Глава 14
Итан сортировал консервные банки. Дыхание морозными облачками вырывалось из его рта.
У них при кухне была кладовка – факт, который до сих пор поражал его. Специальная комната для хранения еды? Вот это новинка! Вот это роскошь! На Манхэттене такая кладовка сдавалась в аренду как малогабаритная квартира. Он не сомневался, что в одной из таких квартир ему даже довелось пожить.
Электричества не было вот уже двадцать часов, и в доме похолодало, поэтому Итан нацепил на себя два свитера и перчатки без пальцев. Его удивило, что лишь немногие консервы имели пищевую ценность: томатная паста, дольки ананаса, водяной орех, куриный бульон. Все, что может понадобиться повару, но не является едой. Он навел порядок в кладовке, поставив самые полезные банки на одну полку. Черные бобы, белая фасоль, лимские бобы. Супы. В особенности те, что погуще. Две банки кокосового молока – не ахти какая высокая кухня, но в каждой банке почти по тысяче калорий, а высокое содержание жиров способно согреть изнутри. Ниже стояли груши, фруктовые коктейли и зеленый горошек. Витаминов меньше, чем в свежих, но лучше, чем ничего. Макароны и рис. Наконец, припасы для выпечки – пшеничная мука, кукурузная, сахар. Без электричества печь не получится, но можно замесить из этого холодную кашицу, если уж дела пойдут совсем плохо.
– Она уснула, – сказала Эйми у него за спиной. – Я хочу начать с воды.
Итан встал, потопал ногами, чтобы разогнать кровь.
– Хорошо. Набери воду во все, что есть: стаканы, вазы, ведра, пустые консервные банки…
– Ванную. Поняла.
– Спасибо.
Итан увидел упаковку свечек для именинного торта и добавил их к груде на кухонном столе. Упаковка обычных свечей, три огарка из спальни и одиннадцать… нет, двенадцать… свечек для именинного торта. Три фонарика, горстка батареек. Лучше не расходовать их попусту, придется подстраиваться под светлое время. Никакого чтения перед сном.
Они растопили камин, положив туда пару поленьев. Итан встал на колени, чтобы согреть руки, расшевелить негнущиеся пальцы. Думали подложить еще немного, но потом решили не делать этого. Дров было мало.
«Но всегда есть мебель».
Теперь нужно было разобраться с холодильником. Они оба любили поесть, и обычно холодильник был битком набит. Но из магазинов все вымели шесть дней назад, и основную часть запасов свежей еды они уже съели. Во фруктовнице лежали два яблока, грейпфрут и половина упаковки рукколы с размякшими нижними листьями. В обычной ситуации он бы выбросил их все, а теперь перебрал и оставил, кроме совсем уж плохих. Было еще немного тайской лапши, апельсинового сока и всевозможных специй.
Морозильник успел растерять часть холода, лед в поддонах подтаял, упаковки гамбургеров и курицы размягчились по краям. Две пиццы, уже не замороженные. Итан вздохнул и принялся вытаскивать все это.
Эйми, наполнявшая стаканы у раковины, сказала:
– Еду можно выставить на улицу.
– Какая там, по-твоему, температура?
– Градусов семь.
Гм. Это температура работающего холодильника. Так они выиграют дня два.
– Если приготовить, то простоит дольше, – предположил Итан.
– Я тебе говорила, что нужно купить газовую плитку, – улыбнулась Эйми. – Слушай, а гриль?
– Умница! – рассмеялся он и обнял ее.
Во всем, что касалось гриля, он придерживался строгих правил: жарить нужно на угле или вообще не жарить. Блюсти правило было легко, пока жизнь не пошла вкривь и вкось, а теперь он жалел, что не обзавелся газовой плиткой. Он покопался в гараже, нашел половину упаковки угля, высыпал все в вытяжную трубу, насовал газет и поджег. Холодный ветер дул с запада, направляя дым ему в лицо, но уголь занялся.
