Глава 25

Война… Битва… Два слова, и одному без другого существовать трудно. Я уж было решил, что смысл здешнего мятежа состоит в стоянии лагерем, обитатели которого занимаются главным образом потреблением рома и толстых женщин, а между этими развлечениями по сто раз рассказывают одни и те же малоправдоподобные истории о великих подвигах. Так что все, разумеется, держится исключительно на мне одном: и богатых буржуев похищаю, и казну противника опустошаю, и даже о раненых пытаюсь заботиться, из-за чего подмочил свою черную репутацию — слишком уж противоестественное занятие для зловещего демона.

Но все изменилось в один день. И вот лагерь уже позади, мы выступаем к реке. Называется она Тота, но это слово я видел лишь на карте. В обиходе всем местным известно, что если заговорили о реке, не упоминая о какой именно идет речь, то всегда подразумевается именно она.

Даже на карте Тота выглядела величественно. При беглом взгляде могло показаться, что по ее исполинской долине протекает не одна река, а добрый десяток иди даже более. К тому же местами они сливаются, образуя озера, тянущиеся на десятки миль. В здешней миле чуть больше нашего километра, точнее сказать не могу, так что водоем очень и очень приличный, ведь и между берегами на таких участках расстояния немногим меньше. Там, где русло вновь разветвляется, медленные струи тропических вод лениво огибают густо заросшие острова с топкой почвой, где на один кубометр воздуха насчитывается тонна зверски голодных москитов. Даже беглые рабы там не отваживались укрываться, а уж честные люди и близко не показывались. Для здешних армий такая преграда почти непреодолима. Ну разве что собрать огромный десантный флот и взять вражеский берег лихим наскоком. Причем проделать это можно лишь в отдельных местах, потому как почти везде высадке препятствуют болота, глинистые обрывы и зеленые стены из труднопреодолимых зарослей, нависающих над водой.

Тота разрезала провинцию на две неравные части. Меньшая, что южнее, контролировалась мятежниками, северную держала армия Директории.

Но так было не всегда. В те времена, когда Дюкус первый раз принял командование, вояки Валатуя, одерживая победу за победой, добрались до правого берега, устроив там знатную панику. Так уж вышло, что северная часть провинции была куда зажиточнее, и тамошние толстосумы не все приветствовали восстание, а уж о колониальной администрации и говорить нечего. Вот и пришлось им спешно мчаться к ближайшим портам и слезно проситься на пароходы, пусть даже они не пассажирские, а подпорченную селедку перевозят. Но появился Грул, кого надо повесил, других построил в три шеренги, так что лихим вакейро пришлось отступить с немалыми потерями, от которых они не оправились до сих пор.

Чем больше я узнаю об истории восстания, тем меньше понимаю, почему Грула не казнили самым страшным способом. Видимо, у Валатуя все так плохо, что он готов на любых союзников. Война забуксовала, вакейро сидят на левом берегу, солдаты Директории на правом. Войска охраняют лишь места, пригодные для массовой высадки, на остальных участках реки можно переправляться без лишних свидетелей, чему доказательство моя недавняя эпопея с похищением.

Есть и другое объяснение удачливости Грула. Силы, которые поддерживали Валатуя, решили разделаться с опасным противником, мешающим прибрать к рукам сидерит. Вместо пули применили интригу, и прославленный генерал превратился в бесправного заключенного. Дюкуса использовали как слепую пешку. Ну а потом, когда нарисовалась возможность превратить врага в союзника, ее не стали упускать.

Как-то очень уж изощренно, здесь принято работать гораздо проще, но тем не менее такая версия имеет право на жизнь.

Или Дюкус припомнил все старые обиды и сильно возбудился, или из метрополии пришел категорический приказ, но он все же решился на активные действия. Его основные силы вышли к Тоте, причем берега на выбранном участке очень удобные для десантной операции, а сама местность обжитая, без гиблых болот и непроходимых зарослей. Река пересекала гряду невысоких холмов, кручи сдавливали ее с обеих сторон, блуждающие русла сливались, сообща продавливаясь через преграду, чтобы затем, уже ниже, вновь разбежаться по сторонам. Острова меж ними давно освоены фермерами, на влажной почве хорошо рос сахарный тростник.

