Книга: Клуб бессмертных
Назад: Фриних:
Дальше: Картофель:

Кетцалькоатль:

Да, когда-то я был героем, но с меня довольно. Сейчас я кактус, обыкновенный кактус. Зовите меня энцефалокарпус. А еще лучше: Encephalocarpus Berger. Вид мексиканского кактуса.
Я Encephalocarpus Berger, но я все еще и Кетцалькоатль. Именно я, а не Харон, который возомнил, будто это он Кетцалькоатль. И не Фриних, которого Харон назвал Кецеотлакалем. Никто из них и не мог быть Кетцалькоатлем. Ведь они были люди.
А Кетцалькоатль – это кактус.
Я – божество древних индейцев. Но это вовсе не значит, что вам необходимо перестать сутулиться и вынуть руки из карманов. Мне присуща скромность. Именно поэтому я и стал энцефалокарпусом, а не сугуаро, как мне предлагали. Что? Сугуаро? Это самый большой кактус мира. Растет в Мексике. Не то чтобы мне не нравился сугуаро, просто мне не по душе помпезность. Я всегда считал, что поражать воображение нужно не размерами, а содержанием.
Поэтому я и не стал сугуаро. С меня достаточно энцефалокарпуса. Это небольших размеров кактус и его название переводится как «плод, расположенный на вершине». Уникальный в некотором смысле род кактусов. В нем содержится только один вид – энцефалокарпус. Представьте себе, что вы – единственный представитель Homo sapiens. Впечатляет? Ну, то-то же.
Выгляжу я примерно так. Стебель округлый или яйцевидный, голубовато-серый, до 8 см высотой и до 6 см в диаметре, с густым, белым опушением на верхушке растения. Сосочки уплощенные, килеватые, расположенные по спирали. Колючек 12, мелкие, до 0,5 см длиной, белые, держатся только на молодых ореолах, со временем отпадают. Цветки до 3 см длиной и 4 см в диаметре, образуются на макушке растения, апельсинового цвета.
Да, не спорю. С виду, конечно, я крайне невзрачен. Напоминаю шишку хвойного дерева. Только круглую шишку, верхушку которой в пору размножения (да, этого не избежали и кактусы) прикрывает апельсинового оттенка цветок. Мы произошли на свет в Мексике, штате Тамаулипас. Так по крайней мере говорят ученые. У меня нет причин не доверять им. Уж в чем в чем, а в кактусах вы, люди, научились разбираться. Это бы умение да обратить на вас самих…
Кстати, я здорово удивлен тем, что вы меня нашли. Обычно Encephalocarpus Berger растет на каменистых склонах, так маскируясь среди камней, что найти его, меня то есть, практически невозможно. Но раз уж нашли, присаживайтесь, поговорим. Как вам Мексика? Давно приехали? Вы по туристической путевке или самостоятельно путешествуете? Будьте так любезны, не поливайте меня водой из фляги – мы, кактусы, этого чертовски не любим.
Вообще я вас не очень люблю. Когда-то, еще в пору моего пребывания на Земле в качестве героя, люди буквально достали меня тем, что упорно не желали ничего слушать. Это было невыносимо. Кетцалькоатль – я собственной персоной – пришел к ним с таким багажом знаний и опыта, который дикарям Латинской Америки и не снился. Дикари. Уж в этом-то Кортес был прав. Справедливости ради добавлю, что и Кортес был редкостной сволочью и самым натуральным дикарем. Все его отличие от туземцев, которых благочестивый Кортес и за людей-то не считал, было в том, что у испанца были ружья, кони и латы. Дикарь, получивший в руки достижения прогресса. Не могу назвать их благами цивилизации, как это делаете вы, уж простите.
Люди достали меня, в бытность мою Кетцалькоатлем, тем, что постоянно испытывали жажду убийства. Конечно, они ее утоляли.
Убийство и непослушание.
Вот две главные проблемы, с которыми я столкнулся, когда причалил к берегам Латинской Америки и, бросив на песке плот Харона, подаренный мне Зевсом, углубился в чащу. Высадка произошла на землях нынешней Бразилии. Там было совсем плохо. Даже такой успешный кризисный менеджер, как я – за должность Гильгамеша и его успехи на ниве просветительства боги даже написали в честь меня оду, она сохранилась и по сей день, – в Бразилии той поры ничего поделать не смог бы. Они не были людьми в нынешнем значении этого слова. Обезьяны, еще не додумавшиеся применять для хозяйственных нужд камень – вот кто населял Латинскую Америку на юге континента.