Итан вернулся на кухню и вскрыл пакеты с мясом. Килограмм мяса для стейков, четыре куриные грудки, полкило фарша. Он сделал из фарша котлеты и стал нарезать мясо на ленты в четверть дюйма.
– Для быстрой обжарки? – спросила Эйми.
– Джерки, – сказал он. – Я вскипячу воду для макарон, затем приготовлю курицу и котлеты, а потом – пиццу. Уголь на этом выгорит. Но если подвесить эти кусочки мяса, они вывялятся за два-три часа. А джерки можно хранить неделями.
– Прекрасно.
Эйми выпрямилась, положила руки себе на поясницу и наклонилась, хрустнув позвонками.
– Господи, чего бы я только не отдала за горячий душ! – мечтательно протянула она.
– Потерпи, – отозвался Итан.
За окном сгущались сумерки. Низко висели мрачные тучи, гнулись под напором ветра деревья.
После инвентаризации съестных припасов могло показаться, что их хватит надолго. Но Итан знал: если они с Эйми будут питаться так, как привыкли, то очень скоро ничего не останется. Он вспомнил о поездках в супермаркеты, когда тележка заполнялась под завязку и Парки приносили в дом дюжину пакетов. А через неделю отправлялись за покупками снова.
«Придется себя ограничивать. Растянуть припасы на большой срок, пить много воды. Леди и джентльмены, американский образ жизни временно приостановлен».
Ну, это была не беда. Одно из преимуществ жизни в богатейшей стране мира состояло в том, что между нормальным существованием и голодом была огромная пропасть. И все же его грызла мысль: а что случится, когда продукты закончатся? Неужели эта ситуация может затянуться надолго?
«И что будет с людьми, у которых и таких припасов нет?»
Ему почему-то казалось, что они не будут тихо голодать, сидя по домам.
– Я им не верю, – произнесла Эйми.
– А? Кому?
– Военным. Ты сказал, что они закрыли город, чтобы из него не могли выйти террористы. Это лишено смысла.
– Да.
– Тут есть что-то, о чем нам не говорят.
Он не успел ответить – раздался стук в дверь. От неожиданности они оба подпрыгнули. Итан и не понимал, насколько шумна американская тишина, пока не замолчали все гаджеты.
– Оставайся здесь, – сказал он и пошел к двери.
Взявшись за ручку, заставил себя остановиться и посмотрел в глазок.
На крыльце стоял Джек Форд с двумя участниками собрания соседей – инженером Куртом и Лу, тем парнем, который спрашивал у Итана, в чем его проблема.
Парк открыл им дверь:
– Привет.
– Привет, Итан, – улыбнулся Джек, протягивая пятерню, и они обменялись рукопожатием. – Как у вас дела?
– Да вот, проводим инвентаризацию.
Он имел в виду – в широком смысле, но Джек воспринял в буквальном и одобрил:
– Это правильно. Важно знать, сколько у вас провизии. Слушайте, вы вроде вчера укладывали вещи в машину?
– Да.
Итан представил себе, как Джек с дробовиком в руках обходит дом от окна к окну, выглядывает через жалюзи – не появились ли плохие ребята.
– Мы собирались в Чикаго к матери Эйми. Но Национальная гвардия нас развернула, – сказал Итан.
– Я слышал. У меня есть генератор – включаю его время от времени, чтобы посмотреть новости. Передают, что город закрыли и правительство ищет здесь «Детей Дарвина».
Итан, кивнув, молчал в ожидании. Трое гостей переглянулись.
Джек собирался продолжить, но Лу перебил его:
– Итан, вы вроде хорошо знаете этого Ранджита?
– Да, мы несколько раз обедали с ним. Хороший парень.
– Мы думали пойти побеседовать с ним.
– О чем?
– Правительство говорит, что они ищут анормальных террористов. Мы решили, почему бы не помочь.
– Слушайте, Ранджит – художник-оформитель.
