!
– Охренею, если сумеешь хоть что-то добыть, сачкун! – И Рэйт запустил в брата остатками хлеба, раскидывая крошки.
– Сачкуны больше всех и хватают, братюня! – уворачиваясь, откликнулся Рэкки. – Народ любит попеть про героев, но стоять рядом с ними в сражении – кому оно надо!
И вот братик уже среди команд отправляется в бой вместе с Крушителем Мечей. В бой вместе с Сориорном и другими дружинниками Горма. Парнями, которых Рэйт знал полжизни, и то была ее лучшая половина, и он сжал кулаки – душу рвало, тянуло двинуть за братом. Тянуло опять за ним приглядеть. В конце концов, сильным-то был он.
– Ты по нему скучаешь?
Стоило полагать, что со временем пора к ней уже пообвыкнуть, однако при виде остроскулой мордашки Скары из мозгов Рэйта по-прежнему вышибало все мысли. Сейчас повелительница следила, как Рэкки держит путь сквозь толпу воинов.
– Вы провели вместе всю жизнь.
– Айе. И меня от него уже тошнит.
Видимо, Скару он не убедил ни капли. У нее чутье угадывать то, что творится в его башке. Быть может, там и загадок-то никаких.
– Если сегодня мы выиграем, есть надежда, что придет время для Отче Мира.
– Айе. – Хотя обычно у Матери Войны возникают другие соображения.
– Тогда ты сможешь присоединиться к брату и снова лить вино Горму в чашу.
– Айе. – Хотя теперь такая картина нравилась Рэйту все меньше и меньше. Пускай его честь и ущемляет служение псом у Скары, она все равно гораздо милее Крушителя Мечей. К тому же, надо сказать, тут не приходится каждую минуту доказывать, что ты самый суровый головорез. И, надо добавить, если доказать не получится, по голове тебя никто лупить не станет.
Самоцветы на серьгах отразили вечернее солнце – Скара повернулась к Синему Дженнеру:
– Сколько нам придется ждать?
– Недолго, моя королева. У Верховного короля слишком большое войско и слишком мало судов. – Он кивнул в сторону скалистого выступа на мысу, черного пятна, под которым мерцали непостоянные воды. – Они будут высаживаться по чуть-чуть, вот за этим уступом. Когда Горм сочтет, что время приспело, он продудит в рог и сомнет тех, кто на суше. А мы в тот момент уже будем на веслах и постараемся застигнуть как можно больше нагруженных кораблей посреди пролива. Во всяком случае, Атиль замыслил все именно так.
– Скорее, отец Ярви, – вполголоса произнесла Скара, глядя на море. – Вроде довольно все просто.
– К сожалению, говорить всегда проще, чем делать.
– У отца Ярви есть новое оружие, – донесла сестра Ауд. – Подарок от императрицы Юга.
– У отца Ярви вечно что-нибудь есть. – Скара вздрогнула, прикоснулась к щеке, затем отвела алые пальцы.
Это бродил среди воинов прядильщик молитв с жертвенной кровью – подношением Матери Войне. Жрец стенал святые напутствия, макал в чашу багровые пальцы и брызгал удачей в бою на людей.
– На доброе оружие в битве, – пояснил Рэйт.
– Меня там не будет. – Скара уставилась на развалины Вальсо, сжав губы ровной, сердитой линией. – Мечом бы я взмахнула с большим удовольствием.
– Я взмахну вашим мечом. – И, прежде чем сам осознал, что творит, Рэйт встал на колено, прямо на камни, и протянул ей секиру, держа в обеих ладонях. Словно Хордру Избранный Щит из напевов.
Скара посмотрела, удивленно приподняв бровь:
– Это же топор.
– Мечи – для парней красивых и умных.
– Быть одним из двух уже неплохо. – Сегодня ее волосы были стянуты в толстый темный пучок, и она перекинула его через плечо и, подобно Ашенлир из песни, наклонилась, не отрывая своих глаз от его, и поцеловала стальное лезвие. Рэйту не стало б так жарко, поцелуй она самого его в губы. Сплошное дурачество, но почему б людям не подурачиться, коль впереди уже разинула пасть Последняя дверь?
– Буде Смерть на воде ты узришь, – проговорила она. – Подвинься и дай ей пройти.
– Гоже воину под руку со Смертью ступать, – вставая, отозвался Рэйт. – Так недругов с нею ему посподручней знакомить.
А теперь вниз, навстречу Матери Морю. На волнах плывет и играет закат. Вниз, навстречу сотне кораблей – их качает прилив, стая резных чудищ беззвучно рычит, шипит, скрежещет. Вниз, вместе с воинством спешащих братьев, лишь их уменье, отвага и пыл преградят Последнюю дверь. Людской поток стекает, встречает набежавший поток воды.