Немножко подумав, я плюнул на них и подался в Центральную Америку. Там дела обстояли немножечко лучше. Нет, я кое-что оставил несчастным туземцам бассейна Амазонки, но этого явно было недостаточно. Так, по мелочам. Соль, устройство для добывания огня (проще говоря, лук) и кое-какие легенды о богах. Ах, да, разумеется, я научил их плавать и высекать примитивные скульптуры. С тех пор ученые только и делают, что ломают голову над странными каменными головами, которые находят в иле Амазонки. Эти головы белого, судя по чертам лица, человека с бородой – мои головы. Кое-какое сходство есть, но в целом я не очень доволен.
Итак, в Бразилии мне не понравилось. Несмотря на весьма низкий уровень развития, местные аборигены уже с успехом убивали друг друга. Причем даже не ради того, чтобы поесть! Просто так. Ну, вот и я покатил в Мексику.
Забегая вперед, скажу, что жажда убийства была присуща и моим мексиканским подопечным. Тольтеки. Они тоже только и делали, что убивали друг друга да не слушали меня – героя, который отделил их от мира животных, вдохнул, говоря образно, в их примитивные тела жизнь. Тольтеки стояли на высшей, нежели индейцы Бразилии, ступени развития, но были все еще удручающе примитивны. А ведь они, как сказали мне боги, и были избранным для меня народом. Вот так избранники…
Честно говоря, у меня опустились руки.
Ничего удивительного. У всех опускались руки. Всегда. Когда я начинал проект с шумерами, то даже не верил, что эти скоты поймут, наконец, как пользоваться колесом. Не говорю уж про архитектуру, астрономию и изготовление алкогольной продукции. И что же? Шумеры справились! Ну, за исключением их пива из еловых шишек, от которого меня здорово пучило. У Прометея – он сам мне говорил – тоже опустились руки. И ничего, справился. В общем, надо было приступать к делу. Ибо глаза, как говорили славяне (с которыми намучился бедолага Перун), боятся, а руки делают.
Нет, что вы. Боги никогда сами не занимались этим. Науки, искусства, приготовление пищи – всему этому, да и остальному, людей обучали мы, герои. Мы – своего рода сержанты армии Олимпа. Передаем распоряжения руководства низшему составу и подтягиваем новобранцев. Как для чего? Да просто для того чтобы они осознали, наконец, что они – люди, а не животные. И поняли, что их сотворили боги, и начали, наконец, богам поклоняться, вместо того чтобы бегать друг за другом с дубинкой, нечленораздельно мычать и испражняться там, где спишь.
Знаете, на кого похож обыкновенный неандерталец? На армейского новобранца, которого забрили два дня назад.
Тупой, примитивный эгоист, не осознающий никакой ответственности за себя и свое поведение в коллективе. Подчиняться не хочет, командовать не умеет. Вообще, все, что он умеет, сводится к трем словам. Жрать, спать и в рифму. Конечно, чтобы подтянуть их – людей-новичков, – приходилось применять жесткие меры. Правда, я никогда не доходил до убийств. Этим увлекался Яхве. Можно было бы взять пример с него и начать убивать людей, требуя безусловного подчинения, но методы моего иудейского коллеги всегда мне претили. Да и популярности настоящей он не снискал. Его лишь боялись.
Меня же уважали.
Хоть это и стоило мне нервов. Правда, мою работу оценили, и вот я был послан в Латинскую Америку, чтобы подыскать себе там племя и стать для него богом. Проще говоря, меня повысили. Что ж, я от всей души поблагодарил начальство и уплыл из этой проклятой Европы навсегда. Хотя чувство некоторой обиды, признаюсь, меня не покидало. За столько лет верной службы, рассуждал я, наблюдая за полетом крылатых рыб, могли бы дать земельный надел поближе. Хотя бы в Африке!
Не считая природной кровожадности, тольтеки оказались парнями ничего. И девицы у них были подходящие. В данном случае представления моих подопечных о красоте полностью совпадали с моими. Особенно приятно поразили меня груди, которые эти шалуны называли «козьими» – прекрасные сосуды, торчащие чуть в стороны. Впрочем, я увлекся. Кактусу нельзя проявлять излишнюю эмоциональность, в противном случае он высыхает.
Бог, демиург, культурный герой, покровитель людей. Как только не называют меня сейчас очкарики, теряющие остатки зрения над старинными фолиантами испанцев, записывавших кое-какие сведения о религии индейцев, которых те самые испанцы уничтожали. В интересе к мифологии истребляемого народа было, без сомнения, что-то садистское. Вы же не поинтересуетесь прошлым своей жертвы, если вдруг решите зарезать старушку в надежде получить ее сбережения? Испанцы заинтересовались. Впрочем, испанцы уже не моя вотчина. Пускай разбирается Яхве.
Итак, Кетцалькоатль. Тогда еще не кактус, а человекообразное существо, покрытое перьями. Не знаю, откуда взялись перья: я всегда был чистоплотен. Ученые уверены, что я правил тольтеками в их древней столице Толлан в течение очень долгого времени. Ученые ошибаются.