– Нет, вы не поняли, – сказал Джек. – Мы знаем, что он не террорист. Но он анормальный.
– А потому, возможно, знаком с террористами? – удивился Итан.
– Может быть, он замечал кого-то, кто вел себя странно.
– Анормальные – они держатся друг друга, – добавил Курт. – Я инженер, поверьте мне, среди моих знакомых много мозганов.
Джек, проигнорировав его, сказал:
– Правительство открыло горячую линию, чтобы люди могли звонить и сообщать обо всем подозрительном. А поскольку заниматься теперь больше нечем, мы подумали, что вреда особого не будет.
«Конечно. Какой вред, если целый город голодных испуганных людей начнет охоту на террористов?»
– Я так не думаю.
– Все ясно, – сказал Лу. – Я вам говорил: он не согласится.
Он откашлялся, повернулся и плюнул в кусты, позвав приятелей:
– Идем.
Джек не шелохнулся: стоял, уперев руки в бока. У Итана возникло ощущение, что он хочет настоять на своем, объяснить что-то. Джек фактически стал лидером в квартале, человеком, к которому обращались все. Просил ли он Итана присоединиться к ним? Неявно угрожал ему? Или давал понять, что если такие, как Итан, устранятся, то тем сильнее станут такие, как Лу?
– Дорогой, почему бы тебе не пойти с ними? – спросила из комнаты Эйми.
Люди на крыльце не видели ее обеспокоенного выражения лица, которое никак не соответствовало беззаботности голоса. Говорила она достаточно громко, чтобы они ее слышали:
– Иди, дорогой, а с грилем я разберусь. Только обними меня перед уходом.
Она протянула к нему руки.
Итан посмотрел на Джека, на нее, сделал шаг и заключил ее в объятия.
– У Ранджита две маленькие девочки, – прошептала жена ему на ухо.
«Конечно».
– Я тебя люблю, – тихо сказал он.
– И я. Будь осторожен.
Он кивнул ей и вышел на крыльцо:
– Идемте.
*
Перед домом Сингхов, выкрашенным в веселенький желтый цвет, были разбиты клумбы, поблекшие на ноябрьском холоде.
Мужчины прибыли на место всего через минуту, но казалось, на это ушло гораздо больше времени – между ними невидимо сверкали электрические разряды. Лу шел впереди, в его походке чувствовалась целеустремленность, делавшая ее похожей на строевой шаг. Джек и Итан следовали за ним, и в какой-то момент сосед посмотрел на Итана – еще один непроницаемый взгляд, словно он хотел сказать что-то, но не сказал. Курт семенил сзади, как нетерпеливый щенок.
Они остановились на дорожке перед домом. Лу переступал с ноги на ногу. Итан пытался представить себе происходящее с точки зрения Ранджита: четыре человека, стоя у его дома, зловеще переглядываются. Вообразил, что бы он чувствовал на его месте, как его одолевала бы подсознательная подростковая уверенность, свойственная каждому человеку, будто все смотрят на тебя, будто каждый смешок – над твоей слабостью.
«Плохая мысль».
Напускным беззаботным тоном он сказал:
– Чего мы ждем? – и двинулся по дорожке.
Нажал кнопку звонка – тишина. Ну конечно же. Постучал. Несколько секунд спустя за дверью раздались шаги, щелкнул замок.
Ранджит первым увидел его и улыбнулся, но его лицо чуть окаменело, когда он заметил остальных.
– Привет, – сказал он, – соседская стража. Поймали плохих ребят?
Лу сердито набычился, но Итан сказал:
– Нет, все в порядке. Как у вас дела?
– Жалею, что не уехали во Флориду.
– Я вас понимаю. Мы пытались уехать в Чикаго, но нас завернули.
– Странные времена. – Ранджит скользнул взглядом по соседям и снова посмотрел на Итана. – Так что произошло-то?
– Войти можно? – спросил Лу.
