Хелене Эриксен выключила зажигание, вышла из своей машины и закурила. Застегнув молнию пуховика доверху, она почувствовала, что делает то, чего делать не следует. Встречаться на пустынной дороге, втайне, так поздно вечером? Она глубоко затянулась, и красный пепел осветил ее пальцы. Заметила, что дрожит. От холода, наверное, октябрь внезапно принес с собой тьму, обычно принадлежащую ноябрю или декабрю, но она понимала, что, конечно, не только поэтому. Она втянула руки в рукава куртки и стала высматривать на пустынной дороге фары, которые вот-вот должны показаться.

Больше тридцати лет прошло, но все равно как будто не отпускало. Она все еще просыпалась посреди ночи, на мокрой от пота простыне, от одного и того же сна, боясь того, где он был, боясь того, что теперь будет. Страх получить наказание, если она сделает что-нибудь не так. Скажет что-нибудь не так. Будет думать не так, как тетушки. Тогда ей было семь, теперь за сорок, и все это по-прежнему сидело в ней, и она почувствовала, что ненавидит это.

– Это не твоя вина.

Это было первое, что сказал он, психолог. Ей было одиннадцать лет, может быть, двенадцать, она точно не помнила, только то, что в его офисе странно пахло, и ей было тяжело раскрыть рот.

– Это не твоя вина, Хелене. Я хочу, чтобы ты начала с этого. Думать вот так: «Это не твоя вина». Сможешь сделать это для меня? Сможешь начать с этого?

Хелене Эриксен присела на капот, подогнув ноги под себя, вглядываясь в темноту окружающей местности. Тени деревьев, похожие на живые существа, шепчущие полумертвые люди, и она почувствовала, что ей все еще страшно оставаться одной. Выбросив недокуренную сигарету, она села обратно за руль машины. Внутри безопаснее. Вставив ключ в зажигание, она повернула его на один оборот, чтобы заработала печка и радио.

Она понажимала на кнопки и нашла любимую радиостанцию, чтобы отвлечься от этих мыслей. Прибавив громкость, она стала барабанить пальцами по рулю, высматривая через лобовое стекло фары, которые вот-вот должны были показаться.

– Как ты думаешь, у тебя получится, Хелене?

Светлые волосы. Ходить в одной и той же одежде. Всегда одно и то же, день за днем. Школа, йога, уборка, уроки, таблетки, школа, йога, уборка, уроки, таблетки. Тридцать лет назад. Сколько еще это будет в ней сидеть?

– Понимаю, что это трудно, но я здесь, чтобы помочь тебе.

Хелене Эриксен вытащила пачку сигарет из кармана и закурила, хотя ей вообще-то не хотелось курить, открыла дверь машины, чтобы не сидеть в дыму, но быстро ее закрыла – слишком холодно. Зима в октябре? Как будто кто-то свыше решил наказать их.

– Как ты думаешь, Хелене?

Двенадцатилетняя девочка в Осло, сидит на стуле перед незнакомым мужчиной с усами.

– Это не твоя вина, ты понимаешь, Хелене?

Хелене затянулась сигаретой и сделала радио еще погромче, ей нравилось, как музыка заполняет машину, заставляя ее думать о других вещах.

Ей уже двадцать два, и она сделала то, что должна была. Закончить школу. Получить образование. Стать кем-то.

Автобус. На месте. Имущество несостоятельного должника. Садоводство. И она так хорошо это почувствовала, потом, чего действительно хотела в этой жизни.

Хелене выключила радио, взглянула на часы и вышла из машины. Подумала, не выкурить ли еще сигарету, но решила, что в этом нет никакого смысла, поэтому стала просто вглядываться в темноту, убрав руки в карманы пуховика.

– Так как ты думаешь, Хелене?

Она передумала и все-таки закурила, смотря на дорогу в поисках огней, которые скоро должны появиться.

Хелене Эриксен еще раз затянулась, когда огни, которые она ждала, вдруг показались и подъехал белый фургон, остановившись прямо перед ней.

– Привет, что случилось? – спросило лицо из окна.

– Ты ведь, наверное, слышал? – сказала Хелене.

– Что слышал? – сказал мужчина за стеклом.

– Ты шутишь, – сказала Хелене, подойдя к мужчине в окне.

Она увидела, что он подумал прежде, чем ответить.

– Это не имеет ко мне никакого отношения.

Хелене почувствовала, что очень хочет ему поверить. Она бы все на свете отдала за это чувство, поверить ему, но не получалось.

– Они спрашивают, – сказала она, плотнее завернувшись в куртку.

– Спрашивают о чем?

– Обо всех, обо всем.

– Господи, Хелене, ты думала, что это я?

– Но ты ведь был там, разве нет? В своем доме? Все лето? Ты не был дома, правда? Я должна была, ну, ты понимаешь. Спросить. Я так люблю тебя.

Ее брат улыбнулся, высунув руку из окна машины.

– Я тоже тебя люблю, Хелене, но, боже мой! Посреди пустынного поля, посреди ночи? Это было необязательно.

Она почувствовала себя глупо. Еще плотнее укуталась в куртку, когда ее брат улыбнулся и погладил ее по руке через окно.

– Нет, но, я просто… ну, ты знаешь, перья и все такое?

– Я покончил с этим давным-давно. Поезжай домой и ложись спать, хорошо?

Хелене Эриксен ощутила теплую руку на своей еще раз перед тем, как он поднял стекло.

И вот он уже исчез, так же быстро, как появился.