Я никогда не жил вместе с людьми.
Мы общались исключительно днем. По ночам я уходил на высокую гору, возвышавшуюся посреди десятка селений, и становился тем, кем я решил стать. Кактусом. Encephalocarpus Berger. Естественно, пришлось рассказать индейцам, что этот вид кактуса – священен. Я не хотел умереть только лишь потому, что меня сорвет какой-нибудь ребенок или кокетка, присмотревшая мой цветок себе в прическу. Под утро, совершив моцион, я превращался в человека и бодро спускался в горы в очередное селение. В одной деревне я научил людей готовить пищу на огне. В другой показал самым способным юношам, как можно определять путь по звездам. Конечно, выражаться приходилось аллегорически.
– Видишь Млечный Путь? – спрашивал я одного индейца.
– Не понимать, что говоришь, – отвечал он.
При этом оба мы смотрели – да-да! – на тот самый Млечный Путь. Приходилось сочинять байку про старуху, пролившую молоко из-за того, что она, сплетничая с соседкой, перестала следить за дорогой и споткнулась об камень. Таким образом я еще и воспитывал их. И постепенно дело пошло. Единственное, чего бедняги так и не сумели осилить, – колесо. Сколько я ни бился, они не понимали, для чего оно им понадобится. Ну, и, конечно, у них не было лошадей, которые бы могли тащить повозки. А женщины на что? Но моих аргументов тольтеки и слушать не желали. Все мои попытки доказать им, что если движение грузов ускорить, то благосостояние народа возрастет, тольтеков смешили. Очень низкий уровень гражданской ответственности. Вот в чем была проблема этих славных кровожадных ребят. Что ж, может, они и предчувствовали кое-что. Может, они смутно понимали, что благосостояние народа есть понятие абстрактное. И оно вовсе не означает благосостояния каждого отдельно взятого тольтека.
Прометеус недавно говорил мне, что в Молдавии я бы столкнулся с такой же проблемой.
Впрочем, что мне Молдавия, ведь мой народ – тольтеки. Колеса они признавать не желали, а вот вымазать зубы черной краской и вырезать сердце пленнику для них было милым делом. И стало быть, именно этим ребятам я, согласно мифологии, обещал вернуться, чтобы восстановить справедливость в мире. Возвращение должно было быть обставлено всеми необходимыми для шоу причиндалами. Огромные летающие корабли с белыми крыльями, солнечное затмение, ураганы и тому подобное. Честное слово, светомузыки не хватает!
Из-за чего я покинул тольтеков? Их легенда – и придумали ее уже они сами – гласит, что якобы виноват во всем мой брат. Будто бы этот тип с головой ягуара сделал так, чтобы я согрешил. Потом я, получается, был вынужден покинуть страну, потому что меня мучили угрызения совести. Но обещал вернуться и… смотри – вышел. Это все неправда. По многим причинам.
Первая – я единственный ребенок в семье.
И довольно поздний. Матушка произвела меня на свет, будучи в довольно почтенном для деторождения возрасте. И на второго ребенка ее бы, да и престарелого папу, просто не хватило. Оба они были затурканные египетские крестьяне, которые обрадовались сыну – а родители уже потеряли надежду иметь детей – как вспомогательному средству в скудном хозяйстве. Я вкалывал с пяти лет, клянусь вам. Приходилось тащить на себе палку с крюком (подобие сохи), собирать коренья, злаки… Разбивать зерна пшеницы неудобной и огромной для тех моих размеров каменной ступкой…
Носить воду в неудобных кувшинах из сырой глины – они постоянно протекали или разбивались… Да-да. Теперь вы понимаете, почему я придумал все это? Соху, плуг, колесо, обжиг глины? Совершенно верно.
Я просто ненавижу физический труд!
И сделал все для того, чтобы максимально его облегчить. Кстати, я еще альтруист, поэтому с удовольствием делюсь своими открытиями с людьми. Вернее, делился. Со временем вы сами научились придумывать агрегаты и механизмы, облегчающие труд. Правда, вы не соблюли меры. Вам стоило остановиться уже в XIX веке. Может, тогда бы дело и не дошло до бойни, которая приключилась у вас в 1914 году.
Тольтеки, конечно, тоже устраивали бойни. Но признаюсь, по масштабам с нынешними бойнями они не совпадали. Все было куда скромнее. Говорю же, пафос мне никогда не был по нраву, и видимо, это передалось моим подопечным. В любом случае меня не устраивали даже скромные бойни.
Как можно любить народ, главное вооружение которого – дубина с шипами, которой разбивают голову врагу?
Сколько раз я предлагал им заменить дубину луком и стрелами (это оружие, на мой взгляд, более тактично, что ли) – все без толку. Ну, а вдоволь наколошматив голов в стычках с соседями, тольтеки возвращались домой с пленными и устраивали садистскую резню. Да, борода у меня поседела именно там, во время одной из таких расправ.