Ранджит помедлил, все еще держась за дверную ручку, но разрешил:
– Да, конечно.
Он отошел в сторону и жестом пригласил их войти.
За коротким коридором начиналась гостиная – стильно декорированное пространство, раскрашенное точно подобранным оттенком белого. Два модерновых дивана стояли на желтом жестком ковре, а на изящном стеклянном столе лежала раскрытая книга. На полу были разбросаны игрушки – так, словно пролились с неба дождем, – плюшевые зверушки, стаканчики от капстекинга и ксилофон. При виде всего этого Итан словно заглянул в свое будущее: Вайолет когда-нибудь начнет ходить по дому, оставляя за собой след игрушек, и от этой мысли ему стало тепло.
– А где ваши девочки? – спросил он.
– Наверху. Ива пытается их убедить, что пора спать.
Ранджит не предложил им сесть, а только сунул руки в карманы и ждал. Они вчетвером неуверенно стояли перед ним. В доме было так же холодно, как и снаружи, а потому их дыхание клубилось.
Итан поймал на себе взгляд Джека, пожал плечами.
«Это была ваша идея, дружище».
– У вас очень милый дом, – неловко сказал Джек. – Стильный.
– Спасибо. А в чем дело?
– Не знаю, слышали ли вы последние новости касательно электричества…
– У нас есть приемник и батарейки.
– Тогда вы знаете, что правительство просит всех нас оказать им помощь. Они открыли горячую линию, чтобы можно было сообщать обо всем подозрительном.
– Например?
– Ну, например, – вздохнул Джек, – о «Детях Дарвина».
Ранджит произвел звук, не похожий на смех.
– Вы шутите?
– Мы ничего такого не говорим. – Джек выставил ладони вперед в успокоительном жесте. – Просто подумали: может быть, вы…
– Может быть, я дружу с террористами?
– Нет, просто… может, у вас есть друзья, которые ведут себя странно.
– Да, – сказал Ранджит, глядя на Итана, – вы четверо.
– Послушайте, я понимаю, как это все может быть воспринято, – сказал Джек, пытаясь изобразить примирительную улыбку. – Я приношу извинения, что спрашиваю, но мы все обеспокоены. Дела принимают дурной оборот.
– Правда, гений? И что же вас навело на такую мысль?
– Послушайте, я ни в коей мере не хочу вас оскорбить…
– Не хотите меня оскорбить? Вы приходите ко мне в дом целым отрядом и спрашиваете, не знаком ли я с террористами, но при этом не хотите меня оскорбить?
– Ранджит… – начал Итан, но Ранджит перебил его:
– Да нет, все правильно. Вы меня прижучили. Я руководитель преступной группы. Для прикрытия рисую логотипы корпорациям, а вечерами угоняю фуры. Мне-то это делать легче – кожа у меня темная, в темноте я почти невидим.
– Давайте не будем горячиться, – сказал Итан.
Ранджит, казалось, не замечал, какие все напряженные, усталые и испуганные. Одно дело было храбриться, когда опустели полки супермаркетов. Но когда продукты не появились и неделю спустя, когда отсутствовало электричество, армия блокировала город, на улице холодало, а обед на День благодарения состоял из консервированных бобов, тут уже все начали чувствовать себя иначе. Социальный контракт затрещал по швам, и каким бы праведным ни был гнев Ранджита, в такой момент его реакция оказалась неправильной.
– Никто не предъявляет вам никаких обвинений, – заверил Итан. – Мы все…
– Зачем у вас это? – вдруг спросил Лу.
Стоя у кофейного столика, он держал в руках книгу, которую Итан заметил еще раньше. Лу, повернул ее так, чтобы всем была видна обложка: «Меня зовут Джон Смит».
«Вот черт!»
– Не понял вас, – сказал Ранджит.
– Зачем у вас это?
– Вы хотите взять почитать?
– В последний раз спрашиваю. Зачем у вас это?
– Я же вам уже сказал, – язвительно улыбнулся Ранджит. – Я террорист.