Внутри забурлило пьянящее варево восторга и страха, когда оказалось, что Рэйт сидит у самого штевня – как всегда, среди тех, кто первым примет бой. В глотке уже зазудело веселье схватки.
– Ты бы хотел сейчас к Крушителю Мечей? – спросил Дженнер.
– Нет, – ответил Рэйт и не слукавил. – Один умный мужик как-то сказал мне, что на войне главное – правильно распорядиться тем, что у тебя есть. Нет воина ужаснее Крушителя Мечей, когда упрет он стопы в Отче Твердь. – Телохранитель подмигнул Дженнеру. – Но, сдается, ты, старый проныра, знаешь ладьи как облупленные.
– Нос от кормы отличить сумею. – Синий Дженнер шлепнул его по плечу. – Приятно встретить тебя на борту, мальчуган.
– Постараюсь не подвести, старикашка. – Рэйт намеревался выдавить едкую колкость, подобно тому как подначивал брата, но слова вышли наружу спокойно и просто. Даже слегка надломленно.
Дженнер улыбнулся, дубленое лицо смялось складками.
– Не подведешь. Слушай короля.
Атиль взобрался на рулевой мостик своего корабля, одной рукой баюкая меч, одну ногу уперев в скругленный брус поручня, одной ладонью держась за штевень у кованой морды оскаленного волка. На нем не было ни кольчуги, ни щита, ни шлема, королевский венец ярко вспыхивал в седых волосах. Он полагался на свое мастерство, на добрую сталь, на издевательское небрежение Смертью, что устрашало его врагов и восхищало соратников, а предводителю это куда важнее брони.
– Добрые други! – воззвал он скрипучим, перетирающим голосом, утихомирив шумок на бортах. – Храбрые братья! Витязи Гетланда и Тровенланда! Довольно вам уже ждать. Сегодня мы воздадим Матери Войне должное. Сегодня – наш багряный день, кровавый день, день стервятников. Сегодня наш бой!
Рэйт зарычал во все горло, и все, кто рядом.
– Этот день служители опишут в своих древних книгах, – возгласил Атиль, – и скальды воспоют его у вечернего очага. Об этом дне вы поведаете отпрыскам ваших внуков, и вас переполнит гордость – ведь вы были здесь! Мы – меч, что срубит ухмылку с Йиллинга Яркого, мы – ладонь, что отвесит пощечину праматери Вексен. Гром-гиль-Горм и его ванстерцы разобьют отряды Верховного короля о неумолимого Отче Твердь. Мы загоним их в холодные руки Матери Моря.
Король словно вырос, седые волосы разметало вкруг заскорузлого лица, вкруг лихорадочно ярких глаз.
– Всех нас ждет смерть, братья. Прошмыгнете ли вы трусливо мимо нее в Последнюю дверь? Или встретите ее с поднятой головой и мечом наголо?
– Меч наголо! Меч наголо! – И по всей водной глади клинки с неудержимым свистом покинули ножны.
Атиль ответил суровым кивком:
– Я не служитель. Других слов я не припас. – Он снял меч с согнутого локтя и вскинул ввысь, пронзая небо. – За меня поговорит мой клинок! Слово за сталью!
Взлетели приветствия, мужи затарабанили, заходили кулаками по веслам. Тупили тщательно заточенные клинки о кованые кромки щитов, вздымали лезвия к небу – над каждым судном засверкал стальной лес, и Рэйт кричал громче всех.
– Ни за что б не подумал, что услышу, как ты славишь короля Гетланда, – шепнул Дженнер.
Рэйт кхекнул, в горле запершило.
– Айе, верно. Лучшие соратники получаются из злейших врагов.
– Ха. Ты, малыш, начал учиться.
Потянулось долгое затишье. Любой слабый звук гремел, как гром. Легонько отзывается древесина под сапогом Рэйта, ленивый прибой омывает пляж. Шелестит кожа – Синий Дженнер трет мозолистые ладони, неразличимо бормочет последние молитвы Матери Войне. Скрипят уключины, и хрипло курлычет чайка, заложив круг над флотом, а потом улетая на юг.
– Добрый знак, – произнес король Атиль и резко рубанул, опуская меч.
– Взяли! – взревел Дженнер.
И все взялись за весла. Молодая кровь горячилась от испуга и ненависти, от голодухи по добыче и жажды прославиться. Как борзой, спущенный с поводка, «Черный пес» помчался в море, вперед Атилева флагмана с серыми парусами, высокий нос рассеивал брызги, соленый ветер трепал Рэйту волосы. Древесина стонала, вода грохотала о бока корабля, и поверх шума он слышал, как истошно орут другие кормчие, как понукают свои команды вступить первыми в битву.
Вот для чего он был создан. И стало так радостно, что Рэйт запрокинул голову и по-волчьи завыл.