Во-вторых, я не согрешил, как придумали тольтеки. Я и грехов-то им обозначил всего три. Христиане, по-моему, излишне погорячились. Только подумать – десять смертных грехов. Этак ни один человек на свете не заслуживает вечного блаженства, которое люди сами же выдумали. С меня было достаточно трех. Не убивай, не укради, не злословь. Естественно, после того как я рассказал об этом тольтекам, которые как раз под моим руководством постигали искусство письма, они очень удивились. И покивав головами, продолжили заниматься тем, чем занимались до сих пор. Убивать, воровать и злословить. Только теперь они делали это осознанно и, следовательно, начали испытывать чувство вины. В результате они меня возненавидели. Я сразу же получил имя «Тот, кто посеял в наших душах сомнения».
Сумасшедшие старухи рассказывали по вечерам, будто видели меня в лесу. Я постепенно терял человеческий облик, превращаясь в ягуара. Никто этих разговоров не пресекал. Еще бы! Все, что им нужно было, они от меня получили. Совершив гигантский скачок в техническом развитии, тольтеки стали господствовать среди всех племен Центральной Америки. Моральное развитие их совершенно не интересовало. Благодаря мне они получили более совершенные достижения техники и вполне этим удовлетворились. Неблагодарные скоты!
Прометей был прав, когда говорил, что все мы – я, он, я в роли Гильгамеша, и прочие – здорово ошиблись, когда решили, что прежде всего нужно заняться желудком людей. Наверняка нам стоило начать не с технического прогресса, а с морального усовершенствования. Увы, было слишком поздно. Люди получили от нас игрушки – огонь, железо, знания, – а сами остались на уровне пещерного дикаря. Да-да. Оденьте неандертальца в униформу и поставьте строй.
Я понял, что проект нужно сворачивать.
Менеджером высшего звена стать так и не получилось. В людей-то я их превратил, но организовать – нет, не смог. Забравшись на вершину горы и превратившись на ночь в Encephalocarpus Berger, я прикрылся своим цветком, чтобы не замерзнуть, и думал о трагедии героев. Что люди? Их мучения ничто в сравнении с тем разочарованием, которое они доставили нам. Я понял, что потерпел полный крах. Банкрот. Вот кто прятался среди камней на вершине небольшой горы Мексики, изображая из себя редкого вида кактус.
Тут-то ко мне и подкрался один из старейшин тольтеков, Ауцпачтитлан. Оказывается, старик отрядил следить за «Тем, кто посеял в наших душах сомнения» нескольких женщин. Они делали вид, что ищут что-то съестное, вот я ничего и не заподозрил. Выследив меня, женщины примчались обратно в селение и рассказали вождю о том, как я превратился в растение. Нет, в ту ночь меня не тронули. Ауцпачтитлан был уже достаточно умен для того, чтобы приказать следить за мной и утром. И только через сутки, когда процесс моего превращения в кактус стал тольтекам понятен, решено было меня погубить. За дело принялся сам Ауцпачтитлан, которому я, по странному стечению обстоятельств, доверял больше всех.
По крайней мере этот старик, в отличие от соплеменников, предпочитал обменивать пленных за выкуп.
Ауцпачтитлан не был скотиной. Он просто старался мыслить логически. Если «Тот, кто посеял в наши души сомнения», рассуждал этот индеец, побудет еще немного среди нас, польза, которую он принес своими знаниями, станет меньше ущерба, который он принесет нам знаниями же. Да, «Тот, кто приносит сомнения в наши души» – славный парень, но его пребывание среди нас слишком опасно. Он подвергает народ угрозе. Если мы станем жить так, как он говорит (гуманность, просвещение, неприятие насилия), окрестные племена перебьют нас. От меня исходила опасность.
– Если бы, – сказал на совете Ауцпачтитлан, – Кетцалькоатль был не так умен и велик, мы бы могли разрешить ему нести свои бредни про то, что якобы один человек не может убить другого. Но Кетцалькоатль слишком умен и велик.
– И значит, – подхватил другой старейшина, – он сам виноват в том, что мы должны его убить!
Таким образом, смеясь, подтвердили участники совета, они убьют Кетцалькоатля, не нарушив его заповедей. Кетцалькоатль, «Тот, кто посеял в наших душах сомнение», должен умереть. Признаю, они рассуждали здраво. Любое племя было организмом, и чтобы выжить, ему следовало быть быстрым, беспощадным и бездумно-жестоким. Солдат, испытывающий сомнения, замешкается – и его убьют. Солдат не должен знать сомнений. В ту пору каждый мужчина был солдатом. Войны, стычки и драки шли непрерывно. Я представлял опасность для нации. Я был обречен. Как Фриних. Как Прометей. Все мы были обречены.