Глубины почти везде незначительные, во многих местах протоки можно переходить вброд. Армия Дюкуса неспешно форсировала один речной рукав за другим, занимая острова. Вакейро никак этому не препятствовали по причине того, что легкая конница восставших не могла эффективно действовать в густых зарослях сахарного тростника, да и топких участков, опасных для лошадиных копыт, там тоже хватало. Не дикие болота, но тоже неприятно. Поэтому Валатуй терпеливо ждал на своем берегу, когда же противник выберется из водного царства на открытую местность, удобную для кавалерийских наскоков.

И вот этот миг настал. Ну или почти настал — Дюкус высадился на последний остров. Далее оставался неширокий мелководный рукав, за которым берег мятежников. И мы не должны позволить правительственным войскам его занять.

Говоря «мы», я вовсе не подразумеваю, что и я в том числе. На мой вопрос, не стоит ли мне раздобыть саблю, чтобы рубить подлых врагов с седла, Грул ответил в духе «увижу тебя в бою, оторву яйца, заставлю съесть и сказать, что было очень вкусно». После такого предупреждения я решил, что вмешиваться в битву мне не стоит. Да и не хотелось, если честно, не такой уж я бессмертный демон, чтобы добровольно под пули соваться. К тому же местная война меня никаким боком не касается.

Временный лагерь устроили за пологим холмом, а на его вершине Валатуй разместил командный пункт. Оттуда склон неспешно спускался к реке, которая протекала милях в полутора. За рукавом шириной метров в сто ивовым листом, болтающимся на ленивом течении, тянулся длинный остров. Издали казалось, что он весь покрыт прямоугольниками кукурузных полей, но на деле там не было ничего, кроме сахарного тростника. Густые заросли тропической растительности давно предали топору и огню, засеяв каждый клочок земли. Даже для жилья батраков не осталось места, их крошечный поселок располагался в воде, простенькие хижины стояли на сваях.

Сейчас там ни одного батрака не осталось. Солдаты Дюкуса косили тростник, расчищая площадки под артиллерийские позиции, у дальнего берега в два ряда стояли палатки. Там размещалась далеко не вся армия, только авангард, но беглого взгляда хватало, чтобы понять: врагов уже немало. С учетом знаний того, что это лишь передовые части, возникали здравые сомнения в успешности открытого столкновения. Разношерстно вооруженные вакейро не казались такими уж страшными противниками. Я успел на них насмотреться с разных ракурсов, так что сомнения в их великой боеспособности обоснованны.

О чем думают Валатуй и прочие? Не знаю, ведь на военный совет меня не допускают. И зря, я бы с удовольствием там уши погрел. И командованию от этого тоже плюс, ведь простые солдаты суеверны, их охватит суеверный восторг, когда узнают, что отцы-командиры прислушиваются к мнению самого настоящего демона.

Хотя, если откровенно, слишком уж много Грул возомнил насчет демонической репутации: многие офицеры относятся ко мне с нескрываемым недоверием, а верхушка армии и вовсе считает мошенником.

Ни богов, ни демонов для них не существует.

— Жаль, Леон, что тебя на совете не было.

Не могу не согласиться с таким утверждением. Но помалкиваю в надежде, что генерал чуть приподнимет завесу тайны.

Я не ошибся в своих ожиданиях.

— Эти рожденные в седле лысые обезьяны решили мне припомнить былое. Дескать, именно из-за меня они остались без артиллерии. С одной стороны, эти уроды как бы и правы, потому как я, когда их гонял, отбил немало полезного добра. Но если глянуть с другой стороны, изначально пушки были только у Дюкуса, просто этот тупой дегенерат их растерял, так что я просто вернул утерянное имущество. Но знал бы, что так в итоге выйдет, ни за что бы… Леон, дай-ка взгляну в твой бинокль. Ух ты! Ну и видимость! Леон, да у меня куда хуже, муть одна! Ты где его раздобыл?!

— Поверите, если скажу, что купил на честно заработанные деньги?

— Конечно, не поверю, у тебя самый лживый язык во всей провинции. Вот что, бери мой взамен, твой я забираю, мне нужнее.

— Да вы просто грабитель.

