43

Все оказалось намного легче, чем я думал.

Пленка камеры наблюдения являлась уликой настолько очевидной, что меня даже не привлекли по делу, как свидетеля.

Я фигурировал исключительно, как потерпевший.

Никому не хотелось видеть в газетах заголовки типа «Маньяк в погонах» «Полицейский сошел с ума и вырезал дачный поселок», или «Вторым человеком в МВД чуть не стал психопат». К тому же, многие из них не любили легавого за явные карьерные устремления. Так я узнал о существовании не только полицейской солидарности, но и полицейской конкуренции. Туда ему и дорога, говорили их сытые округлые лица молдавских чиновников. Они явно опасались его раньше.

И теперь были рады тому, что появилось объяснение их иррационального страха..

Да еще и мои наглость и самоуверенность. Ну, из прошлой жизни, конечно. Они тоже сыграли свою роль. Я так долго твердил, что имею значения для мировой литературы, что в это поверили. Как сказал один из чинов полиции, которого я подслушал, – неужели мы станем щипать человека, который завтра ущипнет за задницу жену Саркози, получая Гонкуровскую премию? Самое смешное, что вторую часть этой фразы придумал когда-то я сам и обронил в интервью одному из местных газетчиков. Приятно, когда тебя цитируют.

Особенно, если это аргумент защиты.

Но я старался не улыбаться. Посидите-ка в подвале неделю запертым, пока в твоем доме отстреливают женщин и маринуют их в бочках, а? У меня был шок, и я еле спасся. Я голову потерял, и еле выбрался. Я был в аффекте. Я сам ни черта не понимал, что делаю, когда метался по дому, верно ведь?

Все верно, кивал я.

Я хотел выглядеть парнем, который многое пережил. И я выглядел парнем, который многое пережил.

Потому что я – парень, который многое пережил.