Теперь вы понимаете, что у Прометеуса нет шансов?
Последний день у тольтеков я провел, обучая парней плести сети. Если их использовать, объяснял я, то можно добыть очень много рыбы. Тогда у племени появится много еды и не нужно будет убивать людей из других племен, чтобы отобрать у них пищу. Тольтеки плели сети и посмеивались. Я, честно говоря, подозревал, что против меня ведется какой-то заговор. Лишь ошибался в сроках.
Мне казалось, что недовольство только зреет, а они намеревались убить меня следующим утром.
Так оно и случилось. Когда я, проснувшись, собрался встать (не знаю точно, как это происходило, но, встав в полный рост, я превращался уже в человека), как заметил перед собой ноги. Ауцпачтитлан – а это был он – с торжествующим криком выковырял палкой из почвы кактус (меня) и понес его в долину, к людям. Дальнейшее вам известно. Скажу лишь, что еще в XVIII веке бытовали две версии легенды о Кетцалькоатле. О первой я вам уже рассказывал. Вторая – будто бы Кетцалькоатль лег спать, а разгневанные боги, недовольные тем, что он поделился с людьми секретами бытия, превратили его в кактус. С тех пор тольтеки, а позже и испанцы суеверно боятся сорвать кактус моего вида.
Что ж, в этой истории я осчастливил не только людей.
Но еще и спас от гибели вид Encephalocarpus Berger.
Некоторое время тольтеки поклонялись мне уже как кактусу. Позже это переняли индейцы Анд. Им я уже был известен как Yavia Cryptocarpa. В отличие от своего мексиканского облика, в данном случае я выгляжу как сероватого цвета лепешка. Между двумя этими видами – при внешней несхожести – есть одна общая черта.
Как Yavia Cryptocarpa я также практически неразличим на поверхности почвы.
Время от времени я советую всем героям научиться у меня искусству превращаться в Yavia cryptocarpa. Научитесь быть незаметными, и вы протянете значительно больше, говорю я. Мало кто соглашается. Например, Прометей. Минимум, на что согласился бы этот неуступчивый грек, – стать Сугуаро. Самым большим кактусом мира. Вот так. Ни больше ни меньше.
Как Yavia Cryptocarpa, я был открыт в аргентинских Андах. Первооткрыватель – какой-то сухопарый английский ботаник – определил меня как «миниатюрный, очень интересный кактус с маленькими стволиками с вдавленной верхушкой». Добавлю, что из-за плохого зрения он не разглядел на верхушке коротких колючек.
Но догадался, что плод этого вида кактуса находится в нем самом. Ничего сложного. В Yavia Cryptocarpa прячется еще один ствол, чуть поменьше, и когда он прорастает, прорывая прежнюю оболочку, из него выпадают семена и падают на землю. Надо ли говорить, что у индейцев Анд это вызывало благоговение. Да. Кетцалькоатль был богом.
Encephalocarpus Berger был богом. Наконец, кактус Yavia Cryptocarpa был богом.
Ничего смешного.
Картофель, к примеру, тоже был богом. Кто только не был богом. Но с картофелем история особенная. Несколько столетий ученые спорили о стране его происхождения. Большая родина картофеля – Латинская Америка, с этим не спорил никто. Но вот конкретная страна… Мнения разделились. Один утверждали, что картофель появился в Древнем Перу. Другие указывали на Чили. За сто с лишним лет этот вопрос был настолько широко обсуждаем, что перестал быть исключительно научной проблемой. Кончилось тем, что власти Перу приказали разместить на флаге страны картофельный клубень. А руководство Чили, недовольное тем, что Перу нахально использовало древний чилийский символ, объявило соседям войну.
В войне за картофель погибло 123 тысячи солдат Чили и 27 тысяч перуанцев.
Количество картофельных клубней, сожранных солдатами воюющих стран, учету не поддается. Известно лишь, что оно было очень велико: интенданты и Чили, и Перу экономили на мясе. Позже эту историю замяли. Попробуйте найти сведения о войне Чили с Перу. Ничего у вас не получится. Но я-то знаю…
Вообще – говорю это вам сейчас не как кактус, а как Кетцалькоатль, – Картофелю необычайно повезло. Я буду говорить о нем с большой буквы, потому что – поймите это, как понимали ваши предки, – он вообще-то существо одушевленное. И, уверен, ему чрезвычайно неприятно, когда вы говорите о нем как об обычном предмете. Итак, Картофелю повезло. Обычно для того чтобы стать богом, следовало соответствовать как минимум одному требованию. А именно – родиться богом. Если вы рождались человеком, вам следовало записаться в герои, а потом уже, отслужив не одну тысячу лет, вы могли претендовать на божественный пост. Кстати, даже этот пост не гарантировал вам безоблачного существования (судите по моему примеру). Но в герои люди всегда шли охотно – как в армию.