— Не обеднеешь. Ты только посмотри, что эти свиньи делают. Тащат тяжелые мортиры прямо по дну. Они что, здешних рек никогда не видели? Хотя чего это я… Видели, конечно, просто Дюкус небось визжит недорезанным поросенком, требуя немедленно доставить артиллерию на передний край, чтобы обстрелять наш наблюдательный пункт. Думаю, меня узнали уже, у извращенца так и свербит прямо сейчас отомстить за повешенных смазливых мальчиков. Нет, ну ты глянь на них! Что вытворяют! Безмозглые ишаки, здесь фашинами не обойтись, нормальную переправу стелить надо или понтоны сбивать!

Здешние реки я видел, и хоть не могу похвастаться тесным с ними знакомством, прекрасно знаю, каковы они. Если течение ленивое или его почти нет (а другого я пока не наблюдал), то берега топкие, дно тоже не подарок. Ила там столько, что можно уйти в него как в болотную трясину, и найдут тебя очень не скоро в ходе археологических раскопок. Без груза перебраться с берега на берег — уже целое приключение.

А солдатам приказали не просто пешком перебираться, а и тащить четыре пушки с короткими и непомерно толстыми стволами. Как их назвал генерал — мортиры. Не знаю, сколько в них веса, но людей вокруг копошилось, как насекомых в потревоженном муравейнике. Тянут за канаты, толкают, связки жердей под колеса подкладывают. Грул, негодяй, подменил мой отличный бронзовый бинокль на какую-то каракатицу с небрежно отшлифованными линзами, так что детали разглядеть трудно. Но и без них понятно — пушки вот-вот засядут окончательно, если это уже не случилось.

Впрочем, не вся артиллерия попала в беду. Легкие орудия разгружались с плотов, для этого на топких берегах устроили настилы. Пушки потяжелее эти плавсредства выдержать не могли, делать новые, основательные, Дюкусу было некогда, вот и надрывается солдатня.

— Ну все! Допрыгались! Теперь точно засадили окончательно! — довольно выдал генерал.

Стайка цветастых попугайчиков расселась по стеблям какой-то неизвестной мне древовидной травы, после чего отдельные пернатые начали шумно выяснять отношения. Грулу это не понравилось, вытащив револьвер, он выстрелил в направлении источника раздражающего шума. Птицы будто испарились, и даже насекомые стали стрекотать заметно тише, страшась потревожить генеральский слух.

Подъехал Валатуй, не слезая с седла кивнул:

— Приветствую, Леон. Генерал, что за пальбу вы здесь устроили? Отсюда до них даже из лучшей винтовки не достать.

— А кто сказал, что я стрелял в солдат? Ваши попугаи — настоящее зло. Только зазевайся, и на голову нагадят, гнать их надо отовсюду, где видишь.

— Детям они нравятся. Глупые птицы, кинь на ладонь пару зерен — и на пальцы садятся. Даже кошек не боятся. Слишком маленький мозг, в нем нет места для страха. Посмотрите: солдаты уже поставили несколько батарей и ящики со снарядами поднесли, странно, что не начинают обстрел.

— Что странного? Это полевые пушки, старые причем, до нас если и добьют, то при максимальных возвышениях ствола, а для таких стрельб у них даже таблиц нет. Уж поверьте, я знаю. Орудия на переплавку давно пора отправлять, точности даже на средних дистанциях не добиться. По нам стрелять можно часа три без попадания, а войско они не видят, за холмом оно.

Я указал вдаль. Там, ближе к середине русла, на одном из островов, даже без бинокля можно было разглядеть вытянутую тушу дирижабля:

— Можно поднять в воздух наблюдателя, он тогда разглядит позиции за холмом. Удобно корректировать стрельбу.

— И чем он корректировать будет? — насмешливо спросил Грул. — Орать на целую милю? Или ему туда телеграфную линию проведут?

— Ну зачем такие сложности? Достаточно простейших сигналов, их можно флажками отдавать. Что требуется от корректировщика? Главным образом давать направление от попадания пристрелочного снаряда к цели и дистанцию до нее.

— У вас в аду тоже артиллерия есть? — очень серьезно поинтересовался Валатуй.

Ответил я неопределенно:

— Доводилось сталкиваться.

— И как, победим мы в этом бою или нет?

— Смотря что подразумевать под победой.

— Поясни.

