Глава 44

Матильда постукивала пальцами по ручкам кресла и хмуро смотрела на окружающих ее мужчин. Рядом с ней слуга только что закончил читать послание от ее супруга. В ответ на просьбу оказать ей помощь Жоффруа писал, что не может отправить людей и припасы, не зная о положении Матильды подробнее. Сам же вообще отказывается приезжать в Англию – по крайней мере, пока не будет точного представления о том, как обстоят дела. Однако, добавлял супруг, если Матильда пожелает прислать к нему графа Глостера для переговоров, он согласится выслушать его.

Матильда злилась на Жоффруа за то, что тот тянул время и осторожничал. Он нужен ей здесь и сейчас, чтобы помочь повернуть ход событий вспять.

Стефан недавно тяжело болел. Был момент, когда все думали, что он может умереть, но король поборол болезнь, и с каждым днем, как сообщали Матильде ее осведомители, ему становилось лучше. Значит, вскоре он снова начнет активные действия против нее, и в такой момент отправлять брата в Нормандию ей совсем не хотелось.

Роберт вскинул руки:

– Лучше я останусь здесь. Не хочу бросать вас без защиты, без продуманных и подготовленных стратегий. К тому же у меня нет никакого желания ехать через вражескую территорию с риском снова попасть в плен.

– У нас мало припасов, – заметил Джон Фиц-Гилберт. – Мы не можем сражаться без людей, лошадей и денег. Я не могу растягивать наши ресурсы вечно – предел уже близок. И у нас нет времени посылать графу Анжу очередную просьбу, на которую снова получим отказ. Нужно, чтобы кто-то поехал туда и постарался убедить его помочь нам, и лучше, если это будет тот, кого граф хочет видеть.

Матильда заставила себя повернуться к маршалу. В ходе отчаянного сражения под Винчестером, когда Фиц-Гилберт пытался задержать войска епископа возле Уеруэллского монастыря, он потерял глаз – с крыши горящего аббатства потек расплавленный свинец прямо ему на лицо. Теперь там был безобразный шрам, и смотреть на маршала было очень тяжело. Однако она не станет унижать его жалостью или сочувствием, потому что он сам никогда не жалеет себя и ни о каких поблажках или наградах не просит.

– Все это мне известно, – обронила она, потому что да, он был прав.

Жоффруа не станет говорить ни с кем, кроме Роберта, как обещал: есть в нем такая черта – заносчивость. А главное – собственные военные действия в Нормандии он считает более важными. К тому же они успешны, тогда как Матильда в Англии терпит неудачу за неудачей.

Роберт протяжно выдохнул:

– Если это необходимо, то я поеду. Точку зрения маршала я понимаю, хотя и не разделяю ее.

Жоффруа Анжуйский уставился на шурина холодным взором.

– Ключ к английской короне – Нормандия, – заявил он. – Пока я не закреплюсь здесь окончательно, будет глупо с моей стороны ехать в Англию и оставлять незаконченные дела без присмотра.

Они сидели в залитой солнцем комнате в крепости Роберта под Каном. Шли первые дни ласкового сентября. В небе мелькали ласточки, наедаясь перед отлетом на юг последними летними мошками. Жоффруа глянул на девятилетнего сына, который сидел за столом с перьями и цветными чернилами, пока взрослые толковали о серьезных вещах. В золотых лучах, косо падающих через оконную арку, его волосы блестели, как тонкая металлическая проволока.

Всего неделю назад Жоффруа отвоевал у коннетабля Стефана замок Мортен. Да и весь прошедший военный сезон оказался удачным. Таншбре и Вир тоже пали, как и еще полдюжины других крепостей.

– Еще немного – и я смогу обеспечить сыну и его наследникам герцогский трон Нормандии. Если сейчас отвлечься, то я потеряю то, что достиг, а таких потерь у нас уже и так предостаточно.

Он видел, что Роберту не понравились его слова. К шурину Жоффруа в общем относился неплохо: считал его довольно неотесанным и твердолобым, но признавал его ум и воинский талант, доказанный успешными боями в Нормандии тем летом, и ценил его непоколебимую верность Матильде. Стойкость и благородство Роберта были достойны восхищения.

– Я не считаю, что в том есть ваша вина, – продолжил он как ни в чем не бывало. – Свою супругу я хорошо знаю: она может быть весьма несговорчивой, когда закусит удила, и вам пришлось иметь дело с вероломными баронами и прелатами. Да и удача не всегда вам сопутствовала. Как бы то ни было, в моем приезде в Англию смысла нет, более того – это опасно. Английские бароны станут ворчать насчет анжуйского выскочки, и жена моя, с радостью принимая от меня людей и деньги, мне не обрадуется. Если уже сейчас вы с трудом сохраняете сторонников, то присутствие анжуйского супруга рядом с императрицей окончательно их оттолкнет.

Роберт нахмурился:

– Если такова ваша позиция, то не глупо ли и бессмысленно было призывать меня в Нормандию? Все это можно сказать в письме. Каждый день, пока меня нет, ситуация в Англии становится все сложнее.

Жоффруа пожал плечами:

– Мне нужно было узнать, что происходит, и кого мне расспрашивать, как не брата моей жены? Письма и посланцы хороши, но всего они не передадут. С Матильдой мы не виделись уже три года, и за это время она почти дотянулась до короны и потом упустила ее лишь из-за собственного упрямства. Я должен удостовериться, что, посылая в Англию людей и деньги, я не выбрасываю столь необходимые мне средства в бездонную пропасть. Кроме того, я видел, какой вы военачальник, и теперь меня вовсе не тянет в Англию. – (Роберт напрягся.) – Вы неправильно поняли, – сказал Жоффруа, хотя искорки в его глазах свидетельствовали, что шурина он поддразнивает намеренно. – Вы превосходный командир и не захотите, чтобы я мешал вам со своим мнением. Если быть честными друг с другом, вы также не желаете видеть меня в Англии, как я не желаю туда ехать.

– Я могу поехать! – подал голос Генрих. – Ведь я буду королем Англии, и потому мне надо быть там. Это несправедливо, что мама сражается, а я нет.

Жоффруа смотрел на не по годам развитого сына с нескрываемой гордостью.

– Ты так считаешь?

Кивнув, Генрих встал со своего места под окном и принес отцу и дяде лист пергамента, над которым трудился.

Жоффруа изучил изображение осажденного замка, в который из-за рва летели стрелы. На земле лежали тела, обильно залитые кровью. Защитники замка метали со стены камни. Голубая лента была, очевидно, рекой, потому что в ней плавали рыбы. Генрих стал указывать на недочеты в обороне и объяснять, как бы он сам повел осаду и захват замка.

– Это лондонский Тауэр, – пояснил он.

– Ты же никогда не видел Тауэра!

– Значит, мне нужно поехать и посмотреть.

Жоффруа хохотнул, но потом посерьезнел и качнул головой:

– Англия – опасное место. Я не могу пока отпустить тебя туда.

– Безопасных мест нет, – резко заметил Роберт. – Приезд Генриха может стать той малостью, которая склонит чашу весов в нашу пользу. Мы должны показать людям, что этот мальчик их лучшая надежда на будущее. В нем чувствуется истинная королевская кровь.

Граф Анжу насупился. Он не хотел продолжать эту тему.

Пока был жив король Генрих, Жоффруа часто слышал о том, что Англия – великолепная страна, где царит мир и благоденствие, где поля плодородны, где от богатств ломится казна. Но все это исчезло. Стефан растратил золото на приверженцев и наемников, а что не потратил он, то украл его братец епископ. Там идет война, там поля черны от пепла. Это не тот край, куда поедет разумный человек, а уж тем более не отпустит туда беззащитное дитя. Пока же Генрих здесь, он находится у него на глазах, под его влиянием и присмотром.

– Я хочу поехать, – произнес Генрих, упрямо вздернув подбородок и сверкнув глазами, и Жоффруа сразу вспомнилась Матильда. – Я хочу научиться воевать.

– Почему не учиться этому в Нормандии? – спросил Жоффруа. – Я покажу тебе все, что нужно знать, и объясню.

– Но здесь корону не завоюешь, – заявил Генрих с неопровержимой логикой. – Я хочу увидеть маму и хочу увидеть Англию.

Жоффруа поджал губы.

– Я позабочусь о нем, – стал убеждать зятя Роберт. – Клянусь жизнью, что с ним ничего дурного не случится. Только дайте мне воинов и припасы, чтобы мы преодолели наши нынешние трудности. Вы правы в том, что Нормандия может стать фундаментом для победы вашего сына, но какой смысл в фундаменте, если не строить дом?

– Это задача поручена вам и моей жене, а вы с ней пока что не столько строите, сколько ломаете, – отрезал Жоффруа.

– Мы с вашей женой знаем, что нам требуется помощь из Нормандии и что пользы от нее будет больше, если со мной вернется Генрих, раз вы сами не хотите ехать.

Жоффруа бросил на Роберта тяжелый взгляд, но потом вздохнул:

– Ладно. Я дам вам три сотни человек и провизии на пятьдесят судов. От вас я требую, чтобы вы заботились о моем сыне и оберегали его от любых опасностей ценой собственной жизни, как вы минуту назад поклялись. И вернете его мне по первому требованию. И только на таких условиях можете забрать его ненадолго.

Радость засияла в глазах Генриха. Мальчик издал восторженный вопль и помчался хвастаться братьям, что уезжает завоевывать себе королевство.

Лицо Роберта обмякло от облегчения.

– Спасибо, – сказал он. – Вы приняли верное решение.

– Надеюсь, – хмуро буркнул граф Анжу.

В его душе не было ничего похожего на облегчение или радость. Он знал, что даже самые ревностные опекуны не изменят того факта, что Англия – опасное, сложное место и что Роберт не сумеет защитить Генриха от всего, что может встретиться им на пути, начиная с морской переправы. Хватит одной ошибки кормчего и одной норовистой волны. Но еще сильнее его расстраивало другое. Жоффруа уже предчувствовал, как сильно будет скучать по этому живому, смышленому ребенку, который, как солнце, освещал его жизнь.