Да, почти всех убьют, рассуждали они, но кому-то же и повезет!
Нет, Картофель был лишен этого идиотского честолюбия. Он не был мелочным и отличался, как и все представители рода пасленовых, скромностью. Картофель не родился богом и не мог им родиться.
Он родился Картофелем.
И в герои он пойти не мог. Он вообще не ходит. Не потому, что не умеет. Просто у него нет в этом никакой необходимости. Хорошо, ближе к делу. Так вот, представьте себе кучку индейцев, которые гоняют в предгорье Анд за ламой. Естественно, ни черта у них не получается – а сколько раз я говорил: да натяни ты жилу на концы палки, натяни ее, поставь туда палку поменьше, и бегать не придется! – и туземцы бредут обратно в лагерь. Чумазое лицо одного из них искажается от боли, потому что он, видите ли, ударился ногой обо что-то. При ближайшем рассмотрении «что-то» оказывается клубнем Картофеля, который выкопала копытом, но не успела съесть та самая лама. Индеец, соображая, что раз предмет похож на клубень, то он съедобен (ну, этому хоть научил!) осторожно пробует Картофель на зуб. Остальные настороженно следят за соплеменником.
По прошествии трех часов – тот, кто попробовал Картофель, не умер, значит, можно есть, – они бросают клубни в огонь. Предварительно тот, кто обнаружил Картофель, уверяет, что это – Бог, который разрешил попробовать его и съесть. Эта наивная ложь меня злит.
Вот так, против своей воли, Картофель становится богом.
О дальнейшем, не побоюсь этого слова, геноциде Картофеля, названного богом чуть ли не в издевку, знают все. Картофель избивали, варили в кипятке, резали, строгали, жарили, сушили, в общем, подвергали всем известным людям способам кулинарной обработки. Признаюсь, меня даже немного мучит чувство вины перед Картофелем. Ведь готовить на огне научил людей именно я. Надеюсь лишь, что Картофель как настоящий клубень – спокойное и терпеливое, в отличие от людей, существо – отнесется к моей ошибке с пониманием.
Озлобился ли я на тольтеков? Мне не хочется об этом говорить.
Нет, второй попытки мне не предоставили. В нашем бизнесе все довольно жестоко. Банкроты остаются в памяти племен как боги, но на самом деле богами не становятся. К тому же племена таких несостоявшихся богов, как я, обычно вырезаются племенами более удачливых небожителей. Вы понимаете, к чему я клоню.
Покорение Латинской Америки испанцами.

 

Можно считать, что испанцы отомстили индейцам Америки за Картофель. С другой стороны, они вполне могли отомстить за меня. В любом случае благодарить Яхве за это я не стану. Терпеть не могу, когда мне оказывают услугу, о которой я не просил. Люди, между прочим, тоже не просят нас, героев, об услугах. Но это совсем другое. Переход людей из дикарского состояния в цивилизованное – не услуга, а суровая необходимость, установленная богами. Проще говоря, стать людьми было вашим предопределением. Роком. И кто этому не подчинялся, был жестоко наказан. Роком же. Вернее, Роком, избравшим своим орудием кого-либо. Обычно – других людей.
Так или иначе, а тольтеки были жестоко наказаны.
Настолько жестоко, что ни одного тольтека нынче не осталось. Хотя кое-какие надежды уцелеть в мясорубке, устроенной испанцами в Новом Свете, у тольтеков были. Ведь поначалу они присоединились к войскам – хотя «войска» слишком громко, скорее «бандам» – Кортеса. И совместными усилиями начали теснить ацтеков, которые после моей гибели стали самым сильным племенным союзом нынешней Мексики. Да-да. Тольтеки помогли испанцам вырезать ацтеков. Более того, если бы не тольтеки, испанцев бы попросту разбили наголову. Конквистадоров было не более двух сотен. Войско ацтеков насчитывало пятьдесят тысяч человек. Будь у испанцев даже пулеметы, которых у них не было, конквиста бы не состоялась. Если бы испанцам не помогли тольтеки, конечно. А они помогли.
Изредка я нахожу сходство между тольтеками и жителями страны, в которой живет Прометеус. Тольтеки и молдаване похожи тем, что без боя сдавали свою страну завоевателям и даже помогали им. Слишком много коллаборационистов. Предательство – грех, имеющий поистине притягательную силу. Уж кто-кто, а я об этом знаю не понаслышке. И от совершения этого греха людей не удерживает даже неминуемая расплата. Каждый думает, что уж с ним-то ничего не случится. Иуда повесился. Виши повесили. Гречанку, открывшую ворота родного города спартанцам, забросали металлическими щитами.