– Лу, мы живем в свободной стране, – вмешался Джек. – Это только книга.
– Ну да, книга, написанная террористом, – отозвался Лу.
– Его подставили, – сказал Ранджит. – Если вы иногда слушаете новости, то должны это знать. Правительство сняло с него все обвинения.
Лу начал читать на той странице, на которой книга была оставлена открытой:
– «Вот простая, но уродливая истина. Наши политики видят в нас всего лишь средство для сохранения их власти. Мы бензин для двигателя коррупции и эгоизма. Люди, руководящие страной, пекутся о нас не больше, чем мы печемся о бензине, который заливаем в бак своей машины, бензине, который нужен только для того, чтобы доставить водителя до места назначения». – Он закрыл книгу. – Это вам кажется по-американски?
– Да, – ответил Ранджит, – мне кажется, это сказано не в бровь, а в глаз.
Лу посмотрел на него с отвращением и произнес:
– Я служил в морской пехоте. Мой отец служил в морской пехоте. Он сражался во Вьетнаме, чтобы вот такого безобразия у нас не происходило.
– Вы и в самом деле считаете, что мы были во Вьетнаме ради этого? – рассмеялся Ранджит.
– Что вы хотите сказать? – Лу сделал шаг вперед.
– Друзья, – вмешался Итан и взглянул на Джека, но сосед не шелохнулся. – Это смешно…
– Вы хотите сказать, что я дурак? Что мой отец дурак? – горячился Лу.
Он явно готовился к драке: глаза прищурились, шея напряглась. Он был на четыре дюйма ниже анормального перед ним, но спортивный, с широкой грудью и толстыми, как у штангиста, руками.
– Вы это хотите сказать? – настаивал он.
Ранджит стрелял по сторонам глазами, но не сошел с места:
– Хватит. Вам пора уходить.
– Ваше племя, – Лу втянул воздух через зубы, – вы считаете себя такими умниками. Куда как лучше нас.
– Ну все, хватит, – попытался урезонить его Итан и положил руку ему на плечо. Лу резким движением сбросил ее.
– Это какое племя? – спросил Ранджит, голос которого тоже зазвенел. – Сверходаренные? Выходцы из Индии? Художники?
– Умник хитромордый. – Лу постучал книгой по груди Ранджита. – Такой крутой. – И снова стукнул его книгой.
– Повторяю: покиньте мой дом, – твердо сказал Ранджит.
– А то что? – Лу замахнулся еще раз.
– Лу… – строго произнес Джек.
Ранджит выхватил книгу из руки Лу:
– Убирайтесь из моего дома, – и толкнул его в грудь.
Для Лу это было неожиданностью. Он пошатнулся и, сделав шаг назад, наступил на игрушечный автомобиль. Тело по инерции продолжило движение, ноги взлетели вверх, руки закрутились – и Лу начал падать. Итан, замерев, наблюдал за происходящим. Его мозг прочертил линию падения Лу, которая пришлась прямо на стеклянный кофейный столик. Он подумал, что стоит как-то попытаться предотвратить падение, но дальше мысли дело не пошло.
Лу ударился спиной о столик, и тот разбился под его тяжестью. Осколки разнесло по полу, а Лу перелетел через столешницу, ударился о стеллаж и рухнул на ковер.
– О черт, простите… – сказал Ранджит.
Лу охнул, закашлялся, перекатился на бок. Стекло захрустело под ним, а он завел руку за спину…
И через мгновение в ней появился пистолет.
Пистолет был большой, хромированный, а державшая его рука – вся в пятнышках крови от десятков порезов. Ствол пистолета дрожал, но был нацелен в грудь Ранджита. Мир застыл в странной и жуткой немой сцене, которую Итан не мог завершить: Курт стоял с раскрытым ртом, Джек схватился за голову, а Лу, с пистолетом в правой руке, свернулся на полу калачиком, словно тренируя брюшной пресс.
– Ах ты гад! – сказал Лу.
Как это бывало нередко, Итан поймал себя на том, что смотрит на происходящее глазами ученого: перед ним разворачивалась классическая племенная схватка за доминирование, переходившая теперь от угроз к насилию. Красота эволюции отчасти состояла в том, что она была одновременно хаотичной и четкой. Хаотичной в том смысле, что зависела от неупорядоченности мутаций, миллиона фальстартов и тупиков, не управляемых рукой Творца. А четкой потому, что правила применялись с неизменной определенностью и грубой простотой, роды и виды проверяли, кто сильнее не на классной доске Господа, а на кровавом поле боя, которое называется жизнью, вот в подобных ситуациях…
Внезапно он понял, что палец Лу нажимает на спусковой крючок. Лу собирался пристрелить человека в ходе ссоры, в состоянии гнева, убить хозяина в его собственной гостиной, чьи маленькие дочери укладываются спать наверху.
Не дав себе времени задуматься об этом, Итан мигом встал перед Ранджитом.
Физически он переместился лишь на два шага, но его положение изменилось кардинально. Итан обнаружил, что на него направлен ствол пистолета. Прежде стволы смотрели на него с киноафиш или обложек триллеров, но в реальности это выглядело иначе.
Лу, прищурившись, уставился на него, крылья его носа взметнулись.
– Уйди.
Итан и рад был бы уйти, и вправду рад, но в ответ только покачал головой. Он боялся, что резкое или решительное движение может сломать хрупкую ситуацию – и тогда этот распалившийся человек совершит что-нибудь воистину глупое.
– Папа! – раздался крик из коридора.
На них смотрела хорошенькая девочка в штанишках в горошек и свитере с изображением дельфина. В ее больших испуганных глазах было что-то душещипательное.
– Детка, иди наверх, – сказал Ранджит. – Все в порядке. Мы просто разговаривали, и мистер Лу оступился.
– Он не разбился?
– Ничего страшного, малышка. Все в порядке.
Итан смотрел на темный идеальный круг пистолетного ствола, за которым было лицо – злое, испуганное, со смешанным выражением боли и стыда.
Лу опустил пистолет. Джек и Курт поспешили к нему, наклонились, чтобы помочь ему подняться. Он осторожно шевельнулся и застонал. На ковре захрустели осколки.
Итан открыл рот, чтобы извиниться, сказать, что все это глупость, случайность, но первым заговорил его друг Ранджит.
– Убирайтесь из моего дома, – произнес он, переводя взгляд с одного на другого и остановившись на Итане. Если он и был благодарен, то по его глазам этого не было видно. – Все вы. И больше ко мне не приходите. Никогда.
Либералы, интеллигенция и пресса считают, что победили. Совместными усилиями они свалили президента. А для этого им было достаточно выложить в Интернет видео. Что ж, браво.
Отрицаю ли я, что разрешил атаку на «Монокль»? Нет. Но для защиты страны с населением в триста миллионов человек приходится принимать трудные решения.
Убийство этих людей предосудительно с нравственной точки зрения… но я бы приказал провести эту операцию снова. Я обращаюсь к вам как американец, как патриот, как президент и говорю вам: действия, предпринятые тем вечером, позволили спасти много жизней.
Я грешен. Я совершал ужасные вещи, я приказывал другим людям делать это от моего имени. Я проливал кровь, и среди этой крови была и невинная.
Но когда я предстану перед Всемогущим Господом, я знаю, что Он взвесит мои деяния и будет судить меня по справедливости. Каждая жизнь, которую я был вынужден принести в жертву, позволила спасти тысячи.
Защита Америки – это работа не для слабонервных.
Я творил зло и продолжал бы сейчас делать все то же самое. Ради вас и ваших детей.
Да благословит вас Господь. И благословит Господь Соединенные Штаты Америки.
Бывший президент Генри Уокер.
Друзьям, пришедшим на банкет НОА