— Я в этих местах впервые, и к тому же генерал самым гнусным образом лишил меня отличного бинокля, подсунув полный хлам, но даже в это убожество прекрасно вижу, что левый берег в этом месте непростой. Вон, в последнем рукаве бродят солдаты, дно изучают. При этом они двигаются не так уж медленно, значит, под ногами у них песок, ила мало или вообще нет. Плюс глубина небольшая. То есть форсировать эту преграду можно с ходу. Но если глянуть дальше, на протоку за островом, легко заметить, что вода там почти стоячая, заросло зеленью почти все. По сути, это уже не речной рукав, а болото. Хоть и узкое, но вон как бедолаги копошатся, пытаются пушки вытащить. Ила там полным-полно.

— Я хотел услышать пояснение твоим словам по поводу победы, а не рассказ об особенностях реки в этих местах.

— Без этого рассказа мой ответ будет неполным.

— Ну хорошо, давай дальше.

— Если приглядеться к действиям солдат, которые перетаскивают орудия через брод, можно заметить интересные вещи. Их как будто специально загоняют в самые топкие места, чуть ли не в трясину бездонную. Да почему как будто? Я вот не сомневаюсь, что все так и есть.

— И зачем же Дюкусу топить свою тяжелую артиллерию?

— Дюкусу незачем, а вот вам это выгодно.

— И?

— Генерал постоянно разговаривает с гостями, одетыми в гражданское, но при этом заметна военная выправка. После бесед они куда-то уезжают, а их сменяют все новые и новые. Не удивлюсь, если некоторые из них уезжают не с пустыми руками, а с неплохими деньгами, не говоря уже о подробных наставлениях. Ни для кого не секрет, что Дюкуса уважают мало, если не сказать хуже. Как я сам уже убедился, немало его солдат готовы дезертировать к вам при первой возможности. Думаю те, кто сейчас командует перетаскиванием орудий, как раз из таких. И даже более — с ними заранее согласовали эти действия. Вон, плот перевернулся, легкая пушка на дно ушла. Как такое возможно на спокойной воде? Кто-то приложил руку, другого ответа нет.

— А победа здесь при чем?

— Недавно я был в Такварисе…

— Мы уже наслышаны о твоих похождениях, — перебил Валатуй, ухмыльнувшись.

— Там я рассказывал, что бывал в вашем лагере, и некоторые интересовались, не знаю ли я планы армии мятежников. Отвечал на это, что в секретные планы меня никто не посвящал, но слухи ходили, будто вы собираетесь переправляться на правый берег, причем именно в этом месте. Генерал, отправляя меня туда, просил отвечать именно так. И, думаю, рассказывал такое не я один, а Дюкус, может, и полный идиот, но штаб у него работает, сведения собирает.

— Много слов, и ни одного про победу. А я ведь жду.

— Хорошо, буду краток. Вы никогда не собирались здесь переправляться. И армию Дюкуса тоже не собираетесь громить. Не все острова так легкодоступны, реки крови прольются, это никому не надо. А вот с ходу взять остров, примыкающий к левому берегу, будет несложно. Маневрировать крупными силами по этому архипелагу Дюкус не сможет, так что ему придется лишь локти грызть, наблюдая, как громят его авангард. Еще обиднее, что все эти пушки, как переправленные, так и завязшие, достанутся вам. Артиллерия будет весьма кстати, ведь после ряда военных неудач ее очень не хватает.

— Ты подслушивал?

— Не понял?

— Откуда ты узнал, о чем говорили на совете?

Вмешался генерал:

— Ничего он не подслушивал. А если и делал это, то не известным никому способом. У Леона есть голова, он видит то, что другие не замечают, и умеет делать далеко идущие выводы.

— Вот как? Что ж… весьма полезное качество. Но одновременно опасное. Опасное для обладателя. Иные вещи лучше не знать, гораздо дольше проживешь. Грул, я хочу, чтобы ваш Леон ворвался на остров вместе с моими людьми. Мне понравилась та история с пулеметом, ему я доверяю куда больше, чем вечно трясущемуся Мюльсу. Да и не прочь поглядеть, так ли он хорош.

Генерал, который не далее как вчера угрожал устроить зверскую кастрацию, отягощенную каннибализмом, в том случае, если я влезу в схватку, кивнул как ни в чем ни бывало:

— Дельная мысль, Леон и правда неплохо обращался с пулеметом, пусть будет при Мюльсе, тот трусоват и ненадежен, давно пора подыскать ему замену.

Вот же предатель!..