Но вы идете на это снова и снова. Предательство – это как смерть. Все понимают, что она придет, но никто, в сущности, не осознает того, что это случится именно с ним. Простите? Ах, да, конечно. Тольтеков же вырезали, разве я не говорил?
На аборигенах Латинской Америки – грех предательства.
За это их вырезали. Нет, я не нахожу это излишне суровым. Вы можете сколько угодно говорить о том, что коллективная ответственность противоречит всем нормам гуманности. Это не спасет вас от коллективной ответственности. Я всегда пытался донести до людей мысль: если ты родился, это уже накладывает на тебя определенные обязательства. Заставьте взвод, в котором два новобранца ходят в грязных рубашках, чистить казармы всю ночь. На следующее утро рубашки провинившихся будут сиять чистотой. Да, их лица, возможно, будут блистать синяками. Но синяки пройдут, а рубашки будут чистыми всегда. Да-да. Неандерталец в военной форме.
Прометеус Балан не так уж не прав, когда возлагает ответственность за гражданскую войну в Молдавии на всех ее жителей. Попытка списать что-либо на одиночек – не больше чем блеф. Любое индивидуальное действие есть проявление коллективного бессознательного. Только так, хотите вы этого или нет. Хотя я знаю – в глубине души хотите. Быть одному страшно. Иначе вы не сбивались бы в стада, ставшие племенами, которые вы затем гордо окрестили нациями.
Тольтеки не успели стать нацией.
Испанцы презирали их, даже когда с помощью тольтеков вырезали ацтеков. Поэтому переключиться на тольтеков солдатам Кортеса не стоило никакого труда. Когда у Эрнандо Кортеса спросили в Испании, как выглядит загадочная заокеанская страна, так называемый Новый Свет, то знаете, что он ответил? Кортес смял в кулаке лист бумаги, бросил его на стол королю Филиппу, задавшему вопрос, и сказал:
– Вот карта Мексики!
Позднее историки утверждали, что идальго имел в виду пересеченный ландшафт Мексики. Я-то знаю, что он говорил совсем о другом. Если бы вы знали, сколько презрения вложил в свои слова испанец. Когда Прометеуса Балана кто-то из иностранных журналистов, они приехали наблюдать за очередными постановочными выборами Молдавии, спросил, на что похожа его страна, Балан ответил так. Он сказал:
– Сатурн, пожирающий своих детей, вот что такое Молдавия!
Будь у него под рукой лист бумаги и знай он историю о Кортесе, отвечавшем испанскому королю на вопрос о Мексике, Балан, безусловно, проделал бы тот же жест, что и Эрнандо. Прометеус, как я убедился, не прочь порисоваться. Как, впрочем, и Кортес. Прометеус Балан, знай он эту историю с Кортесом, только и делал бы, что бросал лист бумаги на стол во время очередного спора.
Цитировать можно не только слова.
В 1535 году Мексика стала вице-королевством Новой Испании. Больше всего эта Новая Испания была похожа Грецию Гомера или Германию Гитлера. Жесточайшая диктатура. Полный тоталитаризм. Абсолютная слепота населения. Всепроницающий страх. Жизнь человека в Новой Испании стоила примерно столько же, сколько и древнего грека – совсем ничего.
В Элладе боги в любой момент могли, позарившись на вашу дочь, изнасиловать ее, или лишить вас богатства, или сделать калекой только за то, что вы пряли лучше Афины, играли на арфе благозвучнее, чем Аполлон, или просто выглядели свежее, чем Афродита после вчерашней оргии с солдатней. Естественно, вас объявляли святотатцем, бросившим вызов богам.
В Германии Гитлера на вас могли донести и упрятать в концлагерь только потому, что вы слишком долго занимали место преподавателя в университете (доносил аспирант), зарабатывали слишком много денег (доносил конкурент) или у вас была чересчур красивая жена (обходилось без доносов – вас задерживал офицер гестапо, которому жена приглянулась). В Новой Испании вас могли заключить под стражу по тем же причинам. Если, конечно, вы были испанец.
Потому что индейцев в Новой Испании считали скотами.
В Элладе была диктатура богов, в Германии – нацизма, в Новой Испании – вице-короля и инквизиции. Единственная возможность как-то спастись заключается в том, чтобы стать нацистом, заслужить расположение богов или начать служить инквизиции. Спастись от дракона может только дракон. Прометеус Балан пришел в ярость, когда понял это. Многие считают ее экзистенциальной яростью творца. Я уверен, все обстоит куда проще. Это экзистенциальная ярость обычного человека.
Вы задумывались над тем, почему так яростно кричат едва родившиеся дети?
Тех, кто не кричит, шлепают, чтобы они подали голос. У них, считается, куда меньшие шансов выжить или стать здоровым, полноценным человеком. Парадокс – уже само попадание в этот мир вызывает ярость человека, но если он не будет испытывать ярость, то вскоре покинет этот мир. Для того чтобы освободить легкие для первого глотка воздуха, необходимо закричать. Кричите, и пребудет с вами мир.
