44

Лишь когда я попал домой и упал на кровать и пена одеял сомкнулась над моим лицом, я вспомнил Рину в ванной, и заплакал. Прости меня, о, прости, сказал я ей, кусая подушку. Я не сержусь, ответила она, и погладила меня по голове. Бедный, бедный мой мальчик, сказала она. Нас и правда могла разлучить только смерть, сказала она. Я уже мертва, дело за тобой, сладкий, сказала она. Тогда и зазвонил телефон. Это могла быть только Юля, никто другой не знал об этой квартире.

Милый? – сказала она.

Где ты была? – сказал я, не поздоровавшись

Путешествовала, – сказала она.

Что у тебя? – сказала она.

Тоже путешествовал, – сказал я.

Выбрался из душившего меня одеяла и подошел к окну. Осень вступала в права наследницы уже и днем. Пошел мелкий дождь. Будничность жизни навалилась на меня, и я внезапно ощутил, что я Есть. Просто есть: я могу чувствовать прикосновения, я слышу шелест дождя в листьях, и вижу, как они, – листья, – подрагивают от небесных вод. Я существую.

И разве не к тому я шел все эти годы?

Я рассказал Юле обо всем, что случилось. Уверенности в том, что меня прослушивают, не было, но я не рискнул. Юля услышала полицейскую версию событий. Мы помолчали. Я чувствовал себя как солдат, вернувшийся в тыл с мясорубки на передовой. А Юля служила в тылу, и она не поняла бы ничего из рассказанного мной: умом поняла бы, а сердцем – нет. Так стоило ли стараться? Я был краток. Но все равно это произвело на нее впечатление.

Невероятно, – сказала она.

Иногда в людях прячутся демоны, – сказала она.

Да уж, – ответил ей мой демон.

Бедненький, – сказала она.

Приезжай, – сказал я.

Я буду в городе через неделю, – сказала она.

Ты выйдешь за меня замуж? – сказал я.

А ты хочешь этого? – сказала она.

Я не знаю, – сказал я.

А ты? – сказал я.

Да, – твердо сказала она, – я хочу за тебя замуж.

Я хочу сидеть у тебя в ногах, варить тебе кофе и отсасывать, когда ты того пожелаешь, – сказала она.

Будь моим мужчиной, и я отплачу тебе верностью, – сказала она.

Но и ты будь мне верен, – сказала она.

Я бы предпочел открытый брак, – сказал я, поразившись тому, как быстро прихожу в себя.

Это не так трудно, как тебе кажется, милый, – сказала она, – быть верным.

Открытые браки… они как открытые города, – сказала она.

Рано или поздно в них врываются орды кочевников, – сказала она.

Стоит ли гибель сомнительного удовольствия? – сказала она.

Будь верен, и тебя вознаградит сама жизнь, – сказала она.

Будь верен мне, и останешься верен себе, – сказала Юля.

Она говорила правду. Рина заплатила за это жизнью. И многие другие.

Но разве удовольствие жить, слушая демонов, – сомнительно? Я не был уверен. Четыре жизни – за то, чтобы я понял избитый постулат о непобедимости ревности и о том, что измена оборачивается смердящим псом, грызущим вас, как кость? Если это так, то господин Бог такой же плохой писатель, как и я. И, кстати, такой же морализатор и ханжа, – и, значит, сумасшедший, – как и легавый. Я почувствовал прикосновение печали к щеке. Всегда приятно и чуть грустно вспоминать тех, кто не удержался наверху. Царь горы, так называлась эта игра, вспомнил я детство. Вы карабкались на холмик, сталкивая других, и побеждал тот, кто удерживался наверху. Все умерли, я остался. Значит, мне и быть царем горы.

Я прижался лбом к стеклу. Посмотрел на серый асфальт. Быть верным себе.

Я попробую, – сказал я.