Полторы тысячи тольтеков, которые пытались укрыться от солдат Кортеса, кричали очень громко. Они едва не ускользнули от испанцев. К тому времени всех остальных тольтеков испанцы методично уничтожили. Эти, полторы тысячи, бежали ночью, но были застигнуты под утро конницей Эрнандо. Солдаты окружили беглецов и принялись избивать их холодным оружием. Конечно, в ножнах: убить их сразу было бы излишне щедрым подарком.
Тольтеки кричали, требуя от солдат немедленной смерти. Они знали, что их ждет по возвращении в Таллан – некогда столицу царства, где был штаб Кортеса, – и поэтому молили о смерти. Так же громко, как когда-то каждый из них молил о жизни, издавая младенческие вопли. Конечно, в живых не оставили ни одного. Последнего тольтека затравили собаками. Не так уж плохо, если знать, как закончилась жизнь последнего Инка.
Примерно в это же время в стране Прометеуса Балана великий господарь Штефан собирал ополчение для войны с турками. Получалось неплохо, но сил было явно недостаточно. Хуже всего было то, что в тыл Молдове собирались ударить валахи. Для народа страны Прометеуса Балана они являлись примерно тем же, чем тольтеки для ацтеков. Две части одного и того же народа, с разными названиями. Штефан собрал войско и отразил нападение. Валахи нападали одновременно с турками.
Грех предательства повис и на Молдавии.
Чуть раньше, но примерно в это же время Яков Шпренгер писал «Молот ведьм» в компании с ведьмой, принявшей обличье монаха. Яков Шпренгер искренне влюбился в соавтора. Неосознанно, разумеется. Скажи вы ему об этом, монах, не задумываясь, взошел бы на костер. Он считал свою любовь чистым и непорочным влечением к собрату по вере. А когда суккуб, вдоволь натешившись, испарился, Яков Шпренгер повесился. Грех предательства повис и на суккубе.
Внушив человеку любовь к себе и затем покинув его, ты становишься предателем.
Наказание последовало, конечно, хоть каждый и рассчитывал его избежать. Тольтеков уничтожили. В 1821 году Мексика была провозглашена независимым государством и через три года объявлена республикой. Вскоре после этого она начала терять свои территории. Для того чтобы смыть грех предательства, потребовалось почти двести лет.
В 1836 году от Мексики отделились Калифорния и Техас. Они провозгласили себя республиками, а позже вошли в состав США. Началась война, и Мексика потерпела поражение, после чего лишилась земель к северу от реки Рио-Грандо. С тех пор Мексика находится под огромным влиянием США.
В 1812 году Молдавия вошла в состав Российской империи и так и не обрела независимость, которую потеряла еще в XVI веке, когда стала вассалом Турции. Валахия еще была частью Турции. Со временем Валахия стала Румынией и теперь находится под огромным влиянием Западной Европы. Молдавия разрывается между Западной Европой и Россией. Суккуб Елена, внушившая необычайную любовь к себе Якову Шпренгеру, находится в Молдавии. Она – да суккуб, не Молдавия! – влюбилась в Прометеуса Балана, что уже само по себе случай небывалый. Якова Шпренгера, который повесился, потеряв объект своего вожделения – не понимая, что он его вожделеет, – суккуб Елена вспоминает лишь изредка. Прометеуса Балана она потеряет так же, как Яков Шпенгер потерял ее.
Предательство – грех, за который карают вечно.
Я? О, нет. Это трудно назвать карой. Но и никаких поблажек тебе – даже если ты жертва предательства – никто не сделает. Поначалу я было рассчитывал вернуться в человеческий облик, чтобы начать все сначала. И подумывал даже над бесперспективными туземцами бассейна Амазонки. А потом привык и не имею ни малейшего желания прекратить быть кактусом.
Да, когда-то я был героем, но с меня довольно. Сейчас я кактус, обыкновенный кактус. Зовите меня энцефалокарпус. По крайней мере так было написано на этикетке, которую прикрепили ко мне в магазине цветов, расположенном в Кишиневе на улице Штефана Великого. Суккуб Елена, принявшая человеческое обличье, купила меня за сто двадцать леев (что-то около десяти долларов США, страны, покаравшей Мексику) и сорвала этикетку. И подарила меня Прометеусу Балану на двадцать пятый день его рождения. Ирония судьбы: два героя очутились в одном доме. Хотя, я уже говорил, оставьте мое героическое прошлое. Или назовите моим именем улицу города, как вы назвали уже одну именем Штефана, ставшего жертвой предательства. И перестаньте называть меня героем. Так и зовите меня – кактус.
А еще лучше – Encephalocarpus Berger.
Назад: Фриних:
Дальше